Инвестиго, затерянные в песках

Глава 5 Бродячий мастер

Крижен ускорился, нутром чувствуя, что вот-вот должно произойти нечто ужасное. Этот знатный дом терпимости таил в себе крики сотен искалеченных судеб. Шаги, утопающие в мягком ковре, не обманывали его бдительность. Уж лучше честно попирать ногами руины разграбленного дома, чем стать частью творящейся тут мерзости.

За годы убийств он научился распознавать надвигающуюся беду, потому что сам часто являлся её причиной. Сейчас же его сердце предательски дёргалось в тревоге, и это незнакомое ощущение не нравилось ему. Он не понимал, почему испытывает эмоцию слабых людей.

«Кому-то достанется на орехи…» — злобно цедил он про себя и хмуро оглядывался по сторонам. Особняк и не думал заканчиваться, но когда Крижен попытался пройти в огороженную шторкой зону, ему перегородил путь страж.

— Вход запрещён, — немногословно предупредил его худосочный амбис с двумя короткими мечами на поясе, бедняге налепили на голову шапочку осьминога.

— Я в охране, проверка, — Крижен попытался отодвинуть наëмника в сторону, но наткнулся на сопротивление.

— Дальше нельзя, — снова коротко ответил он.

— Слушай, ты кто такой, рыбоголовый, а? Сказано тебе проверка, я тут за порядком слежу. На каком ещё языке тебе это разжевать? На осетровом?

Но немигающий воин с рыбьими глазами уже вытащил один клинок и направил его остриём в пол.

— Я страж рода Сент-Клермон.

— Ты титька дельфинья.

Изнутри раздались крики какой-то дамочки, и Крижен больше не церемонился — сбил с ног отвлёкшегося амбиса одним мощным ударом.

— Тише, тише, чешуйчатый, лежи смирно, — маг отобрал у бедняги оба меча, а когда тот попытался встать, прописал ему навершием прямо в лоб, раздался стук затылка о мраморный пол, и путь был свободен.

Сорвавшись с места, он быстро оказался возле двери, в которую требовательно стучала рыжеволосая дамочка.

— А, это вы…

— Кто там? Девочку-кромуша такую не видела? — он показал рост рукой чуть ниже груди.

— Она… — Виктория прикрыла рот ладонью и стрельнула глазами на дверь и обратно.

— Понятно.

В расспросах отпала нужда. Протянув руку, Крижен вобрал в неё как можно больше маны из собственного тела и создал каменный таран. Пускать в ход пули опасно — они могут попасть в Нику. Секунда и дверь треснула от напора. Повезло, что не антимагическая…

Наружу сразу же проник шум какой-то возни. В номере активно билось стекло, падали предметы, но самое главное — он услышал знакомое протестующее мычание девочки. Это удесятерило его силы, и остатки двери смяло на куски воздушной наковальней.

— Кто вы такой? Почему нарушаете мою частную жизнь? Мадам Д’Эстенвиль узнает об этом, стойте там! Не приближайтесь!

Впрочем, дальше был закономерный исход. Аристократик попытался защищаться, вспомнив, что он маг, но куда там? Таких, как Генри, бывший наёмный убийца на завтрак ел во время работы на короля в Рилгане. Эта порода блеющих о пощаде нравилась ему больше всего — от них никогда не было проблем: сдадуться после пары оплеух и учтиво умрут.

— МММ ПА…У…ЧА.Й! — промычала гневно девочка и со всей силы врезала по голове родовитого извращенца, тот вытаращил на неё глаза. Безобидный «кромуш» совсем слетел с катушек и обрушил всю мощь затаённого гнева, Крижен тоже не отставал.

Когда избиения затянулись до такой кондиции, что дальше всё — кровавый исход, Ника опомнилась первой. Девятилетка вдруг вцепилась в него и укусила за плечо.

— Ты чего⁈ — взревел Крижен, но эта вспышка боли отрезвила его.

Убогого нельзя убивать. Их сразу же возьмут под стражу, а потом без суда и следствия казнят. Точнее, его, а Нику ждала бы участь беспризорницы, только в этот раз в другой стране, с другой культурой и обычаями. Такого и врагу не пожелаешь.

— Да понял я, понял, что ты тут вообще делала? Совсем больная?

«Отстань, откуда я знала, что так всё будет?»

Они долго переругивались и спустя пять минут обнаружили, что их в проходе слушает толпа собравшихся охранников. Среди них был и тот самоуверенный амбис. У него под глазом расцвёл фингал, а на лбу красовалась набухшая шишка.

— Взять его, — приказал голос бригадира.

Крижен пробежался взглядом по окнам. Будь он один, скрыться не проблема, но с малолетней девочкой не разгуляешься, значит, остаётся только перебить всех присутствующих. Он невольно сжал покрепче клинок и приготовился к бойне, закрыв собой Нику.

— Стойте! — воскликнула рыжеволосая дамочка. — Он ни в чём не виноват, это всё Генри.

— Разберёмся в камере, сейчас его надо арестовать, не мешайте нам…

— Я Виктория Альтенбрук, если вам это о чём-то говорит, — самодовольно подняла голову наряженная в лису дама. — Немедленно окажите помощь господину Сент-Клермону и не лезьте не в своё дело. Иначе столкнётесь с последствиями, — она встала напротив бригадира, загораживая собой Крижена, и ткнула миниатюрным пальчиком в широкую грудь мужчины.

— Нам не нужны проблемы с высшим родом, — тот поспешно поднял руки вверх. — Делайте, как она сказала, — гаркнул он оторопевшим охранникам, — и где, Альтэндо подери, этот лекарь? Зовите…

Все очнулись от ступора и засуетились. Тело аристократа подхватили сразу четыре человека и побежали с ним в коридор.

— Да не вниз! — раздался окрик. — Вы же гостей перепугаете, дубины, туда правее…

— Ай! — заорал Генри, когда его голова ударилась о каменную колонну при резком повороте.

Он так ослабел, что на ругань не осталось сил, но рот сам пытался бессвязно изрыгнуть проклятия. Когда «спасатели» скрылись, и наступила тишина, Виктория хлопнула Крижена ладошкой по груди и лёгким кивком приказала следовать за ней.

Мимо них в комнату бодро просочился отряд горничных-амбисов. Элитное подразделение уборщиц набросилось на беспорядок с молчаливым рвением. Недаром говорят, что если амбис берётся за уборку, то даже тени будут лежат ровнее.

Знатная освободительница шла впереди, держась с царской непринуждённостью. Ей кланялись и расходились в стороны, уступая дорогу. Крижен по пути успел воспользоваться положением и сгрёб с подноса одного из официантов горсть сладких шоколадных закусок, сунув их в руки Ники, а себе присвоил бутылку игристого, вместо предложенного хилого бокальчика.

— Уже уходите? — спросил нарисовавшийся из ниоткуда Дитис.

С Викторией он был учтив, но стоило той отдалиться, как он недобро посмотрел Крижену вслед. Ника показала ему позеленевший от сладости язык и тоже отвернулась, копируя походку аристократки, не забывая при этом уминать угощения.

«Да пошло оно», — махнул рукой беглый маг и выбросил в урну маскарадные ушки гурмиса.

Через час они уже были во дворце Альтенбруков, ничуть не уступавшем предыдущему месту. Нику сразу же забрали на вечерние процедуры, пообещав бисквитный торт. Она без раздумий бросила Крижена на растерзание этой хищнице. Дружба дружбой, но такие вкусности не каждый день предлагают.

— Усаживайся, — Виктория кивнула на отделанный кожей диван, а затем показала пальцем слуге, куда поставить поднос с фруктами и наполненными бокалами.

Лениво оглядывая интерьер, Крижен по привычке отметил несколько картин известных художников и плюхнулся с видом императора вселенной. Пару виноградин перекочевали с тарелки ему в рот.

— Неплохо устроилась, подруга, но живопись — дрянь. Купилась на раздутое имя, — снисходительно сморщился он, едва взглянув на вывешенную галерею.

— Ты про эту мазню? — взгляд Виктории упал на одетый в дорогую раму пейзаж. — Она не моя — память об отце. Он любил этим баловаться, часто рисовал. Я же считаю, что искусство лучше оставлять творцам. Мы дворяне, должны управлять, а не создавать.

— Нет-нет-нет, давай без этого дерьма, — протестующе встал Крижен, как только увидел кожаный хлыст в руках дамочки. — Оставь это для своих шпинатных властелинов, я люблю мясо, поняла? Чтобы с кровью, сука, вгрызаться в него и рвать. Мне не нужны эти заменители секса.

Виктория удивлённо подняла бровь и отбросила в сторону свой «игрушечный» хлыстик, подойдя к незнакомцу поближе. Опасность, сквозившая из каждого его слова и движения, притягивала аристократку.

— Ну так порви меня, — вызывающе прошептала она ему на ухо.

Крижен грубо взял её за волосы и оттянул назад, наблюдая за реакцией. Дама испугалась от резкости, но происходящее ей явно понравилось. Маг отпустил свою тяжело дышащую жертву, а затем повернул к себе спиной.

Он знал, что любят эти скучающие богатые стервы. Грубо толкнув её вперёд, Крижен заставил Викторию выпростать руки и, нагнувшись, упереться в диван. Сам же, как бывалый стражник, стопой расставил её ноги пошире и задрал подол платья.

— Грязная потаскуха, сейчас ты получишь своё.

В жизни знатной дамы из высшего рода Альтенбрук произошло яркое по своей экспрессии событие. Такое, что при одном только воспоминании о произошедшем внутри поднималась волна возбуждения и расплёскивалась из лона вверх к груди, заставляя сердце биться сильнее. Румянец сжигал щёки, и Виктория чувствовала себя живой как никогда. Её первобытная женщина, которую надо было оттаскать за волосы и отругать, получила что хотела.

Никакой высший свет с женоподобными кавалерами не мог ей это дать, потому что с ними, да и вообще везде, она чувствовала себя в безопасности. Она забыла привкус страха и что это такое — находиться в пугающей неизвестности, когда не знаешь, что будет дальше. Убьют тебя или осчастливят, накажут или подарят радость? Что представляет собой наслаждение? Смесь самых разных ощущений и в то же время их целостность.

«На троечку», — подумал Крижен и отлепил от себя назойливую любовницу.

Он встал, чтобы поближе рассмотреть раздражавший его водный пейзаж, тот напомнил ему о данном себе обещании. Что-то в этом чрезмерном спокойствии порта заставляло его презрительно щуриться. То ли стремление создателя нарисовать идеальную картинку, то ли полная художественная импотенция папеньки этой невзрачной извращенки. Тут чувствовались придирки к собственному стилю, оттого и чрезмерные «вылизывания».

Деньги и власть для Крижена ничего не значили. Отбери их у Виктории, и она станет никем, испорченной девчонкой с чрезмерным гонором и завышенной самооценкой. В то же время он уважал характер и силу. Например, ту, что была в Гурге.

Да, из мальчишки так и пёрла эта энергия, она же и превратила его в безжалостного монстра, в чудовище, не знающее пощады, расчётливое и неумолимое. Он до сих пор вспоминал ту погоню, и с какой лёгкостью потерпел поражение в бою. Целитель вернул Крижену способность рисовать и в то же время заставил его пресмыкаться и шпионить. За это «спасение» своего таланта он одновременно любил и ненавидел Гурга.

«Интересно, где он сейчас?»

— Это было потрясающе… Это…

— Заткнись, — прервал её Крижен. — Мне нужны два набора для рисования: холсты, мольберты, клеевой грунт, масляные краски, комплекты кистей и инструментов, разбавители, ну и тряпки там и прочее. Я нарисую тебе то, что достойно любой галереи, а это… Убери еë на хрен.

— Для бездомного ты чересчур нагловат, — выдыхая дым, ответила ему Виктория, пальцы задумчиво поглаживали чёрный мундштук, но отказать она уже не могла — попалась на крючок. — Ты художник?

— Величайший из всех, кого ты знаешь.

— Обычно гении не отличаются скромностью, — заметила она. — Но за слова надо отвечать… Как тебя там?

— Крижен.

— Вот что, Крижен, — она намеренно смягчила тон и, лëжа на подушке, раздвинула перед ним ноги, засветив промежность. — Нарисуешь свой шедевр и командуй сколько влезет, а сейчас ты просто грязный-грязный мужлан. Можешь есть, пить, трахаться, пока мне не надоест, но поторопись, — её рука приласкала сама себя. — У моего интереса есть срок годности.

Подразнив его, она прикрылась одеялом и бросила мундштук на прикроватный столик.

— Уходи, — капризная ручка махнула в сторону двери. — Я люблю засыпать одна.

— Как скажешь, — ухмыльнулся Крижен и только обрадовался возможности покинуть эту третьесортную актрису, ибо видел, какими глазами она на него смотрела, буквально поедала взглядом, а сейчас гордо пыталась разыграть потасканную карту.

Ника уже давно спала в своей шикарной комнате для гостей. На огромной кровати вокруг неё расположились тарелки с надгрызенными вкусностями, а щёки и губы девочки измазались в шоколаде, креме и крошках.

— Ну как так можно, а? — скрестил он руки на груди и поцокал языком.

Крижен негордый — сам убрал всё на поднос и поставил на столик у выхода, не забыв при этом расплавленным шоколадом подрисовать Нике бороду и усы.

— Так определённо лучше, — кивнул он сам себе и, чтобы контролировать вход в комнату, уселся в кресло в дальнем углу.

Засыпать он мог где угодно, когда угодно и в любом положении. Этот навык развился в постоянной слежке за целями. Крижен ни на йоту не верил аристократам. Сегодня у них в голове одно, завтра — другое, а послезавтра они не помнили, что обещали на той неделе. Скользкий народец. Потому важно успеть среагировать, если будет ломиться стража.

Однако Виктория не была настолько сумасшедшей, чтобы пытаться физически пленить объект своего обожания, и потому осталась в рамках обычного гостеприимства.

Работу на маскараде, естественно, никто не оплатил. Крижен явился к Дитису на следующий день и застал того самого дородного повара-гурмана. Его слово стало решающим, и благородный наниматель, пожав плечами, указал на дверь. Несмотря на то что Крижен отработал почти всю смену, никакой компенсации ему не предложили.

— Я тебя предупреждал, — вкрадчиво сказал он напоследок толстяку и потряс указательным пальцем.

— Что ты мне тычешь? Катись отсюда, отброс, пока не попал за решётку! — тряся щеками и краснея от злости, разразился Этьен.

Его речь выдавала акцент языка горима, что был распространён только на материке Соба. Иностранец гордился своим происхождением и был обласкан местными любителями зарубежной кухни, потому считал себя вправе смотреть сверху вниз на диковатых, бескультурных рилганцев.

Хоть Крижен и не хотел, но пришлось остаться в гостях у Альтенбруков. Виктория предоставила бродячим художникам мастерскую отца и всё, что они пожелают. Это ей ничего не стоило. Она лишь попросила раз в сутки оценивать результат готовящейся картины. Крижен отказался, но разрешил Нике запечатлеть наследницу Альтенбруков на холсте. Сам он не очень жаловал рисовать людей.

Сделала она это в своей привычной манере — углём. Из современных творцов им почти никто не пользовался, поэтому портрет девочки показался Виктории прорывным. В мировой культуре на данный момент господствовал застой реализма. Все эксплуатировали его, и мало кто пытался изобретать что-то новое, ища собственный стиль.

Королевство Сорк поощряло подобные старания. Вероятно из-за катастрофы, отнявшей когда-то треть территорий. Жители глубоко рефлексировали по этому поводу, что нашло отражение в культуре страны.

Хозяйка дворца позировала талантливой девочке и краем глаза следила за своим любовником. Он думал, она его не видит, но женщина, если ей что-то интересно, способна наблюдать и затылком. Потому от Виктории не укрылась полная отдача своему делу: Крижен растворялся во времени так, что с трудом выныривал обратно, всё его внимание было сосредоточено на холсте и пережитых когда-то эмоциях.

Голый по пояс, он не замечал, что краска капала ему на грудь, а иногда и сам вытирал по привычке кисточку об себя, вместо того, чтобы использовать специально приготовленную для этого тряпочку.

Девочку это не удивляло: она давно привыкла к причудам своего мастера, а вот для Виктории столь экспрессивное поведение показалось ещё более притягательным. Из-за долгого высыхания слоёв на всё про всё ушло чуть больше недели, а когда она увидела конечный результат, то потеряла дар речи.

— Ну? — требовательно дышал ей в ухо Крижен.

— Я… Это, это невероятно… — казалось, она попала в самое сердце шторма, где первобытная стихия карала утлый, отчаявшийся выжить, кораблик.

Этот контраст светлых бликов на пенящихся волнах и мрачная глубина водной бездны, виртуозная последовательность мазков и драматичные свинцовые тона составляли невероятное впечатление эмоционального вихря. Энергия шторма буквально выплёскивалась за пределы холста, а ветер рвал его, как рвёт паруса обречённого корабля. Она почувствовала саму ярость, неотвратимость и полную беспомощность перед природой.

Виктория пыталась ему это всё высказать, но слова казались ей настолько жалкими и ничего не стоящими, что она сама схватила эту картину и понесла в комнату, где они в первый раз предались любовным утехам. По её приказу пейзаж отца унесли в другое помещение, а на стене теперь красовался шедевр неизвестного художника.

В тот вечер она отдалась ему с удвоенным усердием и поняла, что попала. Виктория смотрела Крижену в рот, как влюблённая девочка, и готова была исполнить любые его капризы. В то же время они старались официально не показываться на людях, чтобы не плодить кривотолки.

Для конспирации ей пришлось переодеваться в простолюдинские наряды, ведь предмет еë страсти не любил сидеть на месте. Дама рассекала по улицам в грязном, сером платьице и с дешёвым платком на голове. Больше всего ей приносили неудобство простенькие потрёпанные кожаные башмаки с ремешком. Они натирали ей стопу, но Виктория терпела и, под скептичный взгляд малолетней спутницы Крижена, кочевала с ними из кабака в кабак, потакая всем желаниям распоясавшегося художника.

Скажи ей кто об этом месяц назад, она бы рассмеялась, ведь комфорт — это её слабость. Виктория любила своё положение высшей аристократки и всё, что с ним связано, хоть и кокетничала при всех, какая она особенная и может обходиться без роскоши. Нет, не может. Она обожала быть богатой и значимой.

Крижен угощал всех постояльцев и сорил деньгами, как какой-то скрывающийся на чужбине падишах. Естественно, всё это оплачивалось из кармана Альтенбруков. Виктория была только рада ему угодить, в глубине души понимая, что ничем другим, кроме богатства, не в состоянии его привязать. Она заталкивала тревожную мысль подальше, чтобы насладиться настоящим, той бурей эмоций, что поднимал в ней этот бродячий мастер.

Долго гулять и пьянствовать Крижен не смог и принялся за вторую картину. Снова морской пейзаж, но уже после шторма: корабль выжил, и позади рассеялись мрачные тучи, пропуская лучи тёплого солнца. Мачта с парусами на переднем плане возвещала о новой надежде и продолжении пути. Этот контраст с предыдущей работой вдохновил Викторию организовать закрытую персональную выставку.

Художник трудился целый месяц и выдал рекордные для себя четыре полотна. Итого шесть. Он был измотан и «наелся искусством» до отвала, чувствуя, что нужен перерыв. Вся тематика его работ касалась моря. Он, конечно, любил пейзажи, но одна и та же локация — это перебор. Ему нравилось бросать вызовы чему-то новому, а не оттачивать годами одно и то же.

Поэтому возможность поблистать в высшем обществе пришлась ему по душе. В Рилгане он часто так делал перед следующим «скачком» в развитии: выставлял картины для знатных и не очень покупателей, собирал урожай и исчезал. Для этого у него была вторая личность: «учтивый Крижен», светский художник и само обаяние. Ради денег надо было общаться со всякими заносчивыми тупицами, вот он и преображался.

Настал день икс, и в гости к Альтенбрукам заявился весь свет высшей аристократии прибрежного городка Акатама.