Эта башня во мне

4.

Море было соленым и теплым. Таким ослепительно-синим, будто небо случайно проткнули иголкой, оно протекло и растворилось в воде. Пахло магнолией и можжевельником. Темными густыми мазками расчерчивали пейзаж кипарисы.

Мы с Элен стояли в двух шагах от обрыва и смотрели то вдаль, то на волны внизу.

– Когда боги хотят наказать, они делают нас слепыми, – с горечью упрекнула Элен, чуть подталкивая меня вперед. – Я хотела жить, понимаешь, Алька?

Я кивнула, а она рассмеялась, каким-то холодным озлобленным смехом.

– Что ты можешь понимать, овечья душа? Всепрощающая и всеблагая! Я согласилась на фарс со свадьбой, чтоб познакомиться с Тами. Я ждала ее, подругу невесты, как ждут чуда в новогоднюю ночь. Тебя предала, себя предала, уступила гостиницу Кондашову. Все ради знакомства с Григом! Единственным, кто мог бы спасти, вытащить из этого ада. И чего добилась? Поссорилась с ним! Не узнала Воронцова, правда, забавно?

– Григ способен тебя излечить? – я не верила в целительский талант Воронцова, но все равно задохнулась надеждой. – Почему ты сразу не сказала, Элен?

Ленка посмотрела со знакомым прищуром:

– Есть вещичка, которая ему – позарез. Один маленький артефакт, утерянный когда-то орденом Субаш. Компонент исцеляющего ритуала, который спасет Тамару. А уж ради прекрасной Тами Григ совершит невозможное. Знаешь, самоотверженность Грига давно стала шуткой в исподних кругах. Сальной такой, лоснящейся. Будто он любит Тамару далеко не братской любовью. Оттого не замечает прочих красавиц. Оттого ненавидит ухажеров сестры. Я могла бы заключить договор и получить пусть не прежнюю жизнь, но богатство, защиту и статус. Если б не ты, дорогая.

Море лизало прибрежные скалы, как щенок лижет руки хозяина. Ластилось и виляло хвостом. Обнажало клыки подводных камней в ожидании свежего лакомства.

Элен снова подтолкнула меня к обрыву. На один незаметный крохотный шаг.

– Ленка, я знаю, где искать Грига! Еще не поздно заключить договор, мы все исправим, сестренка!

Я впервые ее так назвала. Искренне, от души. Потому что любила всем сердцем, словно родную сестру, единственную близкую душу, способную принять мои слабости, не осудить за них, но помочь!

Элен скривилась и цыкнула зубом, будто съела что-то нестерпимо горькое.

– В том-то и дело, что поздно. Вещицу я упустила. Она даже не у тебя. Видишь ли, она – в тебе! Достать ее можно единственным способом: провести ритуал изъятия сердца.

– Ты же сама отдала амулет! Вскрыла меня, как консервную банку!

– Ошиблась, но кто же знал. Столько лет носила звезду, и она была твердой, как лед. А ты ее впитала, будто крем.

Еще шаг под напором ладони.

– Однажды они до тебя доберутся, Воронцов и его ненаглядная. Однажды предъявят счет, и Григ вырвет у тебя из-под ребер сердце, как вырвали его у меня. Вот тогда мы вновь встретимся, Аля. Здесь, у синего моря забвения. Но захочу ли я столько ждать?

Только теперь я заметила, что в груди у Элен дыра, и платье залито темной кровью, мертво-сизой, неприятной на вид. Из-под ткани прорываются обломки ребер, скалятся щербатой улыбкой. А в воздухе остро пахнет грозой, и звуки вокруг потеряли гармонию.

Из моих ушей и ноздрей тонкими струйками стекло серебро, что-то загорелось внутри, засаднило, согнуло в приступе кашля.

Из синего-синего моря, из влажной искристой глубины вдруг вынырнул изящный блондин с ослепительно-голубыми глазами, взлетел над водой, заспешил к обрыву и протянул руки к Элен:

– Вот и ты, моя королева! Как долго я ждал! Принесла звезду?

Ленка лукаво улыбнулась в ответ и пнула меня ногой, заставляя шатнуться к самому краю – угощеньем былому любовнику. Засохшим куском пресловутого торта, с которым никак не могла расстаться.

В этом был ее мерзкий план: заставить меня бросить дом и друзей, променять талант и мечты на убогую халтуру за рюмку вина. Сломать без жалости, без сантиментов. Заманить на черноморское побережье, в то самое место, где встретилась с суженым. Доставить ему и звезду, и пищу.

Блондин, прекрасный и светлый, как пар над водой в предрассветный час, смотрел на Элен с обожанием. Жертва возложена на алтарь, свечи зажжены, ножи заточены.

Но я уже не была едой.

Из запястья прорастали колючие стебли, а в жилах струился серебром амулет, расплавившийся в жаркой крови. О такую, как я, обломают зубы исподы покруче двух мерзких лярв, больше ни на что не способных!

И все же было противно и больно оттого, что даже в посмертии Ленка меня предала. Она просто хотела выжить и не видела другого пути. Изувечила нашу дружбу, вывернула меня наизнанку, но как же легко себя оправдала! Так горько, что слюна становится ядом и проедает нутро!

Я зажмурилась и плюнула в Ленку, возвращая подаренную отраву. Лярва зашипела от боли и злости, а я ударила подругу детства, хлестнула стеблями в тот самый миг, когда закатное солнце рухнуло в бездну воды. Его свет излился багряной кровью под ноги обольстительному исподу, зависшему над поверхностью моря. Небо нахмурилось, потемнело, окрасилось в тотал-блэк. Мгновение – и обрыв перед нами, и море внизу, и штрихи кипарисов сбрызнуло соком взошедшей луны, едким, густым, лимонным.

Вода под блондином вдруг всколыхнулась, зазвенела виртуозным стаккато звезд. Мелькнула спина неведомой твари, длинной, сверкающей чешуей, с гибким хребтом, украшенным гребнем.

Морской змей? Или дракон? – удивилась я, упираясь ногами в острые камни обрыва. – Откуда бы в наших морях?

В памяти всплыл, как медуза со дна, солнечный день на Поклонной горе. Лешка, тычущий указательным пальцем в фигуру мощного змея, порубленного, как колбаса. Зачем Георгий-Победоносец, – смеется захмелевший от пива Лешка, – издевается над трупом дракона? Зверь валяется без башки, а в него тычут палкой и топчут копытами! Между прочим, реликтовый вид. О, гляди какой птеродактиль!

В Лешкиных словах был здравый смысл, но жгучий стыд за его поведение приглушал доводы разума. Нельзя так вести себя в парке Победы!

А теперь невероятная масса воды закручивалась в водоворот, множащий лунные искры, ранившие испода-лярва осколками внеземных витражей. И стучало в голове: дракон! Все говорят, что Святой Георгий в древности победил дракона! Но на многих иконах монстр – с гибким чешуйчатым телом, свитым в тугие кольца. Опасный летающий змей, от которого спасали Москву. Не его ли потомок в данный момент взбивает море в соленую пену?

Из воды поднялись острые струи, пронзили насквозь тело блондина – шею, легкие, печень и сердце. Закричали в унисон сразу двое: испод от боли, Элен от ужаса. А потом их как пятна отстирали с Изнанки. Насовсем. Без права перерождения.

Снова запахло магнолией, кипарисами и можжевельником. Оглушили треском цикады, звезды проступили на нотном стане, зарождая мелодию космоса.

Все будет так, как и должно было быть. Даже если будет наоборот.

Не жалей о подруге, она давно умерла, а оболочка сгнила и распалась. Прах к праху, гниль к гнили, таков исход.

– Вкусссно! – услышала я легкий шелест, не ушами, а внутренним исподним слухом, к которому привыкла с детства. – Сссладкие твари, сссочные. Обожаю души с гнильцой.

Над поверхностью помрачневшего моря проявилась рогатая голова, зашевелила ноздрями, втягивая влажный соленый воздух. Дракон вынырнул из глубины, поднялся вертикально над хлестнувшими волнами, слегка изгибаясь могучим телом. Посмотрел на меня глазами-звездами, пригвоздил к месту кратким взмахом ресниц.

Он был утонченно-красив, он привораживал извивами тела, заплетал кольцами длинный хвост, увенчанный костяной пикой, острой, словно клинок. Нефритовая чешуя на брюхе сменялась антрацитовой ближе к хребту, вбирала в себя лунный свет и рождала зеленоватые всполохи. Я упала на колени перед драконом и утонула в волшебной музыке, порожденной его полетом, переплетеньем черных колец, ровным стуком звериного сердца, гулом крови под чешуей. Смотрела в пытающие глаза и блуждала средь звезд, обернувшись кометой.

– Вот оно что, интересссно, – вновь послышалось в шуме прибоя. – Так далеко и так близко, придется ждать полной сссилы! Ты звенишь как бяньцин и течешь серебром, но не ты нужна мне, глупая девочка, верящая в добро. Мне нужны восссемь звезд. Я ссспас твою жизнь, теперь ты в долгу. Сссумеешь собрать все часссти?

Черные розы вопреки моей воле угрожающе метнулись навстречу дракону и сгорели в лимонном пламени круглой и едкой луны. Дракон не заметил жалкой попытки освободить сознание.

– Я чувствую сссталь. Бетон. И сссвист ветра под облаками. Спасибо за подсссказку, дитя. Возвращайся в клетку под толщей земли. Я приду за тобой в финале.

Невероятный зверь улыбнулся, взмахнул усами, закрутился спиралью и нырнул в прохладную глубину, в переплетение бликов и волн.

Меня вырвало серебром и пеплом, оставшимся от стеблей.

Закрутило в вихре, швырнуло на нары в подземной тюрьме агентства. Такие привычные жесткие нары, прям-таки дом родной, а не камера.

– Командор, Аля очнулась! – услышала я голос Данила. – Как себя чувствуешь, цветочек аленький?

С минуту я пыталась настроиться, прежде чем поняла: цветочек Аленький – это я. Поздравляю, Данила Обухов, так мое имя никто не коверкал, ты – безоговорочный лидер!

– Вы схватили убийцу Элен? – спросила я вместо приветствия.

Обухов жестом пригласил на выход.

Я помнила все, что случилось вчера. Как погибла Ленка – театрально, на сцене! Как Данила спас от неведомой жути. Помнила Грига и полет над шоссе. А еще – допрос с пристрастием от Фролова. Я требовала у командора Бюро немедленно разыскать убийцу и расстрелять без суда! Я жаждала крови той мерзкой твари, хотела спустить ее капля за каплей, иссушить, а потом разорвать на клочки!

– Голубушка, и это все из-за лярвы? – уныло отбивался Фролов. – Конечно, мы будем искать, нам гастролеры в Москве не нужны. Во время погони на Садовом кольце пострадали десятки простых людей, не знакомых с исподним миром. Это требует разбирательства. Что же до лярвы…

– Она Элен! – меня колотило, будто схватилась за электрический кабель. – Чем вы лучше нее? Колдовать умеете? Не так часто жрете людей? Так знайте: сама отыщу убийцу. И разберусь с ним без вашей помощи. Я отомщу за подругу!

Даня картинно прочистил ухо. Командор не снизошел до демонстрации чувств, лишь едва заметно пожал плечами.

Мне казалось, они уже сделали выводы, но со мной обсуждать не хотели. У Бюро ведь свои резоны, им выгодней поторговать информацией, кого-то прижать, чтоб сидели смирно, кого-то выдворить из столицы. По-тихому, без кровавых разборок. Подумаешь, лярве вырвали сердце!

А когда я стала дерзить, разбила любимую чашку Фролова и пинком сломала ножку стола, меня от греха повязали и сунули в клятый подвал, предварительно заткнув рот конфетой. Усыпляющий «Мишка на севере» подействовал безотказно. Вот только сон приснился такой, что лучше бы мне вообще не спать.

В кабинете, кроме Фролова, обнаружился помятый Патрик: он колдовал над сломанной ножкой, неумело орудуя молотком. Люська сидела в углу на диване и листала какой-то журнал, с брезгливым видом наблюдая за Патриком и изредка подавая советы. Фролов прихлебывал чай и жевал бутерброд с колбасой. Идиллия!

Никто не хотел бегать по городу в поисках неведомого маньяка. Всем плевать на гибель Элен! Ничего, я вернусь в МГУ и отыщу там Грига. Он дрался с прислужниками черной твари, значит, сумеет найти ее и …

– Аля, голубушка, хватит мечтать, – Фролов отложил свой нехитрый завтрак и вприщур посмотрел на меня. – У нас есть гипотезы без доказательств. У Элен, – тут он скривился и выделил голосом имя подруги, – вырвали сердце в ритуальном круге, что уже дает неплохую зацепку. Но в этом, дражайшая Аля, ваша беда и наша проблема.

– Потому что сердца вырывает Тамара? – я вспомнила сон и слова Элен, не только про сердце, про Грига тоже, весь этот гадкий бред про излишнюю любовь брата к сестре.

– Аля, радость, вы меня удивляете. Ничего от вас не утаишь. Понимаете, милая барышня, у каждого в этом непрочном мире есть небольшое хобби. Тами не исключение.

Я опустила голову и села рядом с Люсьен. Вчера умолчала про амулет, который искала тварь, а сегодня узнала, что серебро – компонент лекарства для Тами. Но звезды больше не было, растворилась в крови. Был ли смысл сообщать о ней в Бюро Кромки?

– Самое печальное, государыня Аля, – продолжал издеваться Фролов, – что Григ Воронцов не поможет, как мечтается вашей душе. Он так геройски вчера сражался, только припозднился, правда, голубушка? За вами охотились, могли убить, а он не спешил на подмогу. Знаете, почему? Патрули кромешников показали, что сначала Григ примчался в театр. Изучил следы на летней веранде. И стер знаки, все до единого! Уничтожил улики еще до того, как Обухов отправил в «Фиону» зачистку! А потом отказался давать показания. В крайне оскорбительном тоне послав меня лично по неблизкому адресу. Стар я, моя драгоценная, в такие-то дали ходить!

Я таращилась на командора, хлопая ресницами, как заведенная, а Вадим Никонорович пил чаек.

– Не спешите с праведной местью, вам не справиться с орденом Субаш. Не марайте белые рученьки. Предоставьте кромешникам битвы с исподами, в конце концов, это наша работа. Но непременно поведайте, Аля, откуда узнали про сердцеедку.

Я проморгалась и села обратно под сочувственным взглядом Людмилы.

– Чаю хочешь? – спросила она, обмахивая меня журналом. – Я нормальный сделаю, не отравлю. Или сама завари пакетик.

Мысли путались в голове, сталкивались, разлетались. Броуновское движение в абсолютно пустой черепушке, гулкое эхо там, где еще недавно был мозг. Я кивнула Люсьен, мол, ей доверяю. Зябко съежилась под взглядом Фролова, морозным и подозрительным.

– Элен рассказала во сне. Про Тамару.

– Хорошая подруга, – одобрил Фролов. – Подставила, а после покаялась. Вы поболтали – и все, дорогуша? Не томите, мы ждем подробностей, с пафосом и слезами, с отпущением всех грехов…

– Нет, – опять разозлилась я и швырнула в командора стопкой журналов. Они разлетелись по всему кабинету к явному огорчению Люськи. – Прощания не получилось. Потому что из моря вылез дракон и съел Элен вместе с подельником.

– В смысле – дракон? – буркнул Патрик, в изумлении доломав молотком многострадальную ножку стола.

– В прямом, – отчеканила я. – Длинный, узкий, чешуйчатый. С рогами, усами, короткими лапами. Изумительно красивый при свете луны. Такой же наглый, как вы. Сказал, я должна за спасение, но за мной он прискачет в финале.

– Цвет? – хрипло спросил командор, поперхнувшись крошками бутерброда.

– Антрацитово-черный, – отчеканила я. И с болезненной радостью оценила, с какой скоростью исчезают все краски с лица Вадим Никонорыча.

Люсьен разбила очередную чашку. Обухов матюгнулся в сердцах. Патрик стукнул себя по лбу, забыв, что в руке молоток.

Черный дракон прилетел в Москву.

Дракон скорби, гнева и мести.