Событие седьмое
Стих был в детской книжке у Ивана Фёдоровича про царя зверей льва и его советника козла. Весь, естественно, не вспомнить, но одна строчка запомнилась:
«Козел, ты яму мне копал»?
«Копал».
«Ну вот и сам в неё попал».
Уже когда интернет появился, хотел Иван Фёдорович Зайцев найти тот стих в интернете, чтобы внуку прочитать, и не смог обнаружить. Возможно, ту детскую книгу не оцифровали.
Нашел другой стишок, прикольный, даже наизусть выучил.
«Яму копал? Копал. В яму упал? Упал. В яме сидишь? Сижу. Лестницу ждешь? Жду. Яма сыра? Сыра. Как голова? Цела. Значит живой? Живой. Ну, я пошел домой…».
А если без выпендрёжу, по-простому, то молитва Господу, чтобы дядю любимого во время Грюнвальдской битвы проткнули чем-нибудь острым, до бога дошла. Подумал, он пошкрябал бороду седую, дедоморозовскую и решил, что инициатива имеет инициатора.
— Иванушко, на тебя сию миссию возлагаю. Отправляйся и ты в Пруссию.
А выглядело это так.
Уехал на следующий день Александр фон Лаутенберг в свои Пиньки с целым возом рыбы и десятью марками, а ещё с напутствием от любимой старшей сестрёнки — беречь себя. Один и последний, дескать, родич ты у меня на всём белом свете остался.
Ещё его преподобный отец Мартин перекрестил на дорогу, ещё Матильда мазей несколько баночек дала, для обработки ран.
Не всё так благостно для Александра закончилось. Иоганн выдавил из него расписку, что шестьдесят марок Александр фон Лаутенберг берёт под залог дорфа Пиньки. И если помрёт или не отдаст долг в течении пяти лет, то дорф переходит во владения Иоганна фон дер Зайцева. Все старые расписки при этом барону — братцу вернули. Заверил расписку преподобный отче, потому и удалось ему перекрестить Александра перед дальней дорогой.
Прошло уже два дня после отбытия Александра, пока не Македонского, третий к вечеру близится, жизнь в баронстве устаканилась. Школьники учатся, новики тренируются, Мария слёзы льёт, Герда руки потирает, Иоганн учит латынь и греческий, Самсон учится ходить без помощи костылей и даже без помощи трости. Падает, стонет по ночам, но мужик упорный, не уступит Маресьеву, а раз тот научился, по словам пацана, ходить, то и он научится. Фон Бок продолжает на деревянных мечах рубиться со Старым зайцем и Иоганном. Все при деле. А, пацаны ещё варят мыло и коптят рыбу. Вот, теперь точно все при деле.
Так прошло два дня и третий близится к вечеру, даже ворота уже закрыли, заперев тем самым неподъёмным брусом, и тут на барбакане Старый заяц стал вопить, а чуть позже рог пронзительно завыл за стенами. Это было что-то новое, так обитателям замка ещё «Спокойной ночи» не желали. Враги трубить не будут, пришлось открывать ворота. И брус, естественно, застрял, а дождь весенний весь день грязь разводил.
Не сильно понятно было, как относиться к новости, что выдал им старший из троицы въехавших в ворота… воинов? Так нет, герольдов? Посланцев, должно быть. И послал их Его Высокопреосвященство архиепископ Риги и тёзка Иоганн V Валленроде. Нужно барончику с двумя опекунами и Старым зайцем, как можно быстрее, прибыть перед его светлые очи. На самом деле, глаза у архиепископа были карие, хоть сам вполне себе белокурой бестией являлся. Длинные чуть курчавящиеся патлы соломенного цвета ниспадали на плечи хозяина Риги и её окрестностей.
На вопрос, а чего их Преосвященство желает, посланцы плечиками пожимали. Послали их не рассказывать про планы архиепископа, а вызвать в Ригу Иоганна с опекунами. Какое из двух немецких слов шнель и Рига тебе не понятны?
В Ригу почти нечего было везти. Мыла мало совсем наварили, всю рыбу, приготовленную на продажу, подарили фон Лаутенбергу. Янтаря нет, балясины не берут. Есть немного выточенных из дерева мисок и кружек, но из-за этих копеек целый обоз организовывать не стоит. Картины две есть. Обе — это Мадонны Рафаэля. Иоганн доделал с помощью брата Сильвестра вторую «Мадонну с канделябрами» на продажу и сам уже, без помощи братьев всяких, решился на «Мадонну Конестабиле». Эту выбрал по двум причинам. Первая и главная, он на календаре на даче её множество раз видел и в Эрмитаже стоял разглядывал, удивляясь рассказу экскурсовода. Женщина сказала, что первоначально картина нарисована на дереве, а здесь в Эрмитаже её перенесли на холст. Как это вообще возможно? Как можно, не повредив, снять краску, которой пять с лишним веков, и перенести это на холст. Не может существовать такой технологии, тем более, краска пропитать должна верхний слой дерева, срастись с ним. Писали же на мягкой пористой древесине. Потому, Иван Фёдорович на календаре даже с лупой осмотрел картину соображая, как это можно сделать. Словом, рассмотрел не раз и очень тщательно, запомнил каждую складочку на синей мантии (Мафорий — четырёхугольный плащ), что укрывает Деву Марию. И синий цвет — это вторая причина. Все свои краски истратили, все краски, что брат Сильвестр забрал из монастыря, тоже, а вот синяя осталась. Она не нужна была в тех картинах, что они рисовали, там жёлто-красные тона. Зелёную краску у брата Сильвестра тоже истратили, изготовив, смешивая с красной, коричневую. А синяя осталась. Не правильно это.
Вот теперь и синей краски тоже нет. Иван Фёдорович себя не обманывал, он не Рафаэль. Даже до уровня художественного училища не добрался. После школы подал заявление в Архитектурный институт и рисунок сдал, а вот балов не хватило поступить. Пришлось год поработать на стройке и поступить на следующую осень на стройфак. Почему не забрали в армию он и сам не понял. Медкомиссию он прошёл, когда повестку получил и даже проводили его, как положено родственники и друзья, а в Егоршино домой отправили всю их группу. То ли план выполнили, то ли чего с бумагами начудили? Не довели до подстриженных уже пятерых парней. Не повезло вам, ребята, не отдадите долг Родине в этот раз. Вот вам билет, езжайте домой.
Так не считал себя Иван Фёдорович Рафаэлем, но тот только через сто лет начнёт творить, а то, как рисуют сейчас, не понимая, что такое перспектива, и не работая с тенями, и рисуя плоские картинки, тоже гениальными творениями назвать нельзя, уж всяко раз он рисует лучше брата Сильвестра.
Эту Мадонну Иоганн решил тоже архиепископу подарить. Ещё нарисует. Настанет весна, приплывут купцы, и закажет им брат Сильвестр, который знает, у кого нужно покупать краски и ингредиенты к ним, и синею и зелёную краски. Нарисует ещё картин. Повторять всегда гораздо легче, чем писать в первый раз. И получится лучше, вот те будут продавать, а сейчас лучше задобрить архиепископа, тем более непонятен был этот вызов.
А вот выехать на следующий день у них не получилось. И виной тому транспортные средства.
Событие восьмое
Намучавшись и настрадавшись под дождём, мокрым снегом и холоднючими северными ветрами, а ещё насмотревшись, как страдают мачеха с датчанкой, от непогоды во время визитов в Ригу, Иоганн решил телеги превратить в Гелендвагены. Не хватало малости совсем, глушитель… Крыша ещё с люком… Опять же свечи накаливания для дизеля. Отбросил эту мыслю Иоганн, ну, где тут свечи накаливания купить, и решил барончик делать Студебеккер. Не последней модели. А самой-самой, что ни на есть, первой. То есть, изобрести кибитку, крытую, колонистов американцев, отправляющихся в таких повозках на Дикий Запад. Борта нарастили, раму для брезента соорудили, поставили, обтянули парусиной и прокатились до Кеммерна. Получилась хрень полная. Жёсткости не было, и конструкция получилась тяжёлой для колёс. Пришлось барончику впасть в изобретательство. И вот уже третий или четвёртый месяц Иоганн с Угнисосом и тремя плотниками во главе с Игнациусом Студебеккер улучшают. То колёса сделают больше диаметром и шире, то потом вообще их железными сделают. Потом железом укрепляли конструкцию арок. А теперь два месяца бьются над изобретением брезента и масштабированием полученной ткани. Иван Фёдорович о том, чем пропитывают парусину только в книжках про попаданцев читал. Вроде нужен воск, растворённый в керосине. И??? Где тут можно купить керосина в 1410 году? Его ещё в алюминиевые бидончики наливают. Попробовали в конопляном масле воск растворить, и вот ведь зараза, пчелы не только мёд неправильный дают, но и воск. Этот воск отказывался в масле растворяться. Тогда, вспомнив про стеарин, Иоганн его получил. И вот ведь невезуха, и старин в масле не стал растворяться. А ведь стеарин не пчёлы делают, а конопля. А ещё что-то в голове вертелось про яйца. Или это уже кирза?
Последняя попытка оказалась удачной. Взяли конопляное масло нагрели до сотни примерно градусов и вмешали туда воск, потом остудили жидкость и вмешали туда белок яиц, и облили этим парусину, и сразу начали горячим раскалённым на огне утюгом проглаживать. Получилось грязновато, утюг можно было чуть холоднее сделать, кое-где получились коричневые пятна. Но все эти эксперименты проводили на небольших кусках парусины, а большие куски уже пропитывали и проглаживали с нужными температурами. Потом женщины в Кеммерне сшили куски и этим полотном обтянули каркас. А чего тот самый Студебеккер явно хуже был, чем у Иоганна получился. Надёжный, на железных колёсах, широкий, с лавками и даже креслами. Вещь!
А вот вторую повозку для женщин чуть не успели доделать, и потому выезд в Ригу на один день отложили, и целый день в авральном порядке обтягивали каркас брезентом и мебелью его внутри заполняли. Зато все в комфорте добирались… Ну, кроме пяти новиков и Семёна. Эти на коняшках в арьергарде и авангарде каравана двигались. Не, ну, а как, на то она и служба.
Наученные, зато горьким опытом, двинулись чуть свет. Четверки или четверики дестриэ легко тащили два тяжёлый фургона «Конестога». Это так речка называется, куда первые такие фургоны в Америки отправились. Так что до сумерек добрались до Риги и были под выкрики и ор толпы, окружившей небывалые повозки, впущенными стражниками через мост в Ригу. И тут оказалось, что кое-где в поворот эти громадины либо не вписывались, либо проходили с огромным трудом, круша хлипкие заборы и разрывая новенький брезент, на котором и муха не сидела. Нет мух зимой. Еле-еле, уже в полной темноте, добрались до своего подворья у башни Песчаная. И тут беда. В каретник влезать эти монстры отказывались.
— Иоганн! А зачем ты их сделал такими большими? — Мария, которая датчанка, еле выползла из фургона по приставной лестнице.
— Дебил, потому что! — ну это под нос.
— Хотел, как лучше, а получилось, как всегда, — парень пожал плечами.
А утром на приёме у епископа Риги оказалось, что это было предчувствие. Знал, что именно такие монстры ему и понадобятся. Так ещё и мало сделал, три было бы лучше, а десяток так в самый раз.
Событие девятое
Когда орден разделился на куски Иоганн не знал, но как он понял, прожив в этом времени уже восемь месяцев, сейчас Ливония уже чисто номинально подчиняется Мариенбургу. У них своя свадьба, у Ливонии своя. Фактически Ливонией правят Ландмейстеры Тевтонского ордена в Ливонии. И сейчас это Конрад фон Фитингхоф, и у него своя война с Псковом и Новгородом. Она не настоящая, но то одни на других нападут и пощиплют, то другие на третьих. А самое главное, что Конрад фон Фитингхоф, чтобы обезопасить Ливонию в случае конфликта с Новгородской Республикой заключил особый мир с великим князем Литовским Витовтом. Тем не менее, всё же Великий Магистр есть, и он отдал приказ, настоятельно попросил, рыкнул, пригрозил, вымолил, нужное подчеркнуть, что Ливония выставит на эту войну с Ягайло и Витовтом свою хоругвь. Обычные добровольцы. И именно в этой хоругви и должен быть Александр фон Лаутенберг. Собирается она в Мемеле.
Так этот гад (Александр фон Лаутенберг) рассказал епископу Риги, что у барончика фон дер Зайцева есть сорок воев и сидит в замке юнкер фон Бок, якобы, бывший вояка, а ещё есть несколько кутилье старого барона, и все они бездельничают, когда Родина в опасности. Так мало того, у барончика денег хватит выставить и прокормить в дороге всех этих сорок бойцов, которых так не хватает их хоругви.
Вот именно с этого и начал Иоганн V Валленроде, когда Иоганн с мачехой и преподобным отцом предстали перед троном архиепископа.
— Сорок конных воинов под командованием фон Бока? — не поверил своим ушам Иоганн.
— Так мне два дня назад сказал твой опекун барон Александр фон Лаутенберг. Я не поверил, уж больно большая цифра, но он поклялся именем Господа нашего. Преподобный Мартин, не клятвопреступник же барон фон Лаутенберг? — архиепископ был явно в плохом настроении. Эта война уже сильно ударила по Риге, она практически свела его доходы к нулю, она ежедневно приносит ему проблемы. Нужно быстрее победить схизматиков с Литвы и не настоящих католиков в Польше. И зажить прежней сытой и спокойной жизнью. Ну, и письмо от Ульриха фон Юнгингена, Великого магистра Тевтонского ордена, что ежеминутно мозолило глаза, хорошего настроения не вызывало. Где он возьмёт тысячу воинов? И не меньше не больше — столько требовал с него Великий магистр. Войско, в формировании которого ему вменялось принять участие будет называться: «Хоругвь рыцарей Ливонии и Рейнской области». Якобы рыцари Рейнской области обещали прислать более сорока копий.
Преподобный Мартин сжался под пристальным взглядом разгневанного архиепископа.
— Тридцать новиков. Но они дети совсем. Им только-только пятнадцать лет исполнилось, а некоторым так и не исполнилось ещё. Я не знаю, Ваше Высокопреосвященство…
Договорить ему архиепископ не дал.
— Тридцать и шесть арбалетчиков, что я послал? Они способны сражаться? — Валленроде перевёл злые коричневые буркалы на сержанта Ганса Шольца.
— Хм. Я уверен, Ваше Высокопреосвященство. Только как добраться до Мемеля, что есть в дороге, чем питаться, а потом от Мемеля до Мариенбурга — это почти месяц в сумме добираться? — Старый заяц войны не боялся, но и не рвался туда. Сытая жизнь в последние месяцы в замке фон дер Зайцева приглянулась старому вояке.
— Выходит, я ничего не напутал и вас семь человек?
— Семь, — а чего ещё Старому зайцу отвечать.
— Фон Бок и сколько-то там опытных кутилье барона. Значит, всё точно сказал барон фон Лаутенберг, баронство может выставить сорок конных воинов. Александр говорил, что у вас целый табун рыцарских коней? — на этот раз под злые карие глаза попала фрайфрау.
— Табун…
— Иоганн, про продажу твоих картин вся Рига говорит. И принимая во внимание их стоимость, я уверен, что вы найдёте денег, чтобы снабдить сорок воинов под командованием юнкера фон Бока припасами на дорогу. Нужно в течении недели отправить их в Мемель с этими припасами.
— Ик.
— Что ты сказал?
— Я, Ваше Высокопреосвященство, нарисовал для вас новую картину. Это Мадонна с младенцем Иисусом и библией в руке, — сделал попытку откупиться Иоганн, и понял, что только напрасно сжёг ценный ресурс. Где порсунка, пусть и красивая, и где сорок всадников. Несоизмеримые величины.
— Картину⁈ Очень хорошо! Давай её сюда. А я пока дам распоряжение отцу Бенедикту моему помощнику написать письмо для отряда фон Боку комтуру Мемеля Ульриху Ценгеру. Он возглавит нашу хоругвь. Вы там вольётесь в войско под командованием ливонского ландмаршала Бернхарда фон Хевельмана.
— Мы?
— Они. Сорок всадников под командованием юнкера фон Бока.
— Ваше Высокопреосвященство… — Иоганн задумался как правильно вопрос сформулировать, — Ваше Высокопреосвященство, а у кого сейчас можно узнать, как развивалась война Ордена с Польшей и Литвой. Там ведь тоже были сражения, не только к Риге войска повстанцев подходили?
Архиепископ не ответил, картину с синей Мадонной рассматривал. А ведь человек истинно в бога верит, решил Иоганн, вон как глаза заблестели у тёзки, и это не алчность в них блестит, это слезинки, радуется до слёз, что Мадонну с младенцем Христом узрел. Два монашка держали перед Его Высокопреосвященством картину, а Валленроде плакал и крестился. Так ещё сквозь слёзы и улыбка трогала кончики губ. Длилось это долго. Наконец, архиепископ оторвался от картины и махнул рукой, чтобы монахи отнесли её от трона.
— Великий дар тебе достался Иоганн. Тебе бы съездить в Геную или Венецию и поучиться в этих центрах культуры у настоящих мастеров. Что ты спросил, я прослушал? Разве можно говорить о проклятой войне смотря на это чудо?!!
— Ваше Высокопреосвященство, мне бы поговорить с человеком, что участвовал в этой войне до перемирия? — повторил вопрос парень.
— Зачем? — тёзка достал платок из рукава и промокнул глаза.
— У меня отец и двое братьев погибли недалеко от Мемеля, я бы не хотел, чтобы и сыновья тех воинов, что погибли с отцом, попали в такую же западню. Хочу понять, где и как сейчас стоят войска наши и польские с литовскими, где обосновались восставшие жмуды, чтобы спланировать маршрут движения отряда фон Бока.