Гроуле, склонившись над терминалом, встроенным в стол, сосредоточенно заполнял каталог, внося новые экспонаты. Тишина кабинета нарушалась лишь редким гулом вечернего Арн-Холта за окном. Внезапный стук в дверь заставил старика нахмуриться. Он тяжело вздохнул, встал и, поправив очки, направился к двери.
— Ах, Сайджед! — Гроуле расплылся в улыбке, увидев в дверном проёме своего молодого коллегу. — Опять квик-кар подвёл?
— Да, — Сайджед виновато улыбнулся, потирая затылок. — Простите, что так поздно, монсор Гроуле.
— Ничего страшного, проходи, проходи, — старик радушно махнул рукой, пропуская историка внутрь. — Проходи в кабинет. Кофе?
— Буду благодарен, — кивнул Сайджед, опускаясь в старое кресло у стола.
Гроуле скрылся на кухне, и вскоре в воздухе разлился аромат свежесваренного кофе. Вернувшись в кабинет, он поставил дымящуюся чашку перед Сайджедом, а сам сел напротив. В его руке, словно невзначай, появился плазменный пистолет, направленный прямо на гостя.
Сайджед потянулся к чашке, но замер. Его лицо побледнело, глаза расширились, уставившись на тёмный ствол оружия.
— Ч-что происходит, монсор Гроуле? — голос историка дрогнул.
Смотритель музея молча изучал его. Добродушная маска, обычно украшавшая лицо старика, исчезла, сменившись холодным, почти звериным взглядом. В нём не осталось и следа прежней теплоты — лишь расчётливая, безжалостная решимость.
— Я… — Сайджед попытался встать, но движение оборвалось под тяжёлым взглядом старика.
— Сиди и не дёргайся, — спокойно, но твёрдо произнёс Гроуле. — Одно лишнее движение, и я прострелю тебе голову.
Историк, дрожа, вцепился в подлокотники кресла. Гроуле, не сводя с него взгляд, медленно потянулся к чашке, сделал глоток и, поставив её обратно, заговорил:
— Наверняка ты спрашиваешь себя: как же так вышло? Где ты прокололся? — Говорил он спокойно, почти буднично.
— Гроуле, вы не в себе…
Старик оборвал его резким движением руки.
— Хватит разыгрывать спектакль, Сайджед. Если это вообще твоё настоящее имя, — Гроуле чуть наклонил голову. — Госпожа предупреждала, что на Ивелий прибыл враг куда опаснее Оула и его Утвердителей. Она не могла разглядеть, кто это и сколько их. Но я и подумать не мог, что этим врагом окажешься ты.
— В-вы меня с кем-то п-путаете! — дрожащим голосов воскликнул Сайджед.
— Неужели? — Гроуле наигранно приподнял бровь, и уголок его губ дёрнулся в холодной усмешке. — Значит, это не ты подбил Ниру копаться в делах Просвещённых? Не ты вынюхивал, чем я занимаюсь? Не ты четыре раза наведывался на кладбище в Арн-Итилете? И не ты нанял тех идиотов, чтобы выкрасть это?
Он медленно вытащил из кармана небольшой цилиндр из тёмного металла и аккуратно поставил его рядом с чашкой. Металл тускло блеснул в свете лампы.
Сайджед замер, его взгляд прикипел к артефакту. Маска вежливого, слегка наивного аристократа, ищущего приключений в Пределах, исчезла. Его лицо посуровело, глаза сузились, наполнившись холодной сосредоточенностью.
— Вот он, — тихо, почти с удовлетворением произнёс Гроуле, откидываясь в кресле. — Вот ты настоящий. Мой тебе совет: если прибегаешь к услугам наёмников, убедись, что не оставил следов.
— Вы понятия не имеете, с какими силами связались, Гроуле, — голос Сайджеда изменился, став ниже, твёрже. Он смотрел на старика без страха, и в его глазах мелькнула искра вызова.
Старик рассмеялся — сухо, с ноткой безумия. Он наклонился вперёд, его пальцы крепче сжали рукоять пистолета.
— Ошибаешься, мой друг, — произнёс он, выделяя последнее слово с сарказмом. — Я прекрасно знаю, кому посвятил свою жизнь. Все эти годы я искал смысл, не понимая, к чему стремлюсь. Но когда мы нашли её статую, когда она коснулась моего разума… — Гроуле замолчал, его глаза загорелись фанатичным блеском. — Я понял для чего я рожден. Моя госпожа, Медея, — одна из шаддари. Её зовут Та, Что Приумножает Голод.
Он откинулся назад, улыбка на его лице стала шире, почти безумной.
— Она открыла мне тайны прошлого, Сайджед. Тысячи лет назад её предала подлая сестра, Ориадна, вступив в сговор с одним из консортов. Он нанёс Медее раны — не только телесные, но и ментальные. Она выжила, но была слишком слаба. Дети Медеи, алчные и жадные, начали делить трон над ещё живым телом матери. Лишь Тисандер решился спасти её. Он поместил её в стазис-камеру и искал способ исцелить её. И нашёл. — Гроуле сделал паузу, его голос понизился до шёпота. — Жертвоприношение планетарного масштаба. Всплеск духовной энергии, способный дать ей силы исцелиться. Но ритуал был прерван, и моя госпожа осталась заперта в темноте на тысячелетия.
Он снова отхлебнул кофе, не сводя глаз с Сайджеда. Чашка тихо звякнула, вернувшись на стол.
— Ивелий опустел, — продолжил Гроуле. — Но когда прибыли первые поселенцы, она попыталась докричаться до них. Большинство не слышали её, а те, кто улавливал её зов, сходили с ума или умирали. Но находились и такие, как я, — способные понять её боль, её величие. Она поглощала души первых поселенцев, питалась ими, чтобы исцелиться. Но их было слишком мало. Она погрузилась в сон, ожидая новых. И они прилетали — волна за волной. Восемь веков назад она была близка к исцелению, но в “Талос Индастриз” нашлись те, кто сумел помешать этому. Она снова уснула. А теперь, с моей помощью, она вернётся. И галактика узрит мощь, самых темных, глубин Лабиринта!
Сайджед слушал молча, его взгляд то и дело скользил к инскрипте на столе. Речь старика не впечатлила его.
— Вы безумны, Гроуле, — тихо произнёс он, наконец, прервав тираду смотрителя. — И у вас ничего не выйдет.
Старый слуга Медеи расхохотался, откинув голову. Фанатичный смех эхом отразился от стен кабинета.
— И кто же мне помешает? — с вызовом спросил он, наклоняясь ближе к Сайджеду. — Ты?
Сайджед не ответил. Его взгляд стал ещё холоднее. Пока Гроуле говорил, он погрузился в Лабиринт, осторожно черпая эмману. Связь Сайджеда с Лабиринтом была нестабильной, и любое поспешное движение могло навредить ему самому. Его левая ладонь медленно раскрылась.
Гроуле, не замечая угрозы, продолжал смотреть на него, ожидая ответа. Его палец замер на спусковом крючке.
— Ну? — подстегнул старик. — Кто, Сайджед?
Человек, скрывающийся под именем Сайджедом ард Корделион, встретил взгляд Гроуле. В его глазах мелькнула тень торжества. Он сжал ладонь в кулак.
Гроуле замер. Его лицо исказилось — торжество сменилось изумлением, затем пришел ужас. Пистолет выпал из ослабевшей руки, со стуком ударившись о пол. Тело старика обмякло, голова безвольно упала на грудь.
“Сайджед” несколько секунд смотрел на безжизненное тело, затем медленно встал. Он подобрал пистолет, сунул его за пояс и подошёл к столу. Его взгляд остановился на инскрипте. Осторожно взяв цилиндр в руки, он повертел его, изучая поверхность. Но через мгновение его лицо потемнело. Это была подделка.
“Говорила же, будь терпеливее”, — женский голос, мягкий, но с язвительной насмешкой, вырвал его из сна.
Он резко открыл глаза, сердце бешено колотилось. “Опять этот сон”, — подумал он, бросив взгляд на хронометр. Утро на станции Хистема наступало строго по расписанию, но до искусственного рассвета оставалось ещё несколько часов. После прибытия сюда он смог урвать лишь полтора часа беспокойного сна. Вздохнув, он поднялся с койки, плеснул в лицо холодной воды из умывальника и натянул одежду.
Взяв сумку у кровати, он достал герметичный термос и осторожно извлёк из него, спрятанную внутрик, инскрипту. Повертев цилиндр в руках, он оглядел каюту. В углу стояло зеркало, тускло отражавшее свет лампы. Он подвинул к нему небольшой столик, поставил на него инскрипту и сел на стул. Расслабившись, он посмотрел на своё отражение.
В зеркале сидел молодой мужчина, чьи светлые, слегка волнистые волосы, уложенные назад, отливали золотом в мягком свете каюты. Его лицо, с высокими скулами, аккуратными бровями и чётко очерченным подбородком, было строгим, но не лишённым задумчивости.
Он закрыл глаза, погружаясь в Лабиринт. Эммана текла медленно, нестабильно, но он чувствовал её тепло, её пульс. Открыв глаза, он снова взглянул в зеркало. Его отражение исчезло. Вместо него там стояла женщина — высокая, с бледной кожей и длинными алыми волосами. Её глаза, глубокие и безжизненные, смотрели прямо на него. Она улыбнулась, грациозно шагнула из зеркала и, сложив руки за спиной, начала медленно расхаживать по каюте.
— Вижу, ты рад, что сбросил с себя личину Сайджеда ард Корделиона, — насмешливо произнесла Ориадна, остановившись перед ним. — Слишком уж она напоминает прошлого тебя, не так ли?
Он промолчал, его взгляд скользнул к инскрипте. Ориадна проследила за движением его глаз и усмехнулась.
— Кто бы мог подумать, что поганая душонка моей сестры уместится в эту безделушку, — она протянула руку к инскрипте, но её бледная ладонь прошла сквозь металл, словно дым. — Даже в мои времена инскрипты внушали ужас. Хочешь знать, кто их изобрёл?
Он знал ответ, но Ориадну это никогда не останавливало. Она продолжила:
— Его звали Йомха. Посредственный шаддари, одержимый знаниями. Однажды он задался вопросом: можно ли извлечь разум другого человека? И начал свои эксперименты. Так появилась инскриптизация — процесс изъятия души. А этот цилиндр, — она кивнула на инскрипту, — стал инструментом её извлечения и хранилищем.
Улыбка исчезла с её лица, сменившись холодной яростью.
— Кто бы мог подумать, что моя сестра найдёт способ использовать эту мерзость для исцеления, — продолжила Ориадна. — Поглотить души целой планеты через инскрипту. Заставить миллиарды, познать её всепожирающую любовь! — Она снова улыбнулась, но улыбка тут же угасла. — Дрянь. Вот твоё место, сестрёнка — вечно запертая во тьме, одинокая. Думала, ты выше меня? Думала, я не отомщу? — Ориадна перевела взгляд на своего ученика, и насмешка вернулась в её глаза. — А знаешь, что она делала со своими консортами, когда они ей надоедали? Ужинала ими в кругу семьи…
— Хватит! — Он вскочил со стула, его голос дрожал от сдерживаемого гнева.
Ориадна прищурилась, её улыбка стала ещё язвительнее.
— Что, мой любитель истории не радуется победе? — Она склонила голову, разглядывая его. — Что мучает тебя? Это из-за тех людей, да?
Он вздрогнул и отвернулся, стиснув кулаки.
— Нира… Леда… Клеон с его ребятами… — Его голос сорвался. — Всё должно было быть не так! Я не желал им зла! Не хотел их смерти!
Ориадна помрачнела, её глаза сузились.
— Посмотри на меня, — холодно приказала она. — Посмотри!
Он обернулся, встретив её безжизненный взгляд. Холод, исходивший от неё, был почти осязаемым.
— Ты мой ученик, — произнесла она. — Мой эхф’вилейн. Я не позволю тебе поддаваться сожалениям и слабости. Ты встал на путь шаддари. Это твоя галактика! И всё живое в этой галактике существует, чтобы служить твоей воле. — Она шагнула ближе, её бледная рука коснулась его щеки. Он не должен был чувствовать её прикосновение — мёртвая тысячи лет, она была лишь тенью. Но холод её пальцев пробрал его до костей.
— Зло, добро, законы, мораль — всё это пустые слова, — продолжила она. — Шаддари выше этого. Или ты сомневаешься в пути, который выбрал?
Он молчал, его взгляд застыл. Ориадна наклонилась ближе, её губы оказались у его уха.
— Напомнить, что они сделали с тобой? — прошептала она.
Вспышка воспоминаний хлынула в его разум — боль, предательство, крики близких ему людей. Гнев и ярость затопили его сердце. Не осознавая, он снова погрузился в Лабиринт, и одной лишь силой воли зеркало в углу каюты рассыпалось на мелкие осколки, звеня по металлическому полу.
Он открыл глаза и встретил взгляд Ориадны. Одна из Проклятых Сестер. Та, Что Приумножает Ложь.
— Наставница, какой наш следующий шаг?