Этот тёмный опель маячил у меня за спиной уже с полчаса. Он то отставал, то снова почти что тыкался в самый бампер моего фиата. Когда я сбавлял скорость, автомобиль с молнией на эмблеме тоже замедлялся, когда я придавливал газ, тот и себе начинал лететь с изрядным превышением.
Что делать разведчику, обнаружившему, что за его машиной следят? Отрываться, нестись на красный сигнал светофора, петлять с визгом шин по пустым переулкам, как это показывают в кино? Конечно же нет. Так вы только раскроете себя, и дальше вам и шагу будет не ступить без толпы соглядатаев на хвосте. Или, что ещё хуже, к вам приставят таких смышлёных ребят, что и не всегда будет возможно определить, под наблюдением вы сейчас или нет. Нужно просто отменить все свои не предназначенные для глаз противника дела, перенести их на другой день, когда слежки не будет. Это если ты находишься в своём городе. При выездных акциях нужно смотреть по обстоятельствам.
Эти и некоторые другие вещи я знал, хотя шпионом никогда не был и отношение к разведке имел очень опосредованное. Там, в 2025-м, зарабатывал на жизнь я журналистикой. Писал обо всём, за что платили деньги. В основном о современной политике. Но как раз недавно делал большую серию статей на тему шпионажа и тайной работы разведслужб. Погрузился в это дело на два месяца. Не то чтобы стал прямо специалистом, но некоторые не всем известные факты и нюансы узнал.
Встроившаяся ко мне в голову молчаливая частичка сознания майора КГБ Смирнова правильность моих мыслей насчёт слежки подтверждала.
Дорожная табличка указала на посёлок по правую руку, длинное его название русскоязычный рот едва ли выговорил бы с первого раза. Там обещались заправка и магазин продуктовых товаров. Заправляться мне пока не требовалось, с голода я тоже не умирал. Но когда показался поворот, я крутанул руль и направил свой фиат туда, к посёлку. Слежка меня не страшила, наша операция уже так или иначе закончилась. А хотели б задержать, так давно догнали бы. Возможно, это офицеры шведской службы безопасности СЕПО давали понять, что они догадываются о моей служебной принадлежности, и намекали, что таким как я здесь не рады.
К этому я относился с пониманием.
Однако же нужно было кое-что проверить. Чужая память подсказывала, что скоро пойдут пустынные участки дороги, и сюрпризов от этих непонятных попутчиков не хотелось ни мне, ни майору.
Опель свернул к посёлку вслед за мной. Проехав с полкилометра до заправочной станции, двум свободным колонкам под жёлтым навесом, я подрулил к одной из колонок. А когда опель остановился у соседней, я, будто бы передумав, развернулся перед дверью заправочного кафе и выехал назад на дорогу. Мои преследователи, а в машине я успел заметить двоих, тут же повторили мой манёвр.
Это был не очень хороший признак. Будь в машине шведские спецслужбисты (равно как и любые другие), они бы и на заправку заезжать не стали, подождали бы меня где-нибудь поодаль.
Я свернул налево и поехал в сторону посёлка. Опель не отставал.
Анонсированный дорожной вывеской магазин оказался совсем крохотным, размером с половину трамвайного вагона. Я тормознул фиат на раскатанном шинами снегу, проворно выбрался из машины и шагнул внутрь. За прилавком, на фоне полок с кока-колой и прочей бакалеей, сидела длиннолицая, похожая на усталую лошадь продавщица. Я спросил, есть ли у них пиво «Балтика» светлое, и она застыла в недоумении. Когда она замотала головой, я уже шёл к выходу — заходил я сюда, конечно, не за пивом.
А в дверном проёме как раз показались двое, парняги из опеля. Я ещё на заправке заметил, что они довольно колоритны, и теперь это впечатление подтвердилось. На обоих чернели кожаные куртки с заклёпками. Один был лохмат как рок-звезда, бритый череп второго блестел отражённым светом магазинного светильника. У лысого под ухом синела похожая на паука вытатуированная свастика. Лохматый свои нацистские взгляды предъявлял миру посредством нашивок на куртке: там раскидывал крылья серебристый орёл, виднелась эсэсовская сдвоенная молния и прочие гадости.
Оба они были лет тридцати — и немаленькие, рослые.
Лохматый, проходя, бросил на меня колючий взгляд и задел локтем. Я обернулся, но он уже тёрся у прилавка, разглядывая полки. Повернувшись обратно, я увидел, что лысый стоит прямо у меня на пути. Его бесцветные водянистые глаза смотрели в упор, а изо рта несло чем-то неимоверным.
— Рашен? — он сунул мне в грудь палец с корявым и грязным ногтем.
Вопрос, надо признать, оказался неожиданным и меня несколько озадачил.
— Да уж не из ваших, — нашёлся я с ответом, получилось почти что в рифму.
Собеседник вряд ли меня понял, но этого и не планировалось.
Я отодвинул его руку, а вместе с ней убрал у себя с пути и его самого. Вышел из магазинчика. Кажется, я понимал, чего хотят эти душевные ребята. И даже был настроен пойти им навстречу. Вот только место для этих целей мне подходило не очень.
Им, видимо, тоже.
Но как они узнали, что я «рашен»? Точно не по дипломатическим автомобильным номерам — фиат был местный, взятый на время у надёжных людей.
Отъехав от магазина метров двадцать, я увидел, как опель выбирается на дорогу и ползёт за мной. Ну, не случись этого, было бы удивительно. Свернув опять к заправке, на этот раз я остановился не у колонки, а ближе к кафе. Прошёл внутрь обклеенного рекламой павильона, небольшого, на шесть пустующих столов. Спросил усатого мужичка за стойкой про туалет. Отыскал в коридоре нужную дверь, заперся в маленькой комнатке с замазанным белой краской окном…
И нашёл, что теперь место вполне удачное.
Долго ждать не пришлось. В коридоре зазвучали грубые голоса, в дверь забарабанили кулаками, потом стукнули ногой.
Тогда я шагнул к окну. Крутанул задвижку, потянул на себя, и оконная створка подалась с протяжным скрипом. Это было самое то, что нужно. Дальше я вернулся и встал в стороне от двери, там имелась удобная ниша для раковины. И нашёл себе место я вовремя: дверь стали выбивать.
После третьего удара замок не выдержал и дверь со стуком распахнулась. В раскрытом положении она как раз перекрывала нишу, а вместе с нишей и меня. В образовавшуюся щель я стал наблюдать, что будет дальше.
Первым в сортирное помещение вломился лохматый. Он сразу подскочил к окну, из которого вовсю несло холодным воздухом, что-то крикнул и рванул обратно. В окно лезть не стал — оно было для этого не очень удобное, узковатое. Лысый пропустил его, подбежал к окну тоже. Этот повёл себя более основательно: забрался с ногами на унитаз и ненадолго высунул лысину наружу. Видимо, рассчитывал узреть там улепётывающего меня.
Он спрыгнул на пол, собираясь бежать вслед за лохматым, но тут я толкнул дверь, и она захлопнулась у него перед носом. Одновременно я шагнул из своего укрытия с уже отведённым для удара кулаком.
— Гитлер капут, чувак!
Он успел чуть отдёрнуть голову, так что первый удар прошёл вскользь. Но за первым тут же последовал второй. На этот раз кулак впечатался в челюсть точно и смачно, лысый отлетел на стену и там же под ней молчаливо и устроился. Да, боевые навыки у майора Смирнова оказались что надо. Однако расположение лысого под стеной мне не подходило, я перетащил его к двери и засунул в нишу, усадив на кафель под раковиной.
Дальше я переместился к окну и прижался к стене.
Скоро снаружи заскрипел снег. Шаги стихли, а через паузу напарник отдыхающего лысого сунул свою лохматую голову в окно. Этого я и ждал.
— Чего смотришь? Заходи!
Будь на месте лохматого его напарник, тому, может, и удалось бы избежать беды. Чтобы затащить его внутрь, мне пришлось бы хватать за куртку, за толстый кожаный воротник — и кто знает, как бы оно повернулось. Но с обладателем изрядной шевелюры всё вышло быстро и ловко. Вот патлатая нацистская голова просовывается в оконный створ, а вот её хозяин уже с жалобным воплем мелькает внутрь и елозит ногами по полу. Затем он с моей помощью ударяется затылком о кафель. Не сильно, но и не слабо — как раз достаточно, чтобы расслабиться и затихнуть.
Я по-быстрому обыскал этих двоих. Это, конечно, были никакие не профессионалы — так, шпана. И в карманах у них не оказалось ничего интересного. Ну, почти. Сигареты, зажигалки, у лысого складной нож. Документов нет. Деньги: малая сумма в шведских кронах, а ещё вот оно: пять десятидолларовых купюр. Не эти ли зелёные банкноты ребята пытались здесь в меру своих способностей отработать? Нанять их могли для того, чтобы втянуть меня в неприятности в виде общения с полицией, в том или ином виде. И обеспечить мне возможное задержание, пусть и на время. А мне здесь, в Швеции, светиться совсем нежелательно.
Узнать бы, что за «доброжелатель» задумал это устроить. Но эти два обалдуя ничего полезного рассказать не смогут, даже если их хорошенько попросить. В лучшем случае выяснится, что подзаработать им предложил незнакомый человек в дорогом пальто. Вряд ли тот, кто это затеял, оставил им визитную карточку или подарил на память свою фотографию.
Как бы там ни было, провокация провалилась. Нужно поскорее ехать дальше. Но сначала…
Усатый мужичок, что любезно допустил меня в кафешный сортир, сейчас настороженно выглядывал из-за стойки, как хомяк из норы. Мне показалось, что увидев выходящим из коридора именно меня, дядька этот вздохнул с облегчением. Нацепив на лицо дружелюбное выражение, я задал ему неожиданный вопрос: есть ли у него в хозяйстве скотч? Не скотч в смысле шотландский виски, а тот скотч, который клейкая лента.
Мужичок вытаращил глаза, и я уже засомневался: неужели скотч в эти годы ещё не придумали? Да нет, какой-то ушлый американец изобрёл эту универсальную и полезную штуку ещё, наверное, до Второй мировой. А вот в Советском Союзе его, кажется, не было. По крайней мере, в своём детстве я ленту-скотч совсем не помню.
И очень зря, что не было в СССР скотча. Пусть даже и привозного, буржуйского. А если бы поднапряглись и смогли наладить производство своего, отечественного… Тогда, может, и страна не развалилась бы. Замотали, скрепили бы в проблемных местах. Эх…
Вот такая ерунда крутилась в голове, пока я трещал мотком скотча, что одолжил мне усатый мужичок, отыскал-таки в хомячьей своей норе. Я связывал незадачливых нацистов, позор шведского народа. Не просто связывал — прижал их друг к другу щеками и животами, так и примотал, не пожалев скотча. Очнутся, будет им сюрприз. Пусть полиция обнаружит их в таком вот позорном виде.
Мужичок стоял у двери, смотрел, одобрительно цокал языком. Фашистов он определённо не жаловал. Едва ли он был скрытым или явным коммунистом, у скандинавов с этим всё же туговато. Но чтобы не любить фашистов, достаточно быть просто нормальным человеком.
Тут я прервал своё занятие — из кафешного зала донеслись звуки. Там кто-то ходил. И по лицу мужичка стало понятно, что звуки эти его тоже озадачили. Мгновенно отложив связанную парочку в сторону, я быстро и бесшумно пошагал в зал.
У стойки оказался массивный тип в тёмном шерстяном свитере и армейских штанах. Перегнувшись, он делал с другой стоечной стороны какое-то мне невидимое действие. И что-то подсказывало, что тип этот принадлежал к той же фашиствующей компании. Может, профиль его головы, с низким лбом и чересчур выпирающей нижней челюстью. А может, прислонённая к стойке и изрисованная свастиками деревянная бейсбольная бита.
Интересно, откуда он взялся, неужели прятался на заднем сиденье опеля?
Тип в свитере выпрямился — и оказался ростом ещё больше, чем показалось мне вначале. В нём было метра два с лишним. Ничего себе, сорт «Гигантелла».
Но, что было важнее, возле уха у него белела цапнутая толстой ручищей телефонная трубка.
— Алло, полиция? — раздался голос гиганта.
Ага, значит, всё мной предполагалось верно.
Рванув вперёд, я оттолкнул здоровилу от стойки. Телефонный шнур натянулся, я поймал аппарат и нажал на рычажок. Отбой связи, не надо никого сюда вызывать.
Услышав в трубке короткие гудки, амбалистый парняга тут же попёр в атаку. Сначала он швырнул в меня трубкой. Потом в воздух взметнулось его деревянное орудие — бита. Противник шагнул вперёд, замахиваясь, и в кафе как будто потемнело. Я отступил между столиками.
Он не пугал, не махал впустую, а надвигался с намерением приложить меня наверняка. С такими габаритами он наверняка только так и привык прикладывать. По сосредоточенному выражению его глаз было понятно, что настроен он серьёзно. Он выбирал момент.
Мои руки сами собой поднялись и застыли на уровне груди. Я прислушался к своим ощущениям. Конечно, я пребывал на кураже после удачного отоваривания той сортирной парочки придурков. И в то же время сердце тревожно колотилось. Всё же не каждый день на меня нападают такие годзиллы, да ещё и с битами наперевес. Нет, когда-то я тоже занимался. Но как же давно это было. Так что сейчас я — да, чуток мандражировал. Однако где-то в глубине души ощущалась спокойная уверенность. И даже…
Сначала я списал это на воздействие адреналина, но потом понял: нет, всё верно. Это была откровенная радость. Запертый где-то в подвалах моего сознания, непонятным образом заблокированный, заархивированный там, как zip-файл на компьютере, майор Смирнов очевидно одобрял происходящее. Положительно оценивал масштаб задачи. И радовался тому, чем его тренированному туловищу придётся сейчас заниматься.
Поняв это, я выдохнул и положился на чужие рефлексы и на то, что называют памятью тела.
Гигант наконец решился. Он махнул битой в ложном выпаде, затем сиганул вперёд. Бита описала в дугу и мелькнула в том месте, откуда я за долю секунды успел убрать голову. Лицо обдало потоком воздуха. Дальше амбал попытался ткнуть битой снизу мне в пах. Потом вернулся в исходную позицию, коротко замахнулся сбоку и поспешил с новым ударом. Бита грохнула по столешнице и взметнулась для нового удара.
Я смотрел и понимал недобрым пониманием майора Смирнова, какой же этот тип нелепый. Большой и мясистый, как ходячая котлета. Неповоротливый, как тролль из северных сказок.
Пора было с ним заканчивать, а то он все столы здесь переломает.
Увернувшись от следующего удара, я шагнул вперёд. Рука сама знала, что ей делать. Кулак смачно влепился в солнечное сплетение, и в груди амбала ухнуло. Этого хватило. Бита выпала из рук и с грохотом поскакала по полу. Противник мой замычал и ссутулился. Он как будто сдувался на глазах. Глаза выпучились, он мучительно захватал ртом воздух и вместо Годзиллы стал похож на некрасивую туповатую рыбу.
«Это тебе не левых на демонстрациях гонять и не бастующих рабочих запугивать, гнусь ты нацистская», — всплыла в голове угрюмая мысль, не моя, но мне вполне понятная.
Я приготовился закончить дело ударом прямой ладонью в нос, потом передумал — зальёт тут кровью всё на свете. Бахнул апперкотом в челюсть. Помог большому обмякшему телу завалиться на пол, а не на стол и не на стулья. Выпрямился.
Усатый кафешный хозяин смотрел на меня во все глаза со смесью ужаса и восхищения. Да что там, я и сам смотрел сейчас на себя примерно так же.
Поправив сдвинутые столы и вернув правильное положение паре опрокинутых стульев, я обратился к усатому с небольшой просьбой. Объяснил, что тороплюсь и общение с полицией не входит в мои планы. Сказал, что понимаю: звонить ему всё равно придётся. И предложил сделать это не сразу, а минут через десять после моего ухода.
Мужичок сверкнул глазами и встопорщил свои бравые хомячьи усы.
— Полчаса, приятель, — заверил он, — у тебя есть полчаса. И разрази меня гром, если я успел увидеть марку и цвет твоей тачки.
Я благодарно кивнул и поспешил к машине. Подумав про себя, что в этих своих семидесятых они разговаривают точь-в-точь как персонажи в старом американском кино.
Когда я забирался в фиат, взгляд мой упал на тёмный опель, что приткнулся между заправкой и кафе. Подумалось: а не будет ли правильным временно лишить этих оболтусов средства передвижения? Память майора подсказала, что в багажнике фиата среди всего прочего имеется одна интересная бутылочка. Этикетка на ней гласит, что внутри неё плещется жидкость для розжига костров. И действительно, если пшикнуть этим на дрова и поднести спичку, полыхнёт так, что будь здоров. Но вообще средство это предназначено для других целей. Если пшикнуть не на дрова, а, например, на автомобильную покрышку, резина тихо и неотвратимо запузырится, а уже через пару минут…
Но нет — поразмыслил я, и спецсредство решил не применять. Оставлять следы было ни к чему. Да и времени терять тоже не стоило.
Пора, пора было выдвигаться в королевство Дания. А то здесь, на родине Нобелевской премии и толстяка в штанах с пропеллером, я что-то подзадержался.