Резидент КГБ. Том 1

Глава 15

Что же так перепугало беднягу Хакима, было непонятно. Может, обознался и с кем-то меня спутал. Или, скорее, безошибочным чутьём мелкого преступника распознал во мне представителя силовых структур. Правда, немного ошибся с ведомственной принадлежностью. И даже со страной. Ну, не было у него времени определять такие нюансы. Когда торгуешь афганской анашой прямо на улице, лучше сначала бежать, а уже потом думать.

Этим быстроногий марокканец сейчас и занимался. В смысле, бежал. Он нёсся, зайцем петляя между людей. Пролетал мимо лотков рыночных торговцев, как красная молния. Яблоки и апельсины сыпались на землю от поднятого им ветра и скакали у меня под ногами. Он задел толстяка с рюкзаком, тот заорал ему вслед благим матом. И тут же проглотил свой крик, когда мимо него скорым поездом пронёсся я.

Марокканец на бегу увернулся от тележки с капустными кочанами, стукнулся плечом о стойку тента, конструкция пошла ходить ходуном. Раздались новые крики. Чем закончилось, я не видел, мимо шатра успел проскочить.

Красная куртка юркнула в узкий проход. Я ринулся туда же. Поскользнулся, устоял на ногах, но снёс какого-то не вовремя вылезшего на пути мужика. Извиняться было некогда. Я бежал. Вокруг мелькали прилавки и лотки, ящики, испуганные лица. Люди жались по сторонам, пялили ошалевшие глаза.

Скоро впереди выросло строение, сарай или склад. По бокам — тоже стены. Беглец, казалось, загнал себя в ловушку. Но нет, проскакав горным козлом по куче ящиков, он оттолкнулся от забора и сиганул на крышу. Прогремел подошвами по железу, торжествующе обернулся — и пропал из поля зрения.

Я выругался. Крыши, опять эти гадские крыши!

Повторив его маршрут, я оказался наверху. Изо рта облаками валил пар. Красное мелькнуло не очень далеко. Увидев, что я уже рядом, Хаким выпучил глаза и заработал ногами изо всех сил. Застройка здесь была — просто мечта паркурщика. Сараи, гаражи, одно- и двухэтажные домики, заборы. Всё плотно, тесно. Морозное солнце отражалось в окнах, сверкало на изгибах водосточных труб и в осколках битого стекла.

Второй этап нашего забега начался тут же, без передышки.

Ветхий шифер хрустел под ботинками. Ноги скользили на обледеневшем рубероиде. Гаражные ржавые коробки стонали под моим весом. Я летел по этому всему так, что ветер свистел в ушах. Тело работало как запрограммированная машина, мне оставалось только не мешать.

Тут красное впереди меня куда-то пропало. Мне это не понравилось. Не хватало ещё, чтобы после всего нашего слалома этот шкет смог улизнуть.

Я остановился и прислушался. Рыночные разнообразные звуки сюда хоть и доносились, но были приглушены расстоянием. Здесь же было тихо. Но нет, через две-три секунды кое-что я таки услышал.

Это было рычание. Рычали внизу, в одном из дворов.

Мне стало понятно, в чём дело. Беглец понял, что силы у него на исходе. Увидел двор, где можно спрятаться и отсидеться. И спрыгнул туда. Но не тут-то было: место только казалось необитаемым.

Отправившись на звук, я сразу отыскал нужное. Узкий двор был заставлен какими-то мешками. В одном месте в пространство между ними вжался незадачливый паркурщик. А на него надвигался здоровенный доберман. Он был готов к прыжку. И осуществить его собирался в самые ближайшие мгновения.

— Эй! — крикнул я. — Фу!

Пёс дёрнул ушами и повернул голову. Но лишь на секунду.

— Тихо, тихо… Хорошая собака… — приговаривая это, я начал спускаться во двор.

Мешки разъезжались под ногами. Нагромождение грозило обрушиться, завалив при этом и четвероногого, и двуногого. А может, и меня с ними заодно.

Наконец я был внизу.

Хаким отчаянно взглянул в мою сторону и забился глубже в мешки.

Пёс переключил своё внимание с него на меня. Шкарябнул по бетону задней лапой, оскалил зубы. Клыки у него были что надо. Но у меня имелись свои преимущества. И главное из них — уверенность и майорская подготовка, навыки противодействия вот таким зверюгам. И готовность эти навыки применять.

Доберман коротко прорычал. Я решительно нахмурился, уставился в его желтоватые глаза. И рыкнул в ответ.

Теперь выбор был за псом. Он мог запросто броситься на меня. А мог поступить умнее. Я дал ему несколько секунд на раздумья, потом сделал небольшой шажок вперёд. Исход поединка, если он состоится, для меня был ясен заранее. Вот пальто будет жалко.

Мой зубастый противник оказался умным псом. Глухо ворча, он отступил, сначала немного, потом подальше.

Вот и хорошо.

— Поднимайся, — я протянул Хакиму руку, продолжая посматривать при этом на собаку. На человека, конечно, тоже смотрел. Не хватало ещё, чтобы он сунул в меня с перепуга ножиком.

Тот поднялся, но продолжал жаться к мешкам.

— Ты чего убегал?

Он не отвечал, только порывисто дышал и вращал глазами.

— Я не из полиции, — терпеливо объяснил я ему. — И не из мафии. Я русский. Советский дипломат.

Эти слова подействовали — но совсем не так, как я рассчитывал. Хаким вздрогнул. Прошептал тихо: «Кей Джи Би…» И рванулся вверх по мешкам. В тот же миг и пёс глухо рыкнул и дёрнулся к нам.

— Стоять! — гаркнул я им обоим.

Доберман затормозил едва уже не на лету. А марокканец, которого я успел схватить за ботинок, грохнулся мне под ноги.

— Мы сейчас уйдём отсюда, — сказал я, обращаясь к псу. — И ничего здесь не возьмём. Потерпи минуту.

Повернулся к парню. Тот таращился на меня, лицо его полнилось ужасом и обречённостью.

Конечно, подумалось мне. Если у него на глазах стокилограммовый мужик под сорок лет возрастом скачет по крышам как двадцатилетний, а потом взглядом загоняет в угол свирепую бойцовую псину. И говорит, что он советский. Понятное дело, что он из великого и ужасного Кей Джи Би.

Да уж, запугали их тут знатно.

Ну и правильно.

— Ты прав, я из Кей Джи Би, — зыркнул я ему в лицо. — И я готов на всё. Но от тебя мне нужна только информация. Я знаю, что тебе известно, где скрывается африканская банда Большого Джоу. Где он засели? Говори!

Он дёрнул кадыком, потом залепетал что-то невразумительное. О том, что я ошибаюсь, и ничего такого он не знает.

— Эти эфиопы, — проговорил я, бешено сверля его взглядом, — совершили плохое в отношении страны СССР. Они наши враги! Ты тоже хочешь стать нашим врагом, парень? Правда хочешь? Тогда я сделаю тебе небольшой укол, заберу тебя с собой, потом запакую в большую коробку. И отправлю тебя дипломатической почтой.

На меня нашло злое, жестокое вдохновение. Я вдруг понял, как нужно правильно врать, блефовать и брать людей на испуг. Просто надо самому поверить в то, что говоришь. А дальше всё выйдет само собой.

Мой перепуганный собеседник вжался в мешки. Боковым зрением я заметил, что пёс поджал уши и ненароком посматривает, куда бы ему спрятаться.

— Ты очнёшься в Сибири! — ткнул я пальцем Хакиму в грудь. — С пилой в руках! И будешь валить лес всю оставшуюся жизнь! А когда ты состаришься и умрёшь, твоё тело пустят на корм бурым русским медведям!

Тишина во дворе провисела недолго. Захлёбываясь словами и перебивая сам себя, Хаким рассказал всё, что знал.

Ещё бы ему было не рассказать.

Гордиевский выслушал Васин доклад и почесал гладко выбритый подбородок.

— Ваши предложения?

Вася нерешительно глянул в мою сторону.

— Николай тут предлагает…

— Да, ситуация сложилась таким образом в том числе из-за меня, — подключился я к разговору. — Эти люди имеют претензии к Советскому Союзу и ко мне лично. Настроены они решительно. Недавнее происшествие с Натальей из продовольственного отдела не случайность, а звено той же цепи…

— Почему не сообщил сразу? — прервал меня Гордиевский.

Я встретил взгляд его холодных серых глаз.

— Не был уверен. Теперь убедился, — ответил я. — Есть сведения, что готовятся новые провокации. Эта эфиопская группировка перешла границы дозволенного. Разобраться с ними нужно жёстко. Чтобы это послужило уроком для других.

Наш предавший страну начальник поднялся. Половицы заскрипели от его шагов. Мы с Васей ждали его решения. Кроме нас в кабинете никого не было.

— Что для этого потребуется? — спросил Гордиевский, возвратившись за стол.

— Оружие, — сказал я. — И немного боеприпасов. Из резидентуры никого задействовать не нужно: я привлеку доверенных людей из местных.

На последних словах Гордиевский чуть шевельнул бровями. Правильно — пускай гадает, что это у меня там за отряды. Пусть нервничает, пытается узнать. А я пойду туда один. В крайнем случае возьму в помощь надёжного и молчаливого Йенса.

— Я настаиваю на своём участии, — сверкнул глазами Василий, который давно уже активно ёрзал и скрипел стулом.

— Разрешите провести акцию своими силами и никого из резидентуры не задействовать, — хмуро повторил я.

Надвинув на нос свои андроповские очки, Гордиевский строго осмотрел нас, каждого по очереди.

— Никаких акций проводить не разрешаю, — процедил он раздражённо. — Голливудских фильмов на видеокассетах насмотрелись? Я видел твоё личное дело, Николай, и знаю о твоём боевом опыте. Но здесь не джунгли, здесь цивилизованная Европа. И мы должны этому соответствовать.

Дальше он порассуждал о том, что нужно решить вопрос по дипломатическим каналам. Пусть этой эфиопской бандой занимается полиция. А мы, со своей стороны, усилим бдительность и выставим дополнительную охрану. Сказал мне написать отчёт и указать там всё, что мне известно. На этом разговор был закончен.

От Гордиевского это был удар в спину.

Впрочем, а чего ещё стоило ожидать от врага?

Датской полиции майор не доверял, а значит, не доверял и я. Привыкшие иметь дело с буянящими пьяницами и мелкими воришками, с настоящими международными бандитами они могли и не справиться. Полезут проверять указанный мною адрес, спугнут, и африканцы сменят логово. А ещё одного осведомлённого марокканца у Леонардо может не оказаться.

О цивилизованной Европе слышать от предателя было забавно. Как же рано это у них началось…

А с этими эфиопами, мне представлялось, Гордиевский задумал поиметь свой интерес. С одной стороны, для успешной карьеры ему необходимо, чтобы резидентура и посольство в целом функционировали нормально, без чрезвычайных происшествий. С другой и с главной, работал-то он на англичан. И такой ресурс, как готовые на многое и имеющие зуб на страну СССР вооружённые отморозки, не преподнести в подарок своим хозяевам просто не мог.

Ещё, как вариант, англичане в сцепке с датчанами могут обезвредить-таки банду, а лавры вручить ему, Гордиевскому. И это будет жирный плюс для его послужного списка и продвижения по служебной лестнице.

Выходя из начальственного кабинета, Вася в мою сторону не смотрел. Только пробурчал на ходу:

— Не ожидал от тебя…

Понятно: обиделся, что я решил идти на опасное дело без него. Я не ответил. Не мог же я ему сказать правду. Что он мне нужен здесь живым и здоровым не только как друг, но и как союзник по очистке резидентуры от предателя.

По домам мы разъехались не попрощавшись.

Придя вечером домой, я ощутил необоримое желание напиться. Шло это желание откуда-то из самых глубин души. Было не вполне понятно, моё оно или майора Смирнова.

А может, было оно обоюдное.

В холодильнике немного оставалось после недавнего визита Васи, или после каких-то других мероприятий. Я уже протянул руку на верхнюю полку серванта, где блестели и просились из темницы наружу гранённые стаканы. Но потом взял себя в руки и это необоримое желание таки поборол.

Я уселся за кухонный стол и, глядя на клетчатую его клеёнку, вместо постыдного пьянства в одиночку стал размышлять. Думал я о своих успехах.

Успехи имелись. Но было их негусто.

Я убедил помогать себе супругу объекта. Это был серьёзный плюс. Ещё мне удалось убедиться, что в доме предателя хранится зашитый в том Шекспира план побега из страны. И… И, пожалуй, это всё.

О минусах в виде всяких африканцев и колумбийцев думать сейчас не хотелось. Тем более, главный минус заключался совсем в другом. Положение было таково, что убедить в своей правоте я не смог даже Василия, своего лучшего друга. Что уж тогда говорить о высоких чинах из Комитета…

И этот целлофановый лист с напечатанным на нём планом, с ним ведь тоже не всё просто. Информация там подана в зашифрованном виде, Москва на карте названа Парижем, Ленинград — Марселем. Если и способен листок послужить доказательством измены, то только наряду с другими, более существенными уликами. Сам по себе он — только непонятные писульки.

А предатель Гордиевский скоро отбывает в Москву. Может быть, уже через месяц или даже раньше. И его отъезд — это мой, как говорили в далёком будущем, дедлайн. После этого задача с его разоблачением превратится для меня в тыкву.

Нет, в случае своего поражения я могу пойти на крайнюю меру. Казнить предателя. И вместо благодарности от страны получу я за это долгий тюремный срок. А то и пулю. И будет будоражить умы немногих знающих об этом случае вопрос: за что же всё-таки сумасшедший майор убил своего перспективного начальника? А откуда он узнал о вшитом в томик Шекспира листике с какими-то шифрами и схемами, останется вечной загадкой — наподобие тайны Бермудского треугольника. Или перевала Дятлова.

Да, меня за это убийство могут приговорить к высшей мере. Или, например, застрелят при задержании. Что ж. Как знать — может быть, попаду ещё в чьё-нибудь тело.

Той ночью мне приснился необычайно цветной и яркий сон. Этот сон был не мой, майора Смирнова. Там люди пробирались по шею в тёмной воде, осторожно и бесшумно. Луна дрожала на поверхности реки, от дуновения ветра тихо шелестел тростник. Над головой люди держали автоматы Калашникова. И я держал свой АК-47 над головой. И я двигался вместе с другими, увязая армейскими ботинками в илистом дне.

Рядом плеснула рыба, забила спросонья по воде крыльями птица в зарослях. На этот случайный плеск ударил с берега пулемёт. Стрелок бил не прицельно, не оттого, что заметил кого-то — просто так, на всякий случай. Пули взрезали поверхность с глухими шлепками. Человек рядом со мной вздрогнул, и глаза его широко распахнулись. В него попало. Он ушёл под чужую чёрную воду без вскрика и без единого звука. И во взгляде его не было страха, там была только досада. И прощание.

Остальные до хруста сжали зубы и продолжили свой путь.

Скоро сразу отовсюду раздался сухой треск, на берегу закричал пулемётчик, испуганно и предсмертно. В той стороне вспыхнуло и рвануло, содрогнув речное дно. Я устремился к берегу. Выпустил короткую очередь по моргающим из темноты вспышкам. Упал в траву, выдернул чеку из гранаты…

И проснулся.

Сел на кровати. В окно светил уличный фонарь. Прохладный пол холодил голые подошвы.

Несколько ошеломляюще долгих секунд я никак не мог сообразить, кто же я такой. Человек с автоматом, выполняющий миссию в далёкой тропической стране? Майор Смирнов из советской резидентуры КГБ в Копенгагене? Или интернетный журналист из России 2025 года?

Потом таки понял.

Наутро мне открылось одно из воспоминаний майора. Из тех, что были заблокированы где-то в подвале сознания и громоздились там, подобно наглухо заколоченным ящикам с неизвестным содержимым.

Дело было в жарком краю. Там джунгли заглядывают в окна городских домов, а высокие гибкие женщины ходят по дорогам, удерживая плетёные корзины на головах. Вместо кукол и машинок дети играются пулемётными гильзами. Вожди племён там притворяются генералами правительственной армии и командирами повстанцев.

Наши там помогали одной из сторон в гражданской войне, что шла уже давно и с переменным успехом.

Инструкторы обучали местных военному делу. Но случалось и такое, когда лучше было справляться своими силами. Тогда в игру вступал специальный отряд. Одним из его бойцов был Николай Смирнов, в то время ещё не майор, а молодой лейтенант.

До поры до времени всё шло хорошо. Но в тех местах существовала своя специфика. Наверное, кто-то из чёрных вождей сменял портфель со штабными бумагами на пачку зелёных банкнот — и отряд попал в грамотно организованную засаду.

Лейтенанту с напарником выпало прикрывать отход основной группы. Вдвоём. Вокруг гремели взрывы, в зарослях стучали пулемёты. Противник пытался атаковать, и три раза откатывался с потерями.

Положенное время они продержались. А когда отходили, напарника прошило автоматной очередью, и тот захрипел, повалившись в траву. Лейтенант был и сам ранен, но не настолько, чтобы обращать на это внимание. Он уложил выскочивших из-за горящего БМП автоматчиков, подхватил товарища и скрылся в джунглях.

К месту постоянной дислокации с тяжелораненым на плечах было не добраться. Выходить к дороге для захвата транспорта опасно: их разыскивали, а напарник был не то что не вояка, он был почти уже не жилец. Но пока он дышал, у лейтенанта и мысли не возникало его бросить.

Медикаменты исчерпались, вода плескалась на самом дне фляги. Вокруг шелестели дикие джунгли. И тут, ступая по колено в траве, лейтенант почувствовал острую боль в ноге — в том месте, где штанину порвало о металл покорёженной самоходки. Он успел заметить уползающую прочь змею яркой окраски. Этот вид был ему знаком.

Аккуратно уложив напарника под низким и душным пологом папоротников, лейтенант в отчаянии рухнул рядом. Он знал, что смерть от укуса наступит через два часа. Можно опробовать спастись, отрубив себе ногу. Но даже это не давало гарантии, если яд уже успел распространиться по организму.

Ногу лейтенант рубить не стал, рассудив, что если сам он пропал, то нужно попытаться спасти напарника. Взвалив бездыханное тело на плечо, он пошагал, куда подсказывала интуиция.

Лейтенанту повезло, часа через полтора он набрёл на поселение. Десяток покосившихся хижин, любопытные босые дети, настороженные взгляды старух с обвисшими грудями и костяными ожерельями на шеях. Его привели к шаману. Тот бросил короткий взгляд на раненого, потом уставился в лицо лейтенанту, который горел жаром и почти валился с ног. Шаман присел и протянул руку к голени, осматривая укус. Что-то крикнул, и на крик из хижины выбежал невысокий пацанчик. Одной руки у него не было, во второй он сжимал выдолбленный из тропического плода кувшин. Шаман передал сосуд лейтенанту, и тот не раздумывая к нему приложился.

Чёрная в белых точках шаманская голова поплыла у лейтенанта перед глазами, и он отключился.

Пришёл в себя он на лежанке из тростника. Слабости и жара он не чувствовал. К нему пришли двое, шаман и одна из старух. Говорил шаман, старуха переводила на ломаном французском. Она несла какую-то ересь о переселении душ, и лейтенант перебил, спросив о напарнике. Старуха сказала, что товарищ лейтенанта ещё жив, но спасти его невозможно. Тогда лейтенант поднялся и быстрым шагом направился в джунгли.

Он отыскал шоссе и поймал там попутку. Водитель всю дорогу бросал обречённые взгляды на автомат, а потом долго не верил, что никто не собирается его убивать.

Рассмотрев спрятанную между холмами военную базу, лейтенант удовлетворённо выдохнул. Там, укрытые маскировочной сеткой, топорщили по сторонам винты два транспортных вертолёта. Лейтенанту было бы достаточно и одного.

В рюкзаке у него имелась свёрнутая в тугой валик форма условного противника, и лейтенант быстро её натянул. Он дождался, когда под шлагбаум заедет машина с белыми людьми в таких же мундирах. Выбрался из зарослей и уверенной походкой направился на КПП. Дежуривший там парень из местных молча козырнул — все белые были для него на одно лицо.

Когда лейтенант стягивал с вертолёта маскировку, от ангаров прибежал сердитый белый. Сердитость у него на лице сменилась изумлением. Он зашарил пальцами по кобуре, но поймал подбородком кулак лейтенанта и прилёг на бетон. Лопасти закрутились, сдувая с лежащего тела бейсболку с буквами USA.

Машина поднялась в воздух и резко накренилась, беря нужный курс. Внизу забегали человечки в камуфляже. Там тарахтели пулемёты, а лейтенант в кабине несущейся над пальмами винтокрылой птицы смеялся и что-то кричал.

На борту обнаружились два ящика с армейской тушёнкой, и лейтенант, забирая напарника, сгрузил их под ноги шаману.

Дважды пришлось садиться на автозаправках. Лейтенант расплачивался за топливо пулемётными лентами — заправщики посматривали диковато, но бегали с канистрами резво и возражать не пытались.

На закате вертолёт опустился у ворот советского посольства в соседней, относительно мирной стране. Джунгли в тех местах покрывают территории подобно зелёному океану, и границы там понятие условное. Напарника тут же доставили в госпиталь, и врачи засуетились вокруг него, как добрые белые птицы. Когда через неделю он на своих двоих поднимался по трапу в самолёт «Аэрофлота» до Москвы, лейтенант был уже в столице и, высунув в усердии язык, писал и писал объяснительные.

На службу в КГБ их приняли в один год. Оказаться в Конторе после спецназа путь не совсем типичный, но чего только не бывает.

Карьера у напарника получилась стремительной. Насколько этому способствовал его отец, генерал КГБ, не суть важно. У парня определённо имелась голова на плечах, и была она не пустая. Сейчас, в 1977 году, папа выращивал на своей пенсионерской даче кабачки и давно ни на что не влиял. А его сын работал начальником отдела ПР (политическая разведка) в лондонской резидентуре КГБ. Работал результативно, ожидал возвращения в Москву и очередного должностного повышения.

Звали его Игорь Бережной, он был полковником Первого главного управления. И он был вхож в очень многие кабинеты.

Они с майором Смирновым регулярно общались, находили способ. Бывший майорский напарник не забыл случая в джунглях неназванной страны. Он постоянно звал майора к себе, манил перспективами. Тот отказывался: не хотелось, при всём уважении, попадать в зависимость — пусть и от хорошего, проверенного друга. В этом, пожалуй, я майора понимал.

Для меня же это открытие было просто подарком небес.

Но использовать его нужно было с умом.