Пока прощался с погрустневшим напарником, Настя завернула в курточку сонную Дарью и начала в нетерпении пританцовывать на выздоровевших ногах.
— Не поминай лихом. Разберусь с бедой, и мигом назад, — сказал дружку напоследок и еле сдержался чтобы не захохотать.
— Пошёл ты, — отмахнулся одиннадцатый.
На лестничных площадках мы то и дело сталкивались с жильцами, косившимися на Настю с Дашей на руках.
— Этот, что ли, ангел? — услышал я за спиной, когда проходил третий этаж.
— Кого она на руках тащит? — заинтересовались любопытные соседки. — Неужели, и правда, дочку?
А Настя осторожно шагала сзади и хвасталась сопящей в полудрёме Дашей.
— Выкусите, — тихонько выговорила она оторопевшим жителям Кристалии. — Мне возвернули деточку, а сейчас домой сведут. А вы оставайтесь и сохните от зависти.
— Не настраивай их против нас. Нам же здесь вторую Настю дожидаться, — призвал я её к порядку, а потом обратился к замершим у подъезда соседям. — Тут пока мои братья поживут. Как только хозяйка из больницы выпишется, обещаю, мы мигом разлетимся по ангельским гнёздам.
Не удержался и подшутил над аборигенами. Уж больно много их оказалось в такой ранний час на выходе из подъезда, а лица у всех, кроме подозрения, никаких осмысленных чувств не выражали.
— Я же говорил, если правильно молиться, всё тебе выдадут! — взахлёб сказал кто-то доверчивый мужского пола.
— Тихо ты. Езжай на работу, а в ангельские дела ни-ни, — мигом утихомирили наивного дяденьку.
Пришлось подальше улепётывать от пятиэтажки и всей компании. Сначала за Анапскую, потом за парк с саженцами. Дошагав до последнего ряда молодых деревьев поинтересовался у Насти о разнице между мирами:
— Много различий между твоим и этим миром?
— Кроме Димки, ещё кой-какие мелочи есть, конечно. А так, всё то же самое, — ответила Настя.
— Когда дым повалит, за мной держись. Шагай в свой мир и ни о чём не думай, понятно? — закончил я инструктаж, отвлекавший от букета и ангельских чудес.
— Всё сделаю, — пообещала Настя, а мне пришлось остановиться, чтобы нарисовать в воздухе круги, крестик и двойку с тройкой.
Когда из букета повалил дым, я спохватился, что забыл отделить три волшебных веточки.
— Ёшеньки-кошеньки, — произнёс ангельское заклинание и шагнул в дым.
* * *
Когда вышел из облака, повернулся к Насте и обрадовал её:
— Вот вы и дома.
Потом решил проводить мамку с дочуркой до самой квартиры и убедиться, что всё с ними благополучно. Настя, стуча каблуками чуть ли не бежала за мной и то и дело находила различия между только что покинутым миром и родным.
— Там у них библиотека, а у нас столовая для рабочих. Вон тот дом у них только строится, а наш уже сдан, — радовалась она каждой мелочи, подтверждавшей, что она вернулась туда, куда нужно.
— Зачем у вас высоченные дома строят, если народа на заселение не хватает? — задал я давно интересовавший вопрос.
— У нас есть кому заселяться, только не каждому нравятся неудобства. Этажей много, а кроме канализации и электричества, никаких условий для жизни. Таскай всё на себе. Вот люди и не торопятся в такие хоромы переселяться. Кого жизнь заставляет, тот, конечно, заселяется, а только счастьем такое жильё не назовёшь.
— Ничего. Свет есть, канализация есть. Скоро воду проведут, отопление, телефоны. Всё будет в лучшем виде, — пообещал я златые горы.
— А сколько это в серебряных рублях будет стоить? — озадачилась Настя.
— В серебряных? — удивился я и остановился на входе в подъезд.
— В «надюшках». В «крупинках» по-старому, а по-новому в «серрублях». То есть, в серебряных рублях, но по новомодному, по сокращённому, — удивилась вдова моему незнанию элементарных вещей.
— Нам, ангелам, корысть противопоказана, — отшутился я, а потом озадачился. — Но и мне с одиннадцатым как-то неделю прожить надо. Пошли. Ключи, кстати, взяла?
— Вы друг дружку по номерам зовёте? И много вас на небе? — удивилась вдова.
— Ключи, — поторопил я.
— Вот они. А рубли у нас такие, — вздохнула Настя и сунула мне в руку маленький блестящий кружочек.
Я посмотрел на местную денежку и увидел незнакомый женский анфас в том месте, где у нас красуется профиль Ленина.
«Здесь явно особое отношение к мужчинам. И одиннадцатый о чём-то таком твердил», — подумал я, когда входил в подъезд к Ливадийской.
Догнал счастливицу уже на пятом этаже, когда она распахнула дверь и радостно восклицала:
— Мы дома! Наконец-то мы дома! Слава ангелам-спасителям!
— Слава нам, — поддакнул я и протянул монетку вдове. —Забери, и я по делам полечу.
— Ты же говорил, что вам ещё неделю здесь жить нужно. То есть, там. А я перебьюсь. У соседей перезайму, и всё наладится. Если что, Димку приводи. Сиротку не обижу, — заторопилась она с благодарностями и откупом.
— Кто у вас на деньгах нарисован? — спросил я у вдовы.
— Крупская. Великая революционерка. Монеты в её честь народ прозвал «надюшками» или «крупинками». На два дня, а то и больше, вам на двоих хватит. Потом обратитесь в домком за помощью, если работать некогда будет, — удивила Настя особенностями женского мира.
— То же, что у нас, только наоборот, — растерялся я и оставил монетку с Крупской себе, а потом выскочил из квартиры на свежий воздух, так и не поблагодарив Настю.
Как шальной вышел из подъезда, дошёл до середины ближайшего пустыря, отобрал три нужные веточки, начертил ими два круга, крестик, и цифру двадцать четыре. И только когда повалил дым, испугался, что мог запросто ошибиться адресом. Но потом вспомнил, что мне всего-то на всего нужно в любой работающий мир, успокоился и шагнул в облако.
* * *
— Здравствуй, Сималий. Я посредник Александр из Скефия. Прибыл с товарищеским визитом, — представился я новому миру, понадеявшись, что попал именно в него, а если нет, то «контрастным» методом сразу же узнаю, куда занесло.
Но в лицо дунуло тёплым приветствием, и я снова поздоровался:
— Здравствуй, Сималий, брат Скефия и многих миров. Я сейчас из Ливадии и Кристалии. У сестёр твоих беда, а я помогаю им справиться. Будь ласков, не откажи сокрыть меня от глаз и перенести на Фортштадт к заветной пещере.
Не успел закончить обращение, как уже порхал в сторону Кубани.
В полёте ничего примечательного не увидел. Только мелкокалиберное жильё с соломенными или камышовыми крышами, и огромные, по моим меркам, огороды с уже убранным урожаем.
Главные улицы просматривались отчётливо, но кроме Черёмушек, новостроек с пятиэтажками видно не было.
Центр города сместился к левому берегу Кубани, на котором, то тут, то там виднелись старинного вида двухэтажные, опять же, кирпичные дома, но ни Сенного путепровода, ни моста через Кубань я так и не увидел. Зато Фортштадт высился во всей красе, а вот Старая станица, много потеряв в количестве и качестве жилья станичников, прижалась к самому подножию Ставропольской возвышенности.
Огороды, правда, остались вплоть до берега на удивление полноводной Кубани, но домиков в затапливаемых по весне местах никто строить не решался.
Поискал глазами ориентиры, беспокоясь, вдруг в другом месте прорыли куриную пещеру для добычи никому не нужной в этом мире ракушки. Ведь из города любители разводить цыплят сюда явно не добирались, а станичникам столько ракушки было чересчур. Но меня приземлили у входа в точно такую же пещеру, что была и в моём мире, только перед этим какая-то дворняжка метнулась в сторону от тропинки и пропала.
Меня это не удивило, хотя успел подумать: «Отпугивает непрошеных гостей?» То, что сам запросто мог оказаться непрошенным, сразу не сообразил.
— Благодарю тебя, Сималий, за доброту и помощь, — торжественно выговорил миру и подошёл к пещере немного опасаясь, не выскачет ли из кустов злобный Люська этого мира.
Никакой собаки не оказалось ни у входа, ни где-либо поблизости, и я смело вошёл в пещеру, оказавшуюся немного меньше нашей, но с такой же крупной розовой ракушкой. Что-то с пещерой явно было не так, а вот что именно, я не понимал. Привычно прицелился в дальнюю стену и пошагал, потом закрыл глаза и начал считать.
— Раз, два, три…
И врезался руками в ракушечный монолит.
— Что случилось? — задал уместный вопрос. — Почему не пропустила?
Отшагнул пару метров назад и попробовал снова. Не получилось и во второй раз. Засунул букет сзади за пояс и в третий раз попытал счастья. Бесполезно.
— Ёжики-ужики! — схватился за голову от внезапного озарения. — Волосы с мурашками тоже отсутствуют. Вот влип. А Павлу соврал, что Стихия пропуск впаяла, когда букетом одаривала.
В ужасе выскочил из пещеры и нос к носу столкнулся с хулиганского вида парнем, поджидавшим меня у самого входа. Парень с презрением наблюдал за моим разочарованием и попыхивал окурком папиросы.
— Что надо? — набросился я на хулигана, вовремя вспомнив, что выгляжу на тридцать с лишним лет.
— Застрял, посредничек? — процедил паренёк сквозь зубы, нисколько не испугавшись.
«Знает, зараза, что это проход для посредников. Что ему ответить?» — задумался я, но хулиган продолжил разговор.
— Я за тобой, почитай, от самой Родины летел, а ты лопух, по всему видать. Явился в мой мир и не оглянулся ни разу.
— Ты и летать умеешь, а не только курить и самогон жрать? — продолжил я играть роль взрослого, не отваживаясь признаться себе, что пропуска в пещеру Стихии у меня нет.
— Не прикидывайся. Сам только что впереди меня планировал и высматривал всё вокруг. Ты из третьего круга? Только там такие лопоухие водятся, — предположил хулиган, явно не испугавшись меня взрослого и рослого.
— Не твоё собачье дело, — сорвался я и выдал себя с потрохами.
— Гони сюда веточки. А то…
— А то что? Пугать меня собрался, карапуз сливовый? Ишачок обзавтраканный. Что заморгал, родимый? Посредники третьего круга тебе не нравятся? — я втянул голову в плечи и шагнул на хулигана с кулаками.
— Я сам посредник. Но вижу, в нашу пещеру ты не ходок. Вот и решил, что чужак. А я могу в неё родимую и войти, и выйти. И Жучка меня пропустит, — заторопился с объяснениями сливовый карапуз.
— Смотри у меня, — пригрозил я напоследок. — Что ты, вообще, про её устройство знаешь?
— Всё знаю. Тётку-красотку, что вверху живёт, тоже знаю, — доложил хулиган нехотя.
— Продолжай.
— А нечего продолжать, — печально вздохнул парень.
— Как это нечего? А с тёткой, что, не встречаешься? В подземной пещере бывал?— заподозрил я неладное и, на всякий случай, хорошенько осмотрелся по сторонам.
— На кой мне красотка? А на Седьмом Небе бывал, но в потолочную дырку не лазал. Мне же незачем. Я же не старший. Знаю, что оттуда лозы растут, если слово заветное сказать, а сам туда не просился и не совался, — выложил секреты горе-посредник.
— В каком мире главный обитает? В тридцатом или в первом? — продолжил я беседу, когда перестал удивляться новому названию подземной, как мне тогда казалось, пещеры.
— В шестом.
— Как тебя зовут? Что ты, как посредник, готов сделать на благо своим мирам? — решил я выведать всё до конца.
— Ясень я. А для миров, фиг знает, что нужно делать. Живут все по-своему и в ус не дуют. Так что, за бесплатно я ничего делать не буду.
— В моём мире так колдунов называют, а не посредников. У вас что, корысть не запрещена разве? — продолжил я расспросы, удивляясь каждому ответу нового знакомого.
— На кой бы тогда я в посредники пошёл? — в свою очередь опешил Ясень.
— В этом круге всё не как у людей, — буркнул я под нос. — Зови тётку-красотку, с ней решим, как тебя благодарить.
Я демонстративно отошёл подальше и уселся на сухую осеннюю травку.
— Самому? — удивился хулиган.
— Мне всё одно, самому или с начальником. Только тогда премию на двоих придётся делить, сам понимаешь, — подогрел корысть в жилах Ясеня.
Хулиган опрометью кинулся в пещеру и пропал там надолго, если не навсегда, а я, закончив изображать курортника, крепко задумался. «Сегодня уже пятый день. Если этот паренёк-Ясенёк через полчаса не объявится, попрошусь в шестой Аргесий. Сам там начальство второго круга найду, а уже с ним в пещеру вернусь. Авось, успею. Девчушке по приезду выговор вкачу за головотяпство с пропусками», — думал я, сидя на травке и глазел на Армавир, смешавший в мирах второго круга и двадцатые, и семидесятые годы в гремучую и корыстолюбивую смесь.
Позади зашуршала ракушка и я, не оглядываясь спросил:
— Дозвался?
Никто мне не ответил, а в руку с ценным букетом ткнули чем-то холодным и мокрым. Я отдёрнул драгоценность и увидел псину Жучку, доверчиво глядевшую мне в глаза и вилявшую хвостом.
— Здравствуй, государыня Жучка, — поздоровался я с собакой, как с ровней. — Ты можешь Стихии привет передать? Очень-очень нужно. Вопрос жизни и сиротства. Сходи, милая. Покличь зеленоглазую.
— Гав-гав, — почти по-военному ответила Жучка и стремглав кинулась в пещеру.
Я мигом вскочил на ноги и за ней, но не тут-то было. От сообразительной Жучки не осталось и следа.
— С собаками разговаривать начал, с деревьями, с пирожками. Что на очереди? — досадовал я на себя в полный голос и не успел снова уселся на травку, как услышал за спиной незнакомый женский голос:
— А на очереди ещё интереснее будет.
В мгновение ока обернулся и увидел тетку-красотку, о которой рассказывал Ясень. Она оказалась точной копией Стихии, только постарше, а глаза с зелёными искрами, прямо один в один с грустными глазами девчушки.
— Здравствуй, тетенька-красавица, которая Жучке нравится, — поздоровался с незнакомкой уважительно.
— Ты что, не узнал меня? Я же Стихия, — рассмеялась тётенька.
— Стихию я давно знаю, а вы, скорее, её мамка, — не поверил я ни на грош.
— Шалопай ты, Сашка. Забыл… Или не знал, что я всем ровесницей показываюсь?
— Это ты забыла мне метку поставить, чтобы был в пещерку вхожий со взрослой рожей, — на всякий случай, устыдил я кандидатку в Стихии. — И вообще, что в этой фляге было?
— Шалопай, — захлопала в ладошки тётка точь-в-точь, как Стихия. — Это твоя походная фляжка. В ней для Насти водичка целебная была, а сейчас простая налита. А метку специально не ставила, чтобы Ясеня заманить. Знала, что ты вовремя явишься и с Жучкой обо всём сговоришься.
— Стоп, — поднял я руки, показывая, что получил убойную дозу новостей. — Я полежу, покумекаю, а ты предупреди Угодника, чтобы срочно вёз Настю в двадцать второй мир второго круга.
— В Кристалию, стало быть. Я мигом. А ты ни Ясеню, ни Жучке Босвеллию не отдавай. Дождись меня. Договорились? — попросила взрослая Стихия и удалилась в пещеру.
Я повалился на траву и принялся усваивать очередную порцию сногсшибательных новостей. Ни прибежавшая Жучка, осчастливленная выполненным поручением и возможной Стихийной благодарностью, ни вернувшийся Ясень, не смогли поколебать меня и отвлечь от любимого занятия.
— Что делать будем? — наконец, услышал я голос Ясеня.
— Зиму ждать. У вас снежные зимы? Бабуля сказывала, что в Армавире были такие зимы, что хаты по крышу заметало.
— Зимы на снег богатые, а вот тётку я не дозвался. Ты за попытку не заплатишь ладаном? Мне он позарез нужен, — взмолился Ясень.
— Где мне его взять? И потом, Жучка уже дозвалась. Так что, была она тут. Велела тебе ждать и никуда не уходить, — расстроил я хулигана ещё больше.
— А я думал… Как ты смог собаку о таком попросить? — удивился Ясень.
— По-человечески попросил, а не за взятку и какой-то ладан.
— Я про веточки говорю, а не про взятку, — опешил посредник.
— И я о том же. Ждём, как велено. Если что-то заработал, тётка выдаст зарплату.
Так мы и сидели, поджидая Стихию с уставшими, но живыми искрившимися глазами.
* * *
— Подъём! Миссия в завершающей стадии, — доложила Стихия, и я очнулся от забытья, потом сразу зачесался от въевшихся в кожу соломинок и запрыгал чтобы согреться.
— Глотни, чтобы не заболеть, — посоветовала красотка и вернула мне фляжку.
— В ней же вода холодная, а я и так замёрз.
— Была вода, а теперь лечебная микстура из моих запасов. Пей. Тебе же ещё два срока отбывать. И за себя, и за того парня, который одиннадцатый.
Я сделал большой глоток стихийной водицы и сразу почувствовал тепло и спокойствие, растекавшееся по телу.
— Два срока? — удивился и вспомнил приснившийся суд.
— Приговор не забыл? Морок мороком, а миры судили тебя по-настоящему.
— И пирожок был настоящим свидетелем, и деревце с косичками. И отряд милиционерш с арбалетами, и судьи-близнецы, и невидимый голос, — перечислил я почти всех участников морока.
— Ты что, все сны запоминаешь? — охнула с какой-то стати Стихия. — А пирожок и Босвеллия Бурзеровая взаправду настоящими были.
— Босвеллия Бурзеровая? Точно. И Сакры, и чакры, и Олибан в голове застряли, теперь надо их в коробки сложить.
— Ах ты ёж, с умом как нож, — ещё больше расстроилась Стихия. — Босвеллия – это деревце библейское, из сока которого делают ладан. А уже ладана того вся нечисть боится. Так и называют Босвеллия Бурзеровая. Или Сакра, или Олибан. Складывай всё на полочку и давай Ясеня кличь.
— Ясень, — позвал я хулигана. — Зарплата готова. Держи карман шире.
Невдалеке из бурьяна появился заспанный хулиган, а за ним Жучка, сопровождавшая корыстолюбивого посредника.
— Гляди. И Жучка Сималийская с ним, — сказал я Стихии и нахмурился. — На кой он нам? Ушли бы, и всё. Пусть бы потом искал меня по мирам.
— Во-первых, Жучка не Сималийская, а во все миры вхожая. Во-вторых, она не простая дворняжка, а особенная. Всегда чует, где может понадобиться. В-третьих, Ясень от судьбы уйти не должен. Потом всё объясню, а сейчас торгуйся, — объяснила Стихия и подтолкнула меня навстречу хулигану.
— Чем тебе оплатить собачьи услуги? — спросил я зевавшего злыдня, когда тот подошёл ближе.
— Красотка объявлялась?
Я понял, что Стихия осталась для него невидимой, и перевёл разговор в коммерческое русло.
— Объявлялась, но тебя не дождалась. Что я за Жучкины услуги должен?
— Отдай голик, и мы в расчёте, — заявил Ясень.
— Какой ещё голик? — возмутился я неслыханной наглости.
— Веник из веток так называется. Так отдашь свой ладанный веник или нет?
Я покосился на Стихию, и она кивнула.
— Это между прочим Босвеллия Бурзеровая. Прошу к деревцу со всем уважением, а то загремишь на лавку подсудимых, где пирожки над тобой смеяться будут, — разразился я поучениями, и сам того не желая протянул букет Ясеню.
Не успел моргнуть, как тот схватил волшебные прутики, взлетел, да и был таков, а я остался стоять и растерянно моргать.
— Что теперь? Догонять его? — спросил у Стихии.
— Нельзя. Это его судьба, а ты всего лишь катализатор событий, которые выпадут этому колдуну-посреднику, — объяснила она непонятные для меня вещи.
— Я же не хотел отдавать, — посетовал я, ужаснувшись тому, что натворил.
— Разницы нет. Хотел, не хотел. Он своего добился. Ты его больше не должен увидеть. Он теперь начнёт метаться по молодым мирам в поисках приключений. И всё по корыстной части. Потом, конечно, поумнеет и, в конце концов, окажется в двадцатых годах этого века в… Твоём мире. Это он на смертном одре будет силу передавать Угоднику. Видишь, что ты натворил? — закончила поучать Стихия и рассмеялась, как девчушка.
— Что я наделал! — оглушило меня, как от взрыва.
— Что было, то и будет. Что будет, то и было. Не волнуйся. Пора тебе к Настиному Димке, — напомнила Стихия о неоконченном бедовом деле.
— Можешь пару раз раздвоить монетку? Мне нужно прожить тут некоторое время, — попросил я показать фокус с приумножением капитала.
— Сам справишься. Разок напомню, а потом сколько захочешь, столько настрогаешь. Для этого тебе фляжку набрала. А одиннадцатый скоро домой отбудет. Сложно десятерым мальчишкам сразу двоих подменять. Вот Угодник и выторговал такое соглашение. Так что, давай монетку, — закончила Стихия лекцию с очередными нешуточными для меня новостями.
Я протянул серебряный рублик, она зажала его в кулачок и начала удвоение.
— Мир Сималий. С твоего разрешения, с моего прошения, позволь удвоить эту из серебра монету, — торжественно попросила Стихия и начала уже знакомый фокус.
Она второй рукой крепко обняла кулак с монеткой и затрясла руками так быстро, что мои глаза не поспевали за мельканием воедино слившихся рук. Секунда, другая, и она раздёрнула руки, после чего протянула мне по три монетки на каждой ладошке.
— Ого, — удивилась она, когда увидела, что натворила. — Это Сималий, а не я.
— Понятно, — рассмеялся я. — Складно попросила, он и расстарался.
— Забирай капитал и мчись в Кристалл! — скомандовала Стихия и растворилась в воздухе.
— А в щёчку? — напомнил я и через мгновение почувствовал на левой щеке поцелуй.
«Ну, тётка-красотка. Ну, женщина. Хоть в каком возрасте ни появится, всё одно в краску вгонит», — подумал я тепло и нежно о своей названой сестрёнке Акварии.
— Сималий, мир добрый и щедрый. Спасибо за соседские денежки. Перенеси меня, пожалуйста, ближе к Черёмушкам, а там закинь в Кристалию, — поблагодарил я мир и воспарил над всеми, пока неосознанными событиями, держа курс на далёкие пятиэтажки, которые в этом мире виднелись за многие километры кубанской земли.