Эта башня во мне

2.

Тело подруги детства билось в последней агонии, я рвала связки в отчаянном визге и продиралась сквозь мглу – вопреки рассудку не обратно в театр, а на помощь погибшей лярве, все еще надеясь кого-то спасти.

Тень сжимала в когтистой лапе пульсирующее сердце Элен, перекошенное, уплотнившееся, истекающее лиловой кровью.

Над летней сценой театра струился едва различимый шепот, летели слова заклятья на неведомом мне языке. Сердце трепетало, знаки алели, заклинания разрывали воздух. Но я слышала: что-то пошло не так! В жертвоприношение закралась ошибка, лишая ритуал нужной гармонии. Некто забирал силу лярвы, а она оказалась невелика.

Тень склонилась над вскрытым телом, внимательно всмотрелась в лицо, ткнула когтем в стекленеющий глаз Элен. Тот вытек, словно гной из нарыва.

Тогда страшная тварь обернулась и погрозила мне скрюченным пальцем.

Черные нити, наконец, порвались, ночь отпустила и меня, и время. Тень брезгливо отпихнула тело Элен и спрыгнула со сцены ко мне. Почти в тот же миг я ощутила свободу и по инерции побежала вперед, на сцену, на помощь Ленке.

Чем я могла ей помочь? Почему не спешила в обратную сторону, от тени и жутких когтей, нацеленных теперь на меня?

– Отдай! – тихий шепот добил мой разум, и так заглохший от кровавых ужасов. – Отдай его мне и живи спокойно!

Амулет! – догадалась я и вскарабкалась на помост. – Ему нужен амулет звезды!

Да я бы с радостью отдала, честное слово, я ведь не дура! Не героиня романа, готовая сражаться за последний дар безвременно погибшей подруги!

Вот только снять звезду не могла, она уже приклеилась, проросла. Без помощи Элен я даже цепочку не сумела ни порвать, ни расстегнуть. Дар лярвы впитывался куда-то под кожу, и серебро заструилось в крови, поражая изнутри вены, оплетая кружевом сердце.

При мысли, что тень меня схватит, кинет на доски рядом с Элен и повторит обряд, я едва не теряла сознание. Подползла к подруге на четвереньках, затрясла в припадке коченеющий труп, требуя чуда от мертвой:

– Ты и так неживая, Элен. Вставай! Вытащи нас из ада!

Ленка пялилась на меня полным ужаса уцелевшим глазом.

– Отдай! – повторила тень, устремляясь к возвышению летней сцены.

Рунические знаки вновь загорелись, полыхнули алым, взрезали вены. Кровь хлынула на доски из-под браслета, заполняя невидимые борозды, выводя четкий огненный круг, будто лазером прожигая сцену. Тварь взвыла, с каким-то глубинным отчаянием, явно теряя добычу. Прыгнула в огонь, сдирая когтями нарисованные на помосте руны.

Я не могла шевельнуться: боль перекрутила все тело, выжимая меня, как белье перед сушкой. Я свернулась калачиком в центре круга, истекая кровью на радость Изнанке. Даже молиться не получалось, никак не вспоминалось, кому и зачем.

Моя смерть нависла надо мной в раздумье, гадая, как подступиться.

И я не слышала ее музыки. Беззвучие – истинная смерть мироздания.

Забери амулет! – умоляла я, не в силах сказать ни слова. – Он мне не нужен, бери! Только спаси от боли!

В бреду почему-то казалось, что тварь пытается мне помочь.

Но звезда уже растекалась по венам жидким серебряным пламенем. Чтобы вытащить, нужно вырвать сердце. Да пожалуйста, только скорее!

Черная рука с кривыми пальцами легко коснулась моей груди…

В окружающем мраке вдруг что-то вспыхнуло, в уши прорвался звон. Я увидела карту, одну, вторую, десятку червей и бубновую даму. Карты сияли, звенели, восьмерка крестей взрезала мантию, скрывавшую убийцу Элен. Пиковую двойку тень отразила, отправив обратно хозяину, вскинула руки к навесу – и одинокий прожектор погас, погружая садик в кромешный мрак, объявляя финал затянувшейся пьесы.

– Аля! – хрипло позвал курсант, вновь рассыпая карты. Не как оружие, как фонари. – Аля, где ты? Жива?

– Не очень, – честно призналась я. – Больно, Даня, спаси меня…

– Тебя ранили? – он прорвался ко мне, вскрыв колодой чернильную пакость вокруг. – Аля, держись, я сейчас. Я отвезу тебя к доктору Павлову…

– Здесь тело Элен и какие-то знаки!

– Все потом. Сначала спасаю живых.

Курсант подхватил меня на руки, понес прочь из сада в неверном сиянии пламенеющей смертоносной колоды. Удивительно, но кофр со скрипкой так и болтался у меня за спиной. Я даже шоппер не потеряла, когда корчилась на сцене от боли! Поразительная цепкость рук. И беспримерная жадность. Не пропадать же концертному платью! Новое, всего раз надела!

– Алька! – шептал обеспокоенный Обухов. – Девочка, у тебя кровь на руке. Вот платок, завяжи, где поранилась.

Я не знала, где, не хотела искать. Я пригрелась в объятьях курсанта и загнанно дышала в ключицу. Куда он меня тащил? Зачем? Тоже байк? Совсем как у Грига…

Обухов завел мотоцикл, подсадил меня на сиденье, отобрал футляр, перекинул за плечи. Сам сел сзади, укрыл кольцом рук и полами широкой куртки. Я спрятала лицо у него на груди и отчаянно мечтала проснуться. Но кошмар не хотел отпускать.

Потому что мы не просто поехали, мы рванули с отчаянным взвизгом колес, спасаясь от черных нитей и юрких настырных теней, бегущих за нами по стенам домов. Улица, по которой мы мчались, нарушая все ПДД, окунулась во мрак, клубящийся, жуткий, мы были как лайнер, попавший в грозу, вокруг все грохотало, взрывалось, било прицельно молниями, в которых едва угадывались фары встречных автомобилей. Черная туча спустилась с неба и придавила мир, байк увяз в ее непроглядном мраке.

Меня по-прежнему держали за сердце, подбираясь к артериям кривыми когтями!

– Капитан Обухов, агентство «Брюс». Прошу прикрытия у кромешников! Увожу свидетеля по Садовому кольцу, атака с привлечением магии. Черные водоросли, пятый уровень. Буря высшего магического круга, скорее! Передайте Фролову: нужна зачистка. Театр «Фиона», сцена летнего сада. Труп лярвы в окружении рун.

– Элен, ее звали Элен! – заорала я на Данилу. – И плевать на вашу Изнанку!

– Жаль, Изнанке не плевать на тебя.

Курсант прошипел мне в макушку ругательство, на ходу отстреливаясь колодой, и продолжил вызывать агентство. Ему не было нужды пояснять, куда мы так отчаянно рвемся. Меня снова везли в Бюро Кромки, под защиту командора Фролова и его веселой команды. Меня возвращали в Останкино.

Туча все сгущалась, била прицельно, ослепляя светом фар, оглушая сигналами мчащихся навстречу авто. Больше всего я почему-то боялась не твари, бегущей у нас за спиной с утробным алчным рычанием. Я боялась, что Даня потерялся во мраке, выбрал не ту дорогу, и в реальности мы шарашим по встречке, чудом избегая аварии. Что вот-вот расшибемся насмерть, столкнувшись с автобусом или маршруткой. Монстры прогресса на дорогах столицы пугали сильнее исподней твари!

Наконец, стало светлее. Где-то в небе полыхнули прожекторы, будто глаза чудовища. Я услышала шум вертолета, а потом сверху кто-то эффектно спрыгнул, десантировался на проезжую часть, позабыв раскрыть парашют.

– Даня, сваливай по Самотёчной! – раздался звучный приказ.

Курсант резко повернул мотоцикл влево. Я выглянула из-под руки Данилы и сразу узнала Патрика. Тот стоял посреди дороги и, раскинув мощные руки, раскрывал погоне объятья. Просто стоял и ждал, но за его плечами выстраивалась крепостная стена, такая, что не пробить тараном.

Обухов притормозил, тоже оглянулся на Патрика:

– Не играй с этой тварью, она сильнее! Бей, второго шанса не будет!

Патрикей широко улыбнулся, и стена устремилась навстречу тени, принимая на себя мощь атаки. Черные нити оплели кирпичи, прошили насквозь цемент. Переплелись корнями растений, способными крошить даже горы. Наконец-то я услышала звуки: шелест листвы, журчанье ручья. Будто кто-то приоткрыл невидимый занавес, за которым притаился оркестр. Ручей вырос в полноводную реку, и та вышла из берегов. Корни расшатали вековую кладку, вода просочилась между камнями, раздвигая их в стороны.

Патрик покачнулся, но устоял, выправил защиту, ударил сам. Вкинул навстречу реке кулаки. Новая стена перекрыла Садовое, ледяной торос, заморозивший разом корни, и нити, и воду. Но тварь не стала биться о лед, с легким звоном взлетела над новой преградой, царапнув по верхушке когтями, засветившимися нежно-зеленым пламенем. Торос пошел трещинами, помутнел, потом взорвался осколками, раня случайных прохожих, выбивая окна окрестных домов, придавливая машины.

– Дурак! – крикнул Обухов, снова газуя, увозя меня с развороченной улицы, заваленной телами и тающим льдом.

– Кто она такая? – взвизгнула я, прячась под курткой гардемарина.

– Или кто такие, – поправил курсант. – Командор, атакует группа инцов! Использует теневую магию. Трио, хороший баланс. Наймиты. Дирижера пока не чую.

Это он проорал в пространство, выкручивая руль в узких улочках, путая след по московским дворам. Я не успевала читать таблички, вроде проехали парк и больницу, я давно утратила ориентиры и затерялась в пространстве.

Но тени упорно шли по пятам, не сбиваясь, не веря обманкам, которые рассыпал курсант, швыряя карты колоды. Асфальт под колесами сделался влажным, мотоцикл скользил и терял баланс. Корни взламывали покрытие, пробивались сквозь заплатки российских дорог, по обычаю сделанные на скорую руку.

– Где же кромешники? – ругался Обухов, с трудом лавируя между ям. – Почему прислали одного Патрикея?

Карты кромсали черные нити, но те все равно оплетали колеса, норовили разорвать бензобак. Проросшие из-под асфальта лианы обвили мою ногу и сдернули с байка. Я больно ударилась, рассадила колени, звезда внутри резанула по сердцу, так, что я закашлялась кровью.

Обухов выматерил Изнанку, круто разворачивая мотоцикл. Карт в колоде осталось немного, но он приготовился к бою с инцами.

Я не знала, чем мне помочь курсанту, просто ползла под его защиту, выдирая ноги из цепких лиан. Я не могла отдать амулет и выкупить сразу две жизни, звезда не хотела меня покидать даже ради спасения бренной плоти.

По иронии мне, наконец, удалось прочесть табличку с названием улицы. Даже удивительно, за какие мелочи цепляется разум в минуты опасности.

Улица Советской армии. Класс! Самое место героически сдохнуть!

– Командор! – взвыл в эфир мрачный Обухов, в прыжке подбираясь ко мне.

Но на помощь пришел не Фролов.

Сначала я услышала звук. Мощный раскатистый рокот, гневный до мурашек по телу. Он разом заглушил и лес, и реку, и шуршание черных нитей. По миру хлестнуло оголенным кабелем, все вокруг заискрило и замигало: фонари, свет в окрестных домах, трехцветные глаза светофоров.

Я повернула голову и увидела фигуру в кожаной куртке, длинные темные волосы и пять огненных плетей нотного стана, полоснувших по рвущимся к добыче теням.

– Довольно! – спокойно приказал Воронцов. То ли нам, то ли неведомой твари.

Вода закипела, корни обуглились, нити издали отвратительный запах сожженной гниющей плоти.

Обухов тотчас подскочил ко мне, не сводящей глаз с мрачного Грига, подхватил под мышки, вернул на байк. Ударил ногой по кикстартеру, заводя безотказный мотор.

Воронцов оглянулся, кивнул курсанту. Движением бровей приказал уезжать.

Я хотела к нему, рвалась обратно, но Григ снова взмахнул рукой. Его нотный хлыст зацепил дорогу, та вспыхнула двумя рядами огней, будто взлетная полоса. Данила прибавил газу, взял на разгон по скользкой поверхности, байк буквально взлетел над асфальтом, стартовал в звездное небо, опираясь на магию Грига.

Мы перемахнули Сущевский вал и оказались в Марьиной роще, под прикрытием адской карусели огней, электрического цунами, вставшего могучей волной над развязкой.

А вдалеке, за световым потоком, продолжали хлестать по неведомым тварям пять полос нотного стана. Григ сочинял для убийц Элен краткий и страшный реквием, только я его уже не расслышала.

Едва мы очутились в Марьиной роще и снова коснулись дороги, я дернулась в объятьях курсанта и потеряла сознание.