Я попросил Кристалию об отводе глаз и перелёте за Кубань. В места, где, со слов Насти, произрастают капуста и морковка, свёкла и тыква, картошка и яблоки. Всё, чем богата Кубанская земля.
Лететь оказалось всего ничего, и через минуту, будучи над замутившейся от дождя речкой, я увидел прямоугольные поля, на одном из которых копошились люди, похожие на муравьёв в серых фуфайках. Причём, муравьёв только мужского пола.
Кристалия приземлила нас и сразу размагнитила от невидимости, чтобы мы могли пообщаться с тружениками Закубанья. Воровать я ничего не собирался, а потому решил всё разузнать и прикинуть, сколько и чего именно может понадобиться семье из двух-трёх человек на всю зиму.
— Нашу Кубань как мамку люби! — по-взрослому крикнул Димка работягам, ссутулившимся над капустой.
— А её врагов жги, коли, руби! — ответили труженики полей Димке, а заодно и мне.
Я от таких паролей с отзывами ненадолго впал в ступор, но вовремя понял, что это были обычные в этих местах приветствия.
— Бог в помощь. Мы к вам в разведку, — начал разговор, вспоминая, как в подобных обстоятельствах общался папка.
— И вам не хворать, — ответило мне несколько голосов.
— Спроси про капусту, — напомнил Димка.
— Как урожай в этом году, справный? — продолжил я чинно.
— Вашими молитвами, — ответил молодой парень, а остальные снова нагнулись к грядкам, потеряв к нам с Димкой всякий интерес.
— Когда в город пожалуете с урожаем? — поинтересовался я.
— Скоро уже. А вам что нужно? А то нам работать надо, — в нетерпении спросил парень.
— Капусту нам. Морковку, — сказал Димка и спросил: — А мальчишек маленьких не находили?
Парень рассмеялся, а за ним и все мужики, которые снова разогнули спины.
— Могу вилок подарить такому умнику, — предложил парень.
— Спасибо. Мы, если что, купим. Только вот наша мамка в больнице, а что ей надо, и сколько, мы не знаем, — признался я.
— Жена ваша? — уточнил парень.
— Сестра. Ноги поломала, когда Димку спасала. Загипсовалась ненадолго, — пояснил вкратце.
— Это ничего. Бабы быстро друг дружку лечат да нас калечат, — пошутил парень, и все мужики снова захохотали. — А про овощи скажу: их много не бывает. Вам сколько надо? Мешок? Два? Только капусты? Может у вас денег много, и вы всего у нас прямо тут купите? На поле? Мы и в цене упадём до себестоимости. Так как? Сговоримся?
— Что за себестоимость? — смутился я, услышав новое слово. — Это сколько за кило?
— Какое кило? Мы мешками продаём. Вы не кацап, часом? — заподозрил парень неладное.
— Казаки мы. Только с Кубани давно уехали, поэтому говором отличаемся, — соврал я чтобы не казаться чужаком. — Мешками, так мешками. Почём за один? Только их у меня с собой нет. Авоськи есть, а мешков ни одного.
— Двадцать копеек в городе, а тут за десять. Это капуста. Морковка по сорок там, а по двадцать тут. Не прогадаешь. Только как ты всё тащить будешь, казак? — сперва всё рассказал парень, а потом поднял меня на смех.
— Сейчас расплачусь, а вечером на дирижабле прилечу и всё на него погружу. Он у меня не самый большой, но летает любо-дорого. Подтверди, Димка, — наврал я с три короба и толкнул мечтавшего о брате мальчугана.
— Да ну, — не поверили мне работники.
— Коромысло гну! — отбрил я точь-в-точь, как дед Паша. — Сказал, заберу. Значит, заберу. По мешку морковки и капусты нам. Я бы и фасоли, и мёду с яблоками набрал, да мне некогда собирать всё до кучи. Кто деньги получает?
— Я. Семён Ольгович. Агрономлю помаленьку, как мамка научила. Мешки только вот, на складе. Может, на утро сговоримся? Мы тебе всё, что закажешь, приготовим. И денег вперёд не возьмём, — предложил мне парень с женским отчеством, вернее, с матронимом.
— Дело говорит, — загудели фуфайки. — И нам бы подсобить, чтоб на ту сторону хоть маленько капусты передирижабить? Ивана нашего с лодкой унесло в сторону Новокубанки. Самогон клятый до беды довёл.
— Значит, сегодня вечером не сможете приготовить? А то я подальше от чужих глаз дирижабль держу. Днём на нём почти не летаю, — соврал я, не обращая внимания на закубанские разговоры и планируя с темнотой заняться перетаскиванием овощей на балкон Настиной квартиры.
— Чехурда! — позвал кого-то парень. — Смотайся за мешками.
— Кацапу же и мёд нужён, и яблуки. На себе всё потащу? Пролётку даёт пусть, — категорически заявил мужичок в насмерть засаленной фуфайке.
— Сколько и чего вам привезти? Мы мигом сорганизуем, — предложил Ольгович.
— А... а что у вас есть? — растерялся я.
— А всё у нас есть, — огрызнулся парень.
— Мне для сестры всего помаленьку надо. Чтобы ей с Димкой до весны хватило. А что именно, понятия не имею. Картошка, капуста, морковка, свёкла, тыквы, лук… — начал я перечислять всё, что знал об огородах и их растениях.
— Ясно. Если на двоих, то три мешка картошки, мешок лука, ведро фасоли, мешок свёклы, мешок яблок, пара мешков капусты, один морковки, один с тыквой. А мёду сколько? Может, сами к мамке сходите? И расплатитесь сразу, — предложил парень.
— Нет-нет. Я с тётками общаться не умею, — отказался я. — Что делать, ума не приложу. Может ты всё, что перечислил, привезёшь и сюда на поле сложишь, а я после… Ну, когда на дирижабль загружу, приду чтобы рассчитаться. Не думай, я не вор. Я и вперёд денег дам, сколько попросишь.
— Хорошо. Три надюшки давай. На эти деньги мы тебе всего наберём. Гору целую продадим. В обиде на станичников не будешь. Слово даю. Крест святой, как у тебя на шее, целую. Забирай потом всё дирижаблем своим. А ежели ещё чего понадобится, милости просим к нашему берегу, — предложил Ольгович.
— Что думаешь? — спросил я у младшего покупателя.
— По рукам, — выдал своё решение Димка.
Я нащупал три серрублика в кармане и протянул их парню.
— За мешки отдельно? — вспомнил я про тару. — Может, добавлю, чтобы по-честному получилось? Или вам что-нибудь из города привезти?
Я выгреб из кармана красномедную мелочь и добавил ещё двадцать копеек к трём монеткам, которые мужички называли надюшками.
— Нам ничего, кроме бочкотары не надо. Её в Майкопске делают, а это далеко. Так что, спасибо, — сказал мне парень и получил деньги.
— Значит, я вечером с дирижаблем, а вы к тому времени всё приготовите. Бывайте здоровы, — попрощался я со всеми разом.
Димка убежал куда-то к берегу Кубани, а я поплёлся за ним, высматривая ориентиры, на которые собрался целиться в сумерках, чтобы не промазать мимо покупок.
Когда приметил всё, что нужно, догнал счастливого мальчугана, который, скорее всего, ни разу толком не бывал на Кубани с её стремительными перекатами и водоворотами, омутами и, торчащими то тут, то там, стволами смытых половодьем деревьев.
Нагулявшись, как следует, мы, с помощью Кристалии, вернулись к порогу пятиэтажки. По плану у меня была готовка обеда, разбор покупок и подсчёт оставшихся денег. Ещё я собирался узнать про устройство подвала. Так всё и сделал, а хозяйственный мужичок Дмитрий во всём был помощником и учителем. Он и покупки разобрал, и посуду вымыл, и рассказал, где можно купить керосин для плитки, чтобы приготовить на ней что-то среднее между обедом и ужином.
Я слетал в нужное место, привычно стартовав с балкона, наполнил на десять копеек канистру пахучей огнеопасной жидкости, и через полтора часа всё было готово, разложено и посчитано.
До открытия магазина оставалось куча времени, и я вспомнил о мебельном спецмаге, что за Сенным переездом.
— Айда в специальный магазин. Глянем на кровати, диваны. Ты не против?
Да разве этот мамкин радетель будет против такого? Димка закивал и ускорил поедание своей порции картошки с растопленным куском сливочного масла.
— Напомнишь крупы разной набрать и макарон. А то картошка, да картошка. Договорились?
«Девятнадцать серрубликов с мелочью, — посчитал я оставшиеся в кармане деньги. — Много их точно не бывает. Так что, лудите, Александр Васильевич. И про Ливадию помните. Там тоже поддержка нужна. А что если ту Настю притащить сюда на подмогу с овощами? Пусть нарежет капусты, наквасит, и всего остального наколбасит, — размечтался я о сотрудничестве вдов. — Только вот, бочки делают в Майкопске. А я так далеко ещё не летал».
Я закончил мечтать, а Димка насыщать свой крохотный сиротский живот.
— Пора за кроватью для мамки, — приказал он тоном, не допускавшим возражений.
— Авоськи для кровати захватил? Тогда полетели.
* * *
Мы приземлились у мебельного магазина, похожего на наш крытый рынок, который на перекрёстке Советской армии и Шаумяна. Одноэтажное, но очень высокое здание в виде зала с огромными окнами и колоннами на входе.
— Что-то в Армавирах таких зданий многовато, — подумал я вслух, а Димка уже тащил меня к двери. — Невидимками пойдём? Погоди, я отвод глаз отменю.
Я попросил Кристалию об очередном одолжении и вошёл в магазин, на входе которого висела огромная вывеска «Спецмаг. Деревянная и металлическая мебель».
— Гольное ДСП с формальдегидом, а не деревянная, — возмущался чему-то интеллигентный мужчина, одиноко бродивший по залу с детскими люльками, табуретами, стульями и другими крупногабаритными товарами.
Я осмотрелся и увидел три вида диванов, пару сортов кроватей с металлическими сетками и матрасами по размерам этих сеток, и уйму мебели похожей на шкафы, буфеты, и прочее.
— Ничего себе, — удивился изобилию. — Разориться можно, если всё это купить.
— Нам стол надо, чтоб с керосинкой в обнимку не кушать, кровать мамке, шкаф и буфет, — перечислил Димка всё самое нужное.
— Ещё стулья, табуреты, пару кресел и тумбочку под телевизор, — добавил я к перечню.
— Тумбочку не надо. Телевизора у нас нет, а вон тот комод в самый раз, — показал куда-то пальцем мой начальник.
— В рублях всё сочти, а я решу, что покупать, — окоротил я, не на шутку разбушевавшегося, покупателя.
— Зачем тогда прилетели? — обиделся Димка.
— Прицениться.
— Вон ценники. Иди и приценивайся, — ткнул меня носом малый да удалый.
Я подошёл поближе и зачесался от увиденных цифр.
Стол, понравившийся Димке, способный раздвигаться – два рубля. Диван, самый большой из продаваемых – четыре двадцать. Буфет – два пятьдесят. Стул с мягкой обивкой сиденья и резной спинкой – пятьдесят копеек штука. Кресло, похожее на выбранный нами диван – полтора рубля. Комод – два. Кровать двуспальная с матрасом – три двадцать.
— Даже если всё по одному взять не хватит никаких денег, — расстроился я. — Выбирай пару самых нужных вещей. А я узнаю, как у них с доставкой на Черёмушки.
— Кровать для мамки, чтобы было, где ей отдохнуть. И комод, чтобы всё шмотьё в него сложить, — согласился Димка.
Мы направились к стойкам с подушками, простынями, вазами и прочей ерундой, между которыми виднелись лоснившиеся тушки упитанных продавщиц в униформе.
— Сколько до Черёмушек за доставку? — спросил я, минуя формальное приветствие.
— К подъезду – серрубль, а на этажи ещё по десять копеек за этаж. Плюс сборка мебели. Что получится, сами считайте.
— Ещё и сборка? А сколько у вас грузчиков, чтобы мне всё на пятый этаж занести? — уточнил я.
— Скажите сначала, что покупаете. Мы только завтра можем привезти, — безынтересно спросила одна из продавщиц.
— Зачем нам деньги на доставку тратить? — удивился Димка.
— Чтобы соседи видели, что не украла мамка эту мебель, — объяснил я шалопаю, пожелавшему сэкономить на доставке.
— Тогда ладно, — кивнул он, а я в уме посчитал-посчитал, да и плюнул.
— Нам кровать двуспальную с матрасом и двумя… Нет, с шестью подушками. Ещё комод вон тот светленький, для мамки. Ну, и раз такая дорогая доставка, большой стол раздвижной и буфет для посуды. Ещё шесть стульев с мягкими сиденьями. Всё. Обанкротились мы, — вздохнул я со смешанным чувством.
— За мебель и всё остальное двенадцать семьдесят. Плюс рубль за доставку. Плюс подъём на пятый этаж пятьдесят копеек за всё сразу. Плюс сборка за буфет, комод, и стол с кроватью, как за одну вещь. Всего пятнадцать семьдесят, — нащёлкала на счётах кассирша.
Я мысленно охнул, но деньги отсчитал. Расплатился, а вот с адресом вышла загвоздка. Ни я, ни Димка номер дома не знали, и пришлось доставать справку о том, что я шизофреник, а потом объяснять на пальцах, как к нам доехать.
— До перекрёстка Анапской с Черноморской. Там направо, и до последних двухэтажек. Между ними по дорожке налево к отдельной пятиэтажке. Там во второй подъезд на пятый этаж в двадцать вторую квартиру, — закончил я с объяснениями.
— Я знаю ту пятиэтажку. Это дом Яблоковой. Домком ваша. И квартиру знаю. Ведьма черёмушкинская мужичка со свету сжила, вот вдове с дитём и выдали хоромы, что на пятом этаже, — похвасталась знаниями географии кассирша.
— Какая ещё Яблокова ведьма? — оторопел я.
— Где вы столько заработали, товарищ шизофреник? На траулере, что ли? Годами в море рыбу ловят, потом в шизофреники записываются, — пренебрежительно высказала мне кассирша. — Яблокова – ваш домком. Ведьма там же неподалёку жила на Черноморской. Слепая, но всё видела. Предшественника вашего на стройке с высоты толкнула. Так что, поздравляю с покупкой. Завтра в восемь утра ожидайте доставку.
Кассирша и продавщицы потеряли ко мне всякий интерес, и нам с Димкой ничего не осталось, как удалиться восвояси.
* * *
— Знаю эту ведьму, — сказал я Димке, расстроившемуся от услышанного.
— Ты про слепую бабку с нашей улицы? — спросил он.
— Я в одном мире к ней в огород приземлялся. Выбраться с её ведьмовской грядки не мог, пока не вспомнил, что летать умею. Нужно вас с мамкой от неё защитить. Узнает, что мебелью разжились, примется козни строить. Только вот, как?
— Купи нам крестики, точь такие, как у тебя за пазухой, — предложил Димка. — Пусть нас белым воздухом защищают, как твой.
— У меня алюминиевый крестик. И он дома остался, — отмахнулся я от Настевича и отложил один серрублик в задний карман брюк, чтобы невзначай не потратить.
— Сколько за мешок муки? — спросил у новенькой продавщицы, когда мы вошли в наш универсам.
— Справку, — строго потребовала она.
— Имеем, — сказал я и протянул волшебный листок. — Так сколько за пятьдесят килограмм?
— Тридцать копеек. Сами заберёте? Грузчики бесплатно только на пандус выносят.
— Пусть выносят. Мне ещё гречки, риса, макарон, вермишели, соли, перца, чая…
Я перечислял продукты и сразу расплачивался, а помощник Димка складывал всё в авоськи.
Когда расстрелял последние копейки, мы еле вытащили из магазина переполненные авоськи и фанерный короб из-под мыла, заботливо подаренный нам мужичком-грузчиком.
У меня еле хватило сил перетащить все покупки к мешку муки, сиротливо белевшему у тыльного входа в магазин. Димка помогал охранять и зорко следил за вредными продавщицами и ничуть не лучшими покупательницами.
Усевшись на покупки верхом, чтобы перевести дух и обдумать, как всё это добро тащить на балкон, я не удержался и уплыл повзрослевшими мыслями домой, где точно такими овощными и магазинными заботами нагружены родители.
— Кристалия, — начал просьбу, когда прервал воспоминания. — Сокрой вдовье богатство и меня с Димкой. Перенеси нас, пожалуйста, на лоджию. Я столько ни в жизнь не дотащу.
Кристалия с готовностью подхватила наш багаж, состоявший из мешка, авосек и короба, потом меня и Димку, и все мы, как в замедленном кино, поднялись выше крыш и поплыли к нашей пятиэтажке.
— Еще чеканить будем, — напомнил я миру, когда мы влетели в лоджию и приземлились.
Не успел поблагодарить Кристалию, как вдруг перед глазами встал парнишка с женским отчеством Ольгович.
— Э-хе-хе. Спасибо, что напомнила, — вздохнул я и стукнул себя ладошкой по лбу за забывчивость. — Сейчас разберусь с покупками, и полетим за капустой, — пообещал миру.
— Распаковываемся или ужин придумаем? Может, яичницу с луком сварганим, а оставшейся картошкой заполируем? — спросил я грустного сиротку, которому и покупки, и полёты стали не в радость.
— На шее у тебя что? — обиженно спросил мальчишка и ушёл в ванную.
— Кукиш с маслом, — отшутился я, но на всякий случай рукой потянулся и проверил.
«Мать честная. Крестик. Причём, деревянный. Ещё и на бусинах, нанизанных на нитку. Откуда такое чудо?» — просто ошалел я от такой новости.
— Димка, я не знаю, кто и когда мне его надел. Честно-честно. А ты не знаешь? — крикнул я ребёнку. — Хочешь, я тебе его отдам?
— Лучше мне и мамке такие купи. Чтобы мы тоже защитились Божиим светом от ведьмы, — строго выговорил Димка тоном, не допускавшим и мысли о несогласии.
— Кабы знал, кто мне такой подарок сделал, — вздохнул я.
Неожиданно перед глазами появились искрившиеся зелёные глаза Стихии. Потом они несколько раз озорно моргнули и исчезли.
— Васильевич, — заверещал Димка из ванной.
— Наконец ты хоть как-то ко мне обратился, — обрадовался я.
— Это я из-за зеркала, — прибежал из ванны перепуганный ребёнок и с разгона запрыгнул мне на руки.
— Доложи, как мужчина, — начал я допытываться, когда он перестал трястись. — Что ты в нём увидел? Может, показалось?
— И голос показался? Я сам себе из зеркала сказал: «Когда Васильевич сделает доброе дело, тогда мы отблагодарим его. Будет у тебя всё, что хочешь». Я бы такого не придумал, — заявил Димка.
— Отражение? Может, это твоя душа была? Но «мы отблагодарим»? Не душа. Кто тогда? Ведьмы так не разговаривают, всё больше ругаются на чём свет стоит. Ты ничего не перепутал?
— Честное слово, — побожился Димка, но я до конца не поверил в его фантазии.
— Со мной тоже зеркало разговаривает. В этом ничего страшного нет. Только никому об этом не рассказывай. Даже мамке. А в то, что ты себе говоришь из зеркала, верь. Бывает, душа так общается, бывает, мир в котором живёшь. Если сказали тебе, что я доброе дело сделаю, значит сделаю. Не сомневайся. А пока, марш спать. Только переоденься сначала. Завтра, когда мебель ждать будем, всё постираем. Договор? — закончил я разговор и собрался в Закубанье.
— У меня ничего чистого не осталось, — пожаловался ребёнок.
— Что же ты молчал? Я ему капусту с макаронами покупаю, а он голый и босый. А зимние вещи у тебя есть?.. Хотя, ладно. Завтра обо всём поговорим, а сейчас ты спать, а я за капустой.
— А меня на дирижабле покатаешь? — выдал Димка шутку, но сам не засмеялся.
— Мы с тобой целый день на нём катались. Или ты не понял? Нет никакого дирижабля, и никогда не было. Это мир твой нас холит и лелеет. Дирижабль. Скажи тётеньке миру спасибо за всё, и бывай.
— Спасибо, тётенька мир. Спасибо за помощь мне и мамке, — торжественно выговорил ребёнок и поклонился в сторону открытой двери на лоджию.
В то же мгновение в дверь влетел порыв тёплого ветра, расшевеливший бумажные свёртки наших покупок и заполнивший квартиру ароматом цветов.
— Чувствуешь тепло и запах цветов? Это тётенька мир ответила на твою благодарность, — вымолвил я с щемящим чувством благодарности и миру, и Димке.
— Чувствую, — пролепетал Димка.
— Не только зеркала с тобой разговаривают, а уже целые миры. Только никому ни-ни. А как случится что-нибудь хорошее, так сразу благодари мир. Можешь её по номеру назвать. Она у тебя двадцать вторая, — подбавил я чудес мальчонке, чтобы не расстраивался после говорящих отражений и цветного воздуха.
— Спасибо тебе, двадцать второй мир, — снова поблагодарил Димка и, получив в лицо ещё один тёплый заряд, устроился в свою кроватку.
* * *
«Что-то напутал», — решил я, когда кружился в вечернем небе над горой из мешков, наполненных капустой. По моим прикидкам эта гора находилась в том самом месте, о котором я сговаривался с Ольговичем, и к которому меня доставила Кристалия.
— Ладно, спускаемся, — попросил я, когда увидел пару мужичков в фуфайках спавших рядом с мешками на ворохе соломы.
Приземлился и шумно пошагал к горе, охраняемой фуфайками, в надежде на их скорое пробуждение. Но сразу же замер, когда увидел отдельный холмик из мешков, мешочков, пакетов, жестянок и прочих банок, явно предназначенный нам с Димкой.
Подошёл, внимательно всё ощупал и убедился, что это и есть предоплаченный заказ.
— А господа в фуфайках, значит, ожидают попутный дирижабль к центральному рынку? — громко пошутил я, но мне никто не ответил.
Собрался уже просить Кристалию о доставке покупок на лоджию, как вдруг чувство жалости к нелёгкой доле рабочих лошадок женского мира закралось в меня и растеклось раскалённым маслом по жилам.
«Может, помочь им с доставкой?» — подумал я.
А Кристалия сама подняла гору мешков и замерла, ожидая команды, куда доставить товар.
— На центральный рынок, но так, чтобы никто не видел, — не нашёл я, что ещё можно придумать с упакованной капустой.
Громада мешков двинулась в сторону центра города, а я забеспокоился о мужичках.
— Их тоже перенеси. И Ольговича к ним добавь. Только чтобы он на рынке проснулся и охранял капусту от лихих людишек. Спасибо за доброе дело!
Я побежал за улетавшей капустой и мужиками, которые вместе с сеном помчались следом.
— И на рынке чтобы никто ни ухом, ни рылом! — кричал я и продолжал бежать, пока не сообразил, что Кристалия никуда вместе с капустой не улетела.
Вздохнув с облегчением, попытался унять волнение от события, которое так прямо и говорило: «То ли ещё можно наворочать, пользуясь благосклонностью мира».
— Огромное спасибо тебе, Кристалия, за науку и терпение. За снисхождение к малолетнему неумехе. Снеси меня, пожалуйста, вместе с покупками на лоджию, только Димку не разбуди.
Договаривал я уже в небе, усыпанном яркими звёздами. На душе было спокойно и мирно, а пахнувшие овощами покупки, ещё сильнее согревали меня в мыслях о добрых делах.
«Прилетим, и начну чеканить. Чеканить, пока руки не отвалятся. Много, ой много нужно всего. И Димку одеть-обуть. И долги обеих вдов раздать. И запасы на зиму. И мебель докупить. И работу им найти», — думал я думал, планировал-планировал, да так и заснул, пропустив приземление со всем уважением.