Резидент КГБ. Том 1

Глава 12

Салон микроавтобуса провонял запахом пота и немытого тела. Слащавый одеколонный аромат был не в силах перебить этот тяжёлый смрад, хотя старался изо всех сил. Тусклый свет панельной лампочки на потолке выхватывал из полумрака поблескивающий металл дробовика в руках чёрного и толстого африканского человека. Он уже перестал направлять на меня своё оружие. Но водитель, что поёрзывал у меня за спиной, наверняка сидел там не с пустыми руками.

Примостившись на откидном сиденье, я смотрел в лицо толстяку. Его туша занимала половину салона. Маленькие желтоватые глазки заставляли предположить, что их хозяин пребывает под кайфом. Губы жевали незажжённую сигарету.

— Ну что, давно не виделись, советский товарищ, — он ехидно прищурился.

Вид этого персонажа сам собой наводил на мысли о бегемотной необъятной туше. Но память майора Смирнова подсказывала, что оперативный псевдоним у него: Гиена. Майор сам придумал ему эту кличку. И скоро я понял, отчего оно было так.

— Рад нашей встрече? — собеседник расхохотался, звук больше напоминал хриплый лай. Я мысленно кивнул: да, прозвище оказалось в самую точку.

Вопрос был, кажется, риторический, и отвечать я не стал. Вместо этого вспомнил, что знакомые называли этого типа Большой Джоу. И сам он тоже так себя называл.

— Раньше мы виделись часто, — заплывшее лицо Гиены в мгновение ока сменило веселье на скорбную печаль. — Мы много разговаривали. Ты приносил доллары в белом конверте…

— Были времена, — согласился я. — Зачем твои люди напали на меня? Могли бы просто передать, что ты хочешь поговорить.

Я в недоумении развёл руками и взглянул на дробовик. Собеседник снова развеселился.

— Эти дурачки заявили, что возьмут тебя без оружия, с трубами и иголками, — ухмыльнулся он. — На спор. Теперь должны мне по сто баксов.

Снова раздался его фирменный лающий смех. На этот раз у меня за спиной за компанию с ним разок хихикнул и водитель.

Гиена-Джоу служил дипломатом в посольстве Эфиопии. Занимал высокую должность, был советником посла, имел отношение к армии и разведке. Параллельно крутил свой грязноватый бизнес. А потом власть в стране поменялась, Эфиопия выбрала социалистический путь. Ловить по деревням девушек для отправки в западноевропейские бордели, что было, видимо, основным источником дохода Гиены, стало нельзя. Из дипломатов его тоже выгнали. Он долго где-то скрывался — и вот, выплыл на поверхность.

И теперь эта святая душа чего-то от меня хотела.

— Чем я могу быть тебе полезен, Большой Джоу? — аккуратно поинтересовался я.

Африканский человек Гиена пошевелился, сиденье под ним заскрипело жалобно и громко.

— Я хочу кое-что тебе рассказать, советский товарищ, — проговорил он, и в глазах его блеснули новые огни, резкие, недобрые… и мне пока не понятные. Но слово «товарищ» звучало у него похожим на оскорбление. — Рассказать про своё теперешнее житьё. Я не могу поехать на родину. Там сейчас правит ваш большой друг, Менгисту Хайле Мариам. Мне нельзя туда ехать, меня там сразу убьют. Они отобрали у меня всё! Мой дом в Аддис-Абебе… Знаешь, что придумали эти ублюдки? Они сделали из него школу! Проклятые нищеброды теперь водят туда своих худых вонючих детишек. Мне выть хочется, когда я об этом думаю! Ты хоть представляешь себе, какое это унижение для меня?..

Он сплюнул на пол микроавтобуса.

Мне подумалось, что сам Гиена будет куда вонючей тех ненавидимых им эфиопских детей. От него воняло — в прямом смысле. Но и в переносном тоже, ещё больше. Я отдал должное терпению майора: годами общаться с этой поганью и не свернуть ему шею… А руки ведь наверняка чесались это сделать. Но добытая информация дошла куда следует, и всё оказалось не зря.

— Ты спрашиваешь, чем можешь быть полезен… Я скажу тебе. Ты знаешь, сколько я для тебя сделал. Сколько притаскивал информации. Не нужно бросать меня, как отработанный материал! Я потерял свою прежнюю жизнь — в том числе и из-за тебя тоже. Поэтому мне нужна компенсация. Мне не на что жить! Ты должен платить мне как раньше.

Я посидел молча, переваривая это сообщение. И гадая, не послышались ли мне эти удивительные слова. Судя по сосредоточенной физиономии африканца, он говорил на полном серьёзе.

— Ты же деловой человек, Большой Джоу, — мягко ответил я. — Сам посуди: за что мне тебе платить? У тебя больше нет информации. Моя фирма не согласится отстёгивать доллары просто так.

С ним так и нужно было говорить, как с несмышлёным, отстающим в развитии ребёнком. Идиот даже не понимал, что сам послужил одной из причин того, что случилось у него на родине. С одной стороны — он и такие, как он, наживались на нищете своих земляков, вели себя хуже настоящих гиен. С другой — он продавал политические и военные секреты страны и стратегическую информацию. А теперь удивлялся, как всё неприятно повернулось.

— Ты прав, информации у меня нет, — вкрадчиво согласился человек-гиена. —

Нет информации. Нет дома, нет должности, нет дипломатического паспорта… Зато у меня есть кое-что другое.

Он вскинул на меня взгляд, и я увидел, что глаза моего необычного собеседника наливаются кровью, в прямом смысле этого выражения. Сонное спокойствие слетело с него. Передо мной сидел разъярённый, раздувающий ноздри дикий зверь. Крупный, опасный. И с дробовиком в руках.

— У меня есть моя злость, — прорычал он. — Есть желание отомстить! Тебе и твоей поганой, лезущей куда не надо стране. У вас в посольстве полно работников. Женщины, простые дипломаты. Кому-то из них может не поздоровиться. Не одному, многим. Многим! — Он глядел на меня серьёзно и свирепо. — Мы можем это сделать. У меня есть оружие и взрывчатка. Есть люди, готовые на всё. Да я сам готов на всё!

Последние слова он выкрикнул. Незажжённая сигарета вывалилась изо рта. Руки его с толстыми пальцами нервно вцепились в дробовик.

— Не горячись, Большой Джоу, — сказал я.

— А что мне ещё делать, кроме как горячиться? — взревел он. — А⁈ А⁈

Глаза его загорелись безумием, Гиена потряс в воздухе дробовиком. На какую-то секунду мне показалось, что он и вправду может из него бахнуть. Но нет, маханием дело и ограничилось. Жирдяй плюхнул оружие обратно на колени, по лбу его потекла струйка пота.

— Через неделю на этом месте в десять вечера. Приноси в том числе за те месяцы, что мы не виделись. Если тебя здесь не окажется, кого-то из советских найдут в канаве с перерезанным горлом. На следующий день — двоих. А потом ваши здания начнут взрываться. И всё это будет на твоей совести. — Гиена просверлил взглядом мой лоб почти насквозь. — Поразмысли, стоит ли оно того, чтобы упираться. Не так и дорого я прошу за вашу спокойную жизнь.

Он закончил.

— Я тебя услышал, — я поднялся, чтобы уходить.

— И ещё, — добавил Гиена напоследок. — Не думай, что я блефую. Поверь, если через неделю не появятся деньги, то всё будет так, как я тебе сказал.

Это были его окончательные слова.

— Я тебя услышал, — повторил я, открыл дверцу и покинул это зловонное логово.

Так здесь, наверное, ещё не выражались. Но это было неважно.

После запахов в микроавтобусе прохладный копенгагенский воздух показался сладким и кристально чистым. Я шагал к дому, а в голове крутился один вопрос. Что у них тут творится в этой Дании 1977 года? Сначала денежные подставы, теперь прямой рэкет… Не страна, а какой-то московский рынок в «святых» девяностых.

Мой дипломатический дом спал, на четыре подъезда светилось мерцающим телевизионным светом всего с десяток окон. В доме напротив наблюдалась такая же картина. В одном из двух окон семьи Гордиевских тускло горел свет от настольной лампы. Что делает там сейчас предатель в отсутствие дома жены? Читает книгу на сон грядущий? Или составляет донесение своим британским хозяевам? Жаль, пока не узнать. Но я над этим работаю.

Интересно, думал я, раскладывая перед сном диван и расстилая простынь, а вот это событие с наездом на майора этого африканского жиробаса… Было оно в той реальности, где в майора Смирнова никто не вселялся? Вряд ли я успел кардинально поменять здесь ход событий. Так что скорее всего встреча эта имела место.

А дальше было, наверное, вот что. Майор раздобыл где-нибудь оружие. И вряд ли это был «Макаров» или ТТ из резидентуры. Скорее всего он стащил табельный ствол у подвернувшегося под руку полицейского ротозея. Или отобрал «Калашников» у каких-нибудь мафиози или террористов — наверняка их тут пруд пруди, а майор по долгу службы их знает, просто мне пока эта часть его сознания открылась не полностью. С «Калашниковым» ему и привычней, по спецназовскому прошлому. А потом он разузнал, где искать этих бешеных эфиопов, пошёл и всех перестрелял. И правильно сделал. Потому что если кто-то обещает убивать, то лучше исходить из того, что он не блефует.

Жаль, что сам я такого проделать не могу. Не настолько ещё вошёл в роль. А тут не только африканцы, а ещё и колумбийцы. И со всеми надо как-то разруливать…

По этому поводу в голове забрезжила свежая и неожиданная мысль. Но сон уже наваливался и затапливал сознание своей парализующей пеленой. Так что думать мысль было уже некому, я заснул.

Ирину Гордиевскую я подобрал в сквере неподалёку от посольства. Она работала здесь же, в посольстве, в шифровальном отделе, так что выбраться сюда в обеденный перерыв ей было несложно. Увидев, что за рулём остановившейся рядом с ней машины сижу я, она проворно юркнула на заднее сиденье и захлопнула дверцу. Я сразу дал по газам. Кажется, никто нас там в сквере не заметил.

Отъехав пару кварталов, я отыскал свободное место в забитом машинами проулке и втиснул туда свой съёмный форд.

Заглушил двигатель, обернулся.

Ирина сидела у самой дверцы, нервно теребя в руках сумочку. Солнечные лучи падали ей на лицо. Она была красивая женщина, нестарая, ухоженная. Только чуть уставшая от своих семейных передряг, от необходимости делить крышу с нелюбимым человеком.

Я долго придумывал, как начать наш разговор. Но всё сразу пошло не так, как планировалось. Жена Гордиевского заговорила со мной первой.

— Вы от парткома? — спросила она.

Пока я удивлялся и раздумывал, не окажется ли мне на пользу быть от парткома, Ирина восприняла моё короткое молчание как знак согласия.

— Ну что ж… — Она решительно мотнула головой, и белые волосы колыхнулись. — Так даже лучше, пусть всё это закончится. Только знайте: не я это начала. Он уже давно… — Рука её потянула ремешок от сумочки, потом отпустила. — У меня ведь папа и мама из КГБ, меня трудно обмануть. А делать с ним вид, что всё нормально, я не хочу. Ради этих инвалютных рублей, и тем более ради его карьеры… Я его давно уже не люблю.

Жалея, что не прервал эти излияния в самом начале, я вздохнул. Хотя — может, для нашего с ней разговора такой её настрой будет и полезен.

— Послушайте, Ирина, — сказал я, оборачиваясь к ней на заскрипевшем сиденье ещё больше — Я не из парткома. Но я хотел поговорить с вами как раз о вашем муже.

Она вскинула на меня быстрый взгляд. Партком парткомом, но она прекрасно знала, в какой организации я служу — и не только оттого, что там же служил и её супруг. В посольстве все знали, кто откуда, шила в мешке не утаишь.

— У него что, неприятности?.. По основной работе?.. Что-то случилось?

Что за выражение в глазах сопровождало этот вопрос — тревога? скрытая радость? — определить было сложно.

— Можно и так сказать. — Я сделал паузу. — И всё гораздо хуже, чем вы можете себе представить. Олег… Есть информация, что он работает на разведку одной капиталистической страны. Он — предатель.

Ирина посмотрела на меня, как на сумасшедшего.

— Что вы такое говорите? Олег?.. Это… это ведь не может быть правдой!

Её лицо, в первый миг вспыхнувшее удивлением и испугом, выдавало теперь скрытое размышление. Я помолчал, давая ей время подумать. Пусть решит для себя: точно ли не может? Или всё-таки может?

— Почему вы делитесь этим со мной? — проговорила Ирина. К какому выводу она пришла, было пока непонятно.

— Во-первых, потому что вы не предатель. А во-вторых…

Я замялся, не зная, как правильно сформулировать деликатный аргумент о том, что супружество их с Гордиевским уже чисто формальное, так что…

— Ну да, я понимаю, — выручила она меня.

— И мне нужна ваша помощь. Уверенность у меня есть. А доказательств — таких, чтобы убедили всех — нет. Так бывает.

— Но зачем ему это? — Ирина стукнула себя кулаком по коленям и подалась вперёд. Мои слова о помощи она, кажется, не услышала. — У него же все есть! Работа, о какой другие только мечтают, должность. Квартира, машина, деньги… Зачем ему предавать?

— Наверное, затем же, зачем встречаться с любовницей, когда у него есть вы.

Её щеки на мгновение вспыхнули.

— Причины могут быть разными, — продолжал я. — Но не это сейчас важно. Ваш муж предатель, примите этот ужасный факт.

С минуту Ирина просидела молча.

— Но откуда… Откуда всё-таки вам это известно?

— Это не имеет значения, — отрезал я. — Важно другое: вы должны помочь мне остановить его.

— Я? Чем я могу помочь? — заволновалась она — Я ничего не знаю.

— Может быть такое, — сказал я, — когда вы что-то знаете, но просто не придаёте этому значения. Вы живете с ним, видите его каждый день. Подумайте, вспомните: не покажется ли вам теперь, в свете этого нового знания, что-нибудь в его поведении подозрительным? Может быть, тайные встречи — помимо тех, что бывали раньше? Необычные телефонные звонки? Необъяснимые траты? Вспомните все, что может показаться важным.

Ирина посидела, опустив голову, подумала.

— Нет… Я ничего такого не замечала, — покачала она головой. — Он же и так шпион. И к его тайным встречам, разного рода, я уже давно привыкла.

Она горько усмехнулась.

— Мы давно уже почти не разговариваем. На работе он всегда допоздна. Дома… Читает книги и газеты. Вечером делает пробежки.

— На рыбалку не ездит?

В посольстве было несколько компаний рыболовов-любителей, и ни к одной Гордиевский не принадлежал. Если он всё-таки где-то рыбачит, это могло быть интересно.

— Нет, рыбалку он не любит. Раз или два в неделю играет в бадминтон где-то в городе.

Да, о пробежках и бадминтоне я теперь тоже вспомнил, читал об этом. Наверняка он использовал это для своих предательских занятий. Впрочем, может быть, и нет, возможностей у него и так хватало.

— С кем он играет, не знаете? — спросил я на всякий случай.

— Не знаю. Может, он и вовсе не играет.

Да, логично.

— Фотографией не увлекается, никакие плёнки в ванной не проявляет?

— Нет.

— Жаль…

Собственно говоря, я и не очень рассчитывал, что Ирина Гордиевская принесёт мне на блюдечке какие-то убийственные доказательства. Больше она была нужна мне как союзник и помощник, на будущее.

— Хорошо, — сказал я. — Ирина, я понимаю, что вам пока трудно всё это осознать. Но вы должны понимать, насколько всё серьёзно. Ваш муж уже долгое время наносит колоссальный вред нашей стране. Вы должны помочь мне его остановить.

Она посмотрела на меня с настороженностью.

— Что я должна делать? Я мало что могу, я-то не шпион, меня ничему такому не обучали….

— Просто наблюдайте за ним, — сказал я. — Фиксируйте его необычные действия, запоминайте всё, что покажется странным. Обращайте внимание на мелочи. Все, что покажется вам подозрительным, будете сообщать мне. Может быть, он принесёт домой документы с работы. Может, что-то спрячет в квартире. Или, например, станет готовиться к отъезду.

Глаза Ирины округлились.

— Вы думаете, он может… попросить политическое убежище?

— Думаю, он давно готов и ради этого всё и затеял.

Ирина помолчала, обдумывая мои слова. Было видно, что мысли крутятся у неё в голове одна мрачнее другой. Я этой женщине совсем не завидовал.

— А если вы ошибаетесь? — наконец спросила она. — Если Олег невиновен, и всё, что у вас есть, просто сфабрикованная фальшивка?

Я мрачно покачал головой.

— Нет, Ирина. Увы. Это абсолютно исключено.

Ирина вздохнула. Наверное, она была подсознательно готова к чему-то подобному.

— Хорошо. Я… я попробую.

Я скрыл свою радость за спокойным коротким кивком.

Мы договорились с ней о системе условных знаков. Я объяснил, где находится моё окно в доме напротив её квартиры. Когда мне понадобится с ней увидеться, я буду ставить на подоконник пакет из-под сока. Если что-то помимо обычных цветочных горшков появится уже на её подоконнике, это будет означать, что у неё появилось срочное сообщение. Встречаться будем так же, как сегодня: я заберу её в том же сквере во время обеденного перерыва. Также она могла бросать записки в мой почтовый ящик в подъезде.

Но это было не всё из мною запланированного.

— А ещё… Ещё мне нужно попасть в вашу квартиру. Я хочу сделать обыск, пока там у вас никого не будет дома. Сегодня, прямо сейчас. Дайте мне ключи, к вечеру я их верну.

Вначале я не собирался просить об этом в первый же день. Хотел дать ей время. Но теперь подумал, что лучше ковать железо, пока оно горячо.

Пользоваться своей чудо-отмычкой для проникновения в квартиру я опасался: там мог стоять замок с дополнительной секретной начинкой. Тогда мало того, что не открылась бы дверь — саму отмычку заблокировало бы в замке, тем самым выдав мою попытку взлома.

Ирина испуганно посмотрела на меня.

— Ключ? Зачем?

— Чтобы найти доказательства его вины, — ответил я. — Если он что-то прячет дома, я найду это — и всё закончится.

— Я… я не знаю, — Ирина замялась. — Я боюсь. А если он решит вдруг поехать домой?

— Вы будете следить из кабинета за его машиной. Если он уедет, позвоните мне на свой домашний номер. Только ничего не говорите в телефон открытым текстом. Услышав ваш голос, я и так всё пойму.

— Я могу упустить его отъезд, у нас иногда бывает много работы.

— Ничего, я готов пойти на этот риск.

Видя её колебания, я применил неприятный, но весомый аргумент:

— Я разговариваю сейчас с вами, потому что полностью уверен, что вы к делам своего мужа не причастны. Но эту мою уверенность разделяют не все. Над вами нависла угроза. Помогая мне, вы докажете всем свою невиновность.

Ирина отвернулась и долго молчала, глядя в окно. Наконец, она раскрыла сумочку. Связка ключей звякнула, переходя из рук в руки.

Я с благодарностью кивнул.

— Спасибо. Вы поступаете как настоящий советский человек.

Назад ехали молча. Я высадил Ирину в пяти минутах ходьбы от посольства и рванул к дому Гордиевского.