Нэпман 4. Красный мотор

Глава 18 Открытие

Я приехал на завод затемно. Ночью прошел дождь, и в предрассветных сумерках мокрый асфальт тускло поблескивал в свете фонарей. Над корпусами цехов развевались красные флаги, промокшие от дождя. Транспаранты с лозунгами и праздничная трибуна были затянуты брезентом.

Охрана у проходной подтянулась, увидев мою машину. Рябчиков, новый начальник службы безопасности, уже ждал меня. Высокий, подтянутый, в темном габардиновом плаще, он чем-то напоминал дореволюционного жандармского офицера, только вместо кокарды сияла красная звезда на фуражке.

— Территорию проверили трижды, — доложил он, пока мы шли к главному конвейеру. — Посты усилены, введен особый режим проверки документов. Но… — он замялся.

— Что-то беспокоит, Николай Фомич?

— Вчера вечером замечена подозрительная активность со стороны складов. И еще — двое новых рабочих из последнего набора… Слишком уж интересуются электрощитовой.

Я кивнул. После истории с Варварой и Звонаревым на автобазе мы усилили бдительность. Всякое могло случиться. Лишь бы не сорвать открытие.

В главном сборочном цехе уже кипела работа. Молодые комсомольцы развешивали гирлянды и плакаты. Нестеров, главный инженер, проверял готовность конвейера. Его коренастая фигура в неизменном синем халате мелькала то тут, то там между станками.

— Как дела, Сергей Петрович? — окликнул я его.

— Все по графику, Леонид Иванович, — он вытер замасленные руки ветошью. — Конвейер отлажен, первые машины готовы к сборке. Молодцы ребята, всю ночь работали.

Я осмотрел сборочную линию. Вспомнилось, как еще год назад здесь было пустое поле. А теперь огромные светлые цеха, современное оборудование, обученные рабочие. И все это построено в рекордные сроки, гораздо быстрее, чем в той истории, которую я помнил из будущего.

В дальнем углу цеха я заметил знакомую фигуру в потертой кожанке. Звонарев проверял готовность испытательного стенда. Рядом Варвара в синем халате настраивала измерительные приборы. Даже в такой ранний час они были полностью погружены в работу.

Откуда-то из глубины завода донесся гудок. Началась пересменка. Скоро прибудут первые гости. Орджоникидзе должен приехать к десяти. А там и Звяга появится со своей новой партячейкой. Будет учить нас, производственников, как правильно строить социализм.

Я еще раз окинул взглядом огромный цех. Где-то там, в будущем, которое я помнил, этот завод станет гигантом автомобилестроения. Но сейчас все только начинается. И очень важно не допустить никаких сбоев в этот исторический день.

— Николай Фомич, — повернулся я к Рябчикову, — усильте наблюдение за электрощитовой. И проверьте этих новых рабочих. Что-то мне подсказывает — сегодня будет жаркий денек.

До начала церемонии оставался час. Накрапывал мелкий ноябрьский дождь, но несмотря на непогоду, на площади перед заводом уже собирались люди. Колонны рабочих с красными флагами, духовой оркестр настраивал инструменты. На трибуне комсомольцы в брезентовых плащах поправляли портреты членов Политбюро.

Я как раз проверял готовность демонстрационного грузовика, когда ко мне подбежал встревоженный Рябчиков. Его обычно невозмутимое лицо выражало беспокойство:

— Леонид Иванович! В главной электрощитовой неполадки. Похоже на умышленную порчу.

Вот сволочи. Все-таки смогли напакостить.

По пути в щитовую я отметил четкую работу службы безопасности. У входа дежурили двое рабочих из заводской охраны, держа под присмотром хмурого человека в спецовке электрика.

Внутри щитовой нас встретил Бойков. Петр Сергеевич молча показал на главный распределительный щит немецкого производства. Несколько важных предохранителей вывернуты, а силовые кабели повреждены.

— Вот, смотрите, — Бойков нахмурился. — Если бы не заметили, конвейер встал бы прямо во время церемонии.

В этот момент в помещение стремительно вошел Прокоп Силантьевич Звяга. Его коренастая фигура в потертой кожаной тужурке как-то сразу заполнила небольшое помещение щитовой. Широкое скуластое лицо побагровело от возмущения, маленькие серые глаза сверкали из-под козырька фуражки со звездой.

— Вот он, результат отсутствия политработы! — прогремел он своим командным голосом. — А я предупреждал, что нужно усилить бдительность!

Задержанный электрик, некто Семен Кротов, принятый две недели назад, угрюмо молчал. Рябчиков показал мне его документы:

— Направлен якобы от биржи труда, но проверка показала, что бумаги липовые.

В щитовую уже спешили вызванные Бойковым специалисты во главе со Степаном Нефедовым, старым электриком, работавшим еще на дореволюционных заводах. Его морщинистое лицо выражало спокойную уверенность.

— Сделаем, Леонид Иванович, — сказал он, осмотрев повреждения. — Предохранители есть запасные, а кабель можно временно нарастить.

За окном под дождем гремел оркестр. На площади собирались колонны с транспарантами «Даешь советский автомобиль!» и «Пятилетку в четыре года!». Я посмотрел на часы. До приезда Орджоникидзе оставалось сорок минут.

— Петр Сергеевич, — обратился я к Бойкову, — проследите за ремонтом. А вы, Николай Фомич, — это уже Рябчикову, — проверьте остальные ключевые объекты.

Звяга продолжал греметь о необходимости усиления партийного контроля, но я уже спешил в главный цех. Нужно срочно проверить готовность конвейера и праздничной трибуны.

Происшествие в щитовой лишний раз показывало, что люди Рыкова не оставляют попыток помешать нашей работе. Но сегодня им это не удастся.

— Это же явное вредительство! — Звяга шел за мной по коридору, припадая на левую ногу, это у него след старого ранения в Гражданскую. — А все потому, что вы, товарищ Краснов, слишком мягко относитесь к социально чуждым элементам.

Я остановился. Звяга почти уперся в меня широкой грудью, обтянутой потертой кожанкой. На лацкане тускло поблескивал партийный значок образца 1917 года.

— Прокоп Силантьевич, давайте сначала разберемся…

— А чего тут разбираться? — перебил он, сверкая глубоко посаженными глазами. — Вот взять хоть вашего главного инженера Циркулева. Типичный представитель старой технической интеллигенции. А вы ему полное доверие!

— Циркулев — прекрасный специалист…

— Вот-вот! — Звяга торжествующе поднял узловатый палец. — Все вы, хозяйственники, только о производстве думаете. А политическая сознательность? А классовая бдительность?

Он достал из нагрудного кармана потрепанный блокнот:

— У меня тут целый список фактов. Вот, пожалуйста. В конструкторском бюро до сих пор работают двое сыновей бывших фабрикантов. В бухгалтерии засели бывшие купеческие приказчики. А ваш новый начальник снабжения? Говорят, его брат эмигрировал в девятнадцатом…

— Послушайте, товарищ Звяга, — я постарался говорить как можно спокойнее. — Сейчас главное — запустить завод. Нам нужны квалифицированные кадры.

— Вот оно, типичное буржуазное спецеедство! — загремел Звяга. — Я уже написал докладную в райком. Необходимо провести чистку среди технического персонала.

За его спиной я заметил спешащего к нам Бойкова. Слава богу, хоть какой-то повод прервать этот бесполезный разговор.

— Простите, Прокоп Силантьевич, производство требует моего внимания, — я сделал шаг в сторону.

— Вот именно! — Звяга погрозил мне пальцем. — Только производство! А партийно-воспитательная работа? Вечером на заседании партячейки будем разбирать ваше отношение к политической работе в массах!

Я поспешил к Бойкову, чувствуя спиной тяжелый взгляд секретаря партячейки. С этим человеком еще будет много проблем. Но сейчас главное успеть подготовить завод к торжественному открытию.

К десяти утра дождь прекратился. Площадь перед заводом заполнили колонны рабочих с красными знаменами. Духовой оркестр гремел «Интернационалом». На праздничной трибуне, украшенной кумачом и портретами вождей, собрались почетные гости.

Я стоял рядом с Бойковым, наблюдая за прибытием делегаций. Орджоникидзе появился точно в назначенное время. Серго, как всегда энергичный, в длинной кавказской шинели, быстро поднялся на трибуну. За ним следовали представители ВСНХ и местные руководители.

— Ну как, Леонид, все готово? — негромко спросил он, пожимая мне руку.

— Полностью, товарищ Орджоникидзе. Конвейер проверен, первая машина на линии.

Вслед за Серго на трибуну поднялся Карл Янович Бауман, худощавый, подтянутый, в отличном темном костюме и пенсне на черной ленте. Как секретарь Московского комитета партии, он держался с подчеркнутой деловитостью.

Митинг открыл председатель горсовета, затем слово взял Бауман:

— Товарищи! Московская партийная организация внимательно следила за строительством первенца советского автомобилестроения. Сегодня мы видим результаты ударного труда рабочих и инженеров…

После него выступил Орджоникидзе. Его зычный голос с характерным грузинским акцентом разносился над площадью:

— Товарищи! Сегодня поистине исторический день. Мы запускаем не просто автомобильный завод — мы создаем новую отрасль промышленности! За рекордные сроки, всего за полгода с небольшим, построен современнейший завод. Это настоящая победа советской индустриализации!

Он обвел взглядом площадь:

— Но главное даже не в сроках. Мы не просто скопировали иностранное производство — мы создали свое! Наши инженеры разработали улучшенные станки, наши рабочие освоили новые методы труда. Теперь у нас есть не только автомобильный, но и станкостроительный завод.

Серго сделал паузу, дождался, пока стихнут аплодисменты:

— Партия и правительство поставили перед нами задачу — дать стране отечественный автомобиль. И мы эту задачу выполним! Уже через год тысячи советских грузовиков поедут по дорогам нашей родины. А там и до легковых автомобилей дойдем!

Площадь взорвалась овациями. Бауман одобрительно кивал, а Звяга, стоявший неподалеку, торопливо записывал что-то в блокнот, видимо готовя материал для очередного разбора на партячейке.

После официальных речей началась самая важная часть — запуск конвейера. Мы прошли в главный сборочный цех. Здесь уже все было готово — блестели свежей краской станки, выстроились вдоль линии рабочие в новых спецовках.

Орджоникидзе внимательно осмотрел оборудование, задал несколько точных технических вопросов. Было видно, что нарком прекрасно разбирается в производстве.

— Запускайте! — скомандовал он.

Я нажал кнопку пуска. Загудели моторы, медленно поползла лента конвейера. На ней уже стоял первый советский грузовик, собранный накануне для испытаний.

— А теперь покажите остальные цеха, — Серго повернулся ко мне. — Особенно интересует ваше станкостроительное производство.

Пока мы шли по заводу, я краем глаза заметил, как Звяга пытается протиснуться поближе к наркому, видимо, намереваясь сообщить о своих «тревожных наблюдениях». Но начальник охраны Рябчиков умело оттеснил излишне бдительного партийца.

В конце осмотра Орджоникидзе собрал руководство завода в кабинете Бойкова:

— Хорошо поработали, товарищи. Особенно радует, что вы не просто скопировали американское производство, а создали свое. Партия и правительство высоко оценят ваш труд.

Когда делегация уехала, я наконец смог перевести дух. День выдался нелегкий, но мы справились. Теперь предстояла самая важная работа. Надо наладить серийный выпуск машин.

А вечером нужно выдержать заседание партячейки, где Звяга наверняка устроит разнос за «недостаточную политическую работу». Но это уже привычные трудности, с которыми как-нибудь справимся.

После отъезда делегации дел меньше не стало. Нужно было проверить работу всех цехов, подписать документы о приемке оборудования, согласовать график поставок на следующий месяц. Звяга ходил за мной по пятам, продолжая развивать любимую тему:

— А вот в механическом цехе, товарищ Краснов, до сих пор нет красного уголка. И стенгазета выходит нерегулярно.

Я просматривал отчет о работе станкостроительного производства, краем уха слушая нравоучения новоиспеченного парторга.

— И еще, — не унимался Звяга, поправляя сползающую с плеча кожанку, — почему инженерно-технический состав уклоняется от политучебы? Вот ваш Циркулев вообще не ходит.

В этот момент подошел Бойков с срочными документами на подпись. Воспользовавшись паузой, я поспешил в конструкторское бюро, где уже собиралась команда для обсуждения нового проекта.

— Я с вами! — оживился Звяга. — Как представитель партячейки…

— Прокоп Силантьевич, — я остановился. — У вас ведь в шесть часов заседание партбюро?

— Точно! — он посмотрел на часы. — Чуть не забыл. Ну, мы еще обсудим с вами вопросы политработы.

Он ушел и я с облегчением вздохнул. Наконец-то можно заняться делом.

В конструкторском бюро уже собрались Варвара, Звонарев, Руднев и другие. Пора было приступать к главному — созданию нового советского грузовика.

Конструкторское бюро встретило меня привычным гулом голосов и шелестом ватмана. Просторное помещение с огромными окнами во всю стену сейчас освещалось электричеством — за окнами уже стемнело. На длинных столах громоздились кульманы, вокруг которых сгрудились конструкторы.

Варвара, как всегда собранная и деловитая в синем рабочем халате, склонилась над чертежами двигателя. Рядом маячила долговязая фигура Звонарева в потертой кожанке. Руднев, в своем неизменном костюме, протирал круглые очки платком.

— Итак, коллеги, — начал я, присаживаясь к столу. — Давайте подведем итоги наших исследований городского транспорта.

Варвара разложила записи:

— После разговоров с водителями картина довольно ясная. Главные проблемы: высокая погрузочная высота, сложность маневрирования в городе, частые поломки рессор и ненадежные тормоза.

— А еще расход топлива, — добавил Звонарев, взъерошивая рыжую шевелюру. — Все жалуются на прожорливость моторов.

Руднев иронично хмыкнул:

— И конечно, извечный вопрос запчастей. Особенно для иностранных машин.

Я достал блокнот с собственными заметками:

— Хорошо. Значит, нам нужно создать компактный маневренный грузовик грузоподъемностью полторы-две тонны. С экономичным двигателем, усиленной ходовой частью и надежными тормозами.

— Позвольте заметить, — подал голос педантичный Циркулев, поправляя пенсне, — особое внимание следует уделить технологичности конструкции. Чтобы можно было наладить массовое производство.

— И унификации узлов, — добавил Руднев. — Иначе с запчастями опять будет беда.

— Если говорить о двигателе, — сказала Варвара, раскладывая графики испытаний, — то базовый мотор Ford-A можно форсировать до шестидесяти пяти лошадиных сил. Но возникают проблемы с охлаждением и смазкой.

— А точнее? — я придвинулся ближе к чертежам.

— Во-первых, чугунные головки блока не выдерживают повышенной степени сжатия. Нужны специальные сплавы, а с этим пока сложно. Во-вторых, система охлаждения рассчитана максимум на сорок лошадиных сил. При большей мощности возможен перегрев.

Циркулев педантично поправил пенсне:

— Позвольте заметить, что и коленчатый вал потребует усиления. Существующие подшипники рассчитаны на гораздо меньшие нагрузки.

— Есть еще проблема с карбюратором, — добавила Варвара. — Штатный «Зенит» не обеспечит нужную экономичность. Придется разрабатывать свою конструкцию.

Звонарев энергично взъерошил рыжую шевелюру:

— А что с ходовой частью? Смотрите, — он развернул свои чертежи. — Если сделать лонжеронную раму облегченной конструкции, можно значительно снизить вес. Но тут две проблемы — качество стали и технология сварки.

Руднев скептически поблескивал очками:

— Сварные швы при наших технологиях будут слабым местом. Нужна качественная электросварка, а с этим пока туго.

— И рессоры, — добавил Звонарев. — Существующие рессорные листы из обычной стали быстро проседают. Нужна рессорная сталь с высоким содержанием кремния и марганца.

Я слушал их обсуждение, отмечая про себя основные проблемы. Действительно, в 1929 году многие материалы и технологии еще недоступны. Придется искать обходные пути.

— Так, давайте по порядку, — я достал свежий лист бумаги. — Записываем основные параметры. Грузоподъемность — полторы тонны, база три тысячи двести мм, колея полторы тысячи мм, двигатель форсированный до шестидесяти пяти лошадиных сил. Так, что еще? Максимальная скорость шестьдесят пять километров в час, расход топлива — не более пятнадцати литров на сто километров.

— Кстати, радиус поворота минимально возможный для городской эксплуатации, — добавил Руднев. Видимо вспомнил, как мы наблюдали неуклюжие попытки припарковаться в городе. — Погрузочная высота — не более метра. Помните, грузчики жаловались на высокие борта?

Варвара задумчиво постукивала карандашом по чертежу:

— С двигателем можно справиться. Это если изменить степень сжатия, доработать систему охлаждения и усилить коленвал. Но нужны хорошие подшипники.

— У меня есть мысль по поводу рамы, — оживился Звонарев. — Можно сделать лонжероны переменного сечения. В местах максимальной нагрузки — усиленные, остальные облегченные.

— А как с тормозами? — спросил я. — Это одна из главных проблем существующих машин.

Циркулев достал из папки расчеты:

— Механические тормоза не обеспечат нужной эффективности. Нужна гидравлическая система, но тут возникает вопрос с качеством резинотехнических изделий.

— А что если, — медленно произнес я, вспоминая технологии будущего, — использовать особый способ полимеризации бутадиена? С натриевым катализатором и точным контролем температуры?

Варвара заинтересованно подняла голову от чертежей:

— Вы имеете в виду синтетический каучук? Но ведь пока только Лебедев в Ленинграде занимается этим. С переменным успехом.

— У меня есть кое-какие идеи по улучшению процесса, — я начал набрасывать схему. — Надо только правильно подобрать режим полимеризации и состав добавок. Если добавить определенное количество сажи особой структуры и оксида цинка, можно создать хорошую резину. Мы разработаем новый тип синтетической резины для тормозных систем и рессор.

Варвара и Звонарев переглянулись. Циркулев задумчиво протер пенсне:

— Позвольте заметить, Леонид Иванович, это выходит далеко за рамки наших возможностей. Тут нужны серьезные исследования в области органической химии.

— Да и оборудования соответствующего у нас нет, — добавил Руднев. — Это работа для специализированной лаборатории.

Я кивнул:

— Вы правы. Пожалуй, надо связаться с профессором Величковским. У него есть опыт в создании новых материалов, да и связи в научных кругах обширные.

— А пока можно использовать существующие материалы, — предложила Варвара. — Просто придется заложить больший запас прочности в конструкцию.

— И усилить контроль качества, — добавил педантичный Циркулев. — Особенно при вулканизации резинотехнических изделий.

Мы вернулись к обсуждению других технических вопросов, но мысль о необходимости создания новых материалов прочно засела в голове. Это будет отдельным большим проектом.

Когда все разошлись, я еще раз просмотрел набросанные характеристики. В памяти всплывали «ГАЗели» из будущего. Конечно, до них еще далеко, но первый шаг сделан. Теперь предстояла большая работа по воплощению этих идей в металле.

За окном окончательно стемнело. Где-то вдалеке слышались последние звуки праздничной демонстрации. Завод жил своей жизнью. В цехах шла вторая смена, готовилось серийное производство первых советских грузовиков.