Нэпман 4. Красный мотор

Глава 23 Каучук

Только мы разобрались с фундаментом, как возникла новая проблема. Система подачи катализатора никак не хотела стыковаться с основным реактором. Бригада слесарей уже час пыталась соединить трубопроводы, но фланцы упорно не совпадали на несколько миллиметров.

— Я же предупреждал! — Вороножский нервно протирал запотевшие ладони. — Нельзя монтировать тонкие коммуникации при растущей луне. Металл капризничает…

Циркулев раздраженно постукивал карандашом по папке с чертежами:

— При чем здесь луна? Явный производственный брак. Смотрите, — он ткнул в размеры на схеме, — здесь должно быть сто двадцать миллиметров, а по факту гораздо меньше.

— Позвольте, — вдруг вмешался пожилой слесарь дядя Миша, до этого молча крутивший фланцы. — А если нам их подогреть? Я на Сормовском такое практиковал.

Вороножский моментально оживился:

— Превосходная идея! Огонь — великий объединитель стихий. Только греть нужно особым образом… — он полез в карман халата. — У меня как раз есть с собой благовония для гармонизации процесса.

— Обойдемся паяльной лампой, — твердо сказал я, заметив выражение лица Циркулева.

Метод сработал. После локального нагрева детали наконец состыковались. Вороножский с умным видом кивал, бормоча что-то про «правильную трансформацию металла под воздействием стихии огня».

Но главная проблема ждала нас впереди. Когда начали монтировать систему охлаждения, выяснилось, что насос, привезенный из Германии, работает от напряжения сто десять вольт, а наша сеть выдает все сто двадцать семь.

— Что ж вы раньше не сказали? — возмутился главный энергетик. — Теперь придется искать трансформатор, а это неделя как минимум.

— Никаких трансформаторов! — вдруг решительно заявил Вороножский. — Они искажают природные энергетические потоки. У меня есть идея получше…

Он извлек из бездонного саквояжа моток странной проволоки, похожей на медную, но с каким-то зеленоватым оттенком:

— Вот! Особый сплав с добавлением редкоземельных металлов. Если намотать из него катушку определенным образом, он поможет.

К моему изумлению, его самодельное устройство действительно решило проблему. Насос заработал как часы, хотя никто, включая самого профессора, толком не мог объяснить, почему.

— Все дело в правильной геометрии намотки, — загадочно улыбался Вороножский, поглаживая колбу с «Артуром». — И конечно, в том, что мы установили катушку точно по оси север-юг.

Уже вечерело, когда основные монтажные работы были завершены. Я оглядел цех, преобразившийся за один день. Массивный реактор поблескивал свежей краской, вокруг него змеились трубопроводы и кабели. Завтра предстоял первый пробный запуск.

— Все готово к церемонии освящения! — торжественно объявил Вороножский. — Я уже приготовил мел для пентаграммы и специальные свечи.

— Думаю, это мы отложим на завтра, — поспешно сказал я. — А сейчас всем пора отдыхать.

Начало испытаний мы назначили на шесть вечера. Вороножский настаивал именно на этом времени, что-то бормоча про «час Меркурия» и «благоприятное расположение звезд». Впрочем, это совпадало с окончанием монтажа системы охлаждения, так что я не возражал.

Огромный реактор тихо гудел, мерно вращая лопасти мешалки. Профессор колдовал над панелью управления, то и дело сверяясь с записями и шепча что-то колбе с катализатором. В углу цеха Варвара готовила испытательный стенд, раскладывая измерительные приборы с той педантичной аккуратностью, которая всегда проявлялась у нее в важные моменты.

— Температура стабилизировалась, — доложил Циркулев, сверяясь с показаниями термометров. — Можно начинать подачу исходных компонентов.

Вороножский поднял руку:

— Одну минуту! — он достал из кармана халата маленький серебряный колокольчик. — Нужно правильно настроить молекулярные вибрации.

Под изумленными взглядами присутствующих он начал медленно обходить реактор, позвякивая колокольчиком. Варвара фыркнула, но тут же сделала серьезное лицо, когда я взглянул в ее сторону.

— Теперь можно, — наконец объявил профессор. — Артур говорит, что момент идеальный.

Первая партия синтетического каучука должна была пойти на изготовление амортизаторов для нашего грузовика. Я затаил дыхание, когда Вороножский начал добавлять катализатор в реакционную массу.

Густая смесь начала мутнеть, приобретая характерный молочно-белый оттенок. Вороножский припал к смотровому окну реактора, бормоча что-то про «правильное направление вихрей» и «гармонию потоков». Циркулев методично записывал показания приборов, время от времени вполголоса ругая незаточенный карандаш.

Внезапно из реактора донесся странный булькающий звук. Варвара встревоженно подалась вперед:

— Давление растет быстрее, чем мы рассчитывали…

— Это нормально! — воскликнул Вороножский. — Артур всегда так реагирует на первое знакомство с новым оборудованием. Нужно только… — он полез в карман и достал какой-то металлический амулет, — … правильно успокоить процесс.

Но не успел он договорить, как реактор издал протяжный свист, и из клапана вырвалась струя пара.

— Температура за критической отметкой! — Циркулев бросился к панели управления.

— Отключаем мешалку! — скомандовал я.

— Нет-нет, что вы делаете! — Вороножский метнулся к реактору. — Наоборот, нужно увеличить скорость перемешивания. И срочно добавить стабилизатор!

К моему удивлению, его неожиданное решение сработало. Через несколько минут процесс стабилизировался, а датчики показали резкое падение давления. Когда мы через час выгрузили первую партию материала, он оказался даже лучше лабораторных образцов.

— Поразительная эластичность, — пробормотала Варвара, растягивая полоску каучука. — И смотрите, какая однородная структура.

Звонарев, до этого молча наблюдавший за процессом, вдруг хлопнул себя по лбу:

— А что если… — он схватил образец и поднес к лампе. — Глядите, материал почти прозрачный! Это же открывает совершенно новые возможности.

Вороножский просиял:

— Я же говорил, что повышенное давление создает особую кристаллическую решетку! Все дело в правильной ориентации молекул относительно магнитного поля Земли.

Варвара склонилась над испытательным стендом, где был закреплен новый амортизатор. Ее темные волосы выбились из-под косынки, когда она быстрым движением запустила механизм нагружения. Я заметил, как она украдкой бросила взгляд в мою сторону и чуть покраснела, когда встретилась со мной глазами.

— Смотрите! — воскликнула она, стараясь скрыть смущение за деловым тоном. — Совершенно другая характеристика демпфирования. Такой плавной кривой я еще не видела.

Звонарев, взъерошенный больше обычного, уже строчил карандашом в своем блокноте:

— Это полностью меняет концепцию подвески. Можно сделать ее гораздо мягче, не теряя в устойчивости. А если добавить еще прогрессивную характеристику.

— И разместить точки крепления по золотому сечению! — подхватил Вороножский. — Я давно заметил, что природные соотношения улучшают параметры изделия.

Его прервал громкий хлопок со стороны испытательного стенда. Один из образцов неожиданно лопнул, но вместо обычного разрыва случилось другое.

— Невероятно! — Варвара подбежала к стенду, на секунду задев меня плечом и тут же смущенно отстранившись. — Материал не порвался, а кристаллизовался под нагрузкой. Смотрите, какая упорядоченная структура!

Циркулев немедленно достал лупу:

— Действительно… При критической нагрузке происходит фазовый переход. Никогда такого не видел.

— Я же говорил про магнитное поле! — торжествующе воскликнул Вороножский, но вдруг замер. — Постойте-ка… Артур что-то хочет сказать…

Он поднес колбу с катализатором к глазам:

— Да-да, понимаю… Конечно! Нам нужно попробовать добавить в состав немного порошка железа. Тогда материал будет реагировать на магнитное поле!

Я хотел было отмахнуться от очередной причуды профессора, но что-то в его словах зацепило мое внимание. Если каучук действительно можно сделать чувствительным к магнитному полю, можно сделать совершенно уникальный продукт.

— Я сейчас! — Вороножский метнулся к саквояжу и извлек оттуда пакетик с мелким серым порошком. — Это особый магнетит, собранный при полнолунии у подножия Магнитной горы.

Варвара уже готовила новую порцию каучука для эксперимента:

— Какую концентрацию порошка будем добавлять, Борис Ильич?

— Три процента! — уверенно заявил профессор. — Число три имеет особое значение в алхимии… А еще лучше три и одну седьмую.

Пока они колдовали над новой смесью, Звонарев притащил откуда-то массивный подковообразный магнит:

— Вот, нашел в электротехнической лаборатории.

Результат превзошел все ожидания. Полоска каучука с магнитным наполнителем явно реагировала на поднесенный магнит, меняя свои свойства.

— Управляемая жесткость! — восторженно выдохнула Варвара, ее глаза сияли. — Представляете, что это дает для подвески? Мы можем менять характеристики амортизаторов прямо на ходу!

Я заметил, как она машинально поправила выбившуюся прядь волос, когда обращалась ко мне. В свете вечерних ламп ее лицо слегка раскраснелось от возбуждения.

— Нужно срочно готовить патентную заявку, — деловито произнес Циркулев, что-то быстро записывая в блокнот.

— И провести обряд благословения образцов! — добавил Вороножский. — У меня как раз есть с собой специальные благовония.

— Пожалуй, с этим мы подождем до завтра, — мягко остановил я его. — Уже поздно, все устали. А утром начнем полноценные испытания.

— Да-да, конечно, — рассеянно согласился профессор, поглаживая колбу с «Артуром». — Тем более, ночью Меркурий входит в неблагоприятный аспект с Сатурном.

Когда все начали расходиться, я заметил, что Варвара задержалась, делая вид, что приводит в порядок приборы. Она явно хотела что-то сказать, но никак не решалась.

— Что-то еще, Варвара Никитична? — спросил я.

— Нет… то есть да… — она замялась. — Просто подумала… может быть, завтра стоит провести испытания на полигоне? В реальных условиях?

— Отличная идея, — кивнул я. — Готовьте машину к девяти утра.

Она просияла и почти выбежала из лаборатории. А я остался, глядя на результаты сегодняшних экспериментов и размышляя о том, как много нового может открыться, если смотреть на привычные вещи под необычным углом.

Даже если этот угол определяется положением звезд и загадочными предпочтениями катализатора по имени Артур.

После испытаний я отправился к себе. Подумать, как быть дальше.

В кабинете тихо, только потрескивали дрова в печи да мерно тикали старинные английские часы на стене. Я сидел за столом, разглядывая образцы нового материала в свете настольной лампы. События сегодняшнего дня прокручивались в голове, складываясь в неожиданную картину.

Телеграмма из Москвы о завтрашнем визите военной комиссии не стала полной неожиданностью. Информация в наших кругах распространяется быстро, особенно когда речь идет о потенциально важных разработках. Вопрос в том, кто именно их заинтересовал — сама резина или ее магнитные свойства?

Я достал из сейфа папку с набросками возможных применений. Танковые траки с улучшенным сцеплением — это очевидно. Но магнитоуправляемая подвеска открывала куда более интересные перспективы. Танк, способный менять жесткость ходовой части на ходу, получит огромное преимущество на пересеченной местности.

А если добавить специальные демпферы в башенный погон? Точность стрельбы с ходу можно увеличить в разы. Плюс все уплотнения, прокладки, технические детали…

Я знал, что немцы тоже активно работают над синтетическим каучуком. Но до управляемых магнитным полем эластомеров им еще далеко. Пока далеко.

В дверь осторожно постучали. Это была Варвара, раскрасневшаяся после вечерней работы в лаборатории, с легким запахом реактивов в растрепавшихся волосах.

— Леонид Иванович, я тут подумала… — она замялась, теребя край рабочего халата. — А ведь этот материал можно использовать для глушителей вибрации в авиамоторах?

— Именно об этом я и думал, — кивнул я, жестом приглашая ее присесть. — Особенно с этим магнитным эффектом. Представьте систему, автоматически гасящую вибрации на разных режимах работы двигателя.

Варвара опустилась в кресло, машинально поправляя выбившуюся прядь. В неярком свете лампы ее лицо казалось особенно одухотворенным, когда она увлеченно заговорила:

— А еще можно сделать специальные подвески для приборных панелей. И амортизаторы шасси, и вообще, даже использовать в оформлении салона. Ну, я имею в виду легковые автомобили.

Она вдруг осеклась на полуслове, и ее голос дрогнул:

— Знаете, Леонид Иванович… иногда мне кажется, что для вас существуют только механизмы и расчеты.

Я поднял глаза от чертежей, удивленный внезапной сменой тона.

— Вы… — она на секунду запнулась, но потом решительно продолжила. — Вы замечаете что-нибудь кроме работы? Хоть иногда?

В ее карих глазах мелькнула такая неприкрытая обида, что я растерялся. Действительно, когда я в последний раз смотрел на нее не как на талантливого инженера, а как на молодую женщину?

— Варвара Никитична, я…

— Не нужно, — она резко поднялась. — Простите за эмоции. Завтра к девяти подготовлю все расчеты по авиационным демпферам.

Она быстро направилась к двери, но на пороге обернулась:

— И знаете… можно просто Варя. Хотя бы иногда.

Дверь тихо закрылась. Я остался один, глядя на недописанную строчку в блокноте и почему-то вспоминая, как красиво она улыбается, когда очередной эксперимент оказывается успешным.

Часы пробили десять. Завтра с утра приедет военная комиссия, нужно подготовить документы… Но мысли почему-то возвращались к тому, как дрогнул ее голос и как блестели глаза в полумраке кабинета.

Заснул только под утро. Так и не выспался.

Военная комиссия прибыла ровно в десять. Три автомобиля, два черных «Паккарда» и один «Бьюик», въехали на заводскую территорию под мокрым декабрьским снегом. Из машин вышли шестеро: двое в штатском и четверо военных, среди которых выделялся высокий генерал с орденом на габардиновой шинели.

Я встречал их у входа в экспериментальный цех. Вороножский, против обыкновения непривычно тихий, нервно теребил пуговицу на черном халате.

Варвара стояла чуть поодаль, сосредоточенная и строгая в белом лабораторном халате, только легкий румянец на щеках выдавал ее волнение. После вчерашнего разговора она старательно избегала смотреть в мою сторону.

— Товарищ Краснов? — генерал протянул руку. — Генерал-майор Павлищев, Николай Андреевич, — представился военный. В его цепком взгляде чувствовался не только командирский опыт, но и глубокое техническое понимание. — До революции работал на заводе Треугольник, знаком с производством резины не понаслышке.

Я пожал крепкую ладонь:

— Прошу за мной. Мы подготовили демонстрацию.

В цехе все уже было готово к показу. На испытательных стендах разместили образцы различных резинотехнических изделий. Отдельно стоял макет танковой ходовой части с новыми траками и системой подвески.

— Начнем с базовой технологии, — я кивнул Варваре.

Она шагнула вперед, безупречно четко начав объяснение:

— Перед вами образцы синтетического каучука с различными характеристиками. Обратите внимание на показатели прочности и эластичности…

Один из штатских, судя по манере держаться, инженер, прищурился:

— А сырье? Какова зависимость от импорта?

— Полностью отечественные компоненты, — ответил я. — Мы можем организовать производство в любом месте, где есть…

— Минуточку! — вмешался Вороножский. — Нужно учитывать геомагнитные линии местности. И лунные фазы, конечно.

Я заметил, как генерал удивленно поднял бровь. Нужно было срочно переводить разговор в практическое русло:

— Перейдем к демонстрации особых свойств материала. Варвара Никитична, прошу вас.

Варвара включила электромагнит под испытательным стендом. Полоса каучука, закрепленная в зажимах, мгновенно изменила свои свойства.

— При воздействии магнитного поля, — пояснила она, старательно глядя только на приборы, — материал может менять жесткость в пять-шесть раз. Процесс полностью обратимый и хорошо управляемый.

Павлищев шагнул ближе, внимательно разглядывая установку:

— А температурный диапазон?

— От минус сорока до плюс шестидесяти без потери свойств, — я протянул ему графики испытаний. — Причем характеристики сохраняются даже при длительном…

— Позвольте добавить! — вмешался Вороножский. — В полнолуние эффект проявляется особенно ярко. Я как раз составил специальный календарь для оптимизации производства.

Один из штатских хмыкнул, но Павлищев неожиданно заинтересовался:

— А знаете, в этом что-то есть. На старом Треугольнике тоже замечали странные колебания качества по фазам луны. Мы даже вели специальный журнал.

Вороножский просиял:

— Вот! А я что говорил? Сейчас покажу вам особый эффект… — он метнулся к саквояжу.

— Борис Ильич, — мягко остановил я его, — давайте лучше продемонстрируем работу подвески.

Варвара уже запускала испытательный стенд с макетом танковой ходовой части. Металлические траки мягко постукивали по роликам, имитирующим неровную поверхность.

— При включении магнитного поля, — пояснила она, — жесткость подвески увеличивается вдвое. А теперь смотрите… — ее пальцы быстро пробежали по кнопкам пульта.

Характер движения макета заметно изменился. Павлищев присвистнул:

— Впечатляет. И все это управляется автоматически?

— Да, мы разработали специальную систему регулирования, — я развернул схемы. — В зависимости от характера местности.

— А время переключения? — спросил один из штатских специалистов.

— Доли секунды, — Варвара включила секундомер. — Вот, смотрите…

Следующий час прошел в детальном обсуждении технических характеристик. Павлищев задавал точные, профессиональные вопросы, особенно интересуясь возможностями массового производства.

— Что ж, товарищ Краснов, — наконец сказал генерал, — впечатляет. Жду вас в Москве с полным комплектом документации. И… — он помедлил, — захватите вашего необычного профессора. Его идеи, при всей их кажущейся эксцентричности, заслуживают внимания.

Когда комиссия уехала, я заметил, как Варвара облегченно выдохнула. Весь этот час она держалась безупречно профессионально, но сейчас ее плечи чуть заметно опустились от усталости.

— Варя, — негромко позвал я, впервые используя это имя. — Спасибо за отличную работу.

Она на мгновение замерла, потом медленно повернулась ко мне. В ее глазах промелькнуло что-то похожее на надежду.

Но договорить нам не дал Вороножский, который с громким возгласом «Эврика!» опрокинул на себя колбу с каким-то раствором.

Впереди была Москва, новые переговоры и, возможно, большой оборонный заказ. Но почему-то сейчас меня больше волновал едва заметный румянец на щеках моего талантливого инженера.