Демонская кровь Маргариты

ГЛАВА 29 Заповедник

Когда мы, наконец, подъехали к зданию института, я буквально вылетела из машины. А этот невозможный демон продолжал нагло усмехаться, напоминая сейчас, как никогда, Адриана, когда тот с Розочкой беседы беседовал. Правда, злилась я недолго, ровно до того момента, как увидела МЭСИ и обомлела. Привычное трехэтажное здание института вдруг изменилось до неузнаваемости, превратившись в настоящий замок, разросшийся вширь и прирастивший как-то две высоких, средневековых башни — одну круглую, на обсерваторию похожую, а вторую длинную с острым шпилем.

— И это МЭСИ? — едва справившись с потрясением, спросила я.

— Он самый, — подтвердил совсем не мой, но все еще ухмыляющийся демон. — Пойдем?

Мы подошли к железным воротам. Я думала, они тут же и откроются, или кто-то выйдет нас встречать, но нет, ворота были наглухо закрыты.

— Я знаю, ты боишься крови, но без нее никак не обойтись, — уже без поддразниваний, серьезно и озабоченно проговорил Джулиан. — Обещаю, что это будет почти не больно и только один раз.

— Как потеря девственности? — не подумав, ляпнула я.

— Мне нравится ход твоих мыслей, — ответил он, а в карих глазах его снова возникли лукавые смешинки.

Я покраснела, как школьница и, чтобы не оконфузиться окончательно, почти инстинктивно протянула руку.

— Режь уже.

— Разрешаешь?

И только когда он взял мою руку в свою, я опомнилась. Меня снова обожгли его прикосновения, и я опять почувствовала, что тону, просто тону в нем, в его чувствах ко мне, но прежде чем успела отдернуть руку, он прочертил внезапно отросшим, острым черным когтем кровавую полосу на моей ладони и приложил руку к воротам. Не успела я осознать, что никакой боли не испытываю, как он поднес мою ладонь к губам и провел языком по порезу. И это было так… так… интимно, возбуждающе, не знаю, как, но мне вдруг показалось, что стоит ему только меня поманить, и я пойду за ним куда угодно, хоть в адскую бездну, хоть сквозь эти самые железные ворота.

— Ты пылаешь.

Да я не просто пылаю, я горю, каждая моя клеточка горит и изнывает, и жаждет, жаждет этого страшного мужчину. И лишь когда он меня отпустил, так и не поцеловав, все мои страхи обрушились на меня с утроенной силой, а желание превратилось в панику.

— Дыши, просто дыши.

И я дышала, но еще лучше бы я дышала, если бы он отошел, или перестал на меня так страстно и страшно смотреть.

— Я не знаю, что со мной происходит, — призналась я, в отчаянии обняв себя руками.

— Я надеюсь, Ламия нам поможет.

— Она здесь? — забеспокоилась я. Меньше всего мне сейчас нужна была встреча с демоницей, даже если она лучший лекарь на свете.

— Нет, она не покидает пределов Абервуда, — ответил Джулиан, а я тихо выдохнула и, наконец, осмотрелась.

— А здесь всегда так тихо?

— Сейчас каникулы, — с улыбкой напомнили мне. — Все студенты разъехались по домам.

— А мы что здесь делаем?

— Мы идем в одно особенное место. Обещаю, тебе там понравится.

И мы пошли мимо главного корпуса МЭСИ, мимо башен и других строений институтского городка к другим воротам, очень похожим на предыдущие.

— О, нет, мне опять придется жертвовать кровью? — испугалась я, когда мы к ним приблизились.

— Нет, мышонок, простого прикосновения теперь вполне достаточно.

Как он меня назвал? Мышонок?! А я даже не знаю, как реагировать. Обидеться или отомстить и назвать его… А кем? На кого похож Джулиан Ёзер — глава корпорации «Немезида», пока еще мой босс, претендующий на более высокую должность? Идеальный и опасный, расчетливый и страстный, ни капельки не добрый, сдержанный и откровенный, по крайней мере, со мной. Кто он?

— О чем ты думаешь? — с явным любопытством спросил он, заметив теперь уже мой пристальный взгляд.

— Да так, глупый мышонок сомневается, так ли благоразумно гулять с опасным ястребом. Вдруг он его схватит и утащит…

— В свое гнездо? — вежливо поинтересовался «ястреб».

— И скормит своим кровожадным детишкам.

— У меня нет детей… — мягко напомнили мне и с лукавой улыбкой продолжили: — пока.

Вот… нет, он не ястреб, он змей. Каа, не меньше.

Сквозь вторые ворота, в отличие от первых, нам проходить не пришлось, открылись сами, но то, что я увидела за ними…

— Не может быть!

Лето, самое настоящее лето. Там было лето. Огромная солнечная, полная зелени долина и летняя жара, а я в пальто и зимних сапожках.

— Думаю, нам стоит переодеться.

Что? Он шутит? Здесь? Сейчас?

— А… — не успела я хоть что-то произнести, как этот «Гудини» прямо из воздуха достал большую спортивную сумку, поставил на землю, открыл и вытащил оттуда светлые легинсы, бежевую льняную тунику, тряпичные балетки и соломенную панаму. — Я должна это надеть? — решила уточнить на всякий случай.

— Вряд ли тебе понравится прогулка, если ты останешься в зимнем наряде, — усмехнувшись, ответил он и достал из (видимо, безразмерной) сумки комплект летней одежды и для себя.

Но меня занимал еще один немаловажный вопрос:

— И что? Я должна переодеваться посреди этого… этого… А где мы, собственно?

— Это заповедник. И не беспокойся о том, что тебя кто-то увидит. Мы здесь одни.

«Ты меня увидишь», — хотелось сказать мне, но я смолчала. Потому что, в отличие от меня, его самого присутствие посторонних явно не смущало. Радует одно — он хотя бы отвернулся.

Когда же я, так сказать, разоблачилась, оставшись в одном нижнем белье, почувствовала его горячий, нет, прямо огненный взгляд в области моей лопатки.

— Ты разве не знаешь, что подглядывать за неодетыми женщинами неприлично? — шутливо сказала я и испуганно вздрогнула, когда его не менее горячая, чем взгляд, ладонь коснулась моей голой спины.

— Это пройдет, — прошептал он, и в голосе его мне почудились нотки раскаяния. — Затянется. Давно должно было.

— О чем ты говоришь?

Он не ответил, но показал, проведя пальцами по шрамам, как лучи солнца отходящим от клейма, чем вызвал невольную дрожь прежнего страха и нового, еще не совсем понятного для меня чувства — возбуждения. С трудом сглотнув, я попыталась отодвинуться и неожиданно оказалась свободна.

— Не буду мешать.

Он отступил и отвернулся, а мне стало легче дышать. Не теряя ни секунды, я поспешила надеть оставшиеся тунику, балетки и эту странную панамку.

— И что дальше? — спросила, повернувшись к Джулиану.

— А дальше мы полетим.

— Что? — удивилась я, а он вдруг спросил:

— Ты доверяешь мне?

— В теории, — после значительного раздумья ответила я.

— Этого достаточно, — решительно ответил он и внезапно из тьмы, что все время окружала его загадочную фигуру, вдруг появились большие черные крылья. Я отпрянула от неожиданности, а он невозмутимо протянул руку и задал прежний вопрос: — Ты доверяешь мне?

Я несколько секунд медлила, разглядывая его крылья, а он наблюдал за мной, за каждой моей реакцией, и что удивительно, с этими крыльями я почему-то стала меньше бояться. Поэтому и вложила свою руку в его. Он крепко сжал ее, потянув меня на себя, обнял за талию, прошептав в волосы: «не бойся», и мы взмыли вверх, врываясь в синеву кристально чистого неба.

Весь полет я трусливо пропустила, зажмурившись и уткнувшись в рубашку моего крылатого спутника, и только когда ноги коснулись земли, я рискнула приоткрыть глаза. И снова меня настигло потрясение от невероятного зрелища, представшего передо мной.

— Единороги. Как такое возможно?

Я видела их на картинках, читала о них в книгах и рисовала в детстве именно такими, какими они предстали передо мной сейчас. Маленькие белые лошадки, похожие на пони, с длинной гривой, словно состоящей из тончайших серебряных нитей, удивительно умные глаза, и да, тот самый рог посреди лба, светящийся и переливающийся на солнце, словно покрытый бриллиантовой крошкой. Они заметили нас, перестали жевать и смотрели, мне показалось, с любопытством. Девять больших и один маленький единорожка, спрятавшийся за маму, но то и дело выглядывающий из-за ее ног. Именно он окончательно меня покорил, все мои сомнения от этого странного путешествия улетучились.

Пока я с умилением разглядывала единорожку, Джулиан «играл» в гляделки с белоснежным единорогом с самым длинным и большим рогом. Вожак, наверное. И взгляд у него был такой… важный и немного снисходительный.

Он удостоил меня им всего на секунду и продолжил прерванные дела. Остальные взрослые особи тоже вскоре к нему присоединились.

— Нам разрешили побыть здесь немного, — проговорил Джулиан и уселся прямо на траву. Я тоже села там, где стояла, и спросила:

— Я ведь не ошиблась — это единороги?

— Нет, не ошиблась. Чудесные существа. Светлые и чистые, их невозможно обмануть.

— А зачем их обманывать?

— Они видят зло, недобрые мысли, намерения, с которыми к ним приходят. Своеобразная защита от охотников.

— На них охотятся?!

— Из-за рога. В нем заключена мощнейшая магическая сила. Завладеть рогом единорога — значит получить неограниченную власть. До появления Тайных миров единорогов почти не осталось — маги в жадности своей истребили почти всех. Понадобились века и много магии, чтобы их сохранить, остальное они сделали сами. Сейчас убийство единорога, как феи или Искры, карается смертью, но…

— Что за черная душа может убить такое чудо?

— В каждом мире находятся безумцы, не дорожащие ничем, даже своей жизнью.

— А кто такие Искры? — спросила я. Сейчас, в этом месте, наблюдая за малышом единорожкой, мне было так хорошо и спокойно, а еще нравилось слушать его голос — мягкий, бархатистый, немного с хрипотцой.

— Это люди, особенные люди. Когда я встретил тебя, сначала подумал, что ты Искра.

— А почему они особенные?

— Искры — люди, принадлежащие нашему миру, они не маги, но могут быть рождены магом и человеком, они обладают особой силой и могут выбирать, кем стать: ведьмой, суккубой, вампиром, оборотнем, хранителем и даже демоном.

— Разве это возможно?

— Для них — да. Они особенные, и выбрав сторону, Искра передает всю свою силу выбранной стороне. Например, если она захочет быть светлой, то все светлые на земле получат частичку ее дара, станут, пусть не намного, но сильнее. Иногда, чтобы получить власть, достаточно капли, а иногда целого океана мало.

— Я слышала, тебе для власти не нужны никакие Искры. Ты скоро станешь председателем этого вашего супер Совета.

— Есть такая возможность.

— А ты хочешь?

— Не очень.

Неожиданный ответ и ожидаемый вопрос:

— Почему?

— Только глупцы считают власть подарком, особенно для того, кто хочет изменить жизнь своей страны к лучшему. Мой отец председательствует в Совете уже очень давно, и больше всего жалеет о потерянном времени, о годах, проведенных в постоянной работе, о том, что почти не заметил, как выросли его дети и уже внуки. И если мама смогла смириться с его постоянным отсутствием рядом, то для Юлиана, например, было уже поздно. Они стали чужими настолько, что мой брат ушел из дома. Мама надеялась, что это ненадолго, а получилось… Они очень не скоро смогли снова поладить.

— А ты?

— Я не разочаровывал отца, женившись на темной ведьме, — грустно улыбнулся он и, посмотрев куда-то за горизонт, продолжил: — Когда-то я не понимал брата. Неужели возможно настолько любить женщину, чтобы уйти из дома, из семьи, знать, что для тебя автоматически закроются все двери?

— А теперь? — спросила я, уже предполагая, что он ответит.

— А теперь понимаю. Десять лет назад, помогая мне, отец с братом помирились и обнаружили, что безумно похожи. К тому времени брат уже многого достиг. Но, думаю, окончательно отца покорили три маленьких демоненка, от которых он и сейчас без ума.

Он так говорил о своей семье, что мне стало завидно. У меня ведь нет никого, о ком я бы могла говорить с таким восторгом и любовью. Есть дед, который за столько лет даже не удосужился со мной познакомиться, отец — одно упоминание о котором вызывает внутри волну отвращения, и всего лишь воспоминание о тете Маргарите, на которую я так похожа. Ничто. Джулиан даже не представляет, как ему повезло — он не ведает одиночества.

Пока я предавалась грустным думам, маленький единорожка на тонких ножках, заметив, что на него больше не обращают внимания, осмелел настолько, что полностью высунулся из-за спасительного укрытия материнских ног и сделал первый, неуверенный шаг мне навстречу. Я снова умилилась, жадно разглядывая его. Он, как и другие единороги, был белоснежным, только грива была совсем коротенькой, создавая впечатление, что у лошадки ирокез, и рога не было, точнее, была небольшая шишечка посреди упрямого лба, напоминающего чем-то вожака.

— А он смелый, — заметила я, когда единорожка с опаской преодолел половину разделяющего нас расстояния.

— Ты ему понравилась. Может даже разрешит погладить.

— Думаешь? — с восторгом обернулась к собеседнику.

— Почти уверен.

— А ты?

— Мне нельзя. Единороги слишком светлые для нас. Но нам достаточно того, что позволяют приходить.

— Иногда эта мешанина кровей может быть весьма полезной.

— Да, иногда, — как-то странно ответил демон, а я заметила его заминку, и даже хотела спросить, но тут единорожка отвлек все мое внимание, приблизившись уже на расстояние вытянутой руки. Мне осталось только протянуть ее, но я опасалась пристального взгляда вожака, который перестал курсировать между другими единорогами и приблизился к нам, да и мама единорожки явно тревожилась, также напряженно следя за нами.

— Я не причиню тебе вреда, маленький, — громко сказала я, чтобы и взрослые услышали. Если уж они чувствуют ложь и зло, то в моих словах они ни того, ни другого точно не обнаружат. Малыш поверил и ткнулся в мою ладонь мордочкой. При первом прикосновении руку слегка кольнуло, как от статического электричества, но уже через секунду я с наслаждением гладила любопытную мордочку волшебной лошадки.

А через пять минут мы носились по полянке друг за другом, как два сумасшедших ребенка, и мне даже стыдно не было, ни перед кем. Единороги и вовсе расслабились и, кажется, даже улыбались, глядя на нас, Джулиан тоже улыбался, и во взгляде его было что-то такое… непередаваемо нежное. Я даже слегка остолбенела, когда увидела это выражение у него на лице, но тут единорожка чуть не сбил меня с ног, протаранив, как маленький барашек эти самые ноги.

— Ах ты, хулиган! — взвизгнула я, вернув телу равновесие, и погналась за шустрой лошадкой по изумрудному, опьяняюще пахнущему травяному полю. Правду говорят — в душе каждого из нас до самой смерти живет ребенок, и, играя с единорожкой, я этим самым ребенком побыла.

Когда мы вдоволь наигрались и вернулись к стаду и Джулиану, он сказал удивительную вещь:

— Доран разрешил тебе дать ему имя.

— Что?

— Единорогам имя дают люди — те, кого они посчитают достойными.

— Это огромная честь, — немного испуганно ответила я. И неудивительно. Вдруг я дам единорожке плохое имя, и сородичи будут над ним смеяться. Но глядя в темные глаза малыша, я уже знала, как его назову.

Когда-то в детстве мне нравился один мультик о маленьком храбром мустанге. Его звали Спирит — душа, храбрая душа.

— Спирит-Ветерок. Как тебе такое имя?

Единорожке понравилось, он весело заскакал вокруг меня и коснулся мордочкой моего лица.

— Доран доволен, ему понравилось имя.

— Тогда беги, Спирит-Ветерок, беги быстрее ветра.

Мне было грустно прощаться с этими чудесными созданиями, наблюдать, как они уходят все дальше и дальше, пока не остается только небо, трава, большой дуб и мы.

— Ну и как впечатления?

— Замечательные, — совершенно искренне ответила я и также искренне улыбнулась. — Спасибо. Я…

— Не надо благодарить. Для меня этот день тоже стал одним из лучших за много-много лет.

Он так это сказал, что мне снова стало неловко.

— Хочешь есть?

«Не то слово», — хотелось сказать мне, но я совершенно позабыла о словах, когда увидела большую корзинку со всякими вкусностями.

— Как ты…?

— Магия. В Тайном мире возможно все.

— Даже вытянуть из воздуха корзинку для пикника? — лукаво прищурилась я.

— И даже вытянуть покрывало, — с той же интонацией ответил Джулиан, и прямо на моих глазах вытянул это самое покрывало.

— Ты должен научить меня этому трюку. А то все мои эксперименты с магией заканчиваются разгромленным залом и съеденной одеждой.

— Съеденной?

— Ага, представляешь! Это такая забавная история. Вчера я решила поэкспериментировать с домовой магией и…

Пока я рассказывала о моих вчерашних злоключениях, поняла еще кое-что о недоступном и опасном Джулиане Ёзере. Он не только живой, но еще и умеющий слушать мою глупую болтовню с таким живейшим интересом, словно я ему пересказывала наиважнейшую информацию о котировках акций на их магической бирже.

— И представляешь — эти поганки вытолкали меня за дверь, — увлеченно рассказывала я, жестикулируя вилкой с нанизанной на нее помидориной. — Типа «сама натворила, сама и разбирайся». Ну, и мне пришлось разбираться. Толкнула речь ожившей технике, что сдам ее ученым на опыты.

— И подействовало?

— Еще как! Как шелковые стали. Мы хотели их сначала в подарок деду Лилиному отдать, но жалко стало. Не деда. Метелкой дядюшка Михей занялся, а Пиус пылесос дрессирует. Все при деле. Но девочкам-предательницам я еще отомщу, придумаю что-нибудь эдакое, — пообещала я, потряхивая вилкой, и вдруг случилось неожиданное, помидор, гад такой, взял, да соскользнул с вилки и попал прямо в грудь демона. В тот же миг я покраснела, как этот самый помидор, и не нашла ничего умнее, чем попытаться уменьшить ущерб, нанесенный его рубашке в виде большого мокрого пятна, да еще и штаны запачкались. Какой позор. — Прости, я…

Слова застыли в горле, когда он перехватил руку, и она словно заледенела. Неосознанно я попыталась ее выдернуть, думала — не даст, слишком напряженный был у него взгляд, но нет, разжал пальцы, отпустил, а мой страх вернулся. И волшебство этого чудесного дня вдруг исчезло, безумно меня расстроив.

— Ты как лесная лань, красивая, хрупкая, пугливая, — вдруг сказал он, но в голосе его было что-то еще, не обида, но близко.

— Здесь хорошо, — попыталась вернуть прежнее умиротворение, он тоже хотел попытаться:

— Мы можем часто сюда приходить. Каждый день не обещаю, но…

— Не надо каждый день. А то все волшебство пропадет.

— Тогда придется придумать что-то другое.

— Зачем? Зачем ты все это делаешь? — вдруг спросила я, не замечая, сколько отчаяния звучит в моем голосе.

— Чтобы ты увидела, что наш мир не так уж и ужасен.

— Бабушка так не думала.

— Твоя бабушка много страдала.

— Трудно ее винить в том, что она хотела меня защитить.

— Трудно, согласен, но защитить от чего? От меня? Сомневаюсь.

Вот мы и достигли той точки непреодолимых противоречий, что делает даже нашу дружбу невозможной. Я так думала, но не он.

— Она не знала, кто тот демон, с которым я…

— Знала, — сурово ответил он. — Она знала, как и то, что после нашей встречи ни один демон не посмел бы к тебе приблизиться.

— Роза сказала однажды, что я твоя жена.

— В нашем мире так и есть. Но веришь ли ты сама в это?

— Я тебя не знаю, — снова повторила я свой привычный ответ.

— Ты не пытаешься.

— Я же здесь!

— Этого недостаточно!

— Тогда чего ты хочешь? Что я должна сделать, чтобы было достаточно? Я ничего не чувствую к тебе. Ничего! — громко, на взводе прокричала я, и он ответил не менее злым:

— Знаешь, Рита, мы с единорогами похожи в одном — я тоже чувствую ложь. И сейчас ты лжешь!

Он так это сказал, что я пожалела, что вообще устроилась в эту чертову компанию работать, что дала ему этот дурацкий шанс, что согласилась поехать с ним сегодня, вообще обо всем пожалела. И глаза его вдруг стали багровыми, страшными, я даже не поняла, когда это случилось — всего какой-то миг, неглубокий вздох, и вот он уже рядом, захватил в ладони мое лицо и шепот его пробирает до самых костей:

— Когда же ты перестанешь шарахаться от одного моего взгляда? Когда, Рита? Это невыносимо — быть так близко, наконец, так близко, и быть вечно врагом, опасностью, я чувствую твой страх, как свой. И это ранит сильнее, чем с тем парнем — его ты целовала, от его прикосновений горела, но и я знаю, как ты умеешь гореть, и те поцелуи… они мои, ты моя, понимаешь?

— Перестань, ты пугаешь меня!

— Прости, но это выше моих сил, просто предел, я так долго ждал — бесконечно.

И тогда он меня поцеловал, а мир… он просто взорвался…