Резидент КГБ. Том 1

Глава 21

Гордиевский отдал приказ об аресте, и его палец указал на меня.

Среди собравшейся в зале толпы пошло шевеление. Вперёд выступили трое. Один был Журавлёв, мой сосед по кабинету. Второй — невысокий тип из компании Пеняева, фамилия его была Гудзь. Третьим был Вася Кругляев.

В руках этих троих появились пистолеты.

— Осторожнее с ним, — проговорил Гордиевский с напряжённым блеском в глазах, — он сейчас готов на всё.

Коллеги всей гурьбой нерешительно двинулись, беря меня в полукольцо. Гудзь с двумя другими, безоружными, перекрыл выход. Сам изменник Родины подходить ко мне на близкое расстояние избегал, маячил за спинами.

— Объясню, чтобы все понимали, что здесь сейчас происходит.

Слова были своевременные, я и сам хотел бы об этом узнать

Гордиевский переместился к столу. Галстук вылез из-под пиджака, он этого не замечал. Выглядел исполняющий обязанности резидента немного осунувшимся, но подбородок держал высоко.

— Спецслужбой одной из стран НАТО была задумана и осуществлена многоходовая операция по дискредитации руководства нашей резидентуры. Основной движущей силой при проведении вражеских акций стал завербованный противником майор КГБ Николай Смирнов.

Я уже стоял под дулами пистолетов, так что шоком заявление Гордиевского ни для кого не стало. И всё равно в зале послышался небольшой коллективный вздох.

— При взаимодействии с представителями Первого главного управления руководством и личным составом служащих резидентуры намерения противника были разгаданы и его действия успеха не имели. Благодаря бдительности и слаженной работе коллектива резидентуры предатель в наших рядах выявлен и понесёт наказание согласно тяжести своей вины. Из Центра поступил приказ арестовать майора Смирнова и при первой возможности доставить в Москву.

Гордиевский замолчал, и в зале повисла тревожная тишина. Коллеги сверлили меня взглядами. Я увидел, как у Журавлёва мелко подрагивает сжимающая пистолет рука. Гудзь, напротив, своё оружие держал крепко и только и ждал момента пустить его в ход.

— А доказательства всему этому есть? — послышался глуховатый безрадостный голос.

Голос этот принадлежал Василию Кругляеву. Мой друг Вася не верил пустым словам.

— Времена, когда хватали людей без доказательств их вины, давно в прошлом, — холодно усмехнулся Гордиевский. — Доказательства есть, и их более чем достаточно.

Он увидел, что Васю это не убедило, и начал перечислять.

— В одном из западных банков обнаружен недавно открытый счёт, куда Смирнову поступали деньги в фунтах стерлингов.

То, что это так себе доказательство, было, наверное, понятно даже старику Пеняеву. Я только пожал плечами. Но Гордиевский продолжал дальше:

— Деньги и были мотивом предательства. Но того, что майор получал от вражеской разведслужбы, ему показалось мало. Поэтому он связался с колумбийской наркомафией. Вот на этих снимках, — мой обличитель достал из кармана и положил на стол несколько фотографий, — Смирнов заснят при беседе с главарём колумбийского картеля Карлосом Монтеро.

Фото зашелестели, передаваясь из рук в руки. Мне удалось рассмотреть: снято было вчера, когда мы говорили возле канала и ещё никто не начинал заплыв. Да, английские ребята работать умеют, что есть, то есть.

— О чём вы так мило беседуете с этим бандитом, а, Николай? — Гордиевский издевательски прищурился.

— О сонетах Шекспира, — ответил я, сбивая с него уверенность и самодовольство. Во мне жила надежда, что весь этот разговор можно перевернуть, убедить остальных, кто здесь настоящий предатель. Хотя, если приказ из Центра о моём аресте настоящий, сделать это будет непросто.

Он замешкался, на лице промелькнул испуг, лоб взрезала глубокая морщина. Но продолжалась эта его растерянность не больше пары-тройки секунд.

— Имеется и свидетельство иного рода, — продолжал резидентурный начальник. — Вот, послушайте.

В руке у него появилась чёрная коробочка, похожая на кассетный плеер. Гордиевский нажал на кнопку, и коробочка заговорила.

«Да, это я познакомил его с Карлосом, — затараторил из динамика так хорошо знакомый мне бестолковый голос, — они собирались делать бизнес, понимаете? И меня Ник обещал взять в долю… А вообще он сказал, что хочет уйти со службы, просил подыскать ему ранчо, где-нибудь недалеко от Рио, но и не очень близко, чтобы его никто там не нашёл…»

Говорилось это по-английски, но большинство здесь всё понимало.

— Что там, о чём речь? — громко зашептал Пеняев, который не понимал, но другие зашикали и быстро его заткнули.

«Но когда я узнал, — рассказывал тем временем голос с мини-кассеты, — что деньги он думает получить, помогая империалистам вредить своей стране, я… Моё детство прошло в фавеллах, среди бедняков, понимаете? Мы все с надеждой смотрели на СССР, государство рабочих и крестьян. Предавать такую страну — это совсем неправильно, я уверен в этом. Поэтому я всё вам и рассказываю…»

Гордиевский выключил диктофон, и рассказ Леонардо смолк. Надо же, какая скотина. Такого удара в спину я не ожидал — и стоял теперь, как будто оглушённый бетонной плитой по голове.

— Рассказавший это готов всё повторить на очной ставке, — завершил свою атаку Гордиевский.

Он выбрался из-за спин и уставился на меня уничтожающим взглядом.

Тут к нему шагнул Василий. Пистолет он держал опущенным, другая его рука теребила воротник.

— Послушайте, Олег Антонович… Этот тип, бразилец… Можно ли ему доверять?.. Его ведь могли купить, запугать…

Вася не хотел верить в моё предательство. Я почувствовал, как в груди у меня пробежала тёплая волна. Я был признателен своему другу и гордился им.

— Не о том думаешь, майор, — жёстко ответил Васе Гордиевский. — Смирнов враг, продажная шкура. За деньги он готов на всё.

Взгляд Гордиевского мазнул по моему лицу, брови нахмурились.

— Он втянул в это молодого Кисляка, воспользовался его неопытностью. И подставил, перевёл все стрелки на него. Тот запутался, не поверил, что мы во всём разберёмся… Гибель Сергея полностью на совести Смирнова. Хотя о какой совести тут можно говорить…

Кулаки его сжались.

— Сегодня он убил доктора Лапидуса.

После слов об убийстве Лапидуса всё вокруг застыло. Тишина повисла такая, как будто помещение опустело и из него выкачали весь воздух. Потом кто-то шевельнулся, другой охнул, третий что-то еле слышно забормотал.

— Лапидус помогал мне, — продолжал Гордиевский свои лживые речи. — Мы загнали Смирнова в угол. Но в какой-то момент ему удалось нас обмануть. Я понял это слишком поздно и спасти доктора не успел. Он умер у меня на руках…

Он бросил взгляд на Васю. Мрачный, с опущенной головой, Василий молчал. Как же они смогли заманить Лапидуса в ту квартиру? — подумал я. Хотя, какая теперь уже разница.

— Сейчас на месте преступления работает полиция, — зазвучала речь Гордиевского дальше. — Мои источники сообщают, что Смирнова видели возле дома и в подъезде. Скоро власти потребуют его выдачи — чтобы тут же передать англичанам. Нужно срочно переправлять его в Москву ещё и по этой причине.

Предатель своё выступление закончил. Он встал позади других, с руками в карманах. Люди переглянулись, кто-то сделал неуверенный шаг в мою сторону.

— А зачем он сюда вернулся? — послышался чей-то голос из толпы. — Да ещё в таком виде…

Я посмотрел на себя. И действительно, вид мой оставлял желать лучшего: руки в крови, костюм разорван. Лицо, скорее всего, тоже не в лучшем состоянии.

— Вот это интересный вопрос, — похвалил Гордиевский любознательного сотрудника. — А ну, проверьте-ка его шкаф.

Коллеги мои ненадолго замешкались. Потом Гудзь на правах обладателя пистолета подтолкнул одного из стоящих рядом с ним. Тот с опаской шагнул ко мне, неуверенно протянул руку:

— Ключи?

Пока я доставал их, Гудзь держал меня на прицеле, сжимая оружие короткими мохнатыми пальцами. Этот в случае чего не промахнётся, подумалось мне. Да и то — промахнуться с трёх метров надо ещё постараться. Но тело майора, я это ощущал, не собиралось ловить собой пули. В кого тогда попадёт стрелок, был вопрос открытый.

Я передал ключи. Двое сорвались с места и побежали за дверь. Гудзь и второй его безоружный помощник отступил в сторону, выпуская делегацию. Скоро те вернулись. Один держал в руках пачку английских денег, не очень толстую, но достаточно красноречивую.

— Вот…

Он положил деньги на стол, поспешно, как будто они обжигали ему пальцы.

Тут мне стало понятно, что дела мои плохи. Коллеги смотрели на меня, и взгляды их обдавали меня ледяным холодом. На столе пестрели банкноты с королевским портретом. Рядом лежала пачка фотографий, где я болтал с колумбийским гангстером. Тут же примостился диктофон со лжесвидетельствами этой скотины Леонардо…

Всё это были улики — осязаемые, материальные и умело сфабрикованные. Их можно было потрогать руками и приобщить к документам. У меня же кроме слов не было ничего.

Глаза Гордиевского свернули. Представление подходило к финалу. В конце этого шоу злодея должны были схватить и отправить в темницу. Тогда честные работники восславят своё бдительное и мудрое руководство и сплотятся вокруг него ещё сильнее.

Такая концовка этой сцены меня, понятное дело, не устраивала.

Из тех, кто был с пистолетом, ближе всех ко мне сейчас стоял Журавлёв. Я порадовался, что это был не Вася. Ближе всех ко мне оказался Журавлёв — и это значило, что Журавлёву не повезло.

Отчасти он и сам был в этом виноват. Он был нормальный мужик и, может, толковый разведчик. Только вот с оружием он обращался хуже колхозного сторожа. И свой пистолет он держал не снятым с предохранителя.

Со смиренным и обречённым видом я шагнул вперёд. Вытянул перед собой руки ладонями вверх:

— Будете надевать наручники или поведёте так?

Вопрос этот вызвал в рядах моих коллег небольшое замешательство. Они все запереглядывались, кто-то обернулся к Гордиевскому. Для меня этого было достаточно.

Гордиевский почуял опасность и что-то крикнул. Поздняк, всё уже завертелось.

За спиной у Журавлёва я очутился за доли секунды. Тот не хотел расставаться с пистолетом, пришлось слегка надавить ему на ключицу. Дальше я схватил пистолет, а Журавлёв и так был уже у меня в руках. Рванул своего неудачливого коллегу в сторону. Сжал горло, он захрипел. Всё-таки попытался сунуть мне локтем в солнечное сплетение. Я приложил его рукоятью по шее, чтобы он перестал дёргаться и делать всем хуже. Терпи, Журавлёв, скоро всё закончится.

Прикрываясь Журавлёвым ото всех сразу, я встал у стены. Люди застыли с перекошенными лицами. У кого-то из них тоже могло быть оружие. Например, у Гордиевского, но тот сразу спрятался за спины и не высовывался. Я решил рискнуть — исходить из того, что с пистолетами только Вася и Гудзь.

— Бросайте оружие! — заорал я дурным голосом.

Вася держал меня с Журавлёвым на прицеле и не двигался. Гудзь от моего крика вздрогнул. Пистолет он не бросил, а стал, наоборот, хмурить брови и как будто на что-то решаться. Журавлёва, судя по всему, ему было не жалко.

— Бросай, дубина! — Я навёл на Гудзя оружие, и предохранитель там был уже в нужном положении.

Он не бросал.

«Бах!!!» — Мне пришлось выстрелить.

Пуля оцарапала ему руку и навылет пробила двери. Только тогда пистолет упрямца стукнул о пол и отпрыгал под стенку. Гудзь схватился за предплечье и бешено завращал глазами.

Вася, сцепив зубы, глядел на меня поверх чёрного пистолетного дула. Когда я занимался Гудзём, мне пришлось на секунду раскрыться. В это время у Васи была возможность выстрелить. Я знал это. Он мог попасть мне в ногу, в бок. В шею или в голову. Вася был хороший стрелок. Он не служил в спецназе, но тоже, как говорят, повидал разное дерьмо. Вася был отличный стрелок — может, даже получше майора Смирнова.

Случилось то, на что я понадеялся — стрелять Вася не стал.

— В сторону! — гаркнул я сгрудившимся у двери Гудзю и остальным. — Убью!

Я бахнул в потолок, на голову посыпалась побелка. Люди шарахнулись от дверного проёма.

— Ещё дальше!

Когда проход стал открыт, я двинулся вдоль стены. Ступая боком и толкая рядом с собой беднягу Журавлёва, под пристальным Васиным взглядом я добрался до двери.

У самого выхода остановился. Мелькнула мысль, что сейчас у меня есть возможность грохнуть Гордиевского и закрыть свою миссию хотя бы вот таким образом. Я прикинул… И решил этого не делать. Во-первых, такого поворота Вася может не понять, испытывать его терпение не стоит. А во-вторых… Во-вторых и в-главных — даже в таком вот положении я продолжал верить, что всё получится. И Гордиевский будет доставлен куда надо. И судья зачитает ему: «Именем Союза Советских Социалистических Республик…» И приговор будет приведён в исполнение.

Но сначала, и это важнее всего, предатель расскажет всё, что знает.

— Не надо нас провожать, — бросил я в дверной проём.

Дверь захлопнулась.

Промелькнули тускло освещённые коридорные стены. Эти стены многое повидали. Может, и что-то подобное сегодняшнему они видели тоже. Застучали под подошвами лестничные ступеньки.

Журавлёва я отпустил на первом этаже. Сказал ему напоследок:

— Меня подставили, братан. Когда разберусь и вернусь, с меня бутылка.

К воротам решил не идти. Пробрался в сумраке между ёлками, быстро огляделся, полез через стену…

И приземлился на тротуар прямо перед носом опешившего полицейского.

Тот, высокий и усатый, был из тех, что дежурят у посольских ворот и иногда делают обход по периметру. Он только крякнул. Обернулся, задрал голову туда, где над верхушкой стены торчали мохнатые хвойные ветки. Когда он повернулся обратно, меня в пределах его видимости уже не наблюдалось.

Вдали мелькали огни машин, редкие и торопливые. Одинокий фонарь моргал с покосившегося столба, сигналил морзянкой какому-то неизвестному Центру. Месяц висел низко в чёрном небе, жался к крышам. Тучи надвигались на него со всех сторон, и кольцо их неотвратимо сжималось.

Здесь, в подворотне, тоже не было ничего хорошего. Воняло кислятиной. Под стеной копошились крысы. Я сидел на ящике, и думы мои были мрачные, под стать окружающей обстановке.

Адреналин в крови растворился, кураж давно миновал. Я чувствовал неуверенность и опустошённость.

Как мне теперь быть? Враги сделали свой ход, и он оказался удачным. Меня переиграли. Теперь мне нечего им противопоставить. Бережной мало чем поможет — после всего произошедшего он, наверное, просто спишет меня со счетов. А если и нет, то что он может сделать? Приехать сюда и начать разыскивать меня по трущобам Копенгагена?

Вася… Вася, пожалуй, способен мне поверить. И даже попытаться помочь. Но в чём именно должна заключаться эта помощь? Я этого совсем не представлял. Единственная моя материальная улика против Гордиевского — это томик Шекспира с планом его побега внутри. Не густо. Да и от этого предатель наверняка уже избавился.

Всё, что у меня теперь есть, это пистолет. Пистолет Макарова и шесть патронов к нему. Я отщёлкнул обойму, проверил — да, шесть. Хватило бы, пожалуй, и одного…

Ночевал я в номере безымянного отеля, неподалёку от тех мест, где носился недавно по рынку и по крышам за молодым марокканцем Хакимом. Отель был из тех, где спрашивать документы не принято, а у портье на столике вместо книги отзывов лежит бейсбольная бита.

За стеной монотонно стонала женщина. Когда там закончили и я стал засыпать, на улице с мерзкими воплями подрались какие-то охламоны. Они заткнулись только после того, как я вышел на балкон и пообещал всех их перестрелять.

Заснуть удалось лишь под утро.

Мне приснился новый сон майора Смирнова. В этом сне не было африканских ночных рек и стремительных операций нашего спецназа. Здесь машина ехала пригородами Копенгагена, и дорога долго стелилась ей под колёса. Дальше начался просёлок, места эти были мне незнакомы. Машина затормозила, дверца распахнулась. Под ногами зашелестела трава, и с холма открылся вид на долину.

Я не знал, зачем Николай Смирнов ездил сюда. Это была сокрытая от меня территория его сознания. Тут же, во сне, меня прошиб испуг: а вдруг… Вдруг майор — тоже предатель? И потому сюда и приехал. Сейчас из-за дерева выйдет… кто-нибудь. Местный скандинавский контрразведчик… Или смуглый турецкий человек… Или носатый человек из израильской разведки Моссад… Или надменный англо-саксонский человек… И протянет руку. Не для приветствия, нет. А за явками и паролями советской резидентуры, за данными на наших нелегалов, за бумагами с секретами страны СССР. Давай, мол, сюда, дорогой. А тебе за это вот: пачка иностранных денег, банка варенья и корзина печенья…

И тут же, во сне, я запротестовал. Нет, не может этого быть. Только не с майором! Просто не может, и всё.

Так и оказалось.

А ездил майор сюда вот зачем. Здесь нужно было встать спиной к дороге. Потом повернуться чуть левее, чтобы в глаза не лезли разноцветные дома далёкого посёлка и яркий навес автозаправки. И тогда пейзаж становился знакомым. Он был точь-в-точь как у нас, в средней полосе. Как в тех местах, где майор Смирнов вырос, переехав туда с севера. Поля. Холмы. Полоса леса на горизонте. Синее небо и белые облака…

Майор приезжал сюда — нечасто, время от времени. Стоял, смотрел вдаль. Черпал в этом пейзаже силы.

Мне стало стыдно там, во сне, за свои сомнения. Майор Смирнов как будто взглянул на меня откуда-то из глубин. Взглянул укоризненно. Как знать — может, я оказался в этом теле не случайно? Может, майор уступил мне свою жизнь сознательно. Как тому, у кого получится разобраться с предателем. Для начала. А там будет видно. Бог знает, как это сработало, но он молча и безропотно ушёл. Как те бойцы спецназа в болотах Анголы или Мозамбика из другого его сна — что, раненные, тонули в чёрной воде, не издав ни звука, чтобы не погубить товарищей.

И я поклялся сам себе, что сделаю всё от меня зависящее. А то, что от меня не зависит, постараюсь сделать зависимым — и тоже сделаю. Получилось пафосно. Но иногда и пафос бывает уместен.

Когда я проснулся, в голове у меня, как в почтовом ящике, отыскалась новая информация. К увиденному сну она не имела никакого отношения. Я узнал о человеке. Это был немец, который жил в Западной Германии, в городе Кёльн. Впрочем, немцем он мог и не быть.

Человек из Кёльна вылез в моей голове не для того, чтобы решать за меня проблемы. Он не знал майора Смирнова и никогда о нём не слышал. Зато о самом этом человеке были наслышаны многие. При одном упоминании его кодового имени у работников контрразведки всех без исключения стран НАТО волосы поднимались дыбом.

И я уже примерно представлял, как этим можно воспользоваться.