Кондитер Ивана Грозного

Глава 10

Наличие в этом времени «локальных брендов», сиречь общепризнанно хороших видов товара из определенного региона, стало для меня еще одним открытием.

- Кожа да мыло из Ярославля!

- Тульские лопаты, топоры, гвозди!

- Масло, сало да мясо из Вологды!

- Псковский лён!

- Меха с холодного Севера!

- Волжская белуга! Севрюга с Каспия!

И ведь тоже открытие то еще: торговля существует столько, сколько существует сама цивилизация, и существует она лишь потому, что в разных землях хорошо растет/добывается/удобно обрабатывается какой-нибудь ресурс, а всего остального всегда не хватает. Тут и без всяких учебников по экономике, чисто ради выживания соберешь караван да до соседей двинешь, поменять чего-нибудь на чего-нибудь ко всеобщему процветанию.

Русь – страна торговая, и таковой всегда была, есть и будет, но в мои прежние времена это как-то подзабылось: сначала, с подачи Императора, стала «Россия – страна военная», а потом, при СССР, торговать вообще стало стыдно, зато колоссальная военная мощь только прибавилась.

Но торговля-то была, и какая! Нифига себе – вторая экономика мира! Зародилась Русь когда-то в качестве крышующего торговый путь «из Варяг в Греки» ЧОПа, занималась этим да грабежом более богатых соседей, и ни о какой государственности даже не думала, но в какой-то момент оказалось, что «более богатым соседом» для беспокойных степняков стала уже она. Неприятно, пришлось сплачиваться и обзаводиться нормальными государственными институтами. Слово «суверенитет» здесь не в ходу, но понимание значимости оного как минимум в правящую верхушку уже зашито.

Что было дальше, известно всем, но торговли от этого меньше не стало. Занятный факт – Русь уже сейчас под санкциями со стороны западных соседей. Прибалты с поляками сильно не любят пропускать сюда нормальных лошадей, ценных специалистов и высокотехнологичную (особенно военного назначения) продукцию. Иронично, но, как и полтысячелетия спустя, «обходить санкции» помогает Турция. Получается сильно дороже, отсекается изрядная часть кадров – ну кому оно надо в далекие ледяные земли на работу ехать, да еще и «транзитом» через магометанские земли – но это несоизмеримо лучше, чем ничего.

Да и такие себе «санкции», если честно – западные соседи то самое класть на своего сюзерена умеют не хуже наших бояр. Там, на Балтике, столетиями складывались торговые, дружеские и семейные отношения. Там, на Балтике, по обе стороны границ обязанные торгово-человеческому трафику могущественные аристократические и торговые кланы. Когда начнется Ливонская война, полагаю, торговлишка в тех краях захиреет, но пока, по рассказам монахов, Балтика представляет собой главнейшую торговую артерию Руси.

Но долой это все, лучше сосредоточиться на торговле конкретной, а обо всяких «торговых артериях» пусть у Царя голова болит, ему по должности положено!

Караван к нам прибыл солидный, из десятка запряженных степными, больше похожими на пони, лошадками телег и с сопровождением из пятка воинов. Больше не нужно – места здесь обжитые, дороги полны путников и разъездов стражи, а дальше Подмосковья караван не ходит.

Писчие принадлежности, в силу их дороговизны и малой востребованности, голосами купцов не рекламировались и даже не выставлялись на обозрение, но как минимум запасец для ведения бухгалтерии у купцов иметься должен, может и отольют чернил за разумную цену.

Миновав популярные телеги – соль, вяленые рыба и мясо, холстяные да сермяжные ткани, мыло, масло, котелки, ножи, гвозди (монастырский «кузнечный закуток» в основном работает на интересы самого монастыря, ковать «левак» им некогда) и прочие вкусные и полезные вещи – я добрался до скромно сидящего на предпоследней, нагруженной сундучками, ящиками да мешками телеге дородного дядьки лет сорока с густой, кучерявой до безобразия бородой, одетого в красный кафтан поверх белой косоворотки и подпоясанного настоящим кожаным ремнем с золотой вышивкой.

- Здравствуй, добрый торговец, - приветственно поклонился я.

- Здравствуй, добрый грек, - с отчетливой иронией в голосе и довольной ухмылкой на роже поклонился он в ответ.

Кто-то уже про меня растрепал. Возможно, уже даже всей Руси.

- Гелий, сын Далмата, - с улыбкой – умыл, признаю, - представился я.

- Матвей, сын Андрея, - представился он в ответ. – У нас, конечно, не Цареградов базар, но товар добрый да разный. Но тебе же не рыбы с гвоздями надо?

- Караван добрый, - похвалил я бизнес Матвея. – Прав ты, не их. Мне чернила нужны.

- А батюшка келарь чего же? – хохотнул Матвей. – Цену ломит?

Велика Русь, да все равно как-то умудряется оставаться деревней.

- Да не так чтобы прямо «ломит», - не попался я в простенькую ловушку. – Но отец мой, Царствие ему Небесное, - перекрестились. – Наказывал ни краешка денги попусту не тратить – мало их.

- Мудрый человек твой отец был, - ничем не выдав разочарования, Матвей поднялся на ноги, отодвинул ящик и достал из-за него небольшой деревянный ларец, поставив его на край телеги и спрыгнув на землю, чтобы не глядеть на клиента свысока.

Профессионал.

- Хартий, полагаю, тебе не надобно, - предположил он, открывая ларец. – Потому и не показываю.

Здесь пергамент так называют. Его мало, он очень дорогой, и используют его в основном процветающие бояре – для понта – или высшие органы церковных, земских и государственных аппаратов.

- Не надобно, - подтвердил я и шагнул поближе к ларцу.

Слева направо, в специально для этого обустроенных «отсеках»: два большие банки чернил, под ними – отделение с несколькими небольшими пачками гусиных перьев. Дальше – три отсека со стопками листов бумаги. Формат похож на А4, но размер каждого листа отличается, а края – неровные. Разнится и цвет: от бледно-бледно-желтого до почти древесного.

- Верже! – проследив мой взгляд, отрекомендовал бумагу Матвей, аккуратно достал листочек и показал его мне на просвет. – Гляди – линии. Из самой Франции привезена.

Хочется. Тупо как символ цивилизации – настоящими чернилами по настоящей бумаге чего-нибудь написать красиво и на стену кельи повесить – но лишних денег пока нет и не предвидится.

- Да мне вон, мальчонку, - кивнул на залипшего на телегу с яблоками, грушами да орехами Федьку. – Грамоте учить, «верже» твою только портить. Бересты надергаю, гусей пощипаю и будет.

- Тады уж угольком по стенке пущай малюет, - фыркнул Матвей. – Смотри чего есть, аккурат для грамотеев. – Дотянувшись до открытой крышки ларца, отодвинул тонкую перегородку и достал из тощей стопки листочков один, заполненными красиво, с завитушками, выполненными красной краской буквицами. – Аз, Буки, Веди… - пальцем перечислил начало. – Вся азбука здесь, учить одна радость.

Кириллица. Самому тоже запомнить бы не помешало.

- Дорого поди.

- Очень дорого, но тебе уступлю – мальчонку учить дело благое.

- Сколько?

- А чем платить будешь? Ежели Цареградскими деньгами, уступлю еще сильнее, - оживился Матвей.

Спекулянт валютный, блин.

- Пара маленьких монет султановых найдется, - преуменьшил я. – Но расставаться с ними, ежели честно, не хочу – память о старой жизни.

- Старую жизнь помнить нужно, - уважительно кивнул купец. – Но «пары мелких монет» всё одново на азбуку не хватит, а больше ты платить не хошь.

- Не хочу, - без обиняков признался я.

- Но на бутылку чернил да пару листов бумаги авось и хватит, - убрав «азбуку», переключился на товар попроще. – Ежели покажешь, о чем толк ведем.

Я достал из сумы – купец очень ловко сделал вид, что НЕ заглянул в нее – и показал одну акче, основу денежной системы Оттоманщины в эти времена и попросту треть грамма серебра. Здесь и сейчас имеет и дополнительную ценность. В глазах купца реальную, в моих – заявленную:

- Вторая – на память.

- Только чернила, - мощно торганулся Матвей.

- Только чернила даже у батюшки келаря дешевле, Матвей, - пожал я плечами и сделал вид, что убираю монетку.

- И один лист. Вот этот, - «расщедрился» он на самый темный и грубый.

- Две бутылки и один лист, вон тот, - указал я на средний.

Шибко наглеть тоже не надо – ему эта сделка не настолько интересна, чтобы не послать меня в сердцах обратно к батюшке келарю. Так, экзотика: грек с магометанскими деньгами, интересно оно Подмосковному купцу.

- Тю-ю-ю, - протянул купец. – Уж не знаю, как у вас там на Оттоманщине торгуются…

Торг занял минут десять, и по его итогам я получил две бутылки чернил и два плохоньких, кривеньких, но все-таки листа настоящей бумаги. Монетки, правда, пришлось отдать обе. На одном я попрошу монастырских писарей начертать для Федьки Кириллицу, а второй покуда полежит в сундуке. На радостях от удачной покупки я решил гульнуть и на мелкую отечественную денгу купил корзину груш и пару пирожков с малиной для помощника. Велев Федьке умять пирожки сразу, а потом сходить поделиться грушами с друзьями и не забыть вернуть корзину уважаемым купцам, я направился поглядеть, чего там покупают Ярослав с Василием.

Будучи монастырскими мастеровыми, материалами и сырьем лично им заниматься не нужно – говорят батюшке келарю, чего не хватает, а тот закупает потребное централизованно, в моменты, когда «к нему сами приходят». Короче – мужики «шопились» на свои и для себя.

- Ох развалятся они за две зимы, - торговался за варежки заячьего меха Ярослав.

К зиме готовится, осмотрительный. Но транжира – монастырский швей за пошивку из принесенной ткани всяко меньше денег возьмет, чем готовая продукция у купцов стоит. Хорошая, кстати, идея – к зиме готовиться, сезонный товар «в сезон», как известно, дорожает, поэтому лучше сейчас.

- О, Гелий! – обрадовался мне каменщик и протянул варежки на оценку. – Скажи ж развалятся.

Приняв варежки, я покрутил их в руках, проверил на прочность швы – очень даже добротные! – и соврал:

- Развалятся.

- Да тебе откудова знать, ты ж с Оттоманщины, у вас там зимы и не бывает! – справедливо заметил торгующий шкурами, тканью и готовыми изделиями паренек лет двадцати с куцей русой бороденкой и большими зелеными глазами.

Сын Матвеев, глаза одинаковые, а бизнес – семейный.

Окружающие поддержали его хохотом – умыл грека!

- Зимы, может, и нету, а товаров всяких, при всем уважении к каравану вашему доброму, повидал поболее твоего, - ответил я чистую правду.

С высоты моего уровня потребления окружающий мир ничего кроме удивления не вызывает: это вообще что? Продукт? Ох, знали бы вы…

- Ежели не беречь, так и любая вещь развалится, - не менее справедливо заметил купец.

- А нам «любую» не надо, нам хорошую, - ответил ему Ярослав.

Вернув ему варежки, я счел свою помощь достаточной и пошел левее, к телеге со шкурами, одну из которых чуть ли не обнюхивал своим крючковатым носом Василий. Тоже к зиме готовится. И другие бы готовились, да денег нет, только на «казенные», монастырские одёжки уповать и приходится. От холода никому помереть не дадут, но латанные-перелатанные, сменившие десятки владельцев, намертво пропитавшиеся их потом, вонью и блохами шмотки не наш путь.

Волчья шкура в эти времена стоит недорого, и является основой зимних одежд многих простых людей. Я пока в числе таких с поправкой на иностранность. Круговорот меха в природе – волк охотится на овцу, а охотник – на него. В стране, где очень много лесов и не так много животноводства, как хотелось бы, волки представляют собой изрядную проблему. В регионах, где волков слишком уж много, за их убой даже доплачивают из казны. В общем – волчий мех по карману всем. Недороги и заячьи шкурки – ушастой живности в лесах хоть отбавляй. Дороже – бобр с лисой. Очень дорогие, и поэтому идут в основном на экспорт, куницы и соболя – здесь их вовсе нет, кому продашь?

- Осенью-то мех погуще будет, - вынес вердикт Василий.

- Осенью и цены погуще будут, - пожал плечами тот же купец, умудряясь параллельно торговаться с Ярославом и другими покупателями.

Опыт.

- Помочь тебе мож, Гелий? – в кои-то веки решил показать другую сторону своего поганого характера Василий. – У вас-то там, чай, зимы и нету.

Народ поржал. Полагаю, скоро мне придется выслушивать «у вас же там зимы нету» от каждого второго в любой минимально подходящей ситуации.

- Спасибо, - не стал я отказываться. – Зимы и впрямь нету, но меха с Руси видал не раз, они по всему миру славятся.

И без того радостные от вносящего в жизнь разнообразие мероприятия русичи стали еще довольнее – национального самосознания еще толком нет, а национальная гордость есть.

- Меха у нас славные, - подсуетился купец. – Да и другой товар добротный, ничего за две зимы не развалится! – продолжил торг с Ярославом.

- Вот эти хороши, - подсказал мне Василий, указав на третью, пятую и седьмую в первой стопке, а потом на вторую, четвертую и шестую во втором. – А эта еще лучше, да ее я себе заберу, - похвастался той, что в руках.

Ошибка.

- Эта дороже, - оценил интерес плотника купец.

- Сговорились же уже, - напомнил Василий.

- То мы за эти и эти сговорились, - показал на те стопки шкур, которые не удостоились внимания плотника.

- Пёс с тобой, - буркнул Василий и бросил шкуру на телегу. – На рынок через две седмицы поеду, там небось три шкуры за шкуры не дерут.

Врет, нечего ему там делать, по рынкам да городам с поручениями штатные монахи ездят. Нет, теоретически может на хвост упасть, но батюшка келарь летом его точно не отпустит, работы полно, а тут еще и тандыр.

- Да оно не больно-то отличается, - пошел клиенту навстречу купец. – От уговоренного-то. Ты не ярись, авось и сговоримся.

Я тем временем, отдельно отложив указанные плотником шкурки – ежели человек «шарит», чего бы не послушать? – зарылся в шкуры остальные, надеясь найти золотую середину между качеством и ценой.

Тщетно – кроме того, что уже нашел Василий, ничего реально достойного не нашлось, но добрать шкур до потребного объема удалось. Десять минут торга, и мы с плотником получили сырье для зимних нарядов. Он – одну шкурку, потому что из нового ему только штаны нужны, а в запасе еще некоторые меха есть, а я – десяток, что Василий и некоторые окружающие монахи признали достаточным для двух комплектов: для взрослого и ребенка, количеством. Дополнительно – шкурки заячьи, на шапки да варежки.

К этому моменту довольный Федька успел вернуться, отдать корзину купцу, и за это получить награду в виде чести тащить шкуры. Тяжеловато, но жизнь в эти времена вообще не сахар. У Ярослава с Василием еще остались дела, поэтому мы договорились встретиться у тандыра, и мы с Федькой пошли «домой».

- А это на зиму тебе, дядька Гелий? – прокряхтел пацан вопрос в закрывшую его голову стопку шкур в руках.

- Нам, - поправил я. – Зима близко.

- Зима всегда близко, - ответил Федька абсолютной истиной. – А это у тебя чего в руках, дядька Гелий?

- Чернила да бумага, будем тебя грамоте учить.

- А! – ответил пацан.

Помолчали.

- А что такое «смерть», дядька Гелий? – тихо спросил он.

Так только дети умеют: все нормально, спокойно себе проводишь время, на мир светит ласковое летнее солнышко, и тут БАХ – мощным ударом в самое нутро прилетает такой наивный и такой сложный вопрос.

- Смерть – это как родиться наоборот, - осторожно ответил я. – А чего батюшки про нее говорят?

- Что смерть – это просто ступенька на пути к Богу, - ответил Федька. – Только ежели люди к Богу уходят, почему все грустят?

Ну и что с ним с таким делать?

- Потому что людям грустно, когда другие уходят навсегда, - ответил я то единственное, что мог.

- Грек идет, богатства несет! – внезапно раздался сверху голос юродивого.

Подняв взгляд, я увидел склонившийся с монастырских ворот силуэт Иннокентия. Расхохотавшись, тот бросил в меня чем-то, я на автомате увернулся, а когда поднял взгляд обратно, юродивого уже не было. Опустив глаза, я увидел валяющийся в дорожной пыли, ржавый и кривой гвоздь. Шизофреник средневековый, блин.