Резидент КГБ. Том 1

Глава 7

Вернувшись под вечер в свою одинокую квартиру, я умылся холодной водой, разгоняя хмель, умостился поудобнее на диван и принялся размышлять.

Итак, моя задача — разоблачить предателя Гордиевского. Который на данный момент выполняет обязанности резидента советской разведки в Дании. Пребывает на хорошем счету у начальства. И не в чём его порочащем совершенно не подозревается.

Как я могу эту задачу выполнить?

Вот тут надо подумать. Понятно, что при помощи голословного доклада в Центр сделать это не удастся. В Москве докладу просто не поверят. А отправившего подобное донесение майора Смирнова сочтут бестолковым интриганом. В самом лучшем случае — потребуют доказательств. Которых у меня нет.

Так что Гордиевского мне нужно брать самому, на месте преступления и с поличным.

Я представил себе, как подкарауливаю его ночью, возле сейфа. Выскакиваю из укромного угла, и он застывает с охапкой секретных документов, листы рассыпаются на пол из его перепуганных рук… Но вытаскивать документы из сейфа это ещё не преступление. Преступление — передавать их представителю вражеской спецслужбы. Вот за этим мне и нужно его застукать.

Я сосредоточился и попытался вспомнить всё, что читал об истории предательства Олега Гордиевского, а конкретно: о датском периоде тех событий.

К измене своей он шёл долго и расчётливо. Зная о том, что квартиры советских дипломатов скорее всего прослушиваются, стал в разговорах с женой поругивать царящие в СССР порядки. Тем самым он провоцировал у невидимых слушателей идею о своей пригодности к разработке. Какое-то время датская служба безопасности и разведки ПЕТ к нему присматривалась. И когда датчане подкатили, наконец, к нему с вербовочными намерениями, он особо не ломался.

Работал с ПЕТ Гордиевский недолго, скоро датские офицеры передали этот перспективный объект своему «старшему брату», британской разведке. И вот тут предатель постепенно развернулся на полную катушку. Сдавал наших нелегалов и завербованных коллегами агентов. Сдавал самих коллег. Таскал для копирования приходящие из Центра микроплёнки с зашифрованными приказами, пачками передавал бумажные документы.

Но каких-то конкретных деталей я почти не помнил. Я просто собрал материал, написал статью — и тут же выбросил, как водится, из головы.

Кто ж знал, что всё это понадобится при таких вот обстоятельствах…

Хорошо помнил я лишь один эпизод. Гордиевский выдал советского агента в Норвегии — женщину, военную медсестру. Услышал о ней от какого-то проезжего болтуна, здесь, в датской резидентуре. И сообщил англичанам, без опасений, что подозрение может пасть на него. Женщину арестовали. Майор Смирнов знал об этом деле, оно прогремело по всей Скандинавии не так давно. Медсестру звали Гунвор Хаавик. Это был болезненный провал. И его, к сожалению, было уже не предотвратить.

Ещё я вспомнил, что со своими кураторами изменник встречался на специально снятой для этого англичанами явочной квартире. Он ещё выдвинул условие, чтобы их разговоры не записывались, а они его всё равно писали. Выявление адреса этой квартиры могло стать ключевым фактором моей задачи.

— О! — сказал я сам себе.

Этот неожиданный, гулко прозвучавший в пустой квартире звук натолкнул меня на другую мысль. Прослушка в жилищах работников советского посольства наверняка продолжает работать и сейчас. А мы сегодня у Лапидуса столько всего наговорили!

Хотя…

Поразмыслив, я пришёл к выводу, что вряд ли мы там выболтали что-то для вражеских разведок интересное. Ну, пообсуждали немного взаимоотношения в своём рабочем коллективе. Кому нужны эти нюансы? Тем более что британцы, наверное, предоставленные им датчанами записи особенно и не расшифровывают. Потому что — а зачем? Имея такого высокопоставленного «крота», они и так в курсе всех наших дел.

Сейчас, прокручивая в голове недавнюю беседу с коллегами, я задумался о том, что сказал мне доктор. И чем больше я об этом думал, чем более странными начинали мне казаться докторские слова. Своим предложением передавать ему содержание того, о чём я буду разговаривать со своим руководителем, он, по сути, подбивал меня на преступление.

Зачем это ему?

Тут мне виделись три варианта. Может быть, доктор что-то знает о предательстве Гордиевского. Ну, или догадывается. И пытается по дружбе спасти меня от беды. А может он, опять же зная или догадываясь, ведёт своё секретное расследование. Не исключено даже, что с санкции Центра. Только вот увенчаться успехом это возможное расследование, как подсказывают будущие события, шансов совсем не имеет.

Ну и ещё один вариант, на первый взгляд нелепый, но не сказать чтобы совершенно невозможный. Что, если доктор тоже чей-то агент? Например, израильского Моссада. И необычную свою фамилию Лапидус он носит не просто так. Нет, для работника медицинской сферы такая фамилия, в общем, нормальна. И всё равно… Но шутки шутками, а червь сомнения уже пробрался в сердцевину моих размышлений, и выгнать его оттуда представлялось чем дальше, тем сложнее.

Не сильно они тут высокого мнения о майоре Смирнове, как я погляжу. Манипуляторы хреновы. Обидно за майора, зря они так. Хотя, может, и не зря. В том смысле, что — а пускай себе. Пусть держат меня за человека посредственных умственных способностей. Усердного, но недалёкого. Так мне будет легче с ними всеми разобраться.

А за майора было всё-таки обидно. Майор, вот, запросто помнил имя Дато Буанг Разали Джалал. А такое под силу далеко не каждому.

Утром я приехал на работу на служебном фольсквагене. Посол и другое начальство имели специальные парковочные места, майор Смирнов такой привилегией не обладал, так что парковаться пришлось поодаль, рядом с посольскими воротами всё уже было заставлено.

Какое-то время потёрся в кабинете, что мы делили с пресс-атташе посольства. Самого его на месте не оказалось, что меня, конечно, устраивало. Порылся в своём столе. Сначала испытал лёгкую панику от того, что не могу разобраться, чем я по этой своей неосновной специальности занимаюсь. Потом догадался расслабиться и отпустить мысли и чувства. Тогда память майора Смирнова пришла на помощь: руки сами собой потянулись к нужным ящикам, а мелкая моторика пальцев сделала своё дело. На стол извлеклись актуальные бумаги, и я немного их поизучал.

Пресс-атташе, смирновский номинальный начальник, конечно, знал об основном роде деятельности своего якобы подчинённого. Поэтому его побаивался и работой загружать и не думал. Но майор не наглел и какую-то помощь оказывал: готовил отзывы на международные события, помогал составить комментарии для прессы, писал статьи для посольского бюллетеня.

Долго торчать в отделе пресс-службы я не стал, отправился в здание, где обосновалась резидентура.

Сегодня собраний не было, разведчики занимались каждый своим делом. Дела эти были по преимуществу бумажные. Рассевшись за столами по трём кабинетам, люди в пиджаках что-то быстро писали, другие просто сидели, сосредоточив лица. Через приоткрытую дверь я увидел из коридора Пеняева, тот обложился газетами и заполнял рукописными строчками лист, высунув от усердия язык.

Кабинет Гордиевского был закрыт, но я знал, что предательский резидент на месте, видел на парковке его ситроен.

В помещении, где стоял мой стол, обнаружились двое: Вася и высокий молчаливый капитан по фамилии Журавлёв. Два других стола пустовали, и это было обычное дело: ребята могли заниматься оперативной работой в городе или отсыпаться после вчерашних ночных заданий. При моём приближении Журавлёв перевернул изучаемую бумагу текстом вниз и протянул мне руку.

— Здорово, — поприветствовал меня и Василий.

На столе у него, занимая всю поверхность, распростёрлась карта города Копенгагена. Вася прокладывал по бумажным улицам маршрут из нитки, потом принялся мерить распрямлённую нитку линейкой и вычислять расстояние с учётом масштаба. Да, тяжко им тут живётся без цифровых технологий. А с другой стороны и легче: уличные камеры только начали появляться, они ещё не умеют распознавать лица и сами поднимать тревогу. Из космоса уже следят, но вся эта техника шагнула пока не очень далеко.

Повесив пальто на вешалку, и усевшись за свой стол, я зашарил по ящикам. И обнаружил там всякую ерунду: картонные папки без содержимого, стопку чистой бумаги, россыпь скрепок и прочие канцтовары. Потом память майора подсказала: сейф.

И точно, у стены высился серый металлический монстр, мой, персональный. Замок был дисковый. В памяти сразу всплыли кодовые цифры (вот было бы весело, если бы этого не случилось). Покрутив диск и набрав нужную комбинацию, я потянул на себя тяжёлую дверцу. Ряд толстых серых папок взглянул на меня из пахнувшего пылью и железом сумрака.

Скоро папки образовали две средней высоты стопки у меня на столе. Вася посмотрел с удивлением, но ничего не сказал.

Едва ли в этих материалах имелось что-то, что было способно помочь мне в деле разоблачения предателя. Сейчас, сидя за своим рабочим столом, я просто кое-чего ожидал. И заодно, чтобы не терять напрасно времени, решил войти в курс шпионских дел майора Смирнова.

Для того, чтобы уяснить суть материала, оказалось не нужно вчитываться в содержимое документов долго и внимательно. В одних папках я просмотрел первые страницы, другие достаточно было просто взять в руки. Информация выныривала мне в голову из каких-то тёмных глубин — и становилась моими собственными знаниями и моей памятью.

Оказалось, майор не зря ел свой шпионский хлеб. За душой у него имелись неплохие вербовки: два некрупных политика левого толка, корыстный человек из паспортного отдела мэрии, мелкий полицейский чин с надеждой на карьерный рост, многообещающий пакистанский дипломат и, пожалуй, главная удача: техник с базы ВВС в Ольборге. Также имелась перспективная разработка в лице доверенной секретарши одного депутата, главы парламентского комитета. Сеть к ней была заброшена, неоднократные подарки благосклонно приняты, и интересные сведения уже отразились в паре майорских отчётов. В этих отношениях всё было целомудренно и по взаимному согласию: интим если и подразумевался, то когда-нибудь потом, в неопределённом будущем.

Я держал в руках трудовые майорские папки, и чувствовал, как у меня горько сжимается сердце. Все эти труды были напрасны. Контакты были под колпаком. Доверившихся советской разведке людей высокопоставленный предатель сдал противнику, всех их ждали арест и тюремные сроки…

Думая и переживая об этом, я так увлёкся, что едва не пропустил то, чего ждал. В конце коридора хлопнула дверь, по паркету протопали ожидаемые мною шаги. Гордиевский покинул кабинет и намылился куда-то уезжать.

Тогда я сложил свои бумаги, замкнул их в сейф, схватил пальто и поспешил на улицу.

Копенгагенская оживлённая улица проносилась за автомобильным стеклом. Белый ситроен мелькал впереди, блестел бампером, прыгал между рядами. Подполковник Гордиевский куда-то очень торопился. И я надеялся, что торопится он не куда-нибудь, а на встречу со своими английскими хозяевами.

Ехать хвостом за опытным разведчиком, каким мой оппонент, безусловно, являлся, на своей машине было неосмотрительно. Поэтому неподалёку от посольских стен меня с самого утра ждало такси. Причём такси не простое: за рулём сидел викингоподобный мужик с перебитым носом, его звали Йенс. Майорское воспоминание об этом парняге ворвалось ко мне в голову по дороге на работу. Тогда меня, устремившись к машущей на тротуаре дамочке, бесстыже подрезала такая же чёрная машина с шашечками, в какой сидел я сейчас. Сидел на заднем сиденье, скрытый от посторонних взглядов тонированными стёклами.

Знакомство майора Смирнова с Йенсом случилось с полгода назад и было обставлено драматически. Там в свете уличного фонаря трое теснили к стене одного, и ножи в руках блестели тускло и неумолимо. А прохожий ночной человек на предложение «валить нахрен» расстроенно хмыкнул — и принялся отрывать от скамейки длинный и толстый брус. Тут же выяснилось, что оторванный от скамейки брус это в умелых руках оружие поразрушительнее ножа. Скоро трое прилегли на асфальт, а четвёртый перевёл дух — и повёз отшвырнувшего брус прохожего в машине с шашечками. Потому что драки драками, а майор куда-то очень спешил по работе.

Сотрудничество это было взаимовыгодно. Новоявленный знакомец майора Смирнова кроме изначального подарка в виде спасения жизни дальше время от времени получал интересные и щедро оплачиваемые рейсы. Сам же майор заимел надёжного человека и, как оказалось, очень умелого водителя. Надёжность, правда, далёкий от наивности майор несколько раз проверил, попросив Йенса отвезти его к специально для этих целей оборудованным тайникам. Позже добирался туда своим ходом, смотрел: сигнальные контейнеры вскрывать никто не пробовал.

Эти деловые отношения ни в каких внутренних отчётах не отражались, что оказалось теперь очень кстати.

Сейчас Гордиевский мчался на служебной машине с дипломатическими номерами, а Йенс уверенно сидел у него на хвосте. Впрочем, выявить слежку или избавиться от неё изменник Родины, кажется, и не пытался. Он просто куда-то спешил.

Мы уезжали прочь от дипломатических и исторических кварталов города. Подполковник направлялся в жилые районы северо-западной части Копенгагена. Для меня это был хороший признак. Прикатив, например, к своей квартире, что располагалась в четырёхэтажном доме напротив такого же моего, он бы меня сильно разочаровал.

Но нет, мы уже неслись среди типовых белых высоток. Движение здесь было не такое интенсивное, как в центре, дистанцию приходилось держать приличную. Тут я в очередной раз порадовался, что предусмотрительный майор Смирнов обзавёлся таким человеком как Йенс. Отправься я сюда на своём дипломатическом фольксвагене, затею со слежкой пришлось бы, пожалуй, сворачивать. Обычный таксист предложению поиграть в шпионов вряд ли обрадовался бы и с немалой вероятностью доложил бы потом обо всём в полицию. О том, что под видом таксиста мне могли бы подсунуть кадрового сотрудника датской контрразведки, забывать тоже не стоило.

Наконец ситроен вильнул к обочине и остановился. За тротуаром и полосой газона блестели окна многоэтажного жилого дома. Через газон виднелась дорожка в тёмную арку.

— Не останавливай, — скомандовал я.

Но Йенс знал своё дело и без меня.

Мы чуть сбавили скорость и продолжили движение. Когда проезжали мимо машины Гордиевского, тот уже выбрался на тротуар. Он искоса взглянул в нашу сторону, и я подавил в себе желание пригнуться к сиденью. Но нет, всё было в порядке. Тонировку стёкол делали как раз для таких случаев. Да и наша машина была здесь не единственная — две легковушки, недовольно зарычав моторами, принялись нас обгонять.

Мы катили дальше, я наблюдал через заднее стекло. Гордиевский прогулочным шагом двигался вдоль дома. Он не спеша прошёл мимо арки, и у меня упало сердце. Видимо, предатель что-то заподозрил. Сейчас он протопает туда и сюда, заглянёт для вида в магазинчик в соседнем доме, купит там датскую народную булку под названием шпандауэр — а потом запрыгнет в свой ситроен, развернётся и поедет обратно в посольство.

Но нет, Гордиевский не пошёл в магазинчик. Он сделал ещё пару шагов от арки, потом вдруг резко развернулся и нырнул в её тёмное нутро.

— Тормози!

Я чуть не на ходу вывалился из машины и перепрыгнул на тротуар. Там, напустив на себя озабоченный вид и нервно взглядывая на часы, я поскорее пошагал к арке.

Здесь было слабое звено моего плана. Выследить дом, в котором находилась предположительная явочная квартира английской разведки для встреч с Гордиевским, уже оказалось немалой удачей. Определить же саму квартиру было в этой ситуации делом непростым. Это было бы нелегко и для человека незасвеченного, постороннего, а уж для того, кого объект слежки знает в лицо, и подавно. К тому же, проверять, не привёл ли их подопечный «хвоста», могли и англичане.

Но тут уж приходилось идти на риск.

Заглянув в арку из-за угла, позади припаркованных во дворе машин я увидел знакомую спину, что удалялась в направлении входа в подъезд. Дом оказался квадратным, «колодезного» типа. Как будто ощутив мой взгляд, предатель резко обернулся, я едва успел отпрянуть обратно за угол.

И как теперь узнать, какая квартира? Соваться вслед за Гордиевским в подъезд? Это было бы чистой авантюрой.

Оценив местность и бегло поразмыслив, я придумал кое-что получше.

Пройдя до конца арки, я встал у её края. Напротив меня кособочился старый микроавтобус со спущенным колесом. В его стёклах отражался дом напротив, со всеми его окнами. Определив, где там в автобусном стекле виднеется нужный мне подъезд, я замер и стал ждать.

И точно: скоро в одном из окон чуть пошевелилась занавеска. Это был, конечно, Гордиевский. Опытный шпион не мог не выглянуть и не проверить, как там обстановка во дворе. У шпионов такое происходит автоматически и забито в подкорке — как включение поворотного сигнала у водителя или мытьё рук после сортира у культурного человека. Мою притаившуюся в сумрачной арке фигуру в чёрном пальто Гордиевский мог заметить едва ли. Майор Смирнов предпочитал в одежде тёмные тона, и тут наши с ним вкусы совпадали.

Итак, окно оказалось на третьем этаже. Теперь вычислить расположение квартиры не составляло труда. Но что делать дальше?

Я поразмыслил и пришёл к выводу, что дальше нужно действовать. Выждал немного, собрал решимость в кулак — и пошагал к двери подъезда. Вряд ли Гордиевский до сих пор стоит и пялится в окно. Не для того он сюда, в эту квартиру, приезжает.

Расстояние до двери преодолел быстро. Голова моя при этом сама собой втягивалась в плечи, как будто в ожидании выстрела. А у двери меня ждало то, чего я не заметил раньше. Кодовый замок.

Сюрприз!

Технологично жили европейские капиталисты в 1977 году, ничего не скажешь. У нас такие штуки, если не ошибаюсь, появились куда позже. Я клацнул две кнопки, что показались самыми затёртыми. Ничего. Клацнул три, с тем результатом. Понажимал ещё, уже понимая, что пора с этим занятием завязывать. От опасного окна меня закрывал подъездный козырёк, но противоположная часть дома смотрела мне в спину десятками других окон. Надо было уходить, пока какой-нибудь бдительный датский пенсионер не позвонил в полицию.

И тут вспомнил.

Где-то я слышал, что если такую дверь рвануть на себя посильнее, замок не удержит, она раскроется. По крайней мере, на отечественных просторах такое, говорили, срабатывало. Я огляделся: во дворе никого, в окнах… Да бог с ними. Надо пробовать.

Мне показалось, что слова «рвануть посильнее» прозвучали для дремлющего сознания майора Смирнова приятной музыкой. Тело само собой приняло нужное положение. Ноги встали, как им было удобнее, руки вцепились в холодный металл дверной ручки, плечи приготовились совершить рывок.

И-и… Хряц!

Дверь распахнулась с первого рывка. И звук при этом получился не такой уж и громкий. Вот и отлично.

Из подъездного полумрака пахнуло теплом и мусоропроводом. Здесь кошки свою лепту в привычный коктейль почему-то не внесли. Я притянул дверь обратно, и она защёлкнулась как ни в чём не бывало. Беззвучно и не спеша переступая по бетону ступенек, я стал подниматься на третий этаж.

И во дворе дома, и в подъезде, по-хорошему, должны были дежурить спецслужбисты англичан. Наверное, во время первых здешних встреч с Гордиевским так оно и было. Но с тех пор миновало уже года два или три, и ребята из СИС неизбежно расслабились. К тому же — это всё-таки не домашняя Англия, число работников ограничено, они заняты другими делами.

На всякий случай я проверил площадку на четвёртом, а потом и на пятом этаже. Никто не засел там, прикручивая глушитель к пистолетному стволу или держа наготове трубку для стрельбы отравленными дротиками. Ну и слава богу.

Нужная дверь молчаливо смотрела на меня утопленным в тёмно-коричневом дерматине глазком. Дверь пусть смотрит, мне не жалко — главное, чтобы из квартиры не смотрели люди.

Конечно, прорывался в подъезд и поднимался к этой двери я не для того, чтобы рядом с ней просто постоять. Если поначалу и были сомнения, то теперь я их отбросил. Я собирался проникнуть в квартиру и взять предателя с поличным. Скрутить там всех, а потом вызвать сюда наших, Василия и других. Или самому привезти задержанных в посольство, это смотря сколько их тут окажется.

Да, оружия при мне не было. Незачем простому советскому дипломату, помощнику пресс-атташе, бродить по мирному городу Копенгагену с пистолетом за пазухой. Если кто прознает, поднимется скандал, крику будет на весь Скандинавский полуостров.

Но само тело майора Николая Смирнова, я уже смог это понять и оценить, было в некотором роде оружием. Не то чтобы прямо массового поражения. Но на одного изменника Родины и пару-тройку английских гавриков должно хватить.