Нэпман 4. Красный мотор

Глава 19 Первый прототип

Утро выдалось морозным. Ноябрьский воздух обжигал легкие, когда я шел по территории завода к экспериментальному цеху. После недавнего торжественного открытия предстояла самая важная работа — создание первого прототипа нового грузовика.

В просторном помещении цеха, освещенном ярким электрическим светом, уже кипела работа. На специально выделенном участке громоздились узлы будущей машины. Варвара в неизменном синем халате колдовала над форсированным двигателем, Звонарев с растрепанной рыжей шевелюрой раскладывал чертежи облегченной рамы.

Циркулев, как всегда педантичный, в идеально отглаженном сером костюме и с неизменным пенсне на черном шнурке, методично проверял каждый узел перед установкой. Его тонкие пальцы скользили по металлу, выискивая малейшие дефекты. Старая школа, ничего не скажешь. Но именно такая дотошность сейчас необходима.

Как же все-таки непросто создавать то, что появится только через семьдесят лет. Каждый раз приходится искать обходные пути, маскировать знания будущего под рационализаторские предложения.

— Леонид Иванович, — окликнула меня Варвара, отрываясь от двигателя. — Тут проблема с системой охлаждения. Штатный радиатор не справляется с повышенной мощностью.

Она выпрямилась, убирая выбившуюся прядь темных волос под косынку. В ее карих глазах читалась озабоченность. Варвара всегда так, если видит техническую проблему, не успокоится, пока не найдет решение.

— Можно расширить сердцевину, — подал голос Звонарев, не отрываясь от чертежей. — Но тогда придется переделывать всю переднюю часть.

Руднев, появившийся откуда-то из глубины цеха, скептически хмыкнул. Его круглые очки поблескивали в электрическом свете:

— А трубки где возьмете? Имеющийся латунный прокат такого сечения не выдержит давления.

Вот оно. Опять упираемся в проблему материалов. В будущем это решалось просто, алюминиевые радиаторы с особым профилем трубок. Но сейчас, в 1929-м…

— А что если, — медленно произнес я, словно обдумывая на ходу, — сделать трубки овального сечения? Увеличим площадь охлаждения без изменения габаритов.

Циркулев оторвался от своей инспекции:

— Позвольте заметить, для этого потребуется особый инструмент. Существующие вальцовки не подходят.

— Сделаем новый, — уверенно заявил Руднев. — У меня есть идеи по конструкции.

Через час уже весь центральный стол завален эскизами и расчетами. Варвара быстро чертила схему новой системы охлаждения, периодически советуясь со Звонаревым.

Тот, взъерошивая свои рыжие вихры, набрасывал компоновку моторного отсека. Циркулев педантично выписывал спецификацию необходимых материалов, а Руднев уже прикидывал технологию изготовления специального инструмента.

Я смотрел на команду и в который раз поражался их увлеченности. Для них это не просто работа — это настоящее призвание. Даже не подозревая, что участвуют в создании машины из будущего, они с энтузиазмом решали каждую техническую загадку.

Из механического цеха донесся гудок — время обеда. Но никто даже не пошевелился. Слишком важный момент, слишком интересная задача.

В тишине вечернего кабинета, просматривая чертежи прототипа, я размышлял о тех невероятных трудностях, с которыми мы столкнулись. Мало кто представляет, насколько сложно в 1929 году создавать машину, технологически опередившую свое время на семьдесят лет.

Взять хотя бы материалы. «ГАЗели» в будущем используют высокопрочные легированные стали, алюминиевые сплавы, качественную резину.

А у нас? Металл с нестабильными свойствами, примитивная термообработка, проблемы с точностью изготовления. Пришлось полностью пересматривать конструкцию, закладывая повышенные запасы прочности.

Особенно намучились с тормозной системой. В будущем это решалось просто — надежная гидравлика, современные материалы для шлангов и манжет. А здесь? Резина рвется, уплотнения текут. Циркулев чуть с ума не сошел, пока не подобрали примерную технологию вулканизации.

Зато теперь тормоза работают как часы. Вроде бы. Резина экспериментальная, надо еще много дорабатывать.

С двигателем тоже намучились. Варвара — молодец, сумела форсировать старый фордовский мотор до нужной мощности.

Но сколько проблем пришлось решить! Система охлаждения не справлялась, коленвал не выдерживал нагрузок, масло перегревалось. Пришлось придумывать хитрую систему с овальными трубками в радиаторе, усиливать подшипники, добавлять ребра охлаждения на картер.

Рама казалась простой задачей, но на деле… Лонжероны переменного сечения требуют точной штамповки, качественной сварки. А в 1929-м с этим беда. Звонарев неделями не выходил из цеха, пока не отладил технологию. Зато теперь рама легкая и прочная — именно то, что нужно для городского грузовика.

Отдельная история — электрооборудование. В будущем все просто: надежные провода, хорошая изоляция, качественные контакты.

А тут? Проводка горит, контакты окисляются, генератор выдает нестабильное напряжение. Руднев с командой перебрал десятки вариантов, пока не нашли решение.

Но главное даже не технические трудности. Главное — сохранить баланс между возможностями 1929 года и требованиями к современному грузовику.

Это уже мои внутренние проблемы. Каждое решение приходится тщательно взвешивать.

Не выходит ли оно за рамки эпохи? Не вызовет ли ненужных вопросов? Как объяснить появление технологий, которые опережают время?

Смотрю на наш прототип и думаю: да, это не та «ГАЗель», к которой привыкли в XXI веке. Здесь все проще, грубее, тяжелее.

Но главное — она работает. И работает надежно, несмотря на все ограничения эпохи. А когда видишь, как загораются глаза Варвары, Звонарева, Руднева при решении очередной сложной задачи, понимаешь: мы на правильном пути. Пусть наша машина не совершенна по меркам будущего, но для 1929 года это настоящий прорыв.

Две недели пролетели как один день. Сборка прототипа шла круглосуточно, наша команда буквально жила в экспериментальном цехе. Я часто заставал Варвару спящей прямо за чертежным столом, а Звонарев вообще, кажется, забыл дорогу домой, ночуя на старом диване в техническом отделе.

Каждый день приносил новые проблемы, но и новые решения. Руднев с командой технологов творил чудеса, изготавливая нестандартные детали чуть ли не на коленке. Циркулев, со своей фантастической педантичностью, проверял каждый узел по десять раз, заставляя переделывать малейшие огрехи.

Постепенно груда разрозненных деталей превращалась в автомобиль. Сначала на раму установили переработанный двигатель с модифицированной системой охлаждения. Затем появилась усиленная коробка передач, новая подвеска, тормозная система.

Самым сложным оказался кузов — непривычные для того времени обводы требовали особого подхода к штамповке. Пришлось делать специальную оснастку, несколько раз переделывать пресс-формы. Но результат того стоил — машина выглядела современно даже по меркам будущего.

Наконец, вчера вечером прототип был закончен. Я до поздней ночи просидел в цехе, рассматривая плод наших усилий. В голове крутились десятки вопросов: выдержит ли двигатель заявленную мощность? Справится ли облегченная рама с нагрузками? Как поведет себя новая подвеска?

Утром нам предстояли первые ходовые испытания. От их результатов зависело очень многое. Не только будущее проекта, но и репутация завода.

Я отправил команду домой отдыхать, хотя знал — вряд ли кто-то из них сможет уснуть этой ночью. Слишком много надежд мы возлагали на завтрашний день.

Теперь, стоя у окна кабинета и глядя на темный силуэт нашего детища под брезентовым чехлом, я мысленно перебирал все этапы его создания. Что ж, завтра мы узнаем, насколько верным был выбранный путь.

Морозное утро выдалось на редкость ясным. Первые лучи ноябрьского солнца золотили крыши заводских корпусов, когда мы собрались на испытательной площадке. Наш первенец стоял посреди бетонного круга, поблескивая свежей темно-зеленой краской.

Я медленно обошел машину, в который раз отмечая чистоту линий.

Обтекаемая кабина с широким ветровым стеклом, плавно переходящая в короткий капот. Увеличенные колесные арки, вмещающие шины увеличенного диаметра. Аккуратные подножки с рифленой поверхностью. Массивная решетка радиатора с вертикальными ребрами. Компактная, но вместительная грузовая платформа с откидными бортами.

Варвара уже колдовала над двигателем, в последний раз проверяя регулировки. Ее быстрые, уверенные движения выдавали легкое волнение.

Еще бы. Ведь это ее детище, форсированный до шестидесяти пяти лошадиных сил мотор, должен обеспечить нужную динамику.

— Готово, Леонид Иванович, — она захлопнула капот и вытерла руки ветошью. — Можно заводить.

Звонарев нервно поправил очки, разложив на капоте контрольные листы:

— Начнем с проверки на холостом ходу, потом малые нагрузки, и только после этого полный цикл.

Циркулев, как всегда подтянутый и серьезный, методично осматривал ходовую часть:

— Позвольте заметить, необходимо особое внимание к работе подвески. Облегченная конструкция требует тщательной проверки.

За руль сел наш лучший испытатель Георгий Гаврилов — невысокий, жилистый, с обветренным лицом и цепким взглядом серых глаз. Он провел ладонью по накладке руля, словно знакомясь с машиной.

Ключ в замке зажигания повернулся с характерным щелчком. Стартер натужно заворочался, и вдруг… двигатель ожил.

Ровное урчание разнеслось по площадке. Варвара просияла — звук был именно такой, какой нужен.

— Давление масла в норме, — отметил Звонарев, не отрывая глаз от приборов. — Температура растет равномерно.

Гаврилов плавно тронул машину с места. Первый круг — медленно, осторожно, прислушиваясь к каждому звуку. Второй — уже увереннее. На третьем он начал пробовать разгон.

Грузовик легко набирал скорость, послушно отзываясь на руль. Модернизированная коробка передач работала четко, без рывков. Тормоза, предмет нашей особой гордости, схватывали уверенно и ровно.

— Неплохо идет, — пробормотал Циркулев, делая пометки в блокноте. — Но нужно проверить поведение с полной нагрузкой.

По моему сигналу рабочие начали загружать в кузов мерные мешки с песком. Полторы тонны, именно столько должна была поднимать наша машина по техническому заданию.

Новый круг испытаний. Теперь двигатель работал напряженнее, но держал нагрузку. Подвеска мягко отрабатывала неровности, кузов стоял ровно, не заваливаясь на повороты.

— А теперь горка! — скомандовал я, указывая на испытательный подъем с уклоном в пятнадцать градусов.

Первые круги испытаний шли неплохо, но когда начали проверку с полной нагрузкой, проблемы посыпались одна за другой. На подъеме двигатель вдруг зачихал, потерял мощность. Варвара нахмурилась:

— Что-то с системой питания. Похоже, карбюратор не справляется при таком наклоне.

Не успели мы это обсудить, как с задней части машины донесся резкий металлический скрежет. Гаврилов мгновенно заглушил двигатель.

— Рессоры, — мрачно констатировал Звонарев, заглядывая под кузов. — Без нормальной резины они слишком жестко работают. Металл не выдерживает.

Циркулев методично записывал каждое замечание:

— Позвольте добавить — температура масла поднялась выше допустимой. Система охлаждения требует доработки. И обратите внимание на увод вправо при торможении.

Я смотрел на наш прототип, мысленно перебирая возможные решения.

С карбюратором придется повозиться — нужна принципиально новая схема. Рессоры… Тут без синтетического каучука не обойтись, надо форсировать работы в этом направлении. Система охлаждения требует увеличения площади радиатора, а значит — переделки всей передней части.

— Что будем делать, Леонид Иванович? — тихо спросила Варвара. В ее голосе слышалось беспокойство.

— Работать, — твердо ответил я. — Звонарев, готовьте новый комплект рессор, усиленных и с другой геометрией. Варвара, займитесь карбюратором — нужно что-то принципиально новое. Циркулев, проверьте все зазоры в тормозной системе, найдите причину увода.

— А с маслом что делать? — подал голос Руднев, до этого молча изучавший графики температур.

— Будем думать над новой системой охлаждения. Возможно, придется ставить дополнительный масляный радиатор.

Гаврилов, вылезая из кабины, покачал головой:

— Машина хорошая, чувствуется. Но сырая еще, много доводить надо.

Он прав. Впереди нас ждали недели, а может и месяцы доработок.

— На сегодня хватит, — скомандовал я. — Завтра с утра собираемся в конструкторском бюро. Будем думать, как решать проблемы.

Глядя, как рабочие закатывают наш прототип обратно в цех, я размышлял о предстоящей работе. Нужно срочно убыстрять исследования по синтетическому каучуку. Без этого мы не сможем сделать нормальную подвеску.

Придется искать новые решения для двигателя и трансмиссии. И конечно, работать над технологией производства. Многие детали требовали более высокой точности изготовления.

Но в этих проблемах есть и хорошая сторона — они заставляли развивать смежные производства, создавать новые материалы и технологии. А значит, мы не просто делали грузовик — мы поднимали на новый уровень всю промышленность.

К девяти утра на испытательную площадку подтянулось руководство. Бойков, в добротном зимнем пальто, хмуро наблюдал за происходящим. Его грузная фигура выражала явное неодобрение. Рядом переминался с ноги на ногу Нестеров, главный инженер завода, пытаясь оценить техническую сторону испытаний.

Когда двигатель зачихал на подъеме, Бойков не удержался:

— Вот, Леонид Иванович, я же говорил, затея эта преждевременная. У нас план по основному производству горит, а мы ресурсы на эксперименты тратим.

Звяга, в неизменной потертой кожанке, тут же подхватил:

— Совершенно верно, товарищ Бойков! И я хочу отметить политическую близорукость данного решения. Рабочие спрашивают, почему вместо увеличения выпуска основной продукции мы распыляем силы на какие-то городские грузовички?

Нестеров попытался вступиться:

— Но позвольте, технически проект весьма перспективный…

— Какие перспективы? — перебил его Звяга. — Я вас умоляю. Вот у меня данные — восемьдесят процентов грузоперевозок в стране требуют машины грузоподъемностью от трех тонн и выше. А вы что предлагаете? Полуторку для частников?

Я слушал эту критику, пытаясь сохранять спокойствие. Конечно, Бойков прав насчет текущего плана. Он как директор завода отвечает за выполнение производственной программы. Но если мы не будем думать о будущем, то далеко не уедем.

— Петр Сергеевич, — обратился я к Бойкову. — Давайте посмотрим шире. Да, сейчас нужны тяжелые грузовики для индустриализации. Но городское хозяйство тоже требует развития. Представьте — легкие развозные машины для магазинов, почты, городских служб.

— Это все прекрасно, — вздохнул Бойков, — но давайте сначала выполним основной план, а потом уже подумаем о других игрушках.

Его прервал грохот от лопнувшей рессоры. Звяга торжествующе поднял палец:

— Вот! Даже элементарной надежности не можете обеспечить. А все почему? Потому что нет должного партийного контроля над экспериментами!

— Будет вам и надежность, и качество, — твердо сказал я. — Дайте только время на доводку. Такие машины стране понадобятся, уверяю вас.

Бойков покачал головой:

— Время, время… А план кто выполнять будет? Нет, Леонид Иванович, придется вам ограничить ресурсы на этот проект. Основное производство важнее.

Я понимал его позицию. Действительно, текущие задачи требовали полной концентрации сил.

Но и останавливать работу над перспективной моделью было нельзя. Придется искать компромисс — может быть, перевести часть испытаний на вечернее время, привлечь энтузиастов, готовых работать сверхурочно.

— Хорошо, Петр Сергеевич, — сказал я. — Давайте вечером обсудим, как оптимизировать ресурсы. Но проект закрывать нельзя. Он слишком важен для будущего.

Бойков хмыкнул, но спорить не стал. Звяга же демонстративно достал блокнот:

— Я этот вопрос на партсобрании подниму. Пусть коллектив обсудит целесообразность распыления сил.

Нестеров, до этого молча изучавший машину, неожиданно вступился:

— А знаете, в проекте есть рациональное зерно. Многие технические решения можно использовать и в основном производстве. Та же система охлаждения, новый карбюратор.

Это был хороший аргумент. Я видел, как Бойков задумчиво кивнул. Он всегда ценил практическую пользу. Даже Звяга несколько поумерил пыл.

Что ж, придется искать баланс между текущими задачами и работой на перспективу. Лишь бы не останавливаться. История показывает, что мы на верном пути, хотя доказать это в 1929 году не так-то просто.