Эта башня во мне

3.

По приказу Фролова Данила Обухов в сопровождении следственной группы, включавшей меня и Юэ Луна, отправился на Красную Пресню, где на территории завода «Рассвет» с начала двадцатого века обитало семейство Гордонов.

Удивительно, но в этих зданиях из красного кирпича, напоминавших замок в готическом стиле, побывала и столярно-мебельная фабрика, и завод по производству гидроагрегатов для авиации. Здесь трудились такие конструкторы, как Королев, Лавочкин, Камов! И никто за целый век с четвертью не разглядел исподнюю резиденцию одного из влиятельнейших кланов Москвы!

Ведь «Рассвет» скрывал не только жилище несравненного семейства Гордонов. Здесь была фабрика манекенов, страшное производство по превращению нормальных людей в послушных марионеток! И фабрика эта в советское время использовала мощности и оборудование машиностроительного завода!

Даже теперь, среди кафе, двухэтажных лофтов и арт-пространств Дом Манекенов себя не выдал, разве что множились слухи о призраках и подземных проходах, ведущих к Кудринской площади и к гостинице «Украина» на том берегу Москва-реки.

К заводу мы шли пешком от метро. Как объяснил гардемарин: чтоб не нагнетать обстановку. Гордоны не любили незваных гостей, и хотя Кларисса, новоиспеченная Гордон, заключила с кромешниками договор, глава клана, Матвей Иванович мог указать на дверь. А так, пока гуляем по Пресне, прислужники доложат о неприятном визите.

– Все улики спрячут, – проворчал Юэ Лун.

– Так мы же не с обыском направляемся. И вообще, привыкай, любезный. В России тщательнее всего готовятся к внезапным проверкам.

Я в этой компании оказалась исключительно из-за Клариссы. Похоже, прекрасной Кларе нравилось тыкать в меня маникюром и лениво тянуть: мне вот это взвесьте, люблю молодое мяско! А может, я единственная из Сестер, кто сумел уловить ее боль? Я многого не знала в исподнем мире, в отличие от других. Марго, Катерина, Мария – все они искренне радовались, что больше нет Кондашова. Я же, пострадавшая от него, но увидевшая жуткую смерть главы, сумела его пожалеть.

Ну вот, за все в мире нужно платить. В том числе за эмпатию не по делу.

Вместо того чтоб музицировать в башне, отрабатывая вчерашний урок, шагаю по Красной Пресне и выслушиваю гадости про Дом Манекенов.

Коронная техника этого клана приводила в ужас не только меня: Гордоны поставляли прислугу в прочие исподние дома Москвы. Особенно ценили эту продукцию Дом Счастья и Северный Жуз, охочий до женской покорности.

– Они ломают не всех подряд, – рассказывал по дороге Данила. – В этом Гордоны, так сказать, гуманисты. Их агенты выискивают людей, утративших веру в себя, потерявших цель в жизни, те крупицы смысла, что еще зажигают искры в сознании. Вот когда человек окончательно гаснет, он становится добычей клана. Его внутренняя пустота заполняется перечнем навыков, а в сознание подселяют вирус, обязующий тело служить господину. Из таких получаются хорошие смертники, проститутки и офисные работники. Элитная прислуга исподней Москвы, выполняющая любые капризы и не задающая лишних вопросов. Возможно, нашему коллеге из Азии технология покажется привлекательной, но увы, в России без души не живут. Два года от силы – и нет человека, сердце отказывает, рвется в клочья. Это не метафора, реально взрывается, и никто не может понять, почему.

Юэ Лун с интересом осмотрел завод, к которому подобрались вплотную. Внушительный замковый комплекс из красного кирпича, с зубчатыми башнями, стрельчатыми окнами, с мощными ржавыми трубами, перечеркивающими фасад.

– Конечно, – сказал он Даниле, – у этого Юэ свой взгляд на мир и иная форма мышления. Но технология жуткая. В Китае используют особые яды, подчиняющие сознание. Выбирают для этой цели преступников или заклинателей с искаженной ци. А у вас отбрасывают во тьму тех, кто почти достиг просветления, вырастив внутри пустоту Дао, отказавшись от мирских устремлений. Страшно. Все равно что постучаться к отшельнику, вырвать того из медитации, тянувшейся сотни лет, и заставить отплясывать в Цветочном доме.

Мы с Данилой переглянулись. Нет, заглядывать в восточную душу – все равно что брести в темноте, сто раз споткнуться, разбить лоб о стену и все равно ничего не понять, не найти даже искры света.

– Мне не нравится это здание, – Юэ Лун указал на завод. – Оно мертвое даже для тени. Мертвее, чем кладбище под луной.

Я прислушалась и оступилась, так непривычно звучало вокруг. Подобные ноты рождало насквозь промороженное зимнее поле, с которого беспощадной поземкой сдернуло снежный покров. Застывшие жухлые травы, колкие крупинки инея, отражающие лунные блики. И над всем этим – еле слышный звон, затихающий перелив струны.

– Пахнет кровью! – крикнул Данила, мгновенно преображаясь. Колода карт перетекла между пальцев, раскрывшись двумя веерами. – И вроде какой-то травой!

Обухов побежал через двор, к лестнице, ведущей в главную башню. Юэ Лун чуть задержался, выхватывая из рукава талисманы.

– А-ля, останься, – попросил Китаец, то ли ласково, то ли жалобно. – Не нужно туда ходить. Лучше вызови командора.

Я почти согласилась с его мольбой: в самом деле, что мне делать в бою, буду мешаться и парней отвлекать. Посторожу территорию, дождусь Фролова с группой захвата. Мне ли тягаться с драконом?

Но в эту минуту из красной башни, нарядной и мрачной одновременно, раздался истошный крик и следом надсадное завывание. Я подумала о Кларе Гордон, но потом с удивлением и паническим ужасом различила гул самолетов, свойственный Пятой сестре.

Там была Кудринка! Долли! И все доводы Юэ Луна, которые тот мог привести, растаяли бесполезной дымкой. Я уже бежала вслед за Данилой, и в левой руке поблескивал гриф, а в правой воинственной саблей отсекал сомненья смычок.

Я не лезла в чужие разборки, я спешила на помощь сестре.

Долли продолжала кричать, как-то глухо, тоскливо, будто в первом вопле выплеснула всю себя, до дна, а теперь балансировала на краю, прежде чем рухнуть в ад. Милая Долли, Даша, красивая рукодельница, заботливая хозяйка.

Ворвавшись в здание завода «Рассвет», я внезапно поскользнулась в чем-то вязком и липком и, наверное, свалилась в лиловую лужу, если б не Юэ Лун. Китаец успел, подхватил меня, бережно удержал в объятьях.

– Это ведь Долли кричит, я прав? – спросил почему-то шепотом. – Дарья Васильевна, из МГУ?

– С Кудринской площади, – поправила я, будто это что-то меняло, и сильнее прижалась к Китайцу. Меня колотило от страха.

Весь коридор был – как река преисподней, душный, соленый, липкий. Лиловая кровь сменялась алой, а потом вдруг вспыхивала желтым бликом под уцелевшим светодиодом.

Юэ Лун подхватил меня на руки и стремительно полетел, изредка касаясь ботинками пола. Взгляд выхватывал из полутьмы тела, много тел, разодранных, жутких. Безруких, безногих обрубков, от вида которых нервы рвались, как перетянутые скрипичные струны, и больно скручивало нутро. Многие жертвы, я это видела, были с лицевой стороны – алая кровь и ужас в остекленевших глазах, случайные свидетели бойни.

– Не смотри! – приказал Юэ Лун, прижимая меня так плотно, что уже не хватало воздуха, и я пропитывалась его парфюмом с нотками сандала и чабреца.

Но лучше уж так, чем жуткая вонь, что заполнила просторную залу до самого потолка, терявшегося где-то во тьме. Изнутри помещение завода «Рассвет» еще больше походило на замок, возможно, это была иллюзия или параллельное измерение, но витражные окна красили пол сине-зелеными бликами, оттого нагромождение изрезанных тел на черно-белых мраморных клетках было похоже на инсталляцию. Декорация к съемкам фильма о дремучем средневековье. Если б не удушающий запах.

Судя по вони и вязкой крови, всех убили вчерашней ночью. За полдня помещение успело нагреться, и благопристойный рыцарский зал – с витиеватой мебелью, оленьими рогами на стенах, с жаровнями на треногах – наполнился отвратительным гулом и жужжанием многочисленных крыл. Я лишь крепче вцепилась в Китайца.

– Сюда! – закричал нам Обухов от лестницы, ведущей наверх.

Курсант активировал несколько карт, чтоб осветить место трагедии. В их отблеске я увидела труп, сидящий у первой ступени – немолодой мужчина, с волосами до плеч и легкой небритостью, которая ему очень шла при жизни, а теперь пугала синюшным оттенком. Смерть стерла краски с его лица, исказила черты гримасой, то ли боли, то ли бессилия. Он будто пытался крикнуть тем, кто прятался наверху, предупредить об опасности. До последнего вздоха защищал проход, цепляясь в ноги убийцы.

Я не видела его раньше, может, не обратила внимания или в прошлую нашу встречу обманулась вычурным гримом, но погибший был слишком похож на Михаила Гордона: тот же овал лица, тот же рост и большие голубые глаза.

Когда Юэ Лун пролетел сквозь всю залу, возле тела старшего Гордона шевельнулась смутная тень, живая в этом аду.

Я вгляделась и едва опознала Долли, прижимавшую к губам руку Матвея: милая кроткая Кудринка походила на ведьму из хоррора. Она уже не кричала, просто сидела с потерянным видом, зареванная, всклокоченная, с расцарапанной ногтями щекой, безумная и опасная. Я ощутила силу высотки, слабый ток под ее ногтями, я услышала, как Даша Сорокина, Пятая сестра Лицевого корпуса пытается влить энергию, оживить, вернуть из-за Кромки убийцу, превращавшего людей в марионеток.

Я смотрела, не верила, но понимала, сочувствовала ей всем сердцем. Может, нам семерым на роду написано влюбляться в бессердечных чудовищ?

Но все-таки, Долли и Матвей Гордон?

– Как она попала в это безумие? – чуть слышно спросил Юэ Лун, оглядываясь по сторонам.

В вязкой жиже на полу отчетливо стыли отпечатки кроссовок курсанта, а других следов не было видно. Но Обухов без раздумий ткнул в угол, на слегка приоткрытый проход под лестницей. Здесь даже воздух был чуть свежее, отдавал прохладой и влажной плесенью, как из подвала с текущей трубой. То есть одна из легенд «Рассвета» на наших глазах обернулась правдой: здесь действительно проложили подземный ход от башни на Кудринской площади, в народе «Дом авиаторов», до завода, где трудились жильцы высотки!

Тайный ход, соединивший две крайности: со-здание Лицевого корпуса и главу исподнего клана, второго по силе в Москве.

Я попыталась обнять сестру, оттащить ее от трупа Матвея, но она зарычала, как дикая кошка, и продолжила бессмысленно расходовать силу, надеясь исцелить и вернуть любимого. Я уже не слышала музыки Гордона, лишь отзвук гуциня – последний удар, оборвавший исподнюю жизнь.

– Синг Шё, – прошептала я Обухову.

Данила покачал головой:

– Здесь убивали иначе. Почерк дракона в Доме Иллюзий был лаконичным и жестким. Он пытал лишь Петра Кондашова, остальных прикончил сравнительно чисто. Здесь же – будто метался зверь, раздирая людей, как ненужные письма. Прости мне сравнение, но так убивал один нелюдь в середине тридцатых годов. Тот же стиль, тот же кровавый след.

– Между прочим, тот нелюдь играл на рояле, – злым шепотом возразила я. – А здесь ни малейшего намека на клавиши.

– Между прочим, теперь он сменил инструмент!

Хотелось крикнуть, что Григ был со мной, доказательства – на лице и на теле, оставленные жестоким бичом сфокусированной музыкальной фразы. Но увы, я не могла поручиться за несколько часов после рассвета, когда Григорий покинул меня, взведенный до предела жаждой убийства.

Промелькнула мысль: неужели правда? Неужели он мог вступить в сговор с драконом? У Грига есть слабая точка: сестра. Если Синг Шё предложил лекарство…

Я вслушалась до боли в ушах, пытаясь уловить жужжание роя, треск электричества, хоть какой-то отзвук, говоривший об участии Грига в расправе. Но вместо этого зацепилась за прошлое, сдвигая стрелки часов. Некий реликтовый след, остаточные звуковые волны, застывшие в янтаре чужой магии.

Зависший в воздухе предсмертный крик…

– Уводи ребятишек и Клару. Уходите крышами, не возвращайтесь! Они убили Петра Кондашова, теперь наш черед, умоляю: беги…

– Нет, я тебя не оставлю! Почему манекены ему подчиняются?

– Они следуют за музыкой, Мишка, как за дудочкой крысолова. Кто-то нас предал, пустил на фабрику, он сумел понять суть технологии…

Новый голос, вкрадчивый, ненасытный, полный шепота ветра и бликов луны над бескрайней водной пустыней:

– Зачем тебе умирать, глава? Так нелепо и бессмысленно пошло? Выкупи жизнь семейства. Ты ведь жаждешь спасти глупых детишек, что надеются меня одолеть? Так молоды, глупы, беспечны. Мне не нужны их сердца. От вашего клана возьму только женщину, связанную преступной судьбой. Женщину с серебром в груди. Выдай проход, упрямец. И все, кто уцелел, продолжат дышать. За что ты бьешься, глава?

– Тебе не понять! – яростный рык. – Слово «любовь» недоступно дракону.

Последняя атака Матвея Гордона. Стон и хрипы из пробитой груди. Смех, словно плеск волны в океане:

– Не понять. Недоступно. Пускай. Но наш разговор не окончен. Посиди, упрямец, подумай. Послушай, как кричит наверху твой сын и молодые служители клана. Я хочу, чтоб последним чувством, что охватит твою безумную душу, был беспощадный холод от осознания, что ты их не спас…

Я заплакала, вцепившись в курсанта, в его свежее простое звучание, тщетно силясь изгнать из памяти тот самый, последний выдох Матвея.

«Мишка!» – звенело в ушах, прорывая все мыслимые барьеры.

– Наверху еще трупы, Даня. Там нужно искать Михаила.

Обухов чертыхнулся. С тоской посмотрел на лестницу.

– Господин инспектор, пойдете со мной. Аля останется с Дашей.

– Нет, – это вырвалось само собой, истерическим бесконтрольным воплем. – Я тоже пойду, вдруг что-то услышу. Пожалуйста, ну пожалуйста!

Что угодно, куда угодно, только не в этой зале, только не в компании безумной Пятой, обнимающей мертвое тело. Как-то действовать, не сидеть в ожидании, утопая в агонии Матвея Гордона.

Парни внимательно меня осмотрели. Юэ Лун сдался первым, протяжно вздохнул:

– Я побуду с Дарьей Васильевной. В самом деле, не следует мучить обеих, оставляя один на один с телами. Если что, зовите на помощь.

Обухов подал мне руку, выдернул из омута чужой боли. Рядом с ним стало проще дышать, я даже вспомнила об инструменте, намертво стиснутом в кулаке, и приготовилась к бою. Так, вдвоем, касаясь друг друга плечами, мы прокрались по кованым ступеням наверх, в сумрачную галерею.

– Направо или налево? – знаком спросил гардемарин.

Я вслушалась и шагнула во тьму правого крыла галереи.

Здесь тоже валялись трупы, уже не так густо, как в нижнем ярусе. Но я едва не рухнула вниз, споткнувшись о руку ребенка. Совсем юный подросток лежал в проходе, неловко вывернув руку с мечом. Упрямец, решившись прикрыть отступление, побежавший спасать главу.

– Иногда Матвей Гордон собирал молодняк, – поморщившись, пояснил курсант. – Передача знаний юным адептам.

– Это, по-твоему, сделал Григ?

– Нарываешься? – хмыкнул Данила. – Хочешь почитать протоколы с мест его кровавых концертов? Слуги, женщины, дети, даже собаки и лошади… Допускаю, тогда он был невменяем, но прошлое безумие может вернуться. Появление дракона в Москве что-то триггернуло в его голове, цепь замкнулась – и вот опять!

– Я кое-что услышала, – шепнула я, стараясь не думать, не представлять, не впускать в реальность его слова. – Я знаю, из-за чего Синг Шё вырезал Дом Манекенов.

Обухов замер, вытащил карту, чтоб осветить мне лицо.

– Синг Шё разыскивал Долли! Я не сказала внизу, при ней. Но дракон искал женщину с серебром в груди и проход в дом на Кудринской площади. Кто-то проболтался об этой связи. Матвей умер, защищая любимую. Пожертвовал кланом и единственным сыном, лишь бы ее не выдать.

Данила молчал с минуту, поглядывая то на меня, то обратно на лестницу, по которой мы только что поднимались. За эту минуту в его голове сложилась та же цепочка из фактов, что чуть раньше лишила меня равновесия.

Европейский след Синга Шё.

Ньютон – Брюс – и со-здания! Нападение у театра «Фиона», гибель Элен, амулет! Визит в гостиницу «Ленинградская» во время инициации. Тени на Садовом, инцы в подземке…

Я не знала, зачем он бесчинствовал в Азии. Но к нам пожаловал за технологией, созданной некогда Яковом Брюсом.

– Мистер Юэ, у вас все в порядке? – крикнул вниз напряженный Данила.

– Этот Юэ в норме, а что у вас?

– Почему он так разговаривает? – скривился Обухов, заверив Китайца, что нам не угрожает опасность. – Мания величия? Раздвоение личности?

– Вежливая форма в Китае, правда, слегка устаревшая, – нервно хихикнула я. – Не обращай внимания. Проще привыкнуть, чем изменить.

Мы продолжили путь по галерее, следуя за пятнами крови. Курсант распахнул дубовую дверь, третью по счету от лестницы.

– Клара, беги, не медли! Спрячь учеников в Доме Счастья!

– Я останусь. Хочу сразиться с драконом, хочу отомстить за дядю.

– Беги, любимая, я прикрою, жизнь моя, счастье, заклинаю: спасайся! Он подчинил манекены!

Эти звуки ударили в сердце, окутали болью все тело. Я упала на колени, прижав скрипку к груди. Снова расплакалась от жгучей тоски, что отравила душу.

В центре комнаты лежал Михаил с удивленно-отрешенной улыбкой. Тот, кого в лицо называли мямлей, пиная, притесняя даже на свадьбе, подкаблучник при яркой жене, нелюбимый муж, слабый наследник… Он лежал на спине, полный достоинства, не уронивший чести, сжимая в руке нелепую саблю.

Он казался смешным, никчемным. Хотелось крикнуть: «Зачем оружие? Что ты можешь, домашний мальчик?»

Но я видела и слышала совсем другое. Переломанная мебель, пробоины в стенах, изрезанный паркет под ногами. И звук, мощный яростный хохот, звон сабли, удивление Синга Шё. Две порванные струны на гуцине.

И лилово-черная кровь на лезвии.

Михаил бился на пределе возможностей и сумел задержать дракона.

– Ранил Синга Шё! – подтвердил курсант, осматривая потускневший клинок. – Тот посчитал его легкой добычей. Но Миша – один из лучших бойцов, хоть и не любит оружия. Не любил, – поправился Обухов, прикрывая глаза Михаила. – Тела Клары нигде не видно. Будем надеяться, что спаслась.

– Сочувствуешь исподам? – шмыгнула я, невольно вспоминая темную свадьбу, на которой впервые столкнулась с Изнанкой.

В легкой дымке проявилась невеста, белые волосы, черное платье, яркая, как орхидея, опасная, как ядовитый плющ. И рядом сидел жених, в котором я не различила достоинств кроме безумной страсти и преклонения перед Клариссой.

– Тебе тоже их жаль, – вздохнул Обухов, вынимая из кармана платок.

Думала, вытрет мне слезы, ан нет! Промокнул самый кончик сабли, забирая частичку крови дракона. Что ж, анализ ДНК – хорошая штука, полезная при любом раскладе. Данила хотел забрать и оружие, вывернул кисть Михаила, чтобы разжать сведенные пальцы, но тут снизу донесся многоголосый вой и надрывный крик Юэ Луна:

– Долли, очнитесь, спасайтесь!