Нэпман 4. Красный мотор

Глава 22 Внедрение

После бессонной ночи в лаборатории я настоял, чтобы Вороножский ехал со мной в Нижний. Профессор поначалу упирался. А как же его приборы, его наблюдения за звездами? Но когда я описал заводскую лабораторию и пообещал заказать любое необходимое оборудование, его глаза загорелись.

В купе первого класса скорого поезда «Москва — Нижний Новгород» Борис Ильич никак не мог успокоиться. Его длинная худая фигура металась по тесному пространству, седые волосы торчали еще более взъерошенно, чем обычно.

— А вы понимаете, Леонид Иванович, — говорил он, размахивая руками, — какие перспективы открываются? Если правильно настроить реакторы по сторонам света и учесть влияние лунных фаз…

Я слушал его вполуха, просматривая телеграммы с завода. Варвара сообщала о новых проблемах с подвеской прототипа. Что ж, теперь у нас есть решение.

За окном проплывали заснеженные поля и леса, изредка мелькали маленькие станции с керосиновыми фонарями. Вороножский наконец присел на бархатный диван, достав из потрепанного саквояжа толстую тетрадь в кожаном переплете.

— Я тут набросал предварительные расчеты, — он почесал подбородок. — Для промышленного масштаба нам понадобится как минимум три реактора. И обязательно с системой термостатирования. А еще…

Его прервал гудок паровоза. Профессор вздрогнул и уставился в окно:

— О! Видите это облако пара? Оно движется точно по спирали Фибоначчи. Определенно благоприятный знак!

Я невольно улыбнулся. Его одержимость астрологическими символами казалась забавной, но именно она помогла нам получить синтетический каучук на полвека раньше срока. Кто я такой, чтобы спорить с его методами?

Проводник в форменной тужурке принес чай в подстаканниках с тяжелыми серебряными узорами. Вороножский рассеянно размешивал сахар, не прерывая монолога о влиянии космических вибраций на процесс полимеризации. В тусклом свете вагонной лампы его худое лицо с крючковатым носом отбрасывало причудливые тени на стену купе.

— Борис Ильич, — прервал я его размышления, — а как вы смотрите на то, чтобы создать целую линейку материалов с разными свойствами? Для шин нужна одна рецептура, для прокладок — другая…

Его глаза загорелись еще ярче:

— Да-да! И для каждого типа подобрать свое оптимальное расположение звезд! Представляете, какие возможности?

За разговорами дорога пролетела незаметно. Когда поезд начал замедлять ход перед Нижним Новгородом, я поймал себя на мысли, что впервые за долгое время чувствую настоящий азарт. То, что начиналось как необходимость для создания современного грузовика, могло перерасти в нечто гораздо большее.

Утреннее солнце едва пробивалось сквозь заиндевевшие окна моего кабинета в заводоуправлении. За обычным деревянным столом собралась вся команда.

Циркулев, как всегда безупречно одетый в черный сюртук, педантично раскладывал бумаги точно по краю стола. Руднев в странном лиловом пиджаке небрежно развалился на стуле, с любопытством поглядывая на нашего гостя. Варвара, растрепанная после утренних испытаний, в привычном синем халате, нетерпеливо постукивала карандашом по чертежной папке. Рядом пристроился Звонарев, его рыжие вихры торчали еще более непокорно, чем обычно.

— Позвольте представить, — начал я, — профессор Борис Ильич Вороножский…

— Одну минутку! — прервал меня Вороножский, вглядываясь в угол кабинета. — Этот шкаф… он же стоит точно на северо-востоке! Крайне неблагоприятное расположение для обсуждения новых технологий. Нужно немедленно передвинуть его градусов на тридцать к западу.

Циркулев поперхнулся воздухом, тут же почесал кончик носа:

— Простите, но какое отношение положение шкафа имеет к…

— Важнейшее! — Вороножский уже доставал из потрепанного саквояжа компас. — Ах, если бы вы знали, как влияют геомагнитные линии на процесс полимеризации!

Руднев фыркнул:

— А может, еще и танцевать вокруг реактора будем?

— Молодой человек! — профессор внезапно повернулся к нему. — Вы носите лиловый пиджак… превосходно! Это цвет Юпитера, покровителя сложных химических процессов. У вас определенно есть чутье!

Варвара не выдержала и прыснула в кулак. Даже обычно невозмутимый Циркулев слегка улыбнулся, хотя тут же постарался вернуть серьезное выражение лица.

— Борис Ильич, — попытался я вернуть разговор в деловое русло, — давайте все-таки о резине…

— Да-да, конечно! — профессор вытащил из саквояжа образцы. — Но сначала… Барышня, — он повернулся к Варваре, — вы ведь родились под знаком Девы? Я сразу заметил по вашему аналитическому складу ума.

— Вообще-то я не знаю ни про какие знаки, — озадаченно ответила она. — Я родилась в ноябре.

— Еще лучше! — воскликнул Вороножский. — Скорпион управляет процессами трансформации. Именно вам я доверю контроль за температурным режимом.

Звонарев, до этого молча наблюдавший за происходящим, не выдержал:

— А мне какое созвездие достанется?

— Молодой человек, с такими рыжими волосами вы однозначно под покровительством Марса. Вам я поручу механическую часть установки, ведь планета войны любит работу с металлом.

Я заметил, как Циркулев украдкой достал записную книжку и что-то быстро записал. Зная его педантичность, можно не сомневаться, что он уже составляет каталог астрологических соответствий для всех сотрудников.

— А теперь самое главное, — Вороножский извлек из кармана необъятного черного халата сложенную карту звездного неба. — Нам нужно определить оптимальное время для запуска первой промышленной установки. Меркурий входит в знак Водолея через три дня…

Мы молча наблюдали за ним. Как в спектакле.

— Итак, — Вороножский внезапно прервал астрологические выкладки и достал из саквояжа колбу с мутноватой жидкостью. — Познакомьтесь с моим любимым катализатором. Я назвал его Артур.

Циркулев снова почесал себя, только уже за ухом:

— Простите… вы даете имена химическим веществам?

— Разумеется! — профессор бережно поставил колбу на стол. — У каждого катализатора свой характер. Артур, например, очень капризный — любит работать только при точной температуре и ненавидит вибрации. Зато результаты дает превосходные.

Руднев закатил глаза:

— Может, ему еще и колыбельные петь на ночь?

— А вот это отличная мысль! — оживился Вороножский. — Звуковые волны определенной частоты действительно могут влиять на процесс полимеризации. Я как раз собирался провести серию экспериментов с камертонами.

Варвара, до этого внимательно изучавшая образцы резины, подняла голову:

— Борис Ильич, а можно поподробнее про температурный режим? Тут такая интересная зависимость эластичности.

— О да! — профессор мгновенно переключился на технические детали. Он выхватил из кармана халата огрызок карандаша и начал быстро чертить графики прямо на чистом листе из блокнота Циркулева, к явному неудовольствию последнего.

— Смотрите, — его костлявый палец водил по кривым, — если соблюдать точный градиент… Кстати, вы заметили, что график напоминает профиль египетской пирамиды? Древние знали толк в пропорциях!

Звонарев с искренним интересом разглядывал чертежи:

— А что если мы модифицируем систему охлаждения? У меня есть идея.

— Превосходно! — Вороножский хлопнул в ладоши. — Только давайте установим реактор подальше от водопроводных труб — они искажают энергетические потоки. И еще… — он понизил голос до шепота, — нужно будет провести обряд освящения установки.

— Какой еще обряд? — насторожился я.

— Ничего особенного, — профессор невинно улыбнулся. — Просто обойти реактор три раза против часовой стрелки, окропить дистиллированной водой и прочитать формулу Эйлера. Для гармонизации пространства.

Руднев демонстративно постучал себя пальцем по виску, но Вороножский не обратил на это внимания. Он уже раскладывал на столе образцы различных марок резины:

— Вот этот состав идеален для шин — высокая износостойкость и отличное сцепление. А здесь мы добавили специальный наполнитель… Кстати, я заметил, что лучше всего смешивать компоненты при свете восходящего солнца, под музыку Баха.

— Может, все-таки вернемся к техническим характеристикам? — вздохнул Циркулев, доставая логарифмическую линейку.

— Безусловно! — Вороножский достал из кармана еще одну колбу. — Позвольте представить — это Генрих, более покладистый катализатор для массового производства.

Я решил вмешаться, пока обсуждение окончательно не ушло в дебри профессорских причуд:

— Коллеги, давайте все-таки составим четкий план действий. Нам нужно запустить производство в кратчайшие сроки.

Циркулев тут же достал неизменный блокнот в сафьяновом переплете:

— Позвольте, я буду фиксировать все пункты.

— Для начала нам понадобится помещение под установку, — начал я. — Есть пустующий цех рядом с химической лабораторией.

— Только не забудьте про правильную ориентацию окон! — вставил Вороножский. — И желательно потолки повыше, для лучшей циркуляции эфира.

Варвара решительно развернула чертежи прототипа грузовика:

— Я составила список необходимых деталей. В первую очередь нужны амортизаторы, сайлентблоки и патрубки системы охлаждения.

— Отлично, — кивнул я. — Звонарев, сможете заняться проектированием оснастки для производства резинотехнических изделий?

Рыжий конструктор энергично закивал, его вихры заметались:

— Уже есть несколько идей. Правда, придется повозиться с пресс-формами.

— Это моя специализация, — вмешался Руднев. — Обеспечим точность до десятой доли миллиметра. Если, конечно, — он иронично взглянул на Вороножского, — звезды будут благосклонны.

Профессор, увлеченно расставлявший колбы по какой-то замысловатой схеме, рассеянно кивнул:

— Да-да, Марс сейчас в благоприятном аспекте для работы с металлом… Кстати, не найдется ли у вас немного лаванды? Артур любит этот запах, с ним он работает намного эффективнее.

— Борис Ильич, — мягко вернул я его к теме, — давайте обсудим масштабирование процесса. Какое оборудование потребуется?

Профессор моментально собрался, его глаза за стеклами пенсне стали сосредоточенными:

— Нужны три реактора по пятьсот литров, система термостатирования, вакуумная установка… — он начал быстро писать формулы на доске. — И обязательно отдельное помещение для подготовки катализаторов. С хорошей вентиляцией и мраморными подоконниками.

— Мраморными? — переспросил Циркулев.

— Естественно! Мрамор накапливает геомагнитную энергию, — убежденно заявил Вороножский. — Но это не так важно, как система очистки исходных компонентов. Тут нужна особая технология.

Следующий час мы детально обсуждали технические вопросы. При всех своих странностях, профессор демонстрировал глубочайшее понимание химических процессов. Даже Руднев перестал иронизировать, увлеченно конспектируя тонкости технологии.

— Итак, подведем итоги, — я встал из-за стола. — Циркулев, вы отвечаете за организацию производства и контроль качества. Варвара занимается испытаниями готовых изделий. Звонарев с Рудневым проектируют оснастку. Борис Ильич руководит наладкой технологического процесса.

— И проведет обряд освящения установки, — хмыкнул Руднев.

— Непременно! — серьезно кивнул Вороножский. — Только сначала нужно дождаться полнолуния и начертить пентаграмму… А пока я бы хотел познакомить Артура с вашей заводской лабораторией. Он такой общительный!

Я поймал взгляд Варвары, она еле сдерживала улыбку. Что ж, пусть у профессора будут свои причуды.

Главное, что мы наконец получили ключевую технологию для нашего грузовика. А уж под звуки Баха или с запахом лаванды — какая разница?

— За работу, коллеги, — подвел я черту. — Время не ждет.

На следующий день мы отправились смотреть помещение.

Пустующий цех встретил нас промозглым холодом и гулким эхом шагов под высоким потолком. Сквозь пыльные стекла огромных окон пробивался серый зимний свет, рисуя причудливые тени на бетонном полу. Просторное помещение площадью не меньше тысячи квадратных метров пока что пустовало, если не считать нескольких верстаков у дальней стены.

Вороножский, закутанный в неизменный черный халат, носился по цеху с компасом, бормоча что-то под нос и делая пометки в потрепанной записной книжке.

— Нет-нет, это никуда не годится! — он внезапно остановился посреди помещения. — Реактор должен стоять именно здесь, в точке пересечения силовых линий. И окна нужно затенить синей тканью, это нужно для правильной фильтрации света.

Циркулев, сверяясь с чертежами, педантично размечал мелом места установки оборудования:

— Борис Ильич, но по проекту основной реактор должен располагаться у северной стены, рядом с коммуникациями.

— Молодой человек! — профессор возмущенно взмахнул руками. — Вы что же думаете, катализаторы будут хорошо работать рядом с канализационными трубами? Они очень чувствительны к подземным потокам!

Я заметил, как бригадир монтажников, коренастый Федор Степаныч, недоуменно переглянулся со своими рабочими. Пришлось вмешаться:

— Давайте найдем компромисс. Борис Ильич, покажите точно, где должен стоять реактор, а мы подведем туда все необходимые коммуникации.

Следующие два часа прошли в бурной деятельности. Рабочие под руководством Циркулева размечали фундаменты под оборудование, электрики тянули силовые кабели, слесари монтировали систему вентиляции. Вороножский носился между ними, давая порой странные, но чаще весьма дельные указания.

— Вот здесь обязательно нужно поставить вентиль из красной меди, — говорил он, поправляя съехавшее пенсне. — И крепить его только на убывающей луне… А еще лучше, дайте-ка я сам проверю фазу резьбы.

К моему удивлению, рабочие постепенно начали прислушиваться к его советам. Особенно после того, как одно из его «астрологических» предсказаний о возможной протечке в системе охлаждения полностью подтвердилось.

Ближе к обеду привезли первые части основного реактора, массивный стальной цилиндр с рубашкой охлаждения и сложной системой мешалок. Вороножский буквально светился от счастья:

— Какая прекрасная геометрия! — восхищался он, поглаживая металлический бок. — Хотя… знаете что? Давайте нанесем на внутреннюю поверхность спиральный узор, для лучшего перемешивания. Я давно заметил, что жидкости любят двигаться по спирали.

При установке реактора возникла неожиданная проблема. Когда массивный цилиндр начали опускать на фундамент, выяснилось, что система охлаждения расположена слишком близко к полу, не оставляя места для дренажных трубопроводов.

— Я же говорил! — всплеснул руками Вороножский. — Нельзя ставить реактор так низко, он должен «дышать»!

Циркулев нахмурился, сверяясь с чертежами:

— Странно, по расчетам зазор должен быть достаточным… — он достал штангенциркуль и принялся перепроверять размеры.

Я внимательно осмотрел фундамент. Массивная бетонная плита была залита точно по уровню, но что-то действительно не сходилось. Вороножский тем временем опустился на колени и принялся простукивать бетон костяшками пальцев.

— Вот! — воскликнул он, указывая на едва заметную трещину. — Здесь проходит разлом. Древние строители никогда не ставили важные сооружения на таких местах.

Я уже хотел отмахнуться от очередной причуды профессора, но что-то в его словах зацепило мое внимание. Вспомнились проблемы с грунтами при строительстве завода…

— Федор Степаныч, — позвал я бригадира, — а что под этим участком пола?

Пожилой мастер почесал затылок:

— Дык была тут раньше смотровая яма, еще с дореволюционных времен. Засыпали ее, вроде плотно трамбовали…

— Вот вам и разлом, — хмыкнул я. — Придется укреплять фундамент. Кстати, Борис Ильич, а почему вы решили простучать именно это место?

Вороножский таинственно улыбнулся:

— Артур подсказал. Он очень чувствителен к подземным пустотам. Вот и начал пузыриться особым образом…

Я заметил, как Циркулев незаметно закатил глаза, но в его блокноте появилась очередная запись. Похоже, наш педантичный инженер начал вести каталог «предсказаний» профессора.

Впрочем, установка реактора еще не закончилась. И проблемы тоже…