Эта башня во мне

1.

Грига я не сумела догнать. Ну, разумеется, а как иначе! Фаза везения – полный ноль. Исчез, растаял, перестал звучать, так резко, будто я разом оглохла. Не хотел меня видеть? Пусть так. Но зачем так позорно сбегать?

Зато ветер принес легкий шепот с потрясающим мягким «ш»: ну хорошо, хорошо… Черт бы побрал Воронцова! Я ведь даже не представилась тому красавцу, и себя он не назвал, вот же непруха. Если б не Элен и ее проблемы, разве бы я убежала так быстро? Что подумал обо мне милый китаец?

Аллея уже опустела. Вроде и не было перспектив на роман, а все равно обидно. Верно говорят мудрые люди: за двумя зайцами побежишь, ни одного не поймаешь. Законный итог: Григу я не нужна, и с иностранцем сойтись не успела. Конечно, в запасе остался Обухов, единственный, проявивший симпатию, тоже в моем вкусе парнишка. Ну, такой вариант, на крайняк. Потерялся на фоне азиатского айдола.

Ох, и крутит меня от нехватки любви! Первым встречным на шею бросаюсь! Где вы раньше были, красавцы с Изнанки, принцы из страшной сказки?

И все-таки, Григ Воронцов. Теперь я знаю, где вести поиски. Территория МГУ огромна, но гораздо меньше, чем вся Москва. Браслет к тебе тянется, помнит хозяина, а значит, прижму тебя к стенке. Мне нужна помощь, снова. И я ее получу!

Я сидела в гримерке и все это думала, вместо подготовки к концерту. Перебирала в безвольной памяти образы трех парней, подкинутых щедрой судьбой, чтобы напомнить, каково быть девушкой! В меру привлекательной, в меру талантливой, не хватающей звезд с небес, но ведь и не отсталой дурнушкой!

Я могу быть другой. Чуткой, заботливой. Я умею варить борщ и резать салаты, я даже рубашку могу погладить, не подпалив рукава! В приболевшем воображении черная рубашка сменялась серой, тренч обращался джемпером, а очки владельца то теряли оправу, то снова ее обретали.

Да я бредила наяву!

Ленка сдержала слово, заскочила в гримерку перед концертом. С торжественной улыбкой вручила звезду, будто главный орден России. Она даже цепочку успела купить, серебряную, витую, чтоб я могла надеть амулет и спрятать его под концертным платьем.

– Никому не показывай! – поучала Элен. – Удача не любит посторонних глаз. Фортуна всегда играет вслепую, не нарушай темноты и тайны.

Не иначе, успела хряпнуть подруга. Для храбрости и за мой успех. Такой слог, такие эпитеты! Только спьяну и подберешь.

Элен сама застегнула цепочку, спрятала под локоны пышной прически, имитации под девятнадцатый век. Обошла меня кругом, будто статую, любуясь со всех сторон.

– Красивая ты, Алька, завидую. Пусть звезда тебе светит в ночи и вытащит из этой клоаки. Даже если мне не отмыться, у тебя есть шанс прожить долго и счастливо.

Я притянула ее к себе и обняла, крепко-крепко. Пусть говорят, что хотят, пусть сама Ленка ругает себя и винит во всех смертных грехах. Всегда ее буду любить! В ней – мое детство и юность, первая любовь и прыщи, первые страшные тайны «только чур никому-никому!» Я никогда ее не предам, все брошу, переломаю жизнь, потому что сестер не выбирают, за них бьются до последнего вздоха.

Элен затихла в объятьях, нас словно связало ее амулетом, самым драгоценным подарком, который подруга могла отдать – памятью о загубленной маме. Кулончик тихонько позванивал, сплетая в единое целое наши души, мечты, стремления. А когда я сбежала на сцену, показалось, меня вырывают с корнями, отделяют от плодородной почвы, что подпитывала все эти годы.

Или это были чувства Элен, потому что в реальности я стала кормом, подпиткой для зараженной лярвы, тем самым заветным леденцом из детства, что можно было лизнуть и бережно закрутить обертку, оставляя чуть-чуть про запас?

Где-то возле сердца звенел амулет, подстраиваясь под новый ритм.

Я не увидела Ленку в зале, впрочем, не до этого было. В мыслях о подруге, Григе, китайце не находилось места для нот. Я запуталась в очередности песен, трижды слажала в одной композиции, и товарищи по квартету косились на меня в изумлении. Уж кто-кто, но я не могла сфальшивить! Однако вновь не попала в ноты. В четвертый раз, для вселенской гармонии.

В антракте дирижер меня пропесочил, приказал собраться, перестать дурить, выпить похмелин и начать работать. Под занавес играли самое сложное, и меня ждала сольная партия. В зале, между прочим, сидит режиссер из союза кинематографистов, вдруг позовет озвучивать фильм? Нельзя облажаться, звезда моя!

Это я и сама понимала. Даже если сегодня последний концерт, и с берегов Черного моря мне будет на все плевать. Со сцены уходят красиво, с гордо поднятой головой! А не бегут перепуганной крысой, замучив несчастную скрипку.

Пусть отныне не взлететь к музыкальным вершинам, не побеждать на конкурсах и не блистать в оркестрах. Пусть ждет меня серая жизнь халтурщицы в ресторане на пляжном курорте, даже этот трешовый музон нужно сыграть до конца. После концерта получу гонорар, а еще через неделю…

Через неделю. От этого факта сбивалось дыхание, будто оглашали мой приговор. И палач уже ждал с топором у плахи.

Не так уж просто оставить Москву, город, в котором прожила всю жизнь, пропиталась звуками уютных двориков и торжественных площадей. Нелегко отказаться от странного воздуха, такого насыщенного и густого, что можно мазать на хлеб, как масло. Трудно представить день без мелодии, что порождает столица.

– Самойлова, тебе полегчало? – дирижер нарисовался в дверях и поманил меня пальцем. – Детка, не стоит бухать в одиночестве, я охотно составлю компанию, только молю: соберись! Хотя бы соло не завали, а то закидают нас помидорами. Ты пришла в себя? Ну и умничка. На сцену, публика ждет.

Я вышла, сжимая скрипку в руке. С прямой спиной села на стул. Посмотрела в темнеющий зал, точно заглянула в могилу.

Почти сразу обнаружилась Ленка: подруга сидела в первом ряду, нервно комкая программку концерта. Будто чуяла, в каком я раздрае. Помахала рукой в знак поддержки. Только легче от этого мне не стало. В глазах появилась какая-то резь, словно песок просочился под веки, и сразу же зачесалось запястье.

Почему померещилась сытая тень на холодном лице Элен? Даже губы подруги сложились, будто обхватили коктейльную трубочку. Она чмокнула и облизнулась, смакуя пряное пойло, что смешалось в моей душе, взбитое шейкером переживаний.

Как ты можешь, лярва! Я же готова выломать жизнь в попытке тебя спасти!

Дирижер сделал знак, взметнулись смычки. Но я показала, что не готова, и перекинула скрипку в неповрежденную правую руку. А левую, с обережным браслетом, прижала к груди, к амулету звезды. Запахло травами, остро, сладко, так, что разом прояснился затуманенный мозг. Я увидела, как перекосило Элен, как ощутимо она поперхнулась. Закашлялась, подавившись слюной, а может, моими соками, которые пила, не стесняясь. Ей опять пережало горло, лицо покраснело и сморщилось.

Да я же устрица из анекдота, меня снова пытались высосать, а я хамила в ответ!

Григ Воронцов подарил оберег и лишил Элен доступа к пище. Но умная лярва сообразила, каким подарком меня подкупить! Подвесила на шею звезду, поближе к тревожному сердцу, вскрыла ауру чередой сомнений, необходимостью все изменить, пожертвовать собой ради счастья подруги. И все с такой милой улыбкой, с таким искренним желанием защитить! Ленка, что за подлость ты сотворила?

Кашель Элен не утихал, по залу пошла цепная реакция. Так всегда: закашлял один, другим тоже нужно прочистить горло. Ленка сделала знак рукой, мол, будет ждать у служебного входа, и поспешила из зала.

Едва она скрылась за алой портьерой, мне словно вернули желание жить. Я успокоилась, вспомнила ноты. Браслет перестал жечь кожу, и я вскинула любимую скрипку, прижав инструмент к подбородку. Сделала знак дирижеру, что теперь все в полном порядке. Мне хотелось играть, заставлять струны петь, плыть над залом вместе с мелодией. Без Элен, глумившейся в первом ряду, я стала сильнее и тверже, потому что раздумала уезжать. Мое место в Москве. Мой пульс, мое сердце бьется в унисон со столицей. Без присосавшейся лярвы в анамнезе будут открыты любые дороги!

Я никогда еще так не играла, не выкладывалась в соло целиком, безоглядно, будто выступала в последний раз перед отправкой на казнь. Моя скрипка собрала воедино квартет, и нас даже вызывали на бис, так клево получилось в итоге.

Я ощущала, что рождаюсь заново, дышу, осязаю мир, фениксом восставая из пепла.

Обухов, милый кромешник, ты прав! Жизнь без лярвы полнее и ярче. Но как решиться на разрыв, не подскажешь?

Есть такой вид азартной игры, где ставка – не деньги, не драгоценности. Мы кидаем на кон кусочки души, ошметки сердца, огрызки любви. Так хотим выиграть хоть немного тепла, что готовы рисковать снова и снова. Но получаем лишь холод предательства. И проигрываемся под чистую.

Какой жалкий, но неизбежный итог!

Я не слушала поздравления дирижера и подколки товарищей по квартету. Не повелась на бутылку шампанского и виноград с ананасами. Собралась в рекордные сроки: скинула платье и туфли, влезла в потертые джинсы. Футляр за спину, шоппер на плечо. Наушники на шею, смартфон в карман. Только музыку в дорогу включать не стала, нет в богатом плейлисте смартфона песен под мое настроение.

У служебного входа меня ждала Ленка. Милая храбрая девочка, с которой в детстве и в огонь, и в воду, и лупить мальчишек в мужской раздевалке после подножки на физкультуре, и добывать журнал из учительской, чтобы подчистить двойку.

Подруга, сестра, родная душа. Мерзкая жадная лярва!

Я не знала, о чем говорить с Элен, как смотреть ей в глаза. Трижды пыталась снять амулет, но он приклеился к шее и прорастал в меня где-то под горлом. Для начала пусть забирает подарок, на фиг такая удача!

Значит, пыталась меня спасти? Если гостиница «Ленинградская» подчиняется только тебе, а Кондашов в отеле не властен, то и девушки в униформе с полотенцами наизготовку были твоей импровизацией. Захотела меня повязать и подороже продать Кондашову? А тут из номера вышел Григ и внес коррективы в продуманный план. Григ умеет быть максимально эффектным! Прирожденный переговорщик с убойными аргументами.

Я вылетела на задворки театра «Фиона», в котором выступал квартет.

Удивилась царящей вокруг темноте, безлюдию и беззвучию.

Маленький садик за ажурной оградой, неподалеку шумная улица. Еще не так поздно, подумаешь, девять, должны быть сумерки и движуха!

Но вокруг давила запредельной тишью мрачная безлунная ночь.

Она сковала меня, обхватила за шею, затянулась удавкой на горле.

Я пыталась хрипеть:

– Ленка, ты где? – но вышло так глухо и стремно, что я сама испугалась.

Глубокая тьма спутала ноги, остановила дыхание. Я в ней увязла, как в тоскливом болоте, без возможности вырваться на свободу. Черные нити протянулись ко мне, обмотали коконом, удержали. Как будто я купила билет и заняла законное место. Козырное место в первом ряду, самое дорогое в театре.

Потом темноту взорвал свет. Такой яркий, что заслезились глаза, а когда удалось проморгаться, я увидела летнюю сцену в саду, и в круге прожектора под навесом – Элен в разорванном платье. Подруга лежала на деревянном настиле, разрисованном алыми знаками. Пахло кровью и потом, воздух полнился криком, прорвавшим заслон тишины.

Над телом Ленки нависла тварь, вобравшая в себя боль и ужас внезапной безлунной ночи. Тварь вскинула руку с кривыми пальцами и длинными, как ножи, когтями. Ударила в грудь Элен, пробивая кожу и ребра. Стиснула полумертвое сердце. Безжалостно вырвала прочь из груди.

Я услышала легкий хрип, с которым из подруги ушла нежизнь. И завизжала, неожиданно громко, кромсая ультразвуком чернильную ночь.