Событие семьдесят третье
Морской пехоте не место в болоте.
Всадникам хана две кружки айрана,
Ножку фазана, хвостик сазана,
В первых ряда горлопана болвана
И мчатся они со словами корана…
Это от скуки Иоганн стал стих сочинять. Не успел окончить. Что-то забурлило на покосе и движуха началась. Правда, не вперёд пока, а так, броуновское движение.
Ага! Вот в чём дело. Из леса выехало ещё несколько всадников и по отблескам солнца на золоте доспехов, ну, или на позолоте, тут щупать надо и напильником проверять, стало ясно, что это главнюки прибыли и именно их и ждали.
Даже ор какой-то поднялся на том берегу речушки. Движуха продолжилась и стала ясна цель — это рядовые кавалеристы пытаются устроить центробежное движение, чтобы освободить дорогу этой сверкающей на солнце группе. Солнце сейчас как раз у Иоганна за спиной, на юго-западе и это ещё один плюсик в их обороне, татаровья будут наступать прямо на солнце, и следовательно, им будет целиться из лука не очень удобно. Стрелял недавно из пищали Иоганн прямо в сторону заходящего солнца, так что теперь может как эксперт посоветовать татарам не спешить.
Дорогу для главнюков расчистили и в чешуе золотой, как жар горя и шелками все пестря, впереди два главаря, всех улыбкой одаря, на край самый пустыря, опасения презря… Опять не успел. Чёрт бы побрал этого Мартина! Никто ведь команды не давал. Прямо над ухом у Иоганна, затаившегося в фургоне, щёлкнула тетива и толстая арбалетная стрела полетела в золотых, которые почти до переправы уже добрались. И в кого-то через секунду попала. Дело было вечером, больше делать нечего. Там ор крики и суматоха поднялась на том берегу, вся секретность потеряна, и барончик тоже потянул за скобу пищали.
Бабах. Это послужило сигналом для открытия огня и новиками, и арбалетчиками, с трёх сторон в татар ближайших к переправе полетели стрелы. Позади сопел Мартин, всё это устроивший, заряжал арбалет снова. Иоганн сначала потянулся за следующей пищалью, но потом дал себе по руке загребущей — он последний довод королей. Ему нельзя все свои пукалки истратить. Хотя, очень хотелось, в такой толчее и суматохе пуля точно найдёт сама, без помощи прицельных приспособлений, в кого попасть. Вжих, опять над ухом щёлкнуло. И ровно через секунду, ну две, ещё раз. Точно, у фон Бока же два заряженных арбалета.
Татары и кони татарские на том берегу начали падать, вставать на дымы, сталкиваться, кусаться, стегаться плётками и орать. Шум поднялся такой, что даже сопение заряжающего снова арбалет расстриги не слышно стало. Иоганн обернулся, даже подумал, что может распределить усилия, фон Бок заряжает, а он в ту степь стрелы отправляет. Быстрее же получится, но не успел предложить это юнкеру, он вскинул к плечу арбалет и потянул за скобу. Вжик, даже воздухом по лицу мазнуло от распрямляющихся арбалетных дуг. Пусть сам стреляет, решил парень. Быстрее не получится, пока он принимает аппарат, пока разворачивается, пока, как уж получится, целится, и передаёт фон Боку агрегат назад, пройдёт больше времени, чем тратит сам Мартин на выстрел.
Татарам не повезло. Они слишком плотно набились на эту поляну. И они все возгорели желанием прикрыть собой золотых всадников, из-за этого вместо планового наступления, или лучше для них — отступления из-под обстрела в лес, на покосе творилась толчея и давка. А стрелы летели и люди с лошадьми падали. Больше, наверное, лошади, так как видно было, что под тягиляями надета кольчуга, а у многих вместо лисьей шапки шелом с бармицей. Множество выпущенных стрел отскакивали от пластин на кольчугах или застревали между кольцами, потеряв всю свою силу. А лошади в лучшем случае имеют только налобник из кожи или металла, а так попона, да и то не у всех.
Самое интересное, что для татар этот массированный обстрел со всех сторон был совершенно неожиданным и плюс желание каждого степняка прикрыть собой хана, но происходило из-за всего этого следующее. В них почти не стреляли татарские лучники. И никто ни на эту сторону, чтобы порубать саблями стрелков не лез, ни в лес не убегал, а если такие и были, то единицы. Вместо этого тут недалеко у переправы крутились десятники всадников, падали лошади и люди на землю таким полукругом с центром у брода и этот полукруг всё время расширялся. Двадцать метров, тридцать, сорок. Время от времени дождь стрел, пущенных через реку, почти прекращался — это арбалетчики свои громоздкие машины смерти перезаряжали и тогда стреляли одни лучники, но вот артиллеристы бывшие и люди Старого зайца заряжали арбалеты, и рой стрел, летящих в степняков, снова становился видимым.
Жаль бесконечно это не продлилось. Через пару минут нашёлся всё же человек, который смог организовать лучников на той стороне речушки. Отряд из пары десятков спешенных татар, прикрываясь своими (ну, может и чужими) конями сосредоточился у переправы и стал обстреливать фургон с Иоганном и фон Боком, непонятно почему посчитав его главной для себя угрозой. Барончик чуть не пропустил этот момент, разглядывая жуткую картину и пытаясь обнаружить золотого всадника, образумила его стрела, впившаяся в передний борт фургона в десятке сантиметров от любопытного носа пацана. Даже щепки в подбородок попали.
— Мартин! Ложись! — брякнула стрела, пробив плотный брезент, ударилась о ерихонку расстриги, и он сам плюхнулся на пол фургона рядом с Иоганном. Ногами дёргая, как паралитик.
— Живой⁈
— Ой! Ой! Что? Что говоришь?
— Значит, живой. Лежи тихо, сейчас выгляну, посмотрю.
Событие семьдесят четвёртое
Уже через минуту весь передок Студебекера был утыкан стрелами. Часть из них прорывало брезент полога и втыкалась в задний полог или в боковые стенки. Несколько штук прошили верх, при этом как-то умудрились не только изнутри, но и снаружи это проделать. Мартин фон Бок лежал на полу, прикрывшись спальным мешком и то же самое проделал пару секунд спустя и барончик. Только полог поплотнее задёрнул. Кирдык такой классной вещи пришёл. Всё, теперь весь брезент в дырах будет и главную свою цель — защиту путников от дождя выполнять не сможет.
— Варвары, такую вещь испортили, — натягивая на голову спальник, прошипел Иоганн.
— Чего? Иоганн, я ничего не слышу! Громче говори! Громче. Звенит в ушах, шумит. Громче говори! — рожицы юнкера Иоганн не видел из-под спальника, но представил себе такого взлохмаченного с открытым ртом и тыкающего себе пальцем в ухо. Почти весело. Только страшно.
А ведь расстрига контузию заработал, когда стрелу головой поймал. Вот ведь. И пороха, оказывается, не надо, чтобы контузило.
— Лежи! — Иоганн отбросил свой мешок и сверху укрыл им фон Бока. Осознал вдруг, что лежать так — это не лучшая идея. Нет, стрелу в глаз тоже ловить не хотелось, может только краешком самым, а не зрачком, но ведь татары могут форсировать реку и попытаться захватить Студебекер. Татары они вообще выдумщики, любят на кол людей сажать, конями ещё разрывать, не хотелось в плен попасть. А то нагрянут сюда степняки, а они такие готовенькие лежат внутри и в тряпки закопались.
Тем не менее, приоткрывать полог и выглядывать из-за него было не только страшно, но и глупо. Нужно была щелочка в деревянном борту. И не было. Проклятые перфекционисты главплотник Игнациус с учеником Димкой так тщательно всё подогнали, что ни малейшей щелочки. А самое плохое, что эти перфекционисты… другие — это про татар, так они решили весь фургон максимально стрелами утыкать, чтобы ни одного сантиметра квадратного не занятого стрелой не осталось. Бьют и бьют.
Спрашивается, а где наши лучники, арбалетчики и прочие, они чего не пользуются ситуацией и не покалечат всех этих стрелков, пока в них не стреляют. В общем, чтобы на этот вопрос ответить, решил барончик одним глазком посмотреть, на всю панораму боестолкновения. Живут же с одним глазом. Эвон Кутузов до смерти дожил. А ему кажется два раза пуля в один и тот же глаз попадала. Но это не точно. Хронистом Кутузова Иван Фёдорович не был, был строителем.
Выбрав время, когда храбрость к мочевому пузырю вплотную прилила, Иоганн раздвинул руками чуть полог Студебекера и глянул на переправу.
Едрит-мадрид. Ни фига новики с зайчатами не отсиживались в камнях и за кустами, они палили в супостата. Одни медленнее, другие по пять — шесть стрел в минуту и за прошедшие пару минут количество татаровей лежащих на земле кратно увеличилось. А чего, если пусть даже тридцать стрел отпускать на волю шесть раз в минуту, то за две минуты будет шестьдесят, а с арбалетными болтами — сто! Тьфу, а на шесть умножить… Не надо не учить математике, а учиться. Да даже если треть попадёт… Два пишем три на ум пошло. Ага! Вот столько и побили… Много!
Поле было довольно добротно засеяно ранеными и убитыми коняжками и чуть менее качественно убитыми степняками. Раненых сейчас волокли товарищи к лесу. И всех их и живых и раненых делали вид, что прикрывали десятка полтора лучников, стреляющих по Студебекеру. Иоганн так и не понимал, зачем они стреляют по его повозке. Почему по камням, из которых в них летят стрелы, не бьют? Вокруг этих стрелков тоже лежали убитые. Прилично, человек двадцать.
— А вот интересно… — Иоганн вновь улёгся на самое дно Студебекера и взявшись руками за оба конца полога брезентового стал его туда-сюда дёргать.
Сработало, стрелы в передок фургона гораздо яростнее застучали.
Больше выглядывать барончик не решался, так и дёргал за край полога, чтобы он шевелился. Котёнка при этом представлял. Там тоже руку под одеяло сунешь и пошерудишь ею, а котёнок хвост задерёт и бросается на такую приманку. Стрелы летели, летели, а потом перестали. Тут уж Иоганн решился и выглянул. Не, не все убиты, часть бежит к лесу через поляну смерти и некоторые падают.
Выходит, они опять отбились. Тогда считать мы стали раны, товарищей считать. Оказалось, не всё так благостно, как Иоганн себе представил. Он вылез из фургона и направился к камням, чтобы послушать от Семёна новости. Получилось так себе. Фон Бок конкретно контужен. Глаза скосились и ничего не слышит. Знатно ему в шлем прилетело. Ещё двое арбалетчиков ранены, и оба двое в плечо правое. Это понятно, чтобы стрельнуть из арбалетов, нужно это плечо из-за камней высунуть. Стрелять они больше не смогут. Убыло нормальных стрелков в отряде. Убит один из новиков тоже Андрейка, но не сын Перуна. Этому стрела горло пробила. Ещё один новик сломал ногу. Тупо поскользнулся из-за нагромождения камней высовываясь, нога попала между камней, и он упал. И перелом открытый. Ногу потянули, шину наложили, мазью намазали, но шансов, что не начнётся некроз, и гангрена потом, нет. Может Матильда в стерильных покоях у себя в дому с кучей мазей и отваров бы справилась, а тут как карта ляжет. Ну и мелкая рана у артиллериста Готлиба Цоллерна. Стрелой кожу на щеке вспороло, тоже мазью замазали, рана глубокая. В лучшем случае будет приличный шраб во всю харю.
— Что делать будем? — Иоганн подбежал к стоящим у правой горы камней Степану и Перуну, которые от одной группы новиков и арбалетчиков к другой туда — сюда бегали сначала, а теперь остановились.
— А ничего не будем. Стоять тут будем.
— Может уйти, оставив фургон, ползком, незаметно. Они ещё пару часов не высунутся, а потом ночь начнётся, нам осталось-то пройти километров сорок, ай сорок вёрст. К полудню будем в крепости.
— Нет. Они может и степняки, но не дураки, они сейчас вышлют в обе стороны дозоры, которые реку переплывут или перейдут так, чтобы мы не видели, и попытаются разведать всё. Потом так же по сотне в обе стороны отправят и попробуют на нас с флангов или тыла напасть.
— Тогда тем более не пойму, зачем нам этого ждать.
— А мы не будем ждать…