Эта башня во мне

1.

Я открыла Юэ Луну проход в гостиницу, но наверх Китайца не позвала.

Никого не хотела видеть в квартире. Кроме Грига, но об этом я умолчала.

Мы устроились в лобби, заказали кофе. Меня все еще трясло от увиденной бойни и прошившего сердце страдания Кудринки.

Творческие люди ужасно слабы своей непомерной эмпатией, способностью впитывать чужую боль. К нам ломятся в души, выливая дерьмо, накопленное за долгие годы. Мотивируя это тем, что розы нужно подкармливать именно таким удобрением. От этого музыка, проза и живопись – нужное подчеркнуть! – колосятся сильнее, ярче цветут и, разумеется, приятнее пахнут. Нас считают отличной «жилеткой», но увы, музыканты, поэты, актеры – абсолютно разные люди с таким несхожим барьером принятия, с таким удивительно малым объемом очистительных сооружений!

Мои выгребные ямы так давно не чистили, что чужая боль сегодня полилась через край. Меня крутило и мучило, выворачивало за двоих. Слишком страшно было в новой реальности, с исподами, драконами, с Лицевым корпусом. Никакие полученные ништячки не покрывали этого страха и надрывной тоски по прошлому, такому простому и буднично-серому, что хотелось выть об утрате.

Юэ Лун сидел рядом, молчал. Лишь заказал коньяк и вылил рюмку в мою чашку кофе. А еще заставил съесть тортик, сладко-кремовый до отвращения. От подобного рациона стресс на время отступил и притих. Алкоголь и сахар сотворили чудо, я расслабилась и протяжно вздохнула.

– Он тебе не пара, – сказал Юэ Лун, видя, что меня отпустило. – Тот, кто может ждать наверху.

«Интересный концерт, – подумалось мне, – то есть, пока я горюю о Кудринке, он разбирает на пазлы мою вчерашнюю встречу с Григом?»

– Следил за мной? – уточнила я, на всякий случай, и так все ясно.

– Ты так резко сбежала. Узнал, к кому.

– Юэ Лун, послушай…

– Не нужно. Этот Юэ все понимает. Но вы странно смотритесь со стороны. Как две крайности, сведенные вместе. Если на планете соединить два полюса, она разлетится вдребезги. А еще он – зверь, я это чувствую. В Китае, встретив такого на улице, я бы вызвал отряд Найхэ. У вас же он запросто бродит по городу.

Я не стала ему отвечать, хотя очень хотелось ляпнуть, чтоб катился в Китай и там командовал. Не хватало еще на московских улицах казнить без суда и следствия!

Юэ Лун, смотревший мне прямо в лицо, с горечью отвернулся. Взялся изучать интерьер, теремно-церковный, неоправданно-вычурный для обыкновенной гостиницы. Я заметила, что коты подозрительно следят за Китайцем, и исподтишка показала кулак. Все сегодня меня осуждают, Юэ Лун за Грига, коты – за Китайца. Вот к Григорию Воронцову, кстати, животные проявили лояльность, даже подставили спины, позволяя навьючить вещами. А здесь – настороженность и недоверие.

Коты – такие коты!

– Нравится? – дурацким вопросом я отвлекла Китайца от статуй.

– Не особо, – вздохнул Юэ Лун. – Слишком много всего намешано. Выдержанность и гармония – вот успех оформления залы.

Никогда не понять иностранцу широты русской души, когда нужно всего и сразу, и чтоб за это никто не казнил!

– Я читал о таких, как Долли, – решил сменить тему Китаец, но облажался на первой фразе, смутился и выправился, как мог. – О таких, какой стала ты. В МГУ об этом так мало сведений, что везде мерещится гриф «секретно». А вот в Оксфорде, в колледже Церкви Христа, хранятся копии писем, что Ньютон писал старинному другу.

– Кристоферу Рену? – уточнила я.

Пусть не думает, что самый умный!

– Знаешь о нем? – Юэ Лун просиял. – Между прочим, гардемарин не прав. Я закончил и Оксфорд, и Кембридж. Правда, под разными именами. И все из-за этих двух гениев. Кембридж – это Ньютон. Оксфорд – Рен, там он учился, преподавал. Отстроил башню Тома в Церкви Христа и бесподобный Шелдонский театр. А в Кембридже – библиотеку Тринити-колледжа, она так и зовется: библиотека Рена.

– Та, что разграбил Синг Шё?

– Все верно. Рен известен как архитектор, но он – ученый, математик, физик, занимался всерьез астрономией. Мне кажется, у него был пунктик: Рен пытался улучшить мир через доработку простых вещей, составляющих бытие. Часы, здания, схемы улиц, формулы и уравнения. В конце концов, этот гений создал Королевское общество. Так вот, в его переписке с Ньютоном упомянут некий «полковник». Его называли именно так в письмах под тайным знаком, а в последнем из них говорилось: «Наш полковник сумел сдвинуть дело, над которым бьемся с десяток лет. Возможно, искомый союз отныне становится явью».

– Полковник?

– Этот Юэ сложил все факты, изучил предыдущую переписку и отыскал зацепку! – Юэ Лун явно гордился собой. – В первом выезде в Европу ваш царь Петр познакомился с Исааком Ньютоном. И, безусловно, с Реном. Влияние барочного классицизма на «петровское барокко» неоспоримо, доказательством этой связи служит Петропавловский собор в Петербурге. Что до полковника, в английской поездке Петра сопровождал Яков Брюс, как раз служивший в подобном чине! Он близко сошелся с Ньютоном и Реном и узнал от них некую тайну, над разгадкой которой трудился в России.

Я слушала его и восхищалась. Юэ Лун рассказывал с такой горячностью, что щеки разгорелись румянцем. Милый, красивый и умный, почему он не встретился раньше Грига? Впрочем, речь не об этом. Кусочки мозаики звякнули, собираясь в узор на столе.

– Каюсь, этот мнительный Юэ не верил в возможность со-здания, как вы называете подобный союз. Но, попав в Россию, увидел воочию и перестал сомневаться. То, что укрылось от гениев Англии, разгадал чаротворец Брюс.

– Лучше бы не разгадывал. Быть со-зданием больно и трудно. Ты так пылко сейчас говорил об Оксфорде, – с грустной улыбкой заметила я. – Жаль, что мне его не увидеть.

Отныне и навсегда привязанная к башне на Трех вокзалах, узница в золоченой клетке, пробитая насквозь заливными сваями. Настроение вновь испортилось.

– Хочешь, я тебя проведу? – с видом заговорщика подмигнул Юэ Лун. – Особой магии в этом нет, попробуем обойтись без лицензии. Мы в гостинице системы «Хилтон». Отсюда открыты пути во все страны. Нужна лишь свободная дверь и твое желание увидеть Оксфорд.

– Бредишь? – буркнула я, все еще кутаясь в меланхолию.

– А-ля, что мы теряем, попробовав? Не получится – ну и пусть. Разве чудо не стоит усилий? Повторю: свободная дверь, за которой нет постояльцев.

Дверь в кабинет Элен для этих целей подошла идеально. Я нехотя встала с кресла, шатаясь от усталости и алкоголя, поманила за собой Китайца.

Мне хотелось в Оксфорд. Так, что обрадованный организм позабыл про обед и сон. Мне хотелось сбежать из реальности в волшебный мир без забот! Да еще под гениальным прикрытием: Оксфорд был точкой на карте, с которой начиналась история табулы.

Ну, типа не эскапизм голимый, а попытка разобраться в прошлом.

Я не верила в возможность побега, но послушно замерла перед дверью, представляя в уме красоты, нарисованные Юэ Луном. Он встал рядом, что-то сложил из пальцев, переплел их особым образом, будто шарады загадывал или с глухонемыми общался. Одна фигура, вторая, третья. Прилепил на вход талисман из шуршащей желтой бумаги с нарисованными тушью иероглифами. Притянул меня за плечи, обнял бережно, как фарфоровую статуэтку. Накрыл пальцы своими и положил их на ручку массивной дубовой двери.

Ласково шепнул в ухо: «Оксфорд!»

– Оксфорд! – послушно повторила я и шагнула в темноту кабинета.

Там, куда мы попали, тоже было темно, но я сразу услышала разницу. Удивительно, насколько иначе звучит незнакомый город. Я сделала шаг, другой. Лишь наткнувшись на стол, догадалась, что и в новом мире угодила в офис.

Сердце колотилось, как ненормальное, запарывая партию ударных в пьесе, постоянно сбивая ритм. Я прижалась к Юэ Луну и боялась вздохнуть, чтоб не спугнуть иллюзию. Убеждала себя, что это лишь сон, но молилась неведомым силам, чтобы дали поспать подольше, если я задремала в лобби, расслабившись от коньяка.

Китаец в темноте сотворил талисман, осветивший помещение желтым.

Высокие стеллажи, забитые папками с документами, на столе – представительские подарки вроде бронзовой чернильницы и пресс-папье – бесполезные вещицы в компании видавшего виды макбука. На специальной подставке – паркер, тоже так себе сувенирчик в эпоху электронных подписей. Престижная коллекция ненужного хлама.

Точно не кабинет Элен!

– Где мы? – спросила я еле слышно, больше всего на свете опасаясь прихода хозяина. Ну, в данный конкретный момент.

– Не узнаем, пока не посмотрим, – Юэ Лун указал на дверь.

– Погоди! – я почти повисла на нем. – А мы точно сможем вернуться?

Незнакомый город в чужой стране, без денег, без документов! Если что, обратной дороги не будет, только через посольство. Я представила, как заявляюсь в консульство с песенкой про потерю памяти, совести и российского паспорта. А меня даже в визовых списках нет! Впрочем, главное – достучаться до консула, у меня же есть связи в МИД! Четвертая поможет вернуться на родину.

Юэ Лун открыл полупрозрачную створку – так выглядела дверь в этой реальности, – и я снова увидела родной коридор и услышала «Ленинградскую». Клятая Изнанка, до чего хорошо!

– Если передумала, пойдем дальше пить кофе, – с улыбкой предложил Юэ Лун.

Но я уже поборола сомнения и настроилась кайфануть. После всех ужасов исподней Москвы оказаться без денег в другой стране – милое приключение, профилактика для снятия стресса.

Юэ Лун вновь что-то сложил из пальцев и налепил на дверь талисман, тот самый светильник, висевший в воздухе. Талисман даоса впитался в стекло, сделался невидимкой. И когда распахнулась дверь, за ней уже не было «Ленинградской».

Незнакомый коридор. На стенах светлых тонов – постеры в тонких рамах, очень легкие абстракции на воздушном фоне. Современный стильный минимализм.

– Тоже «Хилтон», а какая разница, А-ля, – с удовольствием осмотрелся Китаец.

Как будто я строила башню и подсказывала сталинским архитекторам, что еще впихнуть в дизайн интерьера, чтобы выглядело побогаче! И как будто в Китае национальный стиль не пестрит позолотой на красном фоне!

– Будешь выпендриваться, уйду к себе, – опустилась я до шантажа, не без яда поглядывая на Юэ Луна.

Здесь, на чужой территории, меня действительно отпускало. Будто весь груз последних недель остался далеко позади и меня не касался и краешком. До чего хорошо, кто бы знал. До чего спокойно, хотя мы вдвоем явно нарушали закон!

Юэ Лун схватил за руку, потащил на выход. Мы пробежали лаконичный холл, уставленный креслами разных видов, мимо двух барышень на ресепшене, изумленных нашим видом до крайности. Ну еще бы, не каждый день мимо них проносится стремная парочка: красивый азиат в модном прикиде и всклокоченная скрипачка!

Юэ Лун сверкнул улыбкой девицам, будто ослепил фотовспышкой, мы проскочили на улицу и выдохнули от избытка эмоций.

Называлась гостиница «Hampton by Hillton». Какой контраст с «Ленинградской»! Было чувство, что я из дворца попала в суровые будни. Поневоле начнешь гордиться порождением сталинского ампира!

Отсюда до центра Оксфорда было примерно три мили, если верить навигатору в телефоне Китайца. Запросто можно пройти пешком, но Юэ Лун поступил иначе. Подхватил меня руки и прыгнул на крышу, а потом полетел над домами, изредка касаясь ногой фонарей, светофоров или деревьев.

– Это техника цингун, «навык легкости». Основана на внутренней ци и зависит от степени культивации. Во Франции пытались ее повторить, а получился паркур.

Юэ Лун наслаждался полетом, возвращением в Оксфорд, мной на руках, а потому болтал без умолку. Ощущения были потрясные, особенно когда горизонт буквально пророс башнями Оксфорда, его колледжами и прочими чудесами. Я тихо взвизгнула от восторга, Юэ Лун рассмеялся и пошел на посадку.

Удивительные часы, проведенные в старинном Оксфорде.

Мы начали с колледжа Церкви Христа, осмотрели башню Тома и внешний периметр. За проход в колледж нужно платить, и Китаец скользнул по Кромке, вновь утягивая за собой. Он сказал, я должна побывать внутри. И, чисто по-русски закрыв глаза на «преступление века» – подумаешь, не заплатил за проход! – я очутилась в Хогвартсе. Потому что именно в этих стенах снимались сцены «поттерианы», а столовая колледжа Церкви Христа стала прототипом обеденной залы со свечами, парящими под потолком!

– Между прочим, побратимом этого колледжа является Тринити-колледж в Кембридже.

– И оба ты закончил с отличием, – не удержавшись, съязвила я.

– Иначе зачем учиться? – не принял подколки Китаец.

У нас было всего пять часов в запасе, с учетом разницы поясов, не до раскопок в библиотечных архивах. Но зато нагулялись вдоволь.

После колледжа Церкви Христа мы заглянули в Магдален-колледж, где под вязами на лугах паслось стадо грациозных оленей. Мне хотелось просто сидеть у воды, опираясь на спину Китайца, наслаждаться покоем и тишиной. А потом сыграть мелодию Оксфорда, чтобы слышали лишь Юэ Лун и олени.

Но ведь в Оксфорде оставались еще Бодлианская библиотека, Шелдонский театр, ротонда Радклиффа! Нужно посидеть хоть полчасика в «The Eagle and Child» на Сент-Джайлз стрит, пытаясь представить, как в этом пабе рождались Среднеземье и Нарния!

Пережитый стресс остался в Москве. Я была счастлива здесь и сейчас, болтая с Юэ Луном о литературе, о Толкиене, Льюисе, Кэрролле, неразрывно связанных с Оксфордом.

Но увы, любая сказка подходит к концу.

Наше время пролетело и скрылось. В Москве ждали разные неприятности, там продолжал убивать дракон, оставляя жуткий кровавый след.

Оксфорд мигнул огоньками, всплесками тихой реки, просиял на прощанье луной.

Юэ Лун не стал рисковать и пугать девиц на ресепшене, облетел на цингуне вокруг отеля, нашел открытое окно в коридоре.

Нужная дверь без проблем открылась, а я все слушала отголоски Окфорда и нежные переливы бяньцина. Лишь оказавшись в кабинете Элен, как называла его по привычке, поняла, что застыла в объятьях Китайца, покоряясь его рукам и губам. Поцелуя опять не случилось: я пришла в себя чуть раньше и отстранилась. Но Юэ Лун не настаивал. Улыбнулся мне солнечно, нежно, прошептал на ухо, лаская дыханием:

– Этот Юэ подождет, со-здание. Нас ведь свела судьба.

Из гостиницы «Ленинградская» он ушел, не прощаясь. Не дожидаясь неловкой минуты, когда придется его выгонять, намекая на головную боль.

А я даже не успела сказать «спасибо» за волшебные часы, что он подарил.

Юэ Лун хотел показать весь Китай. А мне намечталась миланская опера, Вена, Париж, другие музыкальные точки на карте.

Я поднялась к себе, окутанная атмосферой Оксфорда, будто сказочным плащом-невидимкой.

Но на входе в квартиру дожидался Самойлов, и скелет его излучал злорадство. Наскоро осмотрев помещения, я интуитивно заглянула в шкаф.

Бархатные плечики колыхнулись, застучали в тишине кастаньетами. Пустота, чернота. Безысходность.

Не будет ни кратких свиданий, ни болезненных тренировок.

Воронцов забрал всю одежду, что до этого притащил в мой дом.