Сага о Головастике. Кристальный матриархат

Глава 26. С Новым ходом!

— Как это, уже просверлили? — опешил я от неслыханной и беспардонной новости от Димки.

— С Новым ходом! С Новым ходом! Так девчушка нас поздравляла. Теперь она моя и Дашкина подружка, — скакал по комнате Настевич и радовался такому счастью, как Стихия в подружках и тайная тропа к сестре Дарье.

— Я сегодня всё наперекосяк и под откос, а они без меня сподобились? Почему не дождались? Я же сам хотел подымить. Мне это всё не так привиделось, — разобиделся я на стихийную выходку. — Пересверливаем и точка. Веточки-прутики. Жизнь моя, несуразица, и за что мне такая разница? — обмяк я и затих, осознав, что никакого пересверливания никогда не было и быть не могло.

— Валентинович, ужин на столе. Буржуйка новая расстаралась, — донесся из кухни голос мамки Насти.

— Откупаетесь, значит, — перестал я кукситься и отправился на кухню. — Ладно. Перекушу, чем Бог порадовал.

— Здравствуй, благодетель, — встретил меня хор одинаковых Настей с Дарьей в придачу.

А вместе с ними, подпевавшие хозяйкам манящим видом и запахом, пирожки, кусочки свиного окорока, колечки домашней колбасы, блины, квашеная капуста, вкусности, перевкусности, и ещё раз вкусности.

— Прощаю, — своеобразно поздоровался я со всеми разом и повалился на стул, не умывшись, не разувшись, и не раздевшись в натопленной квартире.

«А жизнь-то налаживается», — подумал, напрочь позабыв об инспекции буржуйки, которая длинной оцинкованной трубой аккуратно высунулась в форточку, сменив стекло на фанерку с вырезом под дымоход.

— А мы сегодня женщину красивую видели. Только вот, не знаем, кто она. Богоматерь или ещё какая, из преподобных, — доложили Насти, разливая компот в керамические кружки.

— Знаю её, — сказал я, имея в виду Стихию. — Зеленоглазая тётка-красотка к вам приходила.

— Нет, не такая. Вовсе не зеленоглазая, — не согласились вдовы.

— А какая? — удивился я и вмиг потерял аппетит.

— У нашей гостьи голубые глаза были. Конечно, с зелёными переливами, но, всё одно, голубые. Величавая тётенька, добрая, вежливая. Красавица, тут ты не ошибся. Она с Дарьей в её комнате шушукалась и дымком баловалась. А у меня, так на душе спокойно было. Так спокойно, — по очереди рассказывали Насти о таинственной гостье и кивали головами, соглашаясь друг с другом. — Так и сказала, что она твоя ярая помощница. Слово в слово. И нам, значит, чтобы мы теперь друг за дружку держались-прижались и помогали, чем сможем. А уж Димку как они встречали с её дочуркой и Дашкиной ровесницей. Вот та зеленоглазая, а не мамка её, — огорошили меня вдовушки.

«Кто же проходы строил? Или Ливадия такая голубоглазая? Так им в себя самих нельзя заворачиваться. Кто же?.. Сама Кармалия приходила? Помощницей моей представлялась. Вот так чудеса. Вот так новости. Где же я был? Что делал? Как мог такое… Или они сами решили всё устроить? Мелкая – та точно Стихия. Но сама Кармалия?» — утонул я в догадках, как в омуте, перепутав в голове всё до такой степени, что не сразу расслышал сначала смех, а потом голос, как у деда Паши в подвале.

— Я это была. Я, — подсказала мировая мамка и рассмеялась.

«Мама Кармалия? Это ты своими ручками проход строила? За меня, бестолкового, трудилась и всё устроила?» — спросил у голоса.

— Я. Иди отдыхай и сил набирайся. Тебе завтра много чего предстоит. Ой, много, — сказала Кармалия, и голос её улетел далеко-далеко, подальше от пустоты в моей голове.

— Знаете, кто у вас… — начал я речь о мамке миров, просверлившей проход, но получил тёплой ладошкой по губам. — Кто у вас по молитвам мастер? А то я перекрещивал одного мужичка, так он, ни с того ни с сего, задымился, как папироса, — нагородил я нелепицы, но зато выпутался.

— В церковь тебе надо. Там попадьи специалистки о-го-го какие. Надень свою форму, и к ним. Как есть, всё выложат. Как есть, — закивали Насти.

— Спасибо за ужин. Славный, вкусный, морковно-капустный, — поблагодарил я хозяек и поплелся в Димкину комнату на отдых, ничегошеньки в этой жизни не соображая.

— Я принесу её? Форму? Она в моём шкафу висит, дожидается, — спросила меня Кристалийская.

— Там два комплекта? — уточнил я, приходя в себя.

— Два. А вот фуражку Яблокова только одну принесла.

Я замер, собираясь с мыслями, но думал недолго.

— Одну мне взамен школьной. А другую к Димке в шкаф для отпугивания любопытствующих от вашего тайного хода. Фуражку к Дашке, с той же целью. Или наоборот, сами решите. Переоденусь, когда домой собираться буду, — выдал я распоряжения и ушёл в ванную по земным надобностям.

* * *

— Выкладывайте, но по очереди, — потребовал я отчёта у Димки и Дарьи.

— Наша подружка у меня помогала, а её мамка у Дашки, — начал рапорт Димка.

— Мальчишки же неграмотные, а там и круги рисовать, и цифры писать. Вот, мы, девочки, и помогли вам добрым делом, — перебила его сестрёнка.

— Ага, — согласился Настевич, заговорщицки подмигивая. — Меня девчушка за руку взяла и ну выводить прутиком. Ну выводить. Ей Богу, не знаю, что. И дымить, — врал юный посредник, соблюдая наш уговор о полной и безоговорочной неграмотности.

— Мне тётенька объяснила, что нужно делать, и я сама прутиками рисовала и дым пускала. А моя мамка с вашей мамкой проветривали и расспрашивали тётеньку, — похвасталась Дарья.

— Когда нарисовали и проветрили, как проверяли? — допытывался я деталей.

— Не знаю. Димка с девчушкой из шкафа выпрыгнули и закричали: «Здравствуй, двадцать третья мира».

— Двадцать третья мира города Армавира, — вспомнил я Димкину присказку.

— А мамки и эта тётенька так обрадовались. Так обрадовались, — отчиталась Дарья.

— Сами мамки ещё не мотались через шкаф? — вспомнил я для кого, собственно, был построен проход.

— Тётенька сказала, чтобы они позже потренировались, а потом завесили шкаф нашими детскими вещами так, чтобы удобно проходить было. Чтобы они и готовили вместе, и стирали, и за водой, — объяснила Дарья, а Димка снова принялся моргать и улыбаться.

— Что ещё? — спросил я моргуна.

— Теперь я главный водонос, — похвастался младший посредник. — Я и ведёрко точно такое же купил. Набрал прямо в бочке и…

— И побежал вниз, — перебил я хвастунишку и грозно моргнул в ответ.

— И побежал, — согласился Димка, но сразу передумал. — А с одним же теперь неудобно бегать. Куплю тогда второе.

— Тебе лучше и там, и там хотя бы по разу сбегать с двумя ведрами. Чтобы подозрений не было. Ясно? — открытым текстом наказал я мальчишке, догадавшись, как этот проказник наловчился набирать одно-единственное ведёрко, а выливать из него целую бочку.

— Понял, — согласился он.

— О чём вы? — вмешалась в наш разговор Дарья. — Я тоже с мамой за водой хожу.

— Неграмотные мы, вот и мерещится всякое. Зря я деньги на ведёрко потратил, — быстро нашёлся Настевич.

— Конечно зря, — согласилась Дарья, а потом слащаво запела: — Вы бы форму надели, а мы бы на вас полюбовались. Нечасто дядек в инспекторы берут. Ой, нечасто.

— Тихо ты. Это секрет. Такая же тайна, как и день нашего рождения. Попробуй только выболтать. Не посмотрю, что ты с косичками, — пригрозил ей «двоюродный» братец Димка.

— Что будете делать, если проболтаетесь? — испугался я не на шутку.

— Тетенька научила. Не боковые дверки открывать, а те, которые с зеркалами, — рассказал Димка и покосился на грамотную, но чересчур болтливую сестрёнку.

— Хорошо. Буду знать. У нас, кстати, тоже свой способ есть. Только не дверки менять, а про себя попросить мир запереть проход, он и закроется.

— На кой мы тогда его продымили? — возмутился юный напарник.

— Временно закроется, — успокоил я недоросля и перевёл разговор на другую тему:

— Дарья, обучи его грамоте. Он тебя не выдаст. Договорились?

— Разве что чуть-чуть, — пообещала она неохотно. — Если вы в форму оденетесь, а я с мамкой на вас посмотрю. Никому не скажу. Никому. Тогда и обучу его цифрам, — поставила она своё условие.

Димка после её слов, так и затрясся от беззвучного смеха. Потом сдерживался, сдерживался, да и захохотал в голос. Хохотал и моргал мне. А я, многозначительно моргнув в ответ, ушёл к Насте за формой, чтобы примерить и приготовить её для возвращения в Скефий.

* * *

Костюмы оказались впору. Просто, как на меня сшили. С ярлыками на внутренних карманах, которых на школьной форме никогда не было. «Размер 50. Рост 175-180. Для младшего офицерского состава мужского рода. Официальная, КСБ, с гербовой фурнитурой», — прочитал я и замер.

— Что такое фурнитура? — спросил у Насти, когда осмотрел выглаженные тёмно-синие комплекты.

— Может, пуговки? Они, как рублики, с Крупской, — предположила она.

— Ещё чего, — разглядел я пухлую старушку на круглых бляшках. — Меня же засмеют. Хорошо, что без погонов. Представляю, как при параде явлюсь в школу с рубероидной инспекцией. В фуражке, в погонах, и два вершка от горшка. Вот была бы комедия. Зоя Павловна в обморок. Одноклассники в хохот. А меня сразу к завучу на выволочку.

— Ох, непривычно мне ваши отчества мужские слышать. Ох, уши режет, — призналась Настя.

— А мне ваши матронимы? Привык же потихоньку, — посочувствовал я бывшей беде.

— Почему у вас всё наоборот устроено?

— Чтобы на мамок за глаза никто порчи не навёл. На папок можно и по фото, и по имени. По отчеству отцовское имя, как на ладони, — соврал я не в силах ничего придумать.

— Вы так мамок своих сберегаете? — опешила Настя. — У нас, у дурочек, вроде как правильно всё, но никто не защищает своих родительниц. Ой, мамка Господня. Почему ты нас не надоумила? Мы же деток своих учим так знакомиться. Я, мол, такой-то, а по матрониму растакой-то. Я и Дмитрий. Я и Настевич.

Только собрался пошутить на тему неправильных матронимов, как вдруг перед глазами поплыли картины одна нелепее другой, а язык прорвало так, словно он был не моим, а чьим-нибудь помелом.

«Кристалия, это ты шутишь?» — хотел про себя возмутиться. Но куда там! Затараторил, как швейная машинка Зингер.

— У вас, когда колдунью со свету сживают и в ад отправляют, что происходит? Ничего? И понятное дело. А если она оттуда вырвется? Сговорится со своими, а её в отпуск или, того пуще, насовсем выпустят. Что тогда? Даже через сто лет. Даже через триста. Она мигом по вашим матронимам обидчиц и всех их женских потомков сыщет. И отомстит. Как пить дать, отомстит. А все мужские потомки в тени останутся. Вот, что у вас, как на ладони прописано, — смолол я несусветную чушь, потому как ничего не смог с собой поделать.

— Фамилии мы детям передаём. И могилы женские родственные по кладбищам, как на параде стоят, — ужаснулась Настя, когда дослушала мои бредни. — А нам про это никто не объяснял. Новомодные двойные фамилии ввели, а вот зачем – растолковать не удосужились. Мы думали, что дамы из политбюро так сильно благоверных любят. А некоторые малоумные, те и вовсе по мужьям фамилии меняют. Чем больше мужей, тем больше фамилий сменяют. Не дурёхи они, оказывается. Они так след заметают к прамамкам.

— Ты меня не слушай. Я не пойми чего нагородил, — начал я оправдываться, избавившись от «мирного» наваждения. — Какой, кстати, твой матроним? А то зову тебя Настей. Неуважительно получается…

— Вот уж дудки! — взвизгнула бывшая беда и шарахнулась от меня, как от детинушки с дубинушкой.

«Что такого спросил? — опешил я от выходки своей подопечной. — Всё. Иду спать. Завтра разберусь. Пусть Ливадийская в Ливадии пока сидит. Ещё работу пора им подыскать». Спланировал я завтрашний день и ушёл в Димкину комнату.

— Красавец мужчина, — заохала Ливадийская с дочкой, встретив меня в Димкиной обители.

— Думал, вы уже домой вернулись, — расстроился я окончательно.

— Мы быстренько сходили туда и назад, а теперь вас дожидаемся. Дождались, точнее, — слащаво запели дамы двадцать третьего мира. — Красавец. И не скажешь, что не инспектор. Может, правда, инспектируете по мирам и порядок наводите?

— Полюбовались? Дарья, а с тебя должок. Не забудь про числа. Теперь я спать. Устал сегодня. Завтра продолжение увидите. Завтра, — пообещал я и рухнул на новенький диван.

— Спокойной ночи, — с фальшивой вежливостью пожелали Ливадийские и… ушли на кухню, а не в шкаф.

— Когда они домой? — спросил у меня Димка, тоже уставший от женского общества.

— Теперь, наверное, никогда, — вздохнул я, припомнив всё, что наговорил о ведьмах и их адских каникулах.

— Как так? — возмутился напарник. — Они теперь мимо меня и по ночам будут бродить?

— Если я неожиданно улечу в свой мир, будь добр с деньгами разберись. Чтобы в двадцать третьем и в двадцать втором всего поровну было. Я и не раздеваюсь для этого, — попросил я младшего коллегу и уплыл в страну мороков и озарений.

Так мне захотелось к мамке, к папке, к Серёжке, в школу, к Павлу и Угоднику. И все они так далеко от меня были, но так близко. Уплыл уже почти, а тут на тебе!

— Вы же в моём мире. Значит в левую дверь заходить нужно, — шикнул Димка на мамок. — Тренироваться вам надо.

Вот так они и тренировались всю ночь. То выскочат обе сразу, то проводит одна другую. То опять одна залезет в шкаф, то снова вдвоём выпрыгнут. Не дали поспать и помечтать, что вот-вот сам вылечу в окошко и прямиком к Скефию под крылышко.