Резидент КГБ. Том 1

Глава 14

Пожар в доме, где жил Гордиевский, начался примерно в полдвенадцатого ночи. Я мог наблюдать его, что называется, из первых рядов. По-другому и быть не могло, ведь я сам это событие и организовал.

Капиталистический коллега нашего отечественного прапорщика меня не подвёл: дым с крыши валил знатно. Хватило бы, чтобы спрятать от ударной авиации стран Варшавского договора целый натовский полк. Проживающие в доме дипломаты разных стран выбегали на улицу, наскоро накинув одежду и впопыхах схватив только самое ценное (и не очень тяжёлое). Отойдя от здания, задирали головы и тревожно смотрели на клубящиеся дымные массы. Массы, уносимые порывами ветра, улетали в ночное небо.

Воздух полнился вонючим гаревым запахом, топотом ног по лестнице, стуком в двери, крикам:

— Пожар! Выходите, горим!

Кричали на разных языках.

Мне было совестно наблюдать, как эти испуганные люди топчутся под окнами своего дома. Фальшивый пожар получился довольно жестоким розыгрышем, и я сожалел, что мне пришлось к этому прибегнуть.

Но, говоря по правде, больше я переживал о другом — чтобы всё это было не напрасно.

Ирину о запланированной чрезвычайной ситуации я предупредил заранее: встретился с ней ещё раз, уже в резидентуре, вызвавшись забрать в её отделе нужные нам материалы по дешифровке. У неё в этом дымном и суматошном мероприятии была своя, особая миссия.

Скоро прилетели штук пять пожарных машин — с сиренами и мигалками, всё как положено. По двору забегали ребята в комбинезонах и блестящих шлемах. Они раскатывали шланги и готовили выдвижные лестницы. Но пока они всем этим занимались, дым стал иссякать и быстро сошёл на нет. Тогда двое пожарных побежали в подъезд, а оттуда — на крышу.

Спустились они минут через пять и сразу направились к своему старшему, усатому здоровяку с румяным и сердитым лицом. Видимо, они обнаружили то, что осталось от моей дымовой шашки.

Ещё через минуту гражданам объявили, что опасности нет и они могут возвращаться в свои квартиры.

Наутро с выездом на работу я чуть задержался. И не зря: в почтовом ящике меня ожидала записка от Ирины. С бьющимся сердцем я развернул сложенную бумагу. Я заранее настраивался на неудачу, суеверно ожидая увидеть там надпись: «Ничего». Или крестик. Или прочерк. Или унылую цифру ноль.

Но нет, записка оказалась более содержательной. Там было написано три слова: «Шекспир, сборник сонетов».

Итак, выбегая поздним вечером на улицу под крики о пожаре, исполняющий обязанности резидента советской разведки в Дании Олег Гордиевский вместе с деньгами, документами и представляющими ценность вещами не забыл захватить с полки книгу английского писателя Уильяма Шекспира. Среди страниц которой ничего заложено не было, из Шекспиров я специально и тщательно проверил каждый том.

Спасибо, это всё, что мне было нужно знать.

Такое доказательство не примут в суде. И для высших чинов КГБ его тоже едва ли будет достаточно. Зато его хватило, например, для жены Гордиевского Ирины. И, что было ещё важнее: теперь я сам убедился, что этот человек действительно предатель.

Утром состоялось собрание резидентуры. Председательствовал Гордиевский. Вид он имел хмурый и не выспавшийся. Перед этим он побывал у посла, и настроения это ему определённо не добавило.

— Товарищи, — начал он ровным голосом, восседая во главе длинного стола. — Как вам известно, минувшей ночью произошёл инцидент. На крышу дома, где проживают сотрудники нашего посольства, была брошена дымовая шашка. Это вызвало панику, могли быть серьезные последствия. Николай Григорьевич выразил обеспокоенность и поручил нам разобраться в этом вопросе в кратчайшие сроки.

Он окинул взглядом присутствующих, ни на ком особенно не задержавшись. Легкий отблеск света играл на стеклах его очков. Мне не к месту подумалось, что у него точно такие же очки, в каких на многих фото запечатлён глава КГБ Андропов.

— Итак, — продолжил Гордиевский, — у кого какие соображения? Меня интересуют ваши версии: что это было? Высказывайтесь коротко и по существу.

Первым, как самый старший из всех, слово взял Пеняев.

— Я думаю, это просто хулиганы, — прошамкал он и потёр свой красноватый нос. — Датская молодежь, лоботрясы и бездельники. Насмотрелись западных фильмов, вот и решили покуражиться. Мы вот в юные годы тоже…

— Понятно, Яков Борисович, — прервал его Гордиевский. — Вашу мысль я уловил.

С Пеняевым и правда всё было понятно. В своём стремлении спокойно и без проблем досидеть до пенсии он очень хотел, чтобы вокруг совсем ничего не происходило. А когда что-то всё же случалось, он убеждал себя, что это мелочи и беспокоиться о них не стоит.

Те, кто всегда крутились рядом с Пеняевым, осторожно поддакнули.

— А откуда информация о том, что это была дымовая шашка? — поинтересовался доктор Лапидус.

— От источника в Пожарной службе, — ответил Гордиевский с некоторой, как мне показалось, холодцой в голосе.

Интересно, подумалось мне, а знает ли он об отношениях доктора и его Ирины? Но это сейчас к делу не относилось.

— А нельзя ли попросить предоставить эту самую шашку нам, посмотреть? — спросил Лапидус.

— Настолько рисковать своим источником я не могу, — сказал Гордиевский с таким видом, что доктор предпочёл свои расспросы прекратить.

Тут своё слово решил высказать Василий Кругляев. Мне показалось, сделал он это в пику старику Пеняеву, очень тот его раздражал. Вася заговорил о том, что случившееся похоже на провокацию и это может быть только началом чего-то более масштабного и неприятного. И предлагал отнестись к событию внимательнее.

Вася высказывал толковые вещи, только при этом он позабыл один важный момент: инициатива наказуема. И скоро он смог в этом убедиться.

А пока обсуждение продолжалось.

— Может, это всё проделки преступных элементов? — подал голос капитан Журавлёв, наш с Васей сосед по кабинету. — В квартирах ничего не пропало?

Гордиевский помедлил с ответом. То, что всё произошло в доме, где проживал он сам, ставило его в своеобразную позицию. Он был одновременно и одним из следователей, и потерпевшим.

— Насколько мне известно, не пропало, — сказал он.

— Надо потребовать, чтобы полиция уделяла больше внимания охране мест проживания дипломатического корпуса! — заявил Пеняев. — Или назначать на ночь дежурных из числа работников посольства.

Было понятно, что сам он ввиду своей заслуженности в этих дежурствах участвовать не собирается.

— Хорошо, — сказал Гордиевский, подводя итог. — Версий много, конкретики нет. Нам нужно провести расследование инцидента, тщательное и, главное, быстрое. Провести его назначается майор Кругляев.

Так награда нашла своего героя.

— Чуть что, сразу Кругляев, — пробурчал Вася себе под нос.

— А в помощь ему, — продолжал Гордиевский, не обращая внимания на Васино ворчание, — предоставляется майор Смирнов.

Он коротко взглянул в мою сторону.

— Будем считать, что для вас обоих это возможность реабилитироваться за неудачу в Швеции.

Мы с Василием переглянулись. Я уныло кивнул.

Кисляка, который тоже участвовал в провальной лыжной операции, к нашей расследовательской миссии не присовокупили. Это было, конечно, к лучшему.

Гордиевский окинул взглядом присутствующих.

— Итак, Кругляев и Смирнов занимаются этим делом непосредственно. Но и остальные должны отнестись к произошедшему со всей серьёзностью. Поднимайте свои контакты, ищите, узнавайте. Появится что-то по делу, сразу докладывайте мне лично. Николай Григорьевич ждёт от нас результатов в самое ближайшее время.

Милицейскую служебную мудрость о том, что самое главное в расследовании это не выйти на себя самого, я, конечно, слышал. Поэтому разговор по пути к дому Гордиевского у нас с Васей получился своеобразный.

Ехали мы на моём фольксвагене, секретный форд из проката я ещё вчера припарковал и оставил на полпути между квартирой и посольством.

Зарулив в случайный проулок, я остановился. Тротуары здесь были пусты, только на капоте впередистоящей машины примостился большущий серый кот. Он бросил в нашу сторону равнодушный взгляд и отвернулся. Интересно, подумал я мельком, по внешности человека чаще всего можно определить, что он иностранец. А вот коты всего мира одинаковы. Вот кто настоящие интернационалисты.

— Не надо нам туда ехать, — сказал я Васе.

— Это ещё почему? — опешил тот.

— Я знаю, кто притащил на крышу дымовую шашку.

Он недоверчиво вскинул брови.

— Ну и кто же это?

— Я.

Василий повернулся.

Василий уставился мне в лицо.

Василий смотрел мне в лицо долго и пристально.

— Вот ты больной, — проговорил он наконец.

Я пропустил этот его вывод мимо ушей. И принялся кое-что ему рассказывать.

Рассказал я, на самом деле, не очень много. О том, что теперь я знаю о предательстве Гордиевского наверняка. О томике Шекспира с тайником между форзацем и обложкой. Что хранится томик у предателя в квартире. И о том, что удостоверился я в этом именно благодаря вчерашнему фальшивому пожару.

О роли в этом Ирины Гордиевской я говорить не стал.

— Но как ты узнал о книге? — задал Василий резонный вопрос.

— Методом агентурной работы, — ответил я.

Такой ответ исключал дальнейшие расспросы. В среде разведчиков было не принято раскрывать своих агентов, исключений не делалось даже для самых надёжных и доверенных коллег. И в этой традиции заключался глубокий смысл. Агент мог провалиться, произойти это могло по массе различных причин. И провалы эти время от времени случались, контрразведка не зря ела свои бутерброды с тунцом. Так что лучше было лишний раз не сеять зёрна недоверия.

На тротуар рядом с машиной спикировала стайка воробьёв. Они зачирикали, выясняя какие-то свои птичьи разногласия. Кот оживился и стал к ним присматриваться. Но воробьи в наличие на капоте машины притаившегося кота не верили.

Воробьи не верили в кота, а Вася Кругляев не верил в то, что подполковник КГБ Олег Гордиевский — предатель. Я Васю не винил. Пусть пока не верит. Чтобы поверить в такое, нужно время, больше времени.

Тогда я рассказал Васе Кругляеву про Гиену и других эфиопов. И вот тут Вася поверил сразу. Мне даже царапины на кулаках показывать не пришлось. Наверное, настоящий майор Смирнов был мастер попадать в подобные передряги. Ну, в этом за первенство я с майором мог бы уже и побороться — ведь у меня помимо эфиопов были ещё и колумбийские наркоторговцы.

Недалеко от нас остановились двое пацанов среднего школьного возраста. Они спугнули воробьёв. Кот, не будь дураком, спрыгнул с капота и укрылся под машиной.

Я убедил Васю доложить Гордиевскому, что диверсию с дымовой шашкой совершили африканцы. После того, как они стали щупать наших поварих, с ними нужно было разбираться не откладывая. Сделать это, опираясь на помощь и возможности резидентуры, было бы для меня удачным поворотом.

Мы всё-таки поехали к пострадавшему дому. Поставили машину, покрутились там для вида минут десять, постучались в пару квартир. Потом заметили возле мусорных контейнеров пьяненького мужичка бомжеватой наружности. На лицо он был удивительно поход на актёра Шона Коннери, только с яичной скорлупой в бороде. Мы спросили, не видел ли он здесь вчера перед пожаром двух подозрительных африканцев. Недолгий разговор и бумажка в десять крон убедили его, что африканцев вчера вечером он определённо видел. Двух, а то и трёх, причём подозрительных в самой крайней степени.

Дальше я подвёз Васю к его дому. Договорились разойтись по своим делам и встретиться уже вечером в резидентуре. Перед тем как уходить, Вася взял меня за воротник пальто. Помялся, кривя рот, потом проговорил:

— Слушай… Ты в последнее время какой-то… не такой. Странноватый немного. Всё нормально у тебя?

Это было неожиданно, и на секунду я растерялся. Накатило вдруг жгучее желание сказать правду, насилу удержался. Ответил, что за последнее время изрядно устал. Зима, холод, авитаминоз. И ещё бессонница. Убедил или нет — не знаю. Может, и убедил, здесь многие устали, работа тяжёлая, нервная.

Куда пошёл Вася, я не спрашивал. Сам я отправился к Леонардо. Мне требовалась от него небольшая помощь.

— Привет, Ник! — вскричал бразильский оболтус при виде меня. — Ты уже отыскал, куда нам реализовать мой кофе?

В его распахнутых глазах заблестела надежда.

— Пока нет, — вынужден был я его разочаровать, — но я над этим работаю.

Встреча наша происходила в небольшом кафе, где Леонардо просиживал большую часть времени. Стены здесь покрывали фотообои с видами песчаных пляжей, тропические растения протягивали из кадок свои зелёные лапы. Наверное, в этом месте он чувствовал себя как дома.

Я объяснил Леонардо, зачем к нему пришёл. Мне требовалось узнать, где обитает африканский человек Гиена и его банда. И за этим я обратился как раз туда, куда было нужно. Копенгаген 1977 года оказался не так велик и разнообразен, чтобы целая толпа эфиопов могла укрыться здесь, не привлекая внимания.

— Я слышал о них, — кивнул Леонардо. — Где они кантуются, не представляю. Но знаю того, кто может тебе помочь.

Да, Леонардо был полезный человек. Я вполне понимал, зачем майор Смирнов с ним возился. В некоторых вопросах он был вообще незаменим. Не так давно он знакомил майора с двоюродным братом датской королевы Маргрете Второй (этот тип оказался бесполезным алкоголиком и любителем посидеть в ресторанах за чужой счёт — но зато как звучало: «Брат королевы!»). А теперь нам предстояло нырнуть в совсем другой сегмент датского общества.

— Поехали, — сказал я тоном, не терпящим возражений.

Поворчав о том, что на улице холодно и ветер, Леонардо неохотно вылез из-за стола. И попробовал бы он оттуда не вылезти.

Мы поехали в сторону северо-запада.

Постепенно исторические районы Копенгагена сменились местами попроще. Отсалютовал бетонным мечом памятник какому-то из королей, мелькнули деревья парка. А дальше пошли серые панельные многоэтажки.

Чем дальше отъезжали мы от центра, тем неказистей становился вид за окном. Тротуары запестрели мусором. Фасады домов стали облезлыми и пошарпанным. Машин было мало, да и те — убогое старьё. А люди выглядели так, что хоть вызывай съёмочную группу передачи «Международная панорама». Здесь на мой фольксваген с дипломатическими номерами глазели с удивлением. Иностранцы из посольств заезжать сюда благоразумно избегали.

Проехал полицейский автомобиль, и смотрелся он на этих улицах как настороженный чужак.

— Сюда, сюда, — указывал Леонардо рукой в замшевой перчатке. — А вон за теми сеньоритами на углу — налево.

Сеньориты стояли у стены, характерно выдвинув вперёд колено. Они вовсю уставились на нас, в глазах их светился коммерческий интерес. Все они были так страшны, что просто не дай боже.

А мы ввинчивались в самую глубь этого маргинального района. Помойки, изрисованные стены, дыры на месте окон. Ржавый остов машины и скачущие по нему чумазые пацаны. Тёмные личности посматривают исподлобья и греют руки у костра. Изнанка красот и благополучия центральных улиц.

В наше время многие уже поняли, что советская пропаганда не врала, разве что несколько сгущала краски. Сейчас я наблюдал вокруг себя настоящее гетто. Может, не такое жуткое, как в городах США или как бразильские фавеллы, о которых так любил рассказывать Леонардо. Но зрелище было и впечатляющее, и печальное. Нет, и у нас есть места, где по темноте с тебя могут сдёрнуть шапку или отжать мобилу и кошелёк. Да и в СССР наверняка были. Но чтобы целые районы, как будто специально выделенные для обитания представителей городского дна… У нас я такого не видел, и от других тоже не слышал. О девяностых не говорим. В те годы у нас любые районы были такими.

Тем временем улица упёрлась в местную торговую площадь. Здесь царило оживление. На поперечной дороге сновали люди и транспорт, среди машин попадались не совсем убитые экземпляры. Ряд маленьких магазинчиков зазывно кричал яркими вывесками. Запахи специй и шашлычного дыма проникли в салон и щекотали ноздри.

— О, вот он, вот он! — Леонардо неожиданно дёрнул меня за рукав. — Вон тот чувачок, это Хаким, марокканец. Сейчас я его приведу.

У заклеенной объявлениями круглой тумбы переминался с ноги на ногу щуплый парень в короткой красной куртке и обвисших джинсах. На голове пестрела узорами вязаная растаманская шапочка. Мой спутник выскочил из машины и направился к нему.

Парень узнал Леонардо, заулыбался. Они поздоровались за руку, причём каким-то своеобразным замысловатым образом. Коротко о чём-то переговорили. Потом эти двое заскочили на заднее сиденье.

Я собирался расспросить Хакима, узнать интересующую меня информацию. И сунуть ему в благодарность пару купюр. Но тут случилось неожиданное. Стоило мне повернуться, как тот шарахнулся от меня, как нашкодивший кот от веника. Ругнулся на неизвестном языке, толкнул дверцу и вывалился наружу. Подскочил и стреканул к воротам рынка.

— Лови, лови его, Ник! — завопил Леонардо во всё горло. — Он один, кто знает, где искать эфиопцев! Других у меня нету!

Я выскочил из фольксвагена и рванул за этим чёртовым Хакимом.