Глава 10

Фигуру в темноте лестничного подъёма я скорее почуял, чем увидел. Замер, сгруппировался. Когда человек на ступенях пошевелился, я уже почти прыгнул на пол, чтобы тут же взвиться оттуда разящей боевой машиной. Но вовремя понял, что этого не требуется.

— Отставить, — послышался из сумрака усталый и чуть насмешливый голос.

Звякнуло стекло, повеяло лёгким перегаром.

Это был коллега Василий.

Так бывает: ты направляешься к себе домой с твёрдой установкой на трезвый, полный серьёзных размышлений вечер. Ты уже стоишь с ключом у двери. Но у судьбы оказываются на этот счёт другие планы.

Вася пришёл к своему другу майору Николаю Смирнову. Он пришёл со своим. Он долго прождал на площадке перед дверью, и пока ждал, из этого своего у него почти ничего не осталось. На то у Васи имелась понятная и простительная причина. Вася поругался с женой.

Настольная лампа освещала нашу спартанскую трапезу. Яичница, крупно нарубленная колбаса, разогретая вчерашняя вермишель, вываленные из банки в тарелку консервированные овощи. Бутылка, два стакана. Шторы были задёрнуты: нечего врагам-капиталистам за нами подсматривать.

Что там стряслось у Васи с супругой я, признаться, не очень и понял. Расстроенный Вася раза три начинал: «Вечно она заводит вот это своё…», потом махал рукой и брался за стакан.

Семейная ссора в условиях заграничного пребывания это, конечно, дело тяжкое. Жена не имеет возможности уехать, обидевшись, к маме. Ты не можешь плюнуть и сбежать на пару дней на рыбалку. А если о конфликте прознает начальство, так ещё и нагоняй всыплет. Я малодушно порадовался, что майор Смирнов проживал здесь один. Каково было бы приходить сюда к чужой женщине, ежедневно с ней общаться… Делить супружеское ложе… Вдруг бы она оказалась страшная, как ядерная угроза?.. Да, с этим мне однозначно повезло.

Изрядно окосевший Вася принялся-таки что-то рассказывать, про какие-то куртки, которые нужно было купить родителям жены и из-за которых и случилась размолвка. Я не слушал. Я думал о другом. О том, что все эти бразильцы, малазийцы и особенно колумбийцы отвлекают меня от моего главного дела. Вылезают, выпрыгивают, как чёртики из коробочки. Мешают, мешают. Так что пусть идут они все лесом. По крайней мере — пока я буду заниматься тем, что куда важнее.

— Ты, давай, не загружайся этим всем, — обратился я к Васе, когда тот замолчал и стал понуро водить пальцем по клеёнке на столе. — Отвлекись. Скажи вот, например, что ты думаешь о нашем руководителе, Гордиевском Олеге Антоновиче?

Василий посмотрел на меня исподлобья. Моргнул пьяно и удивлённо. Потом откинулся на спинку стула и слегка пристукнул ладонью по столу.

— Да что там о нём думать… Начальник как начальник. И дело вроде знает. Сам правда, вербует и добывает немного, всё какую-то мелочёвку. Ну, я так слышал. Но ему уже и не надо, он теперь руководит. Центру виднее кого главным ставить, там свои резоны.

Прервавшись на то, чтобы выудить из тарелки затопленный в томатном соусе кусок какого-то овоща и откусить оттуда кусок, Вася продолжил:

— А как человек он так себе. Я бы даже сказал, говнецо человек. Высокомерный слишком. Думает, если в театр ходит и пару-тройку умных книжек прочитал, то он тут белая кость среди черни. Это же заметно, не? Хотя с чего там нос задирать, непонятно. Наш Лапидус, вон, пообразованнее некоторых будет, а аристократа из себя не корчит.

Вася замолчал, посмотрел на меня с прищуром.

— Ну что, всё записал, диктофон не подведёт?

— Ты чё, Вася? — опешил я от такого поворота.

— Да шучу, шучу. Вечно ты шуток не понимаешь.

Шутник, блин.

— У тебя потом перепишу, если что, — пробурчал я.

Этот анекдот про двух кагэбэшников Вася знал, заулыбался.

Но разговор этот затевался мной не для того, чтобы мы тут обменивались шутками.

— Гордиевский работает против нас, — сказал я.

Бахнул из главного калибра. Выложил карты на стол. Раскрыл человеку душу.

— Да это я уже давно понял, — ответил Вася.

После таких слов у меня перехватило дыхание. Я крякнул, закашлялся, и недавно съеденное и выпитое чуть не попросилось из меня обратно. Вася всё знает? И молча работает под началом изменника Родины? Да что у них тут такое творится⁈

Коллега Василий заботливо похлопал меня по спине.

— Что именно тебе известно? — спросил я осипшим голосом.

Вася, кажется, удивился.

— Да то же, что и тебе. Что когда его утвердят в должности резидента, он постепенно притащит сюда других людей. А нас попереводят куда-нибудь, к чертям собачьим. Работать в Дании желающих полно.

Вот он о чём. Ну, это ладно. У меня отлегло от сердца.

Но нужно было повернуть разговор в нужную мне сторону.

— Нет, Вася, я не о том, — сказал я. — Гордиевский предатель. Он работает на англичан.

Вася молчал, наверное, с минуту.

— Откуда информация? — спросил он наконец.

— Из оперативных источников, — расплывчато ответил я.

— А, понятно, — сказал Вася. — От Леонардо, небось. Или от другого такого же пентюха.

Вася не очень доверял способностям майора Смирнова добыть информацию такой значимости. Отчасти он был прав, вербовок кого-то из руководства датской контрразведки или среди английской резидентуры за майором не числилось.

— Там посерьёзней человек, — попытался заверить я.

Получилось неубедительно.

— Тебе сами англичане эту туфту и подбросили, — заявил Вася, — эти такое любят.

Его пальцы сердито забарабанили по столу.

— Да. Или цэрэушники. А ты хаваешь, как толстолобик прикормку. Ещё и со мной притащил поделиться, блин. Нет, Колян, это туфта. Он, Олег наш, знаешь из какой семьи? Отец всю жизнь в НКВД и дальше в МГБ, брат старший тоже из наших, мне говорили, вроде бы нелегалом где-то. Нет, в этом смысле он надёжен.

Вася ненадолго задумался, почесал под носом.

— Вообще это обычная для англо-саксов практика. Сеют, так сказать, недоверие. Я, слышь, когда в Алжире работал…

Тут он запнулся, замолчал. Посмотрел задумчиво на потолок и на стены. В глазах мелькнуло нечто, похожее на внезапное понимание. Он вскочил, поискал что-то на кухонных полках и в серванте. Побежал в коридор, тут же вернулся, неся в руках небольшую книжицу и шариковую ручку.

Книжица оказалась блокнотом для записей. Вася распахнул его и размашисто вывел на чистой странице:

«Ты это для прослушки болтаешь? Операцию, что ли, проводим?»

Передал ручку мне.

«Нет, я серьёзно», — написал я под его каракулями.

«Тогда иди в жопу, легковерная ты дубина», — сделал он новую запись.

Написав это, Вася поднялся и пошаркал к выходу. Он сунул ноги в башмаки, забрал с вешалки пальто и ушёл не прощаясь.

* * *

Утром на работе мы с Васей поздоровались обычным образом и потом общались весь день как ни в чём не бывало. Вася пахнул одеколоном, и о вчерашнем возлиянии средней степени тяжести ничего в его облике не напоминало.

Полдня я провёл за бумажной работой наподобие вчерашней. В обеденный перерыв Гордиевский за пределы посольства не выходил, так что викинг Йенс, дежуривший в своей чёрной машине такси недалеко от ворот, мне не понадобился.

После обеда я отправился в город и занялся делами оперативными. В майорском графике значилась встреча со знакомым журналистом, Мартином Нильсеном, тот представлял одно скромное, но прогрессивное издание. Иногда там печатали материалы, которые готовили советский пресс-атташе или сам майор. Но суть отношений с Мартином заключалась в другом: Мартин подбрасывал свежую информацию о политической и экономической жизни страны. Майор, в свою, очередь, служил для своего собеседника источником интересного из сферы дипломатии и международных отношений. В общем, сотрудничество это было взаимовыгодным.

Дальше я для отвода глаз встретился с ещё одним газетчиком, потом поболтал с весёлым толстяком, ведущим политическую передачу на радиостанции. Дальше в списке была толстая рыжеволосая бабища из международного журнала, от которой пахло кислой капустой и которая разорила советскую резидентуру на целых три недешёвых коктейля. Потом ещё две встречи с не такими колоритными собеседниками.

Покончил с этой обязательной программой я уже ближе к концу рабочего дня. И тогда поспешил в прокат автомобилей. На вечер у меня имелись некоторые планы. Для их осуществления была нужна машина — такая, что не будет меня выдавать, если мне потребуется поколесить за кем-нибудь по городу. Эксплуатировать третий день подряд Йенса было уже неприлично.

Заведующий прокатом, невысокий тип с испитым лицом и хитрыми бегающими глазками, всё пытался втюхать мне что-то из дорогих экземпляров. Такая машина, новенькая и блестящая, наверняка притягивала бы на дороге лишние взгляды. А как раз это было мне категорически не нужно. В конце концов я ткнул пальцем в невзрачный тёмно-синий форд, протянул положенную сумму в кронах и потребовал ключи.

К посольству я подъехал к тому времени, когда народ расходился и разъезжался оттуда по домам. Припарковался в проулке и стал наблюдать.

Люди выходили из ворот. Прошёл к своей машине насупленный Пеняев. Мелькнула среди других посольских работников блондинистая голова Кисляка. Пошагали по тротуару Журавлёв с другим моим соседом по кабинету. Вася и доктор Лапидус вышли за ворота вместе, постояли, о чём-то болтая, попрощались за руку и разошлись.

Объект моего ожидания Олег Гордиевский показался только через час. Понятно, подумал я со злостью, уходит с работы позже всех, как примерный руководитель. А сам переснимает там на микрокамеру «Минокс» секретные документы советской разведки для своих английских хозяев. Хорошо пристроился, сволочь. И за руку не поймаешь, запирать кабинет он при этом наверняка не забывает.

Остаётся только — вот, следить.

Во всяком случае, я точно знал, что его встречи с английским куратором — неоспоримый факт. Буду следить. Рано или поздно я застигну его на месте преступления, скручу и выбью признание. Чистосердечным оно не выйдет, потому что сердце у предателя грязное и гнилое. Но коллеги здесь и начальство в Москве, думаю, примут это признание во внимание, каким бы оно ни было.

Гордиевский уселся в свой Ситроен и выехал на дорогу. Отпустив его подальше, я двинулся следом.

Шанс на то, что объект моей слежки прямиком с работы отправится на встречу с английскими разведчиками, был не велик. Этого и не случилось. Поездка по городским улицам длилась недолго, и приехали в знакомые места — туда, где мы проживали в соседних домах. Гордиевский зарулил на подземную парковку, в его доме имелось такое роскошество. Я же пристроил машину поодаль, но так, чтобы оттуда хорошо просматривался выезд.

То, что предатель выедет обратно в ближайшие полчаса, было маловероятно. Я не был уверен, что он вообще сегодня покажется из квартиры. Поэтому решил заскочить домой. Есть не хотелось, половину своих рабочих встреч я провёл в ресторанах и кафе, так что налопался там до отвала и с запасом. Но дежурить в машине я намеревался как минимум до полуночи, так что вопрос с питанием надо было решить.

Из моей комнаты были видны окна квартиры Гордиевского в доме напротив. Я постоял минут пять, понаблюдал. На кухне там горел свет, несколько раз мелькнула светлоголовая фигура жены Гордиевского, Ирины. Сам он тоже пробыл какое-то время за кухонным столом, потом ушёл. Скоро в зале зажёгся неяркий свет — торшер или настольная лампа. Квартира был выше моей на два этажа, сильно не понаблюдаешь. Видимо, предатель завалился на диван с томиком какого-нибудь Теннисона, на языке оригинала.

Или же включил лампу, наоборот, для конспирации. А сам уже оделся и спускается по лестнице.

Было чуть больше половины восьмого. Я рассовал по карманам приготовленные бутерброды и бутылку с водой и потопал на улицу, к машине.

Потянулось время ожидания. Устроившись на заднем сиденье, я смотрел на выезд из подземного паркинга, что находился метрах в ста. Свет уличных фонарей искоса освещал стену дома, и прямоугольник проёма выглядел как пещера. Вылезет ли сегодня вечером из этой пещеры дракон? Кто его знает. Но следить за его пещерой нужно. Вылезай, драконище! Всё равно в покое я тебя не оставлю. Буду поджидать каждый вечер, а на выходных засяду здесь с самого утра. И когда время наступит, я не оплошаю. Так чего тогда тянуть?

Но никто из парковки не выезжал. Все только, наоборот, заезжали туда, гасили фары своих машин и, не выходя наружу, поднимались по внутренней лестнице к себе в квартиры.

У себя дома сидел сейчас и предатель Гордиевский. Если только он не умудрился выскочить из квартиры за то короткое время, когда я поднимался к себе. Но это вряд ли. Окон его квартиры отсюда видно не было. Но оно, пожалуй, и к лучшему: так у него не было возможности даже случайно засечь, как его подчинённый Николай Смирнов залез зачем-то в неизвестный автомобиль и сидит там часами напролёт.

Подъездная дверь с моего места тоже просматривалась, так что уйти из дому пешком, без машины, мой подопечный тоже не мог.

Время шло, я сидел. Автомобили стали заезжать в паркинг всё реже. По тротуару мимо моего укрытия то и дело проходили люди. Поодиночке, вдвоём или плетясь на поводке за своим четвероногим собачьим питомцем, датчане совершали вечерний променад. Однажды из проёма выехала-таки машина. Я подскочил, готовый поскорее перебраться на водительское сиденье и трогать в путь. Но нет, то оказался посторонний микроавтобус, и мордатый мужик за рулём на Гордиевского походил мало.

— Ну, блин.

Разочарованно ругнувшись себе под нос, я продолжил ждать дальше.

Место моё с точки зрения наблюдения за выходом и выездом было отменное. Только вот в одном моменте оно подкачало. За тем, чтобы удовлетворить малый зов природы, пришлось отойти от машины довольно далеко. Как-то неловко было делать это чуть не у всех на виду. Тем более, у них тут что ни стена, то памятник архитектуры. Нарвёшься на полицию, потом реакционная пресса радостно разнесёт новость: советский дипломат справил нужду на историческое здание такого-то века.

Пока я искал укромный угол и крался в темноте, закон подлости проявил себя во всей своей красе. Выяснилось, что закон этот вовсю работает и в 1977 году.

Возвращаясь по тротуару обратно, я услышал шум мотора. А потом со стороны дома на дорогу выехала машина. Это был он, ситроен Гордиевского! Я едва успел пригнуться за тёмной полосой кустарника. Набирая скорость, автомобиль предателя прошуршал в ту сторону, где вдалеке моргали жёлтые огни светофоров.

Укрываясь за рядом припаркованных машин, я рванул к своему форду.

* * *

Пока я попадал ключом в замок зажигания и потом выруливал с обочины, ситроен был уже далековато. Загорелись красные огни, водитель притормаживал у перекрёстка. Потом, моргая поворотниками, машина ушла налево и скрылась из вида.

Я вжал педаль газа в самый пол, форд протяжно зарычал, и я погнался за предателем.

В поворот вошёл с небольшим заносом и визгом резины. Летел не зря — ещё секунда, и поворачивающее вдалеке с главной дороги белое авто я бы уже не увидел. Понёсся туда по пустому вечернему городу. На повороте едва не врубился в вынырнувшее с той самой улицы бестолковое такси. Теряя драгоценные секунды, подождал, пока машина с шашечками освободит проезд. А повернув, увидел, что дорога впереди совершенно пуста. Ситроен Гордиевского с неё пропал.

Я покатил по длинной улице, на которую лили свой скудный свет редкие фонари. Пересёк три перекрёстка — на каждом вертел головой, не мелькнут ли слева ли справа знакомые красные огни.

Огни мелькнули, и мой форд устремился туда. Я гнался за машиной, что уходила по тёмным, насыщенным поворотами улицам. Я старался не слишком сокращать дистанцию. У меня, в общем-то, неплохо получалось.

А потом встречные фары осветили того, за кем я тут гоняюсь… И это оказалась не машина Гордиевского. То был какой-то никчемный и бессмысленный рено.

Развернувшись с хрустом руля и скрежетом ходовой части, я полетел обратно. Вернулся на предыдущую улицу. Пронёсся по каждому из этих злополучных перпендикуляров по полкилометра туда и обратно, кляня всё на свете страшными словами. Белого предательского ситроена нигде не было. Не было ситроена!

Предатель Гордиевский выехал в этот поздний час на конспиративную встречу, а я умудрился его потерять…

Ведомый скорее отчаянием, чем размышлением и интуицией, я возвратился на ближний из этих поганых перекрёстков. Там повернул налево. Майорская память подсказывала, что так можно выехать к трассе, соединяющей районы города. Было логично проводить шпионские встречи подальше отсюда, от дипломатического квартала. Я полетел по пустой улице. Дорожные знаки мелькали по обочинам. Обогнал трясущийся в стороне по рельсам светящийся пустыми окнами трамвай.

Дорога действительно вывела на трассу. После секундного раздумья я повернул налево.

Здесь, на трассе, я выжал из бедняги форда всё, что было за его железной душой. Он отчаянно ревел двигателем, но нёсся вперёд. Отбойники, что отделяли встречные полосы трассы, слились в сплошную пролетающую рядом стену. Я обогнал три легковушки и едва успел увидеть, что это не те, кого я ищу.

На доли секунды в свете фар вспыхнул знак ограничения скорости, потом другой, о близком перекрёстке. Я чуть притормозил, и перекрёсток промелькнул почти так же быстро, как и знаки. Но мой отчаявшийся глаз уловил нужное. Это был он, белый ситроен! Я даже успел разглядеть дипломатические номера. Только вот он уезжал по уходящей влево дороге — туда, где вдали светили из темноты окна многоэтажек. А я этот поворот уже проскочил.

Рассчитывая развернуться на следующем перекрёстке или в разрыве разделительного отбойника, я прибавил газу. Пролетел километр или два, потом передумал: до разворота могло оказаться слишком далеко. За мной никого не было, так что я резко затормозил и, хрустя рычагом переключения передач, быстро развернулся. Врубил аварийку — и погнал обратно по встречке.

Попавшимся навстречу я издалека моргал дальним светом фар. И всё равно они шарахались от меня и истошно сигналили. В этом я их вполне понимал.

Долетев до поворота и повернув, ситроена я, естественно уже не увидел. Скоро начался микрорайон с многоэтажными домами, дорога разделилась развилками. Я понял, что найти здесь, среди рядов припаркованных под домами машин, автомобиль Гордиевского сразу не получится. А если не сразу, то на кой-чёрт вообще…

Но тут я его увидел. Белый ситроен пристроился на обочине впритирку к мусорным бакам. Его дипломатические номера весело блеснули в свете моих фар. Он был пустой, и людей поблизости не наблюдалось.

Я опоздал.

И тут мне показалось, что недалеко между домами мелькнула быстрая тень.

Бросив машину чуть не посреди дороги, я выскочил наружу. Дверью не хлопал, закрыл её почти бесшумно. И так же почти бесшумно побежал туда, к домам.

Я успел услышать только стук подъездной двери. Так что даже подъезд определил только приблизительно, какой-то из трёх. Стал наблюдать из-за угла дома. Было ещё не очень поздно, тут и там светились окна, где-то через шторы пробивался голубоватый свет от телевизоров. В этот раз мой фокус не прошёл: никто в окно не выглядывал или же выглянул так осторожно, что я этого не заметил.

Зато заметил, как в одном из окон на втором этаже зажёгся тусклый свет — наверное, в коридоре. Это могло быть, конечно, совпадение. Более того: квартира, куда поднялся Гордиевский, могла вообще не иметь окон на эту сторону. А если там, в квартире, его ждали, то свет в окне уже и так горит.

Отбросив сомнения, я отправился к двери подъезда. Здешние дома кодовых замков на дверях не имели — чем дальше от центра, тем оно бывает попроще.

Тихо поднялся на второй этаж. Взглянул в глазок: ничего не разобрать. Постоял, приложив ухо к чёрной дерматиновой двери. Вроде бы в квартире кто-то ходил, но тут мой напряжённый мозг мог выдавать желаемой за действительное. Голосов слышно не было. Оно и понятно: если зажёгся свет, то Гордиевский пришёл сюда первым и говорить ему пока не с кем.

Поднявшись на этаж выше, я примостился у поддувающего сквозняком окна и замер в ожидании.

Ждать пришлось не очень долго. По двору кто-то прошёл, скрипнула дверь подъезда. По ступеням застучали шаги. Человек легкомысленно и непрофессионально забыл проверить, не поджидают ли его этажом выше. Позвякивая связкой ключей, он пошагал к двери. А я бесшумно спустился по лестнице и пошагал к нему.

И тут моя готовая к не самым дружеским объятиям рука повисла в воздухе, а потом медленно опустилась.

Я узнал человека, явившегося для встречи с предателем Гордиевским.

Это был доктор Лапидус.

Загрузка...