Эта башня во мне

4.

Не сговариваясь, мы кинулись вниз. Даня прыгнул через перила, я суетливо побежала по лестнице.

В первой зале, до этого полной трупов, снова разгоралось сражение. Юэ Лун рассыпал вокруг талисманы, горевшие желтым в витражных сумерках, и руками выделывал странные пасы, словно собирал кубик Рубика или складывал головоломку.

Долли стояла за его спиной, безучастная ко всему, но живая, клятая Изнанка, живая! Все еще цепляющаяся за Матвея, взглядом, подолом нарядного платья, готовая прикрывать его, а не ведущего бой Китайца. И все-таки, пусть и с мутным рассудком, Даша была невредима физически.

Юэ Лун, ты ж мой герой!

Инспектор отряда Найхэ извлек из пояса гибкий меч, такой же, как у Варьки Осокиной, и врубился в ряды нападавшей нежити, являя миру красоту кунг-фу.

Их было много, десятка два, и они нападали с отчаянной силой, с презрением к боли, к нанесенным увечьям, даже к потере конечностей.

– Кто они такие? – крикнул Данила, помогая Китайцу колодой карт. – Откуда взялись, ведь не было?!

– Марионетки, – улыбнулся Китаец, буквально озаряя темноту вокруг. Его самого почти не было видно, лишь улыбка сияла маяком во мгле. – Повылазили из-под груды тел. Валялись тут, притворяясь трупами, а теперь решили размяться. Не знаю, что их пробудило, я беседовал с Долли, и тут началось.

Мы с Даней переглянулись, я вскинула к подбородку скрипку.

Манекены подчинились дракону, поймавшему остатки сознания в изысканный музыкальный капкан. Они ждали появления Даши Сорокиной, та должна была посетить завод и забыть обо всем над телом Матвея. Одного Синг Шё не учел: от горя у Долли помутился рассудок, она выла, кричала, а эти звуки не смогли пробудить манекены. Лишь когда Юэ Лун ее вывел из ступора, сработала заложенная программа. Разумные фразы Долли активировали ловушку.

– Их слишком много и им все по фигу! – подвел краткий итог курсант, тщетно пытаясь умертвить манекены.

– Руби сухожилия, пусть поползают! – посоветовал милашка-инспектор, вновь заразительно улыбаясь. – Между прочим, в древнем Китае было наказание «человек-палка». Преступнику отрубали руки и ноги…

– Четвертование, «кровавый орел», – парировал Обухов, метая карты. – В этом Европа поспорит с Азией.

– В Европе не было линчи!

– Вам заняться нечем? – крикнула я, отбрасывая марионетку пристрелочной звуковой волной. – После обсудите эстетику казней!

Если Синг Шё с помощью музыки подчинил манекены Гордонов, стоило приложить усилия и внести диссонанс в мелодию, разрушить заклятие изнутри. Я вслушивалась до головной боли в бездушные тела манекенов, пыталась уловить общий ритм и тональность. При этом старалась не думать о том, что до визита в «Рассвет» они были людьми, здоровыми, сильными, просто утратившими веру и цель. Здесь их пытали, выцеживали до последней капли стремление к жизни, а затем превращали в андроидов с программой служения господину. Позже ужаснусь и прокляну клан Гордонов. Хотя кого теперь проклинать? Позже разберусь, чего во мне больше – ненависти или сочувствия.

Китайцу проще, он верит в судьбу. В то, что любое деяние найдет отражение в прошлом и будущем, в то, что все предначертано. Поэтому высшая цель человека – как раз недеяние и пустота, отсутствие эмоциональных привязанностей. В этом возможность покинуть клетку и подняться на новый уровень.

Манекены ослабили натиск, кто-то споткнулся, кто-то столкнулся. Кто-то, изувеченный гардемарином, оставил попытки встать на ноги. Мне удалось набором нот вклиниться в перелив гуциня, разрушая магию, отменяя приказ. Ну а что, мне только дай волю, обожаю обламывать чужие планы!

Парни отступили поближе ко мне, Юэ Лун взял Долли под локоть.

– Предлагаю, пока не очнулись инцы, отступить к Кудринской площади, – Китаец кивнул на подземный ход.

Даня всерьез задумался. Долг велел дожидаться Фролова и охранять место убийства, но он чуял: вскрыты не все ловушки, а с нами полуживая Долли, обмякшая в руках Юэ Луна. Курсант мельком взглянул на меня. Я не знала, что ему посоветовать, но отчаянно мечтала свалить отсюда. Не вдыхать эту вонь, не сражаться с трупами. Если честно, мне тоже хотелось обвиснуть тряпочкой в руках Юэ Луна и развидеть кошмары завода.

Обухов сморщился, но принял решение, подошел, подтолкнул к проходу:

– Провожу вас в Дом авиаторов, а потом вернусь получать нагоняй. Аля, позаботься о Долли, а мы с инспектором вас прикроем.

План был хорош по всем пунктам: как только я перестала играть, манекены ожили, закопошились. Поэтому мы вбежали в проем и наглухо запечатали дверь.

Едва страшная зала осталась за стенкой, со мной случилась истерика. Я не подписывалась на это, не хотела ни с кем воевать, сражаясь за мнимые идеалы. С самого детства меня вели очень простые мечты: выучиться играть на скрипке, потому что на ней играла бабушка. Гастролировать с оркестром по разным странам. Найти хорошего парня.

Я рыдала, уткнувшись во влажную стенку, кажется, меня даже рвало. Слишком много всего, слишком насыщенно, чтобы справилась бедная психика.

Не супервумен, не герой ни разу. Не безумная Мери Сью, что шинкует в капусту врагов, а после идет по трупам, распевая любовные песни. Меня от страха ломало так, что хрустели ребра и позвоночник. В туалет хотелось до невозможности. В горле застряло рефреном: отпустите меня, пожалуйста! Это слишком страшная сказка!

Юэ Лун и Обухов стояли рядом, не зная, как меня утешать. Китаец добыл где-то воды, протер мне лицо мокрым платком. От его заботы и нежности снова затрясло, как током ударило. Обухов поступил мудрее и влил в меня спирт из фляжки.

– Боевой запас, – пояснил он Китайцу. – Приводит в порядок нервы и душу.

Спирт упал в сожженное горло, вызывая новый мучительный спазм, потом прокатился по пищеводу, взорвался бомбой в пустом желудке. Я едва не потеряла сознание от невыносимой рези, но почти сразу мне полегчало, и второй глоток прошел без потерь. Я осела на пол, прислонилась к стене и ощутимо расслабилась.

– Алька, ну что ты устроила, – вполне разумно укорила Долли. – Ладно я сорвалась, ты чего истеришь?

– Аля с нами всего три недели, – обиделся за меня Данила. – Имеет право, отстань от Седьмой. А вот ты, драгоценная…

Я вернула фляжку, и Обухов замолчал, отвлекся, сделав жадный глоток. После спирт перешел к Юэ Луну, а остатки мы дружно залили в Дашу, вновь замкнувшуюся в себе.

Упертый кромешник мог попрекать: как посмела, зачем влюбилась! Но разве же объяснишь словами? Если сможешь, это уже не любовь.

Долли встретилась со мной захмелевшим взглядом:

– Если любишь, прощаешь всякое за возможность дышать в унисон. Ты ведь понимаешь, Седьмая?

Я оставила вопрос без ответа, огляделась по сторонам:

– Почему я сижу на ковре?

Ковролин был старый и влажный, местами потертый, проеденный крысами, и он, черт возьми, уводил во тьму, как дорога из желтого кирпича. Зачем в подземелье ковер?

– Тут вообще цивильненько, – пояснил курсант. – Лавочки вдоль стен, фонари. Юэ Лун, поверни-ка штепсель. О, смотрите, какие хоромы!

Гардемарин, как всегда, был прав: удивительный подземный ход напоминал церковный подвал. Те же стрельчатые своды, колонны, многочисленные ответвления. Лампы на стенах закрыты решетками, полустертые указатели подсказывают направления.

«Бомбоубежище временной консервации». Павильон метро «Баррикадная». Завод «Красная Пресня». Проход к речному коллектору.

Путь на Кудринскую площадь застелен ковром, в колонны вмурованы ракушки-чаши с кранами в виде пропеллеров. Видимо, из речки Пресня фильтровалась вода для подземных нужд. На тот случай, если именитый конструктор, спеша на завод «Рассвет», запыхается и захочет попить. Все запущено, но опрятно, и я бы не удивилась буфету, торговавшему бутербродами с колбасой. А еще советскому автомату с газированной водой за три копейки.

Долли хмыкала и шла впереди, опираясь на локоть Китайца. Показывала подземный мир с видом радушной хозяйки. Еще одна скромная радость Пятой помимо готовки и вышивания. Изучение нижней Москвы, диггерство, сотый левел.

Путь до подвалов высотки занял минут десять, не больше, но впечатлений оставил столько, что сгладились ужасы завода «Рассвет».

– Я давно открыла эти ходы, – негромко рассказывала сестра. – Потерны, они так называются. Бродила здесь целыми днями, с фонариком и запасом еды. А потом столкнулась с Матвеем. Я ведь не знала, что он – глава. Просто испод, красивый, заботливый, увлекшийся этим подземным царством! Через столько приключений вместе прошли, столько открытий сделали. И с инцами сражались, и с туннельными тварями… Подземный роман – что река. Разве можно противиться, как устоять после стольких лет одиночества… А потом, на всеобщем сборе, при переделе московских земель… Что поделать, он – Гордон, я – Пятая. Банальный сюжет детектива: роман преступника с полицейским. Хоть душу выверни, хоть с башни прыгай – ничего уже не изменить. Я ведь не комсомолка Варвара, не вложили в меня идеалы светлого коммунизма. Простая баба с простыми мечтами: быть счастливой рядом с любимым. А теперь и этого не осталось…

Она успокоилась, угасла, притихла. Вела не спеша и все говорила, торопясь исповедаться в преступной связи. В общем-то было ей все равно, Долли даже мечтала о смерти, ждала ее, как избавления от жуткой ноющей боли в груди. Я это слышала и боялась, уже не за себя, за сестру. Не знала, как ее защитить.

Может, сыграть на скрипке? Музыка лечит, проверенный факт. Что-нибудь хорошее, чистое. Элегию Массне, например. Под нее хорошо отпускать страдания, рвущие сердце на ленточки. Пред муками погибшей любви даже китайские линчи ничто, так, развлечение оголтелых садистов.

Бедная погасшая Долли, милая Кудринка с мертвым взглядом. Что теперь будет с ее высоткой? Хватит ли сил остаться со-зданием?

Она сама открыла проход для Обухова и Юэ Луна, шепнув «пусть проходят, мне все равно». Позволила проводить себя в комнаты, хозяйничать там, распахивать окна, готовить перекус на уютной кухне. Ей было по фигу, что и как. Она даже поела, немного, с усилием, выпила чашку крепкого чая. Потом заявила, что хочет поспать, выпроваживая нас из квартиры.

Я хотела остаться рядом. Просто посидеть с книжкой в гостиной, ни о чем не разговаривать, не мешать. Но Долли и мне указала на дверь.

Ей снова хотелось выть и орать, выплакать, наконец, потерю, попытаться смириться и проиграть. Опустошить себя до предела и провалиться в исцеляющий сон.

Видя, что со мной сестре тяжело, я из холла позвонила Марго и попросила срочно приехать. Первая даже не удивилась, узнав о тайном романе. Лишь обещала метнуться по Кромке. И позвать Элеонору с другого берега.

Обухов спустился обратно в потерну, чтоб кратчайшим путем попасть на завод.

Юэ Лун накинул мне на плечи пиджак, обнял покрепче и повез домой. Не в Сокольники, как я решила вначале. Он назвал таксисту адрес гостиницы, подрывая к чертям всю мою конспирацию.