Барон фон дер Зайцев – 3

Глава 5

Событие тринадцатое

— Оруженосец? Оруженосец⁈

— Кнаппен, — так это звучало на немецком. Иоганн немного разобрался уже в местных воинско-рыцарских заморочках. Если частностями пренебречь, то выглядело это так. Внутри Тевтонского ордена действовала строгая иерархия: рыцари и священники — основные, оруженосцы и полубратья — вспомогательные. На одного рыцаря приходилось десять оруженосцев и полубратьев. Ещё были кнехты. Вооруженные «кнехты», державшие копья рыцарей, стояли в строю перед группой рыцарей, каждый перед своим господином. Невооруженные оруженосцы эти самые «кнаппен» с походными лошадьми находились в последней линии. Получается, оруженосец, но без оружия.

Ещё есть одна прикольная штука, фон Бок поведёт в хоругвь (по-немецки: «баннер») отряд в сорок человек, ну, тут количество не очень важно. Тут название прикольное. Такой отряд назывался «трупп». Должно быть труппа в театре именно отсюда пошла. А может трупы — мертвецы отсюда пошли, так как война на дворе, и один за другим и все члены этой труппы быстро превращаются в трупы.

— Иоганн… — монах расстрига замялся, — Иоганн, но там будет тяжёлая война. Это не оборона замка. Там могут убить.

— А у реки была простая прогулка? Мы же по лесу гуляли, ромашки собирали? — возражал Мартин фон Бок слабо, просто на самом деле переживал за жизнь парнишки. Иоганн хоть и вытянулся за последние восемь месяцев, и даже, из-за постоянных физических нагрузок и тренировок, в плечах раздался, а из-за усиленного белкового питания массу набрал, но тринадцатилетним шкетом быть не перестал. Пусть даже высоким шкетом.

— А как же замок? Как же фрайфрау Мария? Кто будет защищать замок и женщин? — такую улыбу выдал фон Бок, что даже гордость Иоганна посетила. Нашёл аргумент? Ай, молодца! Показал незаменимость в таком деле. Доверил ему единолично замок целый оборонять и три дорфа. Илья Муромец, а не шкет.

— Мартин, ты ведь в курсе, что архиепископ пошлёт сюда «брата-сарианта» (сержанта) Вольфганга Богата с шестью арбалетчиками. Конечно, один пацан плюсом резко усилит эту защиту. Раза в… сэм-восэм.

— Ну, ты ведь наследник…

— Всё, это не обсуждается. Я еду с вами. Думаю, к концу лета мы вернёмся. Зимою воевать не хочется.

Если честно, то убить целое лето на эту совершенно не нужную ему войну, Иоганну не сильно хотелось. Здесь бы черепицу начал делать. Краски. Картину янтарную ещё какую-нибудь новую придумал, с тигром, например, полосатым, или тираннозавром рексом, может же это чудище быть коричнево-жёлтым, никто ведь его не видел. А с клыков у рексы алая кровь капает, как раз кусочки почти красного янтаря можно в виде капель приклеить.

А глицериновое прозрачное мыло так и не сделал. А, ну да, с известью по-прежнему проблемы, а значит, ничего этого он сделать не сможет. В Риге можно купить и мел и обожжённый уже известняк. Вот только!!! Иоганн решил, что счастье подвалило, и сейчас он все проблемы свои махом решит, купит побольше извести и печь построит, и… И оказалось, что известь обожжённая стоит столько, что та печь, сделанная из серебра, дешевле выйдет. Что-то тут было неправильно. Но зимою, один чёрт, ничего строить и не собирался Иван Фёдорович, а потому проблему с известью в голове отложил на дальнюю полку. Вылежаться должна.

А теперь получится, что ещё на год придётся отодвинуть все интересные планы. В лучшем случае он вернётся в начале осени. А в худшем? А в худшем грохнут татары. Или ляхи. Ну, и тогда известь не нужна.

Герда слушала его наставления сжав губы и сдвинув рыжие брови, при этом с совершенно независимым видов выгребала козюли из носа и размазывала по новому платью, что за два дня сшила датская Мария из привезённого из Риги драпа… наверное, чем драп от сукна или крепа отличается, парень не знал.

— Янтарь собирайте и сколько надо пускайте на краски и картины, а самые крупные камни откладывай. Вернусь посмотрим, что можно сделать.

— Без денег не будут ребята собирать, раз соберут, два, а потом не пойдут, — рыжая замотала головой. При этом длинные волосы оторвались от плеч и попали в полосу света, заиграли настоящим золотом червоным.

Иоганн не полный дурак. Худой даже. Он и сам это понимал. Потому в этот раз в Ригу взял с собой десяток марок серебра и разменял на шиллинги и пфенниги. Целый мешок билонной мелочи получился. И вот сейчас с победным видом достав из-под стола мешок… мешочек, он громко шмякнул его перед рыжей бестией на стол.

— Десять марок. И ещё, я Отто сказал, чтобы он, как в Риге будет, месяца через три или два, ну, скажешь ему, как кончится мелочь, он ещё тебе наменяет.

— Ладно, тогда. А мыло? — как для дебила Герда показала, как руки намыливают.

— Я с Отто тоже договорился. По мере необходимости он будет льняное и конопляное масло покупать. Эксперимент со сливочным, ореховым, лампадным и прочими другими будем считать провальным. Мыло получается то же самое, только цена в несколько раз того масла дороже. Делаете мыло трёх разновидностей. Примерно шесть кусков из десяти простого и по два куска медового и дегтярного. Да, как начнёт цвести шиповник, ребят отправь лепестки собирать и сварите мыло «Розовое» на лепестках шиповника. И с количеством лепестков сама разберись, не всё на один кусок истрать.

— Сам дурак.

— Да, я знаю. Просто боюсь, что и тебя заразил, — не удержался Иоганн.

— С хвойным, что не будем? Брали же, всё ушло, — поводила туда — сюда конопатым носом Герда, с низу доносился аромат горячего хлеба, как тут спокойно усидишь?

— Блин, я и забыл. Тоже по два куска делайте, — а ведь действительно забыл. Зеленоватое мыло, которое осенью сделали на пробу быстро разошлось, а потом за прочими делами Иоганн про него забыл и ведь не напомнил никто. Делать его было не просто, намучились тогда. Набрали живицы грамм сто и варили золу с добавлением нескольких кило иголок и свежесломанных веточек тонких. Живицу вылили уже когда масло добавили, и оно начало омыливаться, всплывая. И тогда получилось мыло, которое устойчиво пахло хвоей и было зеленоватого цвета.

— Глицериновое обещал, — Герда на мозоль с умильной улыбкой наступила, но принюхиваться и ёрзать от нетерпения не перестала.

— Известь. Слушай, сестренка восьмиюродная, ты скажи пацанам пусть все мёртвые ракушки собирают. Если их при высокой температуре, скажем, в горне у Угнисоса обжечь, то получится известь. Много не получить так, но за лето глядишь и насобираете на несколько котлов, сделаем известь и получим, как я приеду, глицерин, а уже из него прозрачное мыло.

— А мне рассказать, как делается не можешь? А то ещё убьют там тебя… Ты, это, братец восьмиюродный, не вздумай так умереть. Плохо без тебя будет.

Событие четырнадцатое

И закрутилось, всем срочно из-под него чего-то надо. И все отговаривают. А ведь и так Иоганн духом не крепок. Столько дел интересных, нужных и денежных приходится бросать. Только художественное училище одно чего стоит. Без него любимого это совсем не то. И учитель из брата Сильвестра, как из веника букет, как из пингвина сокол, как из доярки балерина, да и кто им идеи картин будет подкидывать.

Выражение есть крылатое: «Вдруг война, а я уставший». Вот, точно про него. За эту неделю устал больше, чем за предыдущие восемь месяцев. Один раз даже почти передумал, так все достали с уговорами не дурить и дома сидеть. Может и смалодушничал бы, но тут приходит Михайло, один из новиков — здоровяк такой, с детским лицом и пронзительными синими глазами, и спрашивает, а что с котлами, пацаны в них вцепились и не отдают. Им мыло варить и рыбу коптить надо.

Как⁈ Как этих вот детей, которые ребёнка боятся обидеть, лучше сами будут голодать полгода, отправить одних на войну⁈ С такими вот детскими моськами. Пипидастр полный. Это веник такой, если что.

Ещё в этот же день выбесил Георг — староста Кеммерна. Сказал, что тоже поедет, не может, дескать, одного юнге бросить. Сперва телячьи нежности, потом коровье бешенство, это староста кричать начал, что как он народу в глаза будет смотреть, что барончик воевать отправился, а он воин, прошедший десяток компаний, будет прятаться за тыном.

— А кто будет людей защищать этих, если сюда жмудь опять наведается.

— Я пойду в поход. Всё.

И посинел даже.

А может ли сюда кто покуситься? Вероятность к нулю близка. Все силы и Литва, и ляхи собрали на том поле у дорфа Грюнвальд, некому сюда рыпнуться. А ежели бандиты какие, то новый Старый заяц «брат-сариант» (сержант) Вольфганг Богат с шестью арбалетчиками, прибывший уже в замок, должен отбиться, а как уйти за реку всем из поселений, да и женщинам из замка от греха, Отто Хольте уже знает.

Собираясь, Иоганн не забыл и про Матильду. Купил у неё и заказал ещё всяких мазей от ушибов и раны намазывать, приобрёл кучу сборов от расстройства желудка и прочих дизентерий, а также всё, что нашлось от простудных заболеваний. И раз десять, записывая рецепты и симптомы всякие, хлопал себя по лбу. Дебил, он и в Африке дебил. Вроде Володи, наподобие Кузьмы! Почему восемь месяцев назад не нашёл пацана нормального здоровяка эдакого, не боящегося крови и не приставил его учеником к ведьме. Чёрт с ним с заговором всяким зубов и приворотными зельями, и даже с отворотными, нужно было уговорить Матильду вырастить из такого пацана обычного медбрата. Перевязать рану, там, вывих вправить, кишки назад в распоротый живот запихнуть, может само рассосётся, ну по крайней мере стянуть шёлковой ниткой края не очень большой раны. Что ещё? А, вот жгут при ранении наложить и лубок, если кость сломана.

Как бы сейчас в походе такой хлопец пригодился.

— А ведь лучше в 23:00, чем через четыре года. Никогда не поздно только сдохнуть. Матильда, знаешь о чём я думаю? — отдав три серебряные марки за мази и сборы, при этом явно занизила стоимость колдунья, спросил её Иоганн.

— Лекарь тебе в поход нужен, чего тут гадать, — Матильда ткнула пальцем в открывшую рот помощницу.

— Перебор. Мы послезавтра отчаливаем, а ты брось клич всё же в дорфах, чтобы тебе парнишку лет… ну, тринадцати — четырнадцати в ученики палками родичи пригнали. Дураков только не бери. Если завтра война, если враг нападет, если темная сила нагрянет, то нам нужен орёл, а дурак пусть махать нам рукой у плетня, спозаранку с мамашею станет. Песня такая есть у русских.

Матильда круглую свою рожицу сплюснула кулачками, вздохнула и кивнула.

— Хорошо, Иоганн, поищу я ученика. Бог даст и выучу. А сейчас нагнись, оберег тебе на шею надену. Не снимай никогда. Должен он и от стрелы тебя уберечь, и от меча разящего.

Колдунья достала из шкатулки на полке, стоящей среди пучков трав, небольшую пластинку из бересты и продела в отверстие шнурок, свитый из белых конских волос. Надела Иоганну на шею, через соломенные кудри и перекрестила троекратно.

— Спасибо, бабушка Матильда! — растрогался парень. Даже в носу защекотало.

— Спасибо скажешь, когда живым вернёшься, — колдунья троекратно перекрестила пацана и тоже носом хлюпнула, — Ступай уже.

Событие пятнадцатое

Тронулись с божьей помощью. К Мемелю прямой дороги нет. Вообще все эти архиепископы с отцами Бенедиктами сволочи порядочные. Дорогу могли бы и более подробно описать, а ещё лучше карты выдать. Колумб, если память Ивану Фёдоровичу не изменяет, был картографом и учился этому у кого-то, а он уже родится скоро. Значит, картографы уже существуют. Канары и Азоры ведь открыли уже? В Африку португальцы плавают. Должны быть картографы. А тут даже планов хоть с каким-то масштабом не показали. Мол, какие тебе дурню карты, тут до Мемеля прямая дорога. Езжай себе с богом. А вот купцы на рынке, опрошенные, не поверившим в прямую дорогу Иоганном, сказали совсем другое, и при этом тоже гады карты не дали. Ну, хоть веточкой на грязи показали. Оказалось, что дороги две, и они по расстоянию равны примерно, чуть одна длиннее. При этом «одну», которая длиннее, можно назвать северной. Сначала она от Риги идёт строго на заход солнца до морской гавани и поселения Портас Лива (Portas Liva), а потом вдоль моря до Мемеля. Зажмурившись, и карту из будущего представив, Иван Фёдорович прикинул, что этот самый Портас Лива должен быть Либавой, а позже Лиепаей. Что Мемель местные, выгнав немцев, переименуют в Клайпеду, это понятно. Купцы описывают эту северную дорогу, как вполне безопасную, пока литовцы с повстанцами до этих мест не добрались. Мемель самая северная точка их восстания, и сейчас они там разбиты и далеко на юг отодвинуты.

Вторая дорога, или её ещё купцы южной называют, шла от Риги, именно на юг почти, до Митавы, повстанцев из которой силы Ордена тоже выгнали, и освободили полностью окрестные территории за зиму, а вот дальше не всё хорошо, нужно двигаться ещё юго-западнее до Saulia, или, как его потом в России переименуют — Шавли, а ещё позднее в Литве обзовут Шауляем. Повстанцев и оттуда выбили. Но только из самого городка, а вот все земли вокруг как бы в серой зоне. Есть рыцари по городкам и крупным поселениям, и есть недобитые отряды жмуди по лесам и мелким поселениям.

Насколько понял Иоганн, Александр собирался идти в Мемель именно южной дорогой. Она лучше, и она чуть короче. И самое главное, всегда по ней и ездили. Отец Иоганна именно на ней и погиб. От Риги до Шавли чуть больше сотни вёрст, а потом прямая дорога до побережья, до Мемеля.

Купцы посоветовали героя из себя не корчить и идти, если уж приспичило, то северной дорогой. Сами же они добираются морем. Маршрут Портас Лива (Portas Liva) — Рига один из самых популярных, что ли. Туда всегда заходят корабли идущие из немецких и ганзейских городов побережья Северного и Балтийского морей в Ригу и дальше в Нарву. В километрах купцы ему расстояния не сказали, постеснялись. Объяснили, что караван торговый идет от Мемеля до Портаса Ливы два дня, а от него до Риги три. Места стоянок обустроены. Есть и постоялые дворы, есть и просто придорожные харчевни.

Даже в мыслях двигаться, как это сделал последний из фон Лаутенбергов Александр, у Иоганна не возникло. Как бы единогласно решили идти северной дорогой и на совете командиров. То, что нет единоначалия в отряде их, плохо, конечно, но тут уж никуда не деться. Лидеров тоже нет. Есть бывший десятник его отца Семён. Это опытный и умелый воин, но он обычный боевой холоп. Никто с ним из братьев или полубратьев, они же псы — рыцари, общаться не будет, а потому, на роль командира он точно не подходит. Есть сержант Старый заяц или же Ганс Шольц. Тоже опытный воин. Всю жизнь воюет, но он не юнкер даже. Его ставить командиром тоже нельзя. Есть у него шесть арбалетчиков и примкнувший к ним Георг, вот ими и командует.

Формально рулит в отряде юнкер фон Бок. Его и архиепископ поставил командовать. Есть нюанс. Ни в одном сражении, если не считать бой у реки с литвинами, бывший монах расстрига не участвовал, и уж тем более, таким крупным отрядом не руководил. Доверь ему это дело, и сорок человек просто не доедут до дорфа Грюнвальд, от голода сдохнут по дороге, или от дизентерии.

Есть ещё из лидеров Перун и сам староста Кеммерна Георг, но эти тем более на командира крупного отряда не тянут.

А Иоганн? Ну, тринадцатилетний пацан. Хоть и станет через два года бароном, да даже пусть через полтора. Воевать-то придётся сейчас, а не через полтора года.

Приедут это они в Мемель к комтуру Мемеля Ульриху Ценгеру, именно он возглавит хоругвь (баннер) ливонцев, или уже позже, когда войском будет командовать ливонский ландмаршал Бернхард фон Хевельман, и скажут, у нас де пацан отрядом в сорок сабель рулит. Не. Не поймут этого ни брат Ценгер, ни брат фон Хевельман.

Потому, Иоганн — это оруженосец из самых низкотравчатых, которым даже оружие не положено — кнаппен. Это вроде как конюх и мальчик на побегушках при рыцаре.

Из всего этого и получилось, что отрядом совет управляет из всех этих достойных людей. Пока дорога, то и не так уж это плохо. Одна голова хороша, а две — это урод. У них же голов шесть, а это уже на Совет при Президенте тянет.

На совете решили идти северным безопасным маршрутом, и как выяснилось уже на второй день пути, не прогадали. Нет, воинам всё равно, Иоганн же готов был прыгать до потолка в большой едальне постоялого двора, когда подслушал разговоров двух людей за соседним столом.