Темная бирюза 3 – Принц мародеров

14. Хаос 2/2

Ровная лестница на выходе из подвала превратилась в спиральную и уходила выше наверх. Но мы остановились раньше, в большой и когда-то просторной комнате, а ныне заставленной самым разнообразным… всем. Книжные полки? На месте. Стеллажи с зельями? Ага, и к ним же куча вазочек, графинов, прозрачных емкостей с плавающими стеблями, какие-то резные деревянные идолы. Пожалуй, реши я подробно перечислить все, что тут было собрано, и я был бы вынужден заниматься этим минимум пол пещерного цикла корнецветов.

Но хозяйка с помощью магии поддерживала помещение в чистоте и теплом домашнем уюте. Словно в хижине у прабабушки, только во много раз больше света. Чем была россыпь разноразмерных светящихся сфер среди свисающей с потолка зелени, я так и не понял. Это могла быть как магия, так и необычное растение или устройство.

Книжная Лакомка привычно уселась на один из темных деревянных стульев, зажгла на пальце сгусток волшебного пламени и коснулась одиноко стоящей на столике белой кружки, из которой тут же повалил белесый дымок. Запахло чайными травами, добавляя недостающую нотку в букет ароматов из старых книг, растущих повсюду в глиняных горшках растений, чего-то пряного и, кажется, выпечки.

Застряв на пороге в созерцании, я был грубо отстранен вечно хмурым Сайрисом.

— В первый раз я тоже надолго завис, — буркнул он.

— Лииндарк?

Нужно очень постараться, чтобы не заметить огромную фигуру гверфа, c перебинтованными конечностями и следами от множества укусов по всему телу. Упс.

— Прости, Балтор. Теперь я тебе должен…

— Никоим нет! — замотал головой свинолюд. — Гибель, друг, твоя, и мне не в угоду. Хотя думать если так, то буду рад уразуметь любые твои слова о пути тх’риантари.

— Ээ… тари?

— То истинное имя их что дали себе они сами. В кошачьем языке имела место быть особая буква в смешении «т» и «х». — авторитетно произнес Балтор какую-то чушь.

— О, у тебя и впрямь любопытные спутники. Сиинский сенсор, жрица светлого бога в мире, где единственные таковые по легенде откармливаются на убой где-то в Подземье, а теперь вот свинолюд, рассуждающий об особенностях языка тари.

— Нет в том странного, добрая госпожа, — на кабаньей морде расплылась добродушная улыбка. — Дом мой полнится книгами этого рода. С детства читал их я. Язык кошачий схож ведь с нашим, только букв в нем больше и престранных слов. Так и обрел я путь свой — именно по книгам.

— В интересном же месте ты живешь, свинолюд, — заметила Лакки. — Вот бы и мне как-нибудь сходить к тебе в гости.

— Никоим нет! — испуганно замотал головой Балтор, осознав, что сболтнул лишнего. — Не могу этого.

Уловив странный шерох маленьких лапок, я с удивлением обнаружил несколько крохотных пушистых зверушек размером с ладонь, что с усердием выметали соринки или поправляли стронутые с места предметы. Вот и ответ на вопрос об уходе.

— В чем суть ритуала? — спросил я больше из желания нарушить тишину, а не пребывать в ней, давая больше места подспудным страхам. Да и от Балтора внимание отвлеку.

— Ничего такого, — легко ответила Лакомка. — Лучше всего будет начать с медитации. Мои ученицы сейчас подготовят нам пространство, и приступим. От тебя потребуется просто закрыть глаза и погрузиться в себя. Лучше расскажи мне о сиинтри. Все, что можешь — никакие тайны я не выпытываю. Вот, возьми чай. Звери сейчас принесут блинчики.

— Воу, не надо так, — послышался голос Лесата, и помещение наполнилось густым ароматом масла и сладких вкусняшек с корицей. — Зачем звери, если я могу всё приготовить и сам?

— Неплохо вы тут устроились, пока в соседних доменах едят склизкую мерзость.

— На территории Доминиона никого не удивишь даже людоедством, а ты жалуешься на грибы, — пожурила ворона магистресса с легкой насмешкой. А у Лесата талант — он даже из склизкогриба с мшистником может приготовить сносный обед.

— Ну-да ну-да, — хмыкнул Сайрис.

Сейчас у меня была возможность как следует рассмотреть Книжную Лакомку вблизи. Если бы не скрытый уровень, ни за что бы не поверил в высокий статус. Короткие шортики, кофта с коротким рукавом, тоненькая серая лента в волосах с отметиной, напоминающей отпечаток кошачьей лапки с незаквашенным пятном внутри в виде раскрытой книги. Это мог быть как её герб, так и просто милый узор. Правильное лицо с на редкость милыми чертами, придававшими ей некий оттенок детской наивности. Такое скорее походит вовсе не грозной главе домена, а скорее девочке-подростку, на плечи которой свалились тяготы забот о большой семье.

Но в остальном передо мной была обычная девушка. Из-под медно-рыжих волос на меня смотрели задумчивые карие глаза, а точка внимания словно блуждала где-то за пределами видимости, в одной ей видимом мире.

— Так что ты можешь мне поведать о своем народе такого, о чем не написано в книгах? — спросила магистресса, многозначительно уставившись в потолок.

— Мне не ведомы ваши книги, Лакомка. Было бы проще, если были бы заданы хотя бы наводящие вопросы.

— Нет наводящих вопросов, Лиин, — улыбнулась она, возвращаясь взглядом ко мне. — Я без умысла спрашиваю. Книги шепчут, что вы пришли к самосознанию во времена заката триантари, достигли расцвета вместе с аманити и погибли с ними. Как так вышло, что сиинтри стали лучшими сенсорами Подземья? К слову, о гибели аму ведь тоже известно меньше всего изо всех зверянских рас.

— Я понял, — кивнул я, сообразив, что от меня хотят услышать. — У нас тоже мало что известно о тех временах. Но то немногое, что мы знаем, передается из уст в уста от матери к сыну с вечерней сказкой. Та ли это история, которую вы хотите слышать? Не хотелось бы случайно усыпить кого перед ритуалом.

— Не волнуйся, я не усну, — серьезно ответила Лакомка, чем еще больше меня смутила.

…В пятый раз неназываемое зло пробудилось на землях великого отца, чтобы стереть детей волка. Не изощренным разумом змия славились они и не тонким восприятием кошачьих душ, но тем, что издревле несло в себе сопротивленье злу. Ни магия, ни хитрость, ни сочувствие не стали на пути у бога зла, но воля. Стальная воля волка, что щитом скрывала души аманити от дыхания неназываемого монстра.

Не знал воитель аму в битве страха, и не сдавался никогда. Даже богов своих дитя волков ни в чем не упрекали и не просили, а лишь славили. Лихие языки твердят, что народ волка пал в бою, но это ложь, дитя, и правда теплится в крови наследия сиинтри.

Единым строем встали волки, плече к плечу, спина к спине, душа к душе. Прикрывши брата, заслонив собою сына, один боец из рода аму уносил с собой к великой скорбной матери десятки монстров, порождений бога без души.

Затем пришли к волкам послы, как прежде прибывали к змеям. Сулить великой власти, силы и могущества. Возвыситься над всеми им давая шанс, став избранной элитой, оторвавшись от народа, и обратившись по итогу супротив самих себя.

Но аманити не желали высшей власти. Для них в том было бремя и великий долг, а не раздолье.

Тогда на земли волка, как прежде к котам, пришли душевные раздоры. Сообщество зверян пронзила скверна лжи и лести, покрылась правда лживой пеленой. Но каждый лжец был пойман на преступном, но даже муки сердца волчьего вторичны были пред их волей.

Ничто из прежних способов сгубить чистые души против аму не сгодилось. Нахмурилась неназываемая тварь, почуяв сложности в своей игре, но как и прежде, не сдалась так просто. Задумалась бездушный бог — коль кровь волков с их волей стали так сильна, так почему бы не начать с того, чтобы лишить народы аманити этой силы?

В те времена, к закату мира волка, в мире просыпались, обретая силу и разумность род чиффари. Подобные строеньем тел на аму, но совсем иные духом. Их род ценил не волю, а лихую хитрость, а их культура целиком была украдена у нас, волков и почти вымерших к тому моменту кошек.

Великий благородный старший род детей волков пришел на помощь роду лиса, как прежде он пришел на помощь нам. Неся культуру, знания и духовность, просвещенье, народ волков радушно принял детей лиса.

Но лис, что восхваляет хитрость, не желал рядом с собой видеть друзей, а лишь рабов и слуг. Под видом добрых намерений, пришли в селенья их чиффари. Не мечом, но якобы с дарами, и не с подкупом, а якобы с добром в сердцах, народы лиса населили волчьи земли, и не войной, но лживой дружбой вытесняя волка. Смешалась волчья кровь теряя с каждым поколеньем силу, хранившую святой народ аманти от скверны малодушия и страха.

Столетье за столетьем кровь детей из рода волка разжижалась, растворяясь в бездне лисьих стран. От года в год навеки засыпала кровь аманти, пока последний волк не сгинул в дебрях бытия.

Пришедший на трон волка лис отринул волю предков аманити. Устои волка пали, пала воля стали. Что было создано аманти стало лисьим достиженьем, но искаженным и забывшем смысл…

— Любопытная сказка, — медленно проговорила свой вердикт Лакомка. — Выходит, во всем виноваты чиффы?

— Возможно, — честно пожал я плечами. — Но я бы не стал принимать всю историю на веру. Лисы ведь до сих пор живут на поверхности, сдавшись на волю иномирцев, от того подземные вымирающие зверяне Подземья считают их своего рода предателями. Хотя что-то в этой легенде должно быть и от правды.

— Вот как? Я удивлена, что ты понимаешь это.

— Про гверфов, поступивших так же, как сюзерен, среди сиин тоже говорят мало хорошего, но Болтор совсем не похож на похотливого тупого полумонстра, без обид друг.

— Природа наша и впрямь к этому склонна, — неожиданно признал свинолюд. — Но аки всякий вид имеем мы слабости. Как ворон магии лишен, или змей — совести.

— Что ж, по крайней мере на счет ассари наши мнения сходятся.

— Ладно, сиин, — вернула к себе внимание Лакки. — А что скажешь о том, почему ушел ваш род?

— Здесь как раз все просто, — я горестно усмехнулся. — Поскольку никакой мировой войны против аму не было, а была война волков с волками под флагами лисов, мы просто ушли в Подземье. Уже тогда нас осталось слишком мало. Оставайся сиин с аманити в те времена, нас ждала бы та же участь — вырождение и деградация. Изменить мы тоже ничего не могли — аму восприняли бы это как предательство. Вот и вся история.

— Вся? — настаивала магистресса.

— За владениями Хозяйки, за землями ледяных призраков, перейдя сквозь холод, смерть и проклятие, спустившись к самому дну Подземья и пройдя сотни каменных лабиринтов, чтобы подняться вновь, сиинтри обрели свой новый дом в час, когда род наш был практически истреблен. Волею Забытых богов, чье эхо услышали первые подземные рейнджеры, мы отыскали оазис в руинах, дарующих жизнь…

— Лакки, все готово, — послышался голос со стороны лестницы. Ученица магистрессы появилась в проеме, прерывая мой рассказ, за что я был ей благодарен. Я, конечно, знаю все это наизусть, как и любой сиинтри. Но делиться этим было откровенно лень. Не то время и обстоятельства. По-хорошему, мне вообще следовало сопровождать свой рассказ музыкой, но для этого тем более нужно определенное состояние. Ну или хотя бы отсутствие тревоги.

— Ладно, тогда думаю, еще свидимся и поговорим, если вы выживите в ваших делах с лисом. И если твой друг сдержит слово на счет перехода.

— Слушай, я уже уяснил как ты относишься к пустотникам, но я в их ряды по своей воле не записывался. И я держу данное слово.

— Еще бы, после клятвы сам знаешь чьим именем.

На втором этаже дома-башни оказалась библиотека. Недостижимые потолки, высокие окна с видом на переливающийся благодаря светлячкам-маноедам всеми цветами улицы. А вот сами полки были метров двух с половиной. Лишь чуть выше гверфа, которого не пустили наверх. Как, кстати, и ворона. Даже Лесат остался внизу.

Сквозь книжные полки произрастали тощие деревца с пышной кроной и обилием цветущих повсюду лиан. На полу было множество луж, судя по всему столь привычных этому месту, что к ним уже успели найти дорогу коренья библиотечного сада.

Удивительное место не осталось и без внимания магической фауны Подземья. По помещению лениво летали голубые и белесые светлячки, вспорхнула пара бирюзово-черных бабочек с подсвеченными крыльями, переливались мерцанием колонии люминориса.

Наверх поднялись лишь я, Лакки и Селифти, проводившая нас ученица. Но в помещении нас уже ждало еще несколько девушек — двух я уже видел внизу, в подвале, а теперь к ним добавилось еще четверо, от чего мне стало еще больше не по себе. Как-то это странно, когда один парень остается наедине с таким количеством дев.

— Занимай место по центру, — указала магистресса на свободный от увитых зеленой листвой и лазурными цветами участок.

Судя по отметинам на полу, раньше здесь стоял тяжелый стол, сейчас ютившийся у окна вместе с тяжелым деревянным стулом, напоминающим трон.

— Сядь на полу, вот здесь, и постарайся расслабиться. Представь, что твое тело находится в тепле, и по нему струится приятная тяжесть, — давала наставления Лакомка.

Другие девушки молчали, и старались держаться от меня подальше. Или не от меня, а от своей главы или от центра комнаты. Здесь было заботливо постелен небольшой, но пышный коврик, по углам которого лежали предметы не очень ясного мне назначения. Курились благовония, сразу перекрывшие собой мне нюх. Если бы не синестезия, я бы даже запах собеседника своего не чуял.

Конкретные нотки аромата я не смог распознать — просто не знал большую часть букета запахов. Разве что чуялось растительное происхождение, даже древесное, но не более. А вот за пределами коврика было то, ради чего нам пришлось задержаться с началом ритуала.

Пол вокруг меня покрывала вязь рунических символов, прописанных светящимся голубым порошком. От них исходила некая магическая сила, но я не был настоящим магом и ощущал лишь силу в чистом цвете сотворенного ими узора.

— Закрой глаза, Лиин. Хаос — стихия активная, не терпящая бездействия, поэтому это может выйти не с первого раза, но ты должен постараться расслабиться и очистить ум.

Я взял в руки в замок и с хрустом потянулся, выгибая спину. Причиной моей напряженности была вовсе не стихия, а несколько неотрывно смотрящих на меня глаз. Невольно начинаешь пытаться следить за каждым своим действием, когда знаешь, что на тебя откровенно пялятся со всех сторон.

За результат говорить не берусь, но я постарался.

— Суть медитации в том, чтобы постараться остановить внутренний диалог и продержаться в безмыслии как можно дольше. Твой разум будет сбивать тебя, посылая образы и прокручивая мысли, но ты должен отстраниться от них, — продолжила наставления Лакки. — С первого раза может быть сложно, тогда концентрируйся на дыхании.

Безмыслие…

…

Ну и глупо же я сейчас выгляжу, сидя в центре круга с таким серьезным лицом, будто взываю к древним богам. Хотя, я ведь действительно взываю к чему-то подобному, верно? Хаос внутри меня — что имела в виду магистресса?

Сайрис бы сейчас точно рисовал у меня на лбу непотребство. Слава забытым, что Лакки не позволила ему присутствовать.

Спина зачесалась, но что-то чесаться мне совсем не хочется. Вот же каламбур. Но выглядеть это будет эпически глупо — чесать спину, пока за этим пристально наблюдают шесть девушек и магистр домена.

Боги, а это не так просто, как кажется. Я сделал еще несколько попыток остановить внутренний диалог, но каждый раз мысли находили обходной путь. Когда удавалось заглушить мысленный ряд, начинался калейдоскоп образов из обрывков воспоминаний, фантазий и снов. В конце концов я начал ловить себя на мысли о том, что думаю о том, что ничего не думаю. Мда…

Тогда я начал концентрироваться не только на дыхании, но и внимательно пытаться рассматривать красноватую тьму закрытых век.

Вскоре сквозь них я начал различать дрожащие огоньки свечей, в обилии расставленных вокруг ритуального круга. Я принялся всматриваться в них, стараясь отрешиться от всего и расслабиться, как и было сказано. Но вот мысли никак не желали покидать голову. С большим трудом я прогнал глупости, однако на смену им пришли мысли более умные, о планах на будущее и возможных действиях во время следующей встречи с убийцами Троицы.

Почему в культуре сиин никогда не было места медитации ни у магов, ни у старейшин? Та же Айрэ при всей своей мудрости никогда не рассказывала мне о таких методах успокоения и приведения мыслей в порядок. Да и нужно ли это сиин, которые без того предпочитают забивать голову не размышлениями, а нотами.

Нотами, точно. Лиир — это и есть наша медитация. В мире сиинтри просто не бывает тишины. Прямо сейчас я слышу сердцебиение и дыхание всех учениц Лакомки и ее самой. Магистресса сбила мне восприятие запахов, а закрыв глаза, я отключил зрение. Но сиин воспринимают мир через слух.

Я медленно открыл глаза и улыбнулся. Лакомка посмотрела на меня сначала недовольно, а потом вдруг просияла:

— Ты что-то понял?

— Да. В моем народе уже есть подобная практика. Я не нарушу ритуал, если здесь будет играть хаани?

— Играть что?

Призвав слово силы, я вытащил из него Равноденствие, и на мельхиоровых гранях инструмента заиграли отблески свечей. Не услышав возражений, я коснулся первой ноты, зарождая несложный ритм, что вскоре перерастет в новую мелодию, которая вберет в себя все тревоги и унесет их прочь.

Холодная поверхность металлического барабана отозвалась нежной чередой звуков, берущей свое начало где-то в глубоко в сердце. Музыка полилась мощным потоком. Нечто похожее на то, что я играл в самом начале своего пути, спускаясь в клетке с храма безбожников в Геотерму. Но теперь мои навыки игры были во много раз выше, а руки окрепли и привыкли к быстрому ритму и независимым друг от друга касаниям к хаани.

Лакомке больше не потребовалось говорить ничего. Пространство вокруг меня исчезло само, глаза закрылись, а мысли уплыли прочь, гонимые течением лиир. Я полностью погрузился в музыку, растворился в ней, уже не обращая внимания и почти не замечая направленных в мою сторону взглядов. Но я знал, что на лицах собравшихся чародеек сейчас было замешательство.

Однако это не помешало магистрессе. Пусть ее мой способ вхождения в транс и удивил, сбить с намеченного плана не смог, и сквозь мелодию хаани до меня донеслись ее слова:

— Думай о Хаосе. Вспомни чувства, что он у тебя вызывал в разное время, но постарайся не погружаться в них, а наблюдать отстраненно, будто со стороны. Гнев — лишь одно из многих проявлений стихии. В истинном хаосе находится место всему.

Гнев? О да, во мне полно гнева. На чертовых ворон, на судьбу, на мерзкую стихию и снова на ворон. Как и в прежнем видении, я почувствовал острый укол ярости с жаждой действия. Встать, послать все в бездну, взять отряд каменных крошек и пойти наводить свои порядки в вороньих гнездах. Ненавижу ворон.

А еще, я ненавижу сиинтри, что позволяют с собой так поступать. Ведь даже сейчас нас, вымирающих, больше, чем весь их погрязший в деградации клан. И хаос даст мне для этого силы. Тем более, что пустота — это и его враг. Проклятой стихии плевать, что поглощать.

И еще, все это ложь.

На самом деле я ненавижу себя, за свою слабость и нерешительность. Живя в Геотерме, я с детства мечтал о свержении власти жирующих от безнаказанности крылатых, подбивал других на мятеж. Но почему я не зашел дальше? Скольким сорами я лично предъявил за их преступления? В конце концов, я мог сдохнуть, пытаясь. Но сдохнуть воином, не смирившимся с участью раба, что дрожит при мыслях о вороньей ротации. Пусть даже не за себя, но ведь жребий может пасть на любого из твоих близких.

Направление мелодии сменилось, став более хищным, и лиир ускорился. Я почувствовал, что Лакомка снова что-то говорит, давая наставления, но уже не мог разобрать слов. Музыка заполнила собой всё, вытесняя лишние звуки.

Нерешительное трепетное ничтожество, держащееся за пустые догматы, вместо того, чтобы взять все необходимое силой!

Мысль была настолько чуждой, и столь давно подавляемой, что я сразу догадался о главном — ритуал магистрессы сработал.

Пространство перед глазами обратилось бесконечной черной пустотой. Я чувствовал под ногами опору, но не видел ничего, кроме тьмы. Мелодия хаани продолжала литься нескончаемым потоком, только теперь я не понимал ее источник. Больше я не ощущал ни рук, ни собственного тела, словно зависший над землей шарик сознания.

И что от меня требуется сейчас?

Откажись от слабости, откажись от уязвимости и позволь себе измениться. Между тобой и твоими мечтами находится только одна преграда — ты сам.

Чернота перед глазами заколыхалась, словно была чем-то живым. Воздух казался плотным, но при этом я не чувствовал его сопротивления. Я вообще ничего не чувствовал, помимо того, что хотел передать мне хозяин этого места.

Тьма медленно, нехотя, принялась отступать, и сквозь мрачную взвесь начали проявляться очертания пространства вокруг. Бескрайнее бугристое поле колышущейся массы чего-то бордового и живого. То тут то там открывались и закрывались редкие глаза, перемежаясь с толстыми стволами тянущихся бесконечно ввысь, в серую мглу, щупальцами.

— Почему ты отвергаешь меня? Я хочу тебе помочь!

Теперь это была не мысль. Их живого тела титанического создания послышался тяжелый раскатистый голос, что никак не мог принадлежать ни одному из смертных. Невероятно медленный, низкий и вместе с тем четкий, будто тварь в горне чеканила каждое слово, кузнечным молотом вбивая в него смысл.

— Твоя помощь слишком дорого стоит. Я не собираюсь становиться твоей марионеткой! И я видел, что случается с теми, кто тебе служит!

— Они получили то, что хотели. Я стремлюсь лишь помочь.

— Хотели стать сшитыми из тел уродами? Серьезно?

— Они получили то, что хотели, — повторило порождение хаоса. — Они никогда более не будут одиноки.

— Мне не нужна такая помощь! Просто оставь меня в покое!

— Ты хочешь иного. Я дам иное. Я очень хочу помочь.

— Да не нужна мне твоя помощь! Мне бабушка не разрешает дружить с такими, как ты, — зачем-то ляпнул я сверху.

— Бабушка?

— Забытые боги, давай просто разойдемся миром. Так можно?

— Миром? Я дам тебе мир. Я помогу. Весь мир будет твоим.

— Да зачем? Тари и аму считали, что власть — это ответственность. Зачем мне лишняя ответственность? Я просто хочу освободить свой народ.

— Лииндарк Первый, король Подземья. Владыка шестой старшей расы зверян.

— Я же сказал — нет! — ответил я и с ужасом осознал, что тварь права. Я… хочу этого? Я?

— Если вороны исчезнут, кто возглавит сиин? — проявил осведомленность исполин.

— Айрэсдарк, — не раздумывая ответил я.

— Она стара и слаба. Цепляясь за традиции и лживое миролюбие, она косвенно поддерживает ворон.

— Нет!

— Я просто хочу помочь. И ты такой же, как я. Ты хочешь помочь. Помоги сиин. А я помогу тебе.

— Нет, — уже без прежней уверенности ответил я стихии.

— Но я очень хочу помочь!

— Мы ходим по кругу. Я уже дал ответ.

— Ты не справишься. Ты слаб. Я помогу тебе. Поддержу, дам силу. Дам добрый совет. Помогу.

— Великие забытые боги. Как отсюда выйти? — я ущипнул себя за запястье, но ничего не почувствовал. Лишь мелодия хаани висела в воздухе, постепенно стихая и теряя стройность прежнего ритма.

— Ты слаб, — повторило порождение хаоса. — Не мешай мне помочь тебе. Помоги мне помочь тебе. Прими меня. Я очень хочу дружить.

Где-то глубоко внутри сердце кольнула совесть. Ну вот, этого мне еще не хватало. Эй, Лииндарк, хаос коварен, не верь ни единому его слову!

— Ты слаб! Помоги мне помочь тебе.

Не слушай, Даритель… Дай мне сковать твои уши льдом, — этот голос, звучащий у меня в голове я уже слышал. Голос Цвета. На помощь пришел один из моих цветов.

Темно-бордовая живая земля и растущий на ней лес утопавших в густом сером тумане щупалец мелко задрожали, и в гамме из букета запретных цветов появились слабые отблески васильковой синевы.

Намек судьбы я понял. Я ничего не чувствую, а тело мое здесь лишь нематериальный сгусток, заблудившийся в живом лесу на теле древнего невозможного монстра. Но кое-что мне доступно и здесь.

А именно Цвет. И Музыка — я по-прежнему был связан с хаани, а мелодия Равноденствия свободна изменять души. И инструмент отозвался, силой бирюзы прикрывая разум от скверны. Цветосенция не требует никаких специальных действий, кроме желания разжечь искру Цвета. Но этого было мало, чтобы преодолеть притяжение порождения хаоса.

На что вообще рассчитывала Книжная Лакомка? Была мысль, что мне придется победить здесь некоего двойника или засевшую в голове нечисть, но все оказалось совсем иначе. Я сам пребывал в хаосе, и не мог из него выбраться, как тонущее в смоле насекомое. Здесь некого побеждать, не с кем сражаться и некуда бежать без полета. Но притяжение накрепко связывало меня с живой землей и не желало никуда отпускать.

— Я подвел тебя, Даритель, — послышался голос Цвета.

Нет, еще нет. Одним лишь звоном хаани мне не найти способ сбежать. Если я хоть на секунду прекращу свой лиир, последняя преграда между мною и хаосом падет. А значит, мне нужно что-то еще. Оружие, что дополнит мой ментальный щит зачарованного темной бирюзой хаани.

Васильковая синева принялась стекаться, выцветая в извивающихся щупальцах исполина и уходя мимо растущих на живой земле глаз, собираясь в едином месте. Звучание хаани замедлилось, чтобы принять в себя ноты насыщенной васильковым морозом адырны. К звонким ударам по металлическому барабану присоединились струнные ноты другого древнего инструмента.

— Почему ты отвергаешь меня? Ведь я просто хочу помочь! — Ледяная стужа накрыла тело порождения хаоса, но судя по его тону, в котором появилась легкая обида, я этого все еще было недостаточно. Замедлившиеся щупальца теперь почти не шевелились, а глаза порождения хаоса покрылись тонкой коркой льда.

Мало. Этого все еще слишком мало. Я лишь ничтожная песчанка в сравнении с этим древним порождением иномирной стихии. Почему подобное создание вообще снизошло до диалога с муравьем, вроде меня?

— Ты слаб, — подтвердила мои собственные мысли тварь. — Я помогу тебе стать сильнее.

Мысли стали вязкими, и не смотря на отсутствие тела, я начал с каждым мгновением поддержки моей борьбы ощущать все большую усталость. При этом я все еще не мог добиться ничего. Даже вложив все силы, всю свою хваленую волю и… ничего?

И тогда я услышал еще один голос. Тихий, зловещий и… предвкушающий.

Разум поразило болезненным уколом понимания. Я не справлюсь с имеющимися силами. Мне никак не сбежать из лап хаоса, как бы я не пытался. И я сразу понял, кому принадлежал зловещий шелест, шепот, осознавший свою полную власть надо мной в этот момент.

Судьба предоставила мне очень простой выбор. Хаос, или…

Цвета вокруг вновь изменились, сгущаясь тем, что издавна связывают у народа сиин со зверопадением, моральной деградацией зверянинана в зверя. На смену синеве пришел кровавый кармин. Окрасивший мой хоори запретный цвет. Еще одно зло, доселе дремавшее во мне, но которое я беспечно счел забытым и игнорировал.

— Просто по̵з̸о̵в̵и̶ м̴̲͙̖̑͗͊ё̸͍̖̂н̶̢̐͒̇я̷̻̲̊.̸͕̙̹̔…̷̩̆̈́̈͛͗̀̅͂̈̆̆͗̀̂͘͝!