Кондитер Ивана Грозного

Глава 13

- Долгая работа, кропотливая, - торговался со мной немного подкопченный из-за вечной близости к горну, дородный начальник монастырской кузни по имени Федор. – Да тут одного железа как на три меча потребно!

- На мечи-то железо получше потребно, а мне и самое никудышное сгодится, - парировал я. – И видел я, как ладно да споро в твоей кузне работают, палку-то железную с цепью поди и самый неловкий подмастерье сковать сможет.

Гоготнув, кузнец почухал бороду (с опалинками) и снисходительно заявил:

- Уж не знаю, как у вас на Оттоманщине принято, но у нас здесь никто новое, незнакомое дело подмастерью не доверит: пусть и не самого доброго, а все ж железа много уйдет. Псу под хвост уйдет, ежели подмастерье оплошает. Нет уж, «громоотвод» твой я сам скую. В общем, - рубанул рукой воздух. – Торговаться с тобою у меня времени нет, Гелий. Либо сговариваемся как я решу, либо ищи другую кузню.

- В посаде есть, - вспомнил я.

- В посаде есть, да без моего слова там за чужую работу не возьмутся, - ухмыльнулся кузнец. – Это тебе до города ехать нужно. Поедешь?

Монополист хренов! Так мне в эти времена еще никто руки не выкручивал, с позиции «я называю цену, а ты соглашаешься».

- Наручи? – предложил я. – Добротные, Оттоманской работы.

Не хочу наличность тратить. Да, снова сильно переплачиваю, но фобия не оставляет выбора.

- Т-ю-ю, - пренебрежительно протянул кузнец. – Там железа-то в этих наручах… - показал щелочку между большим и указательным пальцем. – А работы здесь не меньше, чем на кольчугу. Слыхал, у тебя такая имеется.

- Завтра приедет епископ и посмотрит на облагороженную мною кухню да печку новую. Посмотрит, порадуется и сильно похвалит нас с батюшкой келарем. Потом он ворюгу поймает да уедет, а благодарность Его Высокопреподобия ко мне останется.

- Ну так дождись да поговори с Его Высокопреподобием, авось сам меня попросит, - пожал плечами кузнец.

Тучки очень нехорошие на горизонте маячат, а с утра их не было – рассосались – значит новые. Обойдется ли без дождя и грома? Может и впрямь подождать? Ну не помру же я в самом деле!

«Молнии что тандыр, что голова греческая», - шепнула фобия.

- Наручи и тегиляй, - поднял я ставки.

- С дырками поди да порезами, - разумно предположил кузнец.

- Немного есть, но прямо немного, - ответил я. - Парочка стрел там, сабельный разрез тут – ерунда, наши портные быстро управятся. Так и быть, за починку им сам уплачу, тебе притащу уже целый.

- Два целых, да наручи не забудь, - скорбно вздохнув с видом «только из большой любви к ближнему так «дешево» взял», торганулся кузнец.

- Один тегиляй, наручи и портки навроде таких, - указал на свои.

- Портки добрые, - признал кузнец. – Но мне их торговать некогда, самому – без надобности, а тегиляи с наручами всегда сгодятся.

Кровопийца, блин!

Я собрался поторговаться еще – процесс-то идет, пусть и очень медленно – но тут пришел очень тихий, очень далекий, но все-таки раскат грома.

- Два тегиляя и наручи, - смирился я. – Но это ежели к ночи управитесь.

- Работы много, - поморщился кузнец. – Горн с наковаленкой надолго занимать придется, ежели прям «до ночи». Добавить бы надо.

Прокуратура добавит! А следом – несуществующий Антимонопольный комитет! Нет уж, такая наглость для меня страшнее грозы, и плевать, что как только она начнется я сразу же начну страшно жалеть о том, что не согласился.

- Жил без громоотвода, проживу и далее, - пожал я плечами, отвернулся и пошел в сторону столовой.

Обед скоро.

- Да ты чего, Гелий, обиделся? – раздался сзади тщетно пытающийся казаться сожалеющим голос кузнеца. – Я ж пошутил, куда больше двух чиненых тегиляев да наручей за такую работу просить?

Ну не скотина ли?

- Один чиненый тегиляй и наручи. Это до ночи, - повернувшись, уточнил я. – Вишь, гроза идет? – указал на горизонт. – Одну молнию за ночь словить успеем, и я попрошу батюшку келаря сказать епископу о том, чьим умелым рукам монастырь обязан за такое полезное изделие.

- Один чиненый тегиляй, наручи, а епископу о том, кто сие ковал, ни слова, - попросил кузнец.

Осознав, что он лично вручил мне в руки потенциальное орудие шантажа, скривился, а я спросил:

- Чего так?

- По рукам давай ударим сперва, - протянул кузнец лапищу. – Пообещай.

- Обещаю не говорить епископу о том, что громоотвод сковал ты, - пообещал я только за себя. – Но за батюшку келаря обещать не могу – он же сразу догадается. Годится?

- Годится, - признал кузнец, и мы пожали руки. – Здесь я кто, Гелий? – сдержав слово, начал он объяснять.

- Кузнец главный, - пожал я плечами.

- Во-о-от! – важно поднял он палец. – А там, в Москве, я кем буду?

- Кузнецом обыкновенным, - покивал я.

Тоже провинциал с боязнью рыб покрупнее. Кто осудит? Точно не я.

- Во-о-от, - снова протянул он. – Похвала уважаемого человека, Гелий, порой не в пользу идет, а во вред большой.

- Запомню, - пообещал я. – Всё, пойду оплату готовить, - решил дать кузнецу уже поработать.

- Ступай, к ночи все успею. Цени, Гелий, обедом ради тебя жертвую.

- Ценю, - соврал я.

Знаем мы эти «жертвы» - в кузню жратву чуть ли не каждый день таскают, чтобы ценные кадры от работы на бесполезную ходьбу туда-сюда не отвлекались.

Прихватив «боевого послушника», с которым я сюда и пришел (режим ЧП же, благо для нестандартных перемещений специальный отрядец есть), я направился к себе, чтобы успеть заказать починку тегиляя еще до обеда.

- Грек идет, богатства несет! – раздался громкий, наполненный непонятной мне радостью крик юродивого Иннокентия.

Что характерно, самого его нигде не видно. Ловко прячется шизофреник. Отвечать я не стал, спокойно продолжив путь. Нельзя с психами в контакт вступать, они от этого укрепляются в интересе и могут из-за него чего-нибудь неприятного отчебучить.

«Боевой послушник» и пяток ближайших жителей монастыря пофыркали, и откуда-то с другой стороны донесся еще один, исполненный совсем другим голосом крик:

- Грек идет, богатства несет!

Юмористы, блин. Ну да, иду. Ну да, щас понесу, но не самому же себе, а жадному до безобразия кузнецу. Пускай себе веселятся – это несоизмеримо лучше общественного презрения или вообще ненависти. По местным меркам я и вправду почти буржуй, хоть «активы» мои и тают с ужасающей скоростью. Долбаная фобия, да я коров за такие деньги купить мог да заделаться скотоводом!

Перед входом в наше жилое здание, помимо привычного «боевого послушника», неожиданно встретился Юрий, главный монастырский «силовик», которому подчиняются все силовики рангом поменьше. Здоровенный такой, метр семьдесят пять ростом, не меньше, «косая сажень» в плечах, в бороде и в голове – проседь, потому что батюшке Юрию глубоко за «сорок». Очень сильно повезло с генами, надо признать, даже почти все зубы на месте. Завидую, но по-доброму!

- О, Гелий! А мы тебя по всему монастырю ищем, - сильно не порадовал он меня приветствием.

Для красного словца преувеличил – если бы реально хотели, вмиг бы меня нашли. Уверен, он только-только кого-то за мной отправить успел. Причина, в этом я уверен еще больше, для меня плохая – это как если бы я в прошлой жизни пришел домой, а меня прямо в падике встретил наряд ОМОНа под командованием не меньше, чем полковника. Незнакомого полковника – это важный нюанс.

- До кузнеца ходил, - признался я. – По делу.

Юрий покосился на моего сопровождающего, и тот кивнул, подтвердив мои слова.

- А Федька твой где? – спросил «силовик».

Поплохело еще сильнее – неужто помощник умудрился влипнуть в нехорошее или вовсе сгинуть?

- После завтрака учиться пошел, туды вон, - указал я рукой на восточную часть монастыря.

Там класс особого обучения находится, для тех ребят, за кого смогли заплатить родители ил опекуны навроде меня. В основном там посадские учатся, там есть некоторое количество процветающих крестьян да ремесленников. Ну и особо одаренных туда тоже учиться отправляют, но на «бюджетное отделение».

- Отправил туда человека, сейчас придет, доложит, - покивал Юрий.

- А чего случилось-то? – не утерпел я.

- Обнесли тебя, Гелий, - спокойно ответил «силовик». – Весь сундук твой выгребли.

Твою мать! Так хорошо все шло! Ой я дур-р-рак! Ну чего выпендривался? Зачем ходил сумою тряс? Не отсвечивал бы, не торопился покупки совершать, знали бы про содержимое сундука моего только те, кому воровать нафиг не уперлось, потому что их должности гораздо ценнее.

- А замок? – уныло спросил я.

- А вот, - Юрий достал из сумы ржавый, непривычно изогнутой – а значит явно умышленно приданной – формы тонкий гвоздик. – Не больно-то хитрый замок оказался.

Средневековый медвежатник прямо в Православном монастыре. Кого-то удивит, но не меня: если собрать в одном месте много людей, среди них обязательно найдется любитель незаконной наживы.

- С таким добром, даже ежели все, что ранее украдено было, куда хошь уйти можно, ежели тропки знать, - зловеще поведал Юрий. – Хошь – в Литву, хошь – в Польшу. Но на Оттоманщину, так думаю, не побежит – вещички приметные, могут и поспрошать.

Заметив, что мое лицо все больше мрачнеет с каждым его словом, Юрий нашел в себе достаточно милосердия, чтобы отбросить неизбежную на такой должности профессиональную деформацию и обнадежить меня:

- Да не боись, найдем твои богатства. Не я, так епископ. Из монастыря нынче и мышь не выскочит. Ты лучше скажи – не видал ли чего? Не слыхал?

- Иннокентий, юродивый который, в меня гвоздем бросил, в тот день караван приходил, - чисто от расстройства схватился я за тонюсенькую соломинку.

- Знамение было, стало быть, - «зафиксировал» Юрий.

- Грек идет, богатства несет!!! – раздался над монастырем зычный крик юродивого.

- Божий человек зла творить не может, - прежде, чем я успел выдвинуть очевидную версию, опроверг ее «силовик». - А ежели бы и сподобился, так мы бы его враз почуяли.

Ну да, такую вонь из помещения быстро не вытравишь.

- А знамения все обворованные получили?

- Нет, - покачал головой Юрий. – Ты один. Понравился ты Иннокентию, Гелий. Радуйся и благодари Господа за это – дважды он тебе знамение передал, стало бы и в третий раз оное будет. Не оплошаешь – считай, предупрежден будешь.

- Грек идет, богатства несе-е-ет!!!

***

Очень хорошо помню, как брал кредит на первую свою пекарню под залог доставшейся по наследству от бабушки квартиры. Сбережений у меня тогда почти не было – только вернулся в Россию, полгодика по профессии поработал, ну откуда стартовому капиталу взяться? Трясло меня тогда так, что даже вспоминать не хочу. Вкалывал я тогда в основном сам, по двенадцать часов булки с пирогами пёк, а потом еще часика по три тем же самым дома занимался, запасец на утренний торг готовил. Кассирша-продавщица тогда у меня еще была, без нее никак. Не забыл я ее трудового, малооплачиваемого поначалу подвига, до очень большой должности в сетевухе она в итоге доросла, но это неважно, важен кредит.

Спалось мне тогда ой как погано, а когда по итогам первого месяца работы я ушел в немалый такой «минус», думал все, пропала единственная недвига, а мне придется банкротиться. Плакала мечта, короче. Ничего – на второй месяц у меня завелись постоянные клиенты, дала свои плоды реклама, и пекарня начала приносить скромный, но все-таки доход. На третий месяц работы у меня почти закончились свои и заемные средства, но доход стал получше, поэтому я знал, что на долгой дистанции с долгами рассчитаюсь. Еще один кредит взял, в общем, но небольшой, чисто платежки, сырье и зарплату кассирше пооплачивать еще пару месяцев. Расчет оправдался, и к окончанию первого года работы я открыл вторую пекарню, уже целиком на свои собственные деньги.

Ситуация, в которую я попал теперь, с одной стороны лучше – «банкротиться» мне в этом мире не придется точно, на Руси и механизма такого не существует – а с другой… С другой существует механизм «долгового рабства». К огромному счастью, изготовленный кузнецом громоотвод на ТАКОЙ долг не тянет как ни крути.

«Современники», пошли им Бог добра, решения принимают медленно, по жизни не торопятся, но когда им это надо, демонстрируют чудеса продуктивности. Какой там «до ночи» - пока мы с Юрием разговаривали с потенциальными свидетелями («комендант» Петр теперь меня ненавидит, потому что второй по счету кражи в его владениях ему не простят, разжалуют в обыкновенные монахи) и осматривали мою оскудевшую (даже азбуку Федькину тварь не постеснялась украсть) келью, прошло едва ли три часа, но кузнец успел припереть двухметровой высоты железный шпиль со следами грубой обработки молотом с приделанной к ней цепью.

- Понимаю горе твое, Гелий, но и ты меня пойми, - очень так душевно, сильно этим напоминая рекетира, пенял мне кузнец, и одно лишь присутствие Юрия удерживало его тянущиеся к моим тщедушным на контрасте с двумя этими здоровяками плечам. – Вот предупредил бы ты, что платить тебе нечем, я бы тебе сейчас вместе со всеми сочувствовал. Но ты же не предупредил.

- Не предупредил, - признал я.

Выбила напасть сделку из головы.

- Виноват перед тобой, батюшка, - поклонился кузнецу. – Прошу тебя подождать три дня.

А там или ишак помрет, или падишах. В смысле: или епископ найдет воришку и вернет добро, или мне придется разыграть раньше времени парочку козырей.

Тем не менее, «обстоятельства непреодолимой силы» в нашем устном (однако соблюдать его от этого нужно не меньше) договоре «прописаны» не были. Кузнец свою работу сделал? Сделал. Я заплатил? Нет, и причины этого вообще не проблема кузнеца.

- Я-то подожду, но сам понимаешь – беспокойство это для меня большое, а железо на громоотвод твой не монастырское переводил, свое, - принялся ставить меня на процент Федор. – С купцом договорился, он мне железо сейчас, а я ему потом тегиляй с наручами. У него и покупатель уже имелся.

О том, что разницу в цене (чудовищную разницу!) купец за вычетом комиссии ему бы принес, конечно не слова. Впрочем, оно и не важно – не мое дело ведь, сам на такие условия согласился, никто не принуждал.

- Теперь, получается, покупатель к кому понадежнее уйдет, а купец на меня за то обидится. Не только меня ты подвел, Гелий, а троих ажно людей.

- Не жадничай, Федор, - неожиданно вступился за меня Юрий. – Его юродивый отметил.

То, что ко мне привязался шизофреник, это что, аргумент?

- Вот как, - задумчиво посмотрел на меня кузнец.

Похоже, аргумент. Нужно ловить момент, пока Федорова жаба не победила уважение к юродивому.

- Все понимаю, батюшка, - заверил я кузнеца. – Когда цепочка торговая ломается, плохо становится всем, кто в ней участвует. Через три дня долг отдам честь по чести, а сверху портки. Похуже моих, - честно признался. – Но добротные, денег стоят.

- Хорошо торгуешься, грек, - упразднил для себя мое право зваться по имени Федор. – Уговорил. Через три дня, в такое ж время, как ныне, ежели не придешь к кузнице, я сам до тебя приду. С батюшкой казначеем, он все посчитает вдумчиво, а потом решим, как тебе долг половчее отдать будет. Только портками уже не отделаешься.

И чего я, придурок беззаботный, хотя бы суму с наличностью с собою сегодня не взял? Думал, не понадобится, но впредь ни единого движения без запаса денег, а все сделки только с оплатой в момент договоренности.

Кузнец ушел, следом свалили Юрий с «лишними» его подчиненными, а я понуро побрел к себе. Машинально наводя порядок – даже топчан разворошил, гнида, ухоронки искал! – я размышлял о том, как сильно мне везло с самого начала, и в какой заднице я оказался сейчас. Шмоток нет, только то, что на мне, да находящийся в работе и уже оплаченный комплект зимней одежды на меня и Федьку. Денег – нет, и в случае большой нужды мне придется продать то, что на мне, заменив это условной сермягой.

Ненавижу чувство бессилия. Сижу тут и совсем ничего сделать не могу, надеясь лишь на епископа. Вот за право распоряжаться собой самому я в прошлой жизни и впахивал, а теперь… А теперь я со всех сторон завишу от чужой воли.

Вздохнув на перенабитый своими руками тюфяк, я взялся за набивку Федькиного и потихоньку переполз к «стадии принятия». Не такая уж и жопа, на самом деле. С голоду не помру, голова по-прежнему полна «активами», епископ прибудет уже завтра утром и сразу же возьмется за дело, а учеба и усиленная кормежка для моего приемного внучка (чего уж тут, старик я, а еще хочу попытаться наверстать упущенное в воспитании собственных сыновей, гештальт называется) оплачены на много недель вперед.

- Эй, грек, - без стука заглянул ко мне в келью «боевой послушник». – С железякой-то чего делать? Прибери хоть, мешается, - рожа его ощерилась в злорадной (что грех большой, и он его потом конечно же отмолит) ухмылке. – Хоть че-то у тебя здесь окромя соломы будет.

В своем праве Федор, но скотина все-таки: с его подачи я теперь обратно стал «греком», утратив личное имя. Ладно, это лишь вишенка на дурно пахнущем торте, а сам он состоит из грандиозного падения статуса в глазах окружающих. «Ходил грек», «богатства носил», а теперь он гол как сокол, да еще и – слыхали? – у Федора-кузнеца в должниках ходит. А ходил-то каким гоголем, спины даже перед начальством особо не ломал! Поделом ему!

Признавать этот «даунгрейд» я не собираюсь – буду держать лицо, и принципиально не откликаться на «грека». Ерунда – пару-тройку дней потерпеть, не более, а дальше высокая «крыша» живо рога самым активным любителям надо мной глумиться поотшибает – я же полезный. Проигнорировав послушника словом и взглядом, я прошел мимо него в коридор, спустился на первый этаж, еще немного прошел по коридору, словил ненавидящий взгляд находящегося в процессе увольнения Петра и выбрался на крылечко. Взгляд на небо: идут тучки, самые что ни на есть грозовые, но время еще есть. Не без усилий подняв казавшуюся такой легкой в руках кузнеца «железяку», я направился в обход здания: там лестница до крыши есть, залезу да установлю, не забыв вкопать цепь в землю. Хоть посплю сегодня немного.

- Грек идет, богатства несет! - раздался за моей спиной чей-то ехидный до желания выбить источнику все зубы, голос.

Не юродивого - просто новый монастырский «мем» в свете случившегося выглядит особенно привлекательно. Зубоскальте пока можете, бесы, а я потом посмотрю на попытки подластиться ко вновь обратившемуся Гелием греку. Я знаю, чего я стою, и никакие средневековые юмористы этого не изменят.