В лицо, ослепляя, светили мощными фонарями. В уши орали о полицейском департаменте и лязгали затворами. Хрипло рычали служебные псы, царапали когтями бетон, рвались с поводков.
Что делать? Я лихорадочно пытался сообразить.
Метнуться на землю, шарахнуть из пистолета по этим фонарям, прицельно и ураганно? И тут же нырнуть в темноту. Пистолет у меня в руке, так что шансы при этом выжить есть, и немалые. Непривычные к подобному копенгагенские мягкотелые копы матёрому спецназовскому майору противники слабенькие. Да их, кажется, несмотря на создаваемый шум, здесь не очень-то и много. Разве что подранят слегка. И собачками куснут.
Можно и без стрельбы и жертв — по крайней мере, среди людей, с собаками уже как получится. Всё, мол, сдаюсь, не стреляйте, вот: кладу оружие на землю. А сам шмыг в сторону, за угол, через стену — и до свидания, гудбай, ауфидерзейн и датский фарвель.
Так что уйти я запросто смогу. Но только один, без Ирины. Если потащу за собой и её, то гарантированно вдвоём и поляжем.
Будет ли правильно оставить Ирину и уйти одному? Это вопрос. И ответ на него зависит от того, что это за полицейские. Если простые служаки-копы, тогда у неё есть шанс быть благополучно переданной в наше посольство. А если копов или их начальство уже успели обработать джентльмены из английской разведки… Тогда Ирину ожидает плохой сценарий. В котором долгая и счастливая жизнь предусматривается для неё едва ли.
Нужно было принимать решение. И я решил, что правильно будет остаться сейчас с ней. Может, появятся шансы спастись вдвоём. А если нет… Если нет — всё равно бросать женщину в беде негоже.
Положив пистолет на землю, я выпрямился и поднял руки.
Но хватать меня и надевать наручники никто не спешил. И пускать мне в грудь подлую пулю тоже, кажется, пока не собирались. Полицейские оказались не те и не эти, а вообще третьи.
Свет перестал бить мне в глаза, лучи фонарей опустились и нарисовали жёлтые круги на бетоне. По сторонам упали резкие тени.
Тогда один из копов подошёл и тронул меня за плечо.
— Уходите, Николай, — услышал я его негромкий знакомый голос.
Это был Поульсен.
Я узнал его в неверном и пляшущем свете фонарей. Поульсен, человек майора Смирнова в городской полиции. Это с ним я встречался вчера после того, как просидел полдня на портовом кране. Как же мне повезло, что здесь оказался именно ты, дружище, подумал я с радостью.
Это был Поульсен, и с ним были его доверенные товарищи. Их было всего трое здесь. А собака была одна, просто рычала и шумела она как целая свора.
Я наскоро рассказал, что на втором этаже при желании они могут обнаружить двоих гангстеров, уже обезвреженных. А ещё один дожидается их в наблюдательной будке на крыше склада, связанный и тоже не опасный. Я не сомневался, что Вася с этой крыши давно исчез и жал сейчас педаль газа на пути к своему дому.
Мы попрощались с Поульсеном и его товарищами. Пистолет я подбирать не стал, наглеть всё же не стоило.
Попетляв по бетонным лабиринтам припортовой территории, мы с Ириной выбрались к освещённой уличными фонарями дороге. Скоро мы были в условленном месте. Там нас ждал Йенс, молчаливый викинг дорог, в своём помятом после прошлого столкновения, но быстром и надёжном автомобиле-такси. В последние дни он по моему совету не показывался в городе, но сегодня я попросил его об очередной услуге.
Мотор завёлся, и мы помчались туда, где в домах мирно светились окна, а автоматные очереди и взрывы если где и слышались, то только из телевизоров.
В том, что рядом с тем домом оказался именно Поульсен и его люди, мне повезло. Но это не было совсем удивительной случайностью.
Эрик Поульсен, третий заместитель начальника уголовной полиции в городе Копенгаген, похожий на актёра Дольфа Лундгрена светловолосый гигант, был давним знакомцем майора Смирнова. Эрик симпатизировал Советскому Союзу и делу социализма. Таких людей в то время хватало по всему миру. Что касается самого Поульсена, то на его отношение во многом повлиял отец. Во Вторую мировую тот каким-то образом оказался в рядах вермахта, а затем и в советском плену. Впечатлённый широтой и величием страны, где худые и голодные, но несломленные русские делили последний кусок хлеба с непонятным пленным датчанином, Поульсен-старший полюбил Россию на всю жизнь. Это своё чувство он привил и сыну.
Познакомились они с майором, когда тот скрутил и притащил в полицейский участок бегавшего по улице с топором наркомана. Потом майор нередко подкидывал Поульсену информацию по уголовной теме. Так что для Эрика его контакты с Николаем были, может, ещё полезнее, чем для самого майора.
После нашей встречи Поульсен по-быстрому составил доклад и отправился к своему начальству. Он был толковый парень и сразу оформил соответствующие бумажные материалы. Догадался он и датировать их задним числом.
Руководство к предоставленным Поульсеном данным о предстоящей схватке кокаиновой мафии и банды отморозков из Африки отнеслось скептически. Откуда, мол, в нашей спокойной Дании всё вот это? Не может такого быть. Что-то, мол, твои информаторы путают и сгущают краски. Поульсену удалось настоять на своём, и заняться этим делом ему всё-таки позволили.
Когда в порту загрохотало и завзрывалось, туда устремилась вся полицейская рать. Люди в форме и с жетонами наблюдали, как уходит ко дну колумбийское судно, и вылавливали из воды выживших, очень немногочисленных. Поульсен же рассудил, что интересное может отыскаться не там, где громко и зрелищно, а в местах более тихих. Так он встретил меня и Ирину. А ещё в тех же бетонных дебрях они с товарищами наткнулись на бредущего куда-то человека с разбитой головой и с давнишним шрамом на лице. Тот стал отстреливаться, но его удалось задержать и взять живым. Это был, понятно, Карлос Монтеро.
После случившегося в порту от желающих примазаться к расследованию этого громкого случая не было отбоя. Но начальник Поульсена, пожилой и не чуждый справедливости служака, забирать дело у Эрика не стал.
А дело вырисовывалось перспективное. На одном только расследовании коррупции в таможенной сфере и среди портовых законников карьеру можно было сделать стремительную. Карлос Монтеро, правда, совсем скоро неожиданно скончался в камере от сердечного приступа или, может, ещё от чего-то внезапного. Но что-то рассказать мафиозный главарь всё же успел.
Во всём этом существовал ещё вот какой момент. Благородный социалист Поульсен долго не соглашался допустить столкновения в порту, хотел арестовать всех раньше. Убедить его, что драка обязательно должна состояться, стоило для меня больших трудов. Непосредственный начальник решения Поульсена впоследствии не одобрил. А вот верховный шеф датской полиции был другого мнения. Он всецело поддержал ход, когда чёрные и латиносы в состоявшейся в укромном месте бойне помножат друг друга на ноль. А не вернутся через два года отсидки на те же копенгагенские улицы продолжать свои сомнительные занятия. И в этом я его отчасти понимал.
Вообще этот верховный шеф был примечательная личность и в узком кругу иногда позволял себе поразительные высказывания. Об этом у майора в сейфе имелась специальная папка. Было похоже на то, что если копнуть поглубже, где-нибудь под подушкой у этого солдафона мог обнаружиться наградной «Вальтер» с рисунком раскинувшей крылья птицы, что держит в когтях маленькую, но отчётливую свастику. Так что возможность качнуть под ним при необходимости кресло вполне существовала. А возникнуть эта возможность могла, например, тогда, когда до этого кресла дорастёт тот же Поульсен.
Пока же кресло это стояло крепко, принятые решения полицейский шеф оценил высоко и Поульсена приметил. Вот такое в школе КГБ и называли «работать на долгую перспективу».
Неплохо на событиях в порту отработал и журналистский человек Мартин. Они с напарником получили отличные наблюдательные позиции в кабинах портовых кранов. Снимки, хоть тогда уже и вечерело, получились на славу. Это была настоящая хроника гангстерской битвы в порту Копенгагена, в деталях и подробностях. На этих кадрах удачно засветились также и приехавшие на корабль деловитые английские люди.
А вот приплывшая к судну лодка со смертоносными мешками в объектив не попала, как будто ничего такого и не было. И скачущий по кораблю советский дипломат Николай Смирнов не попал в кадр тоже. А если и попали дипломат и лодка, фото с ними всё равно никто никогда не увидел.
Это была сенсация года. Тираж Мартиновой газеты скакнул в пять раз.
После выхода материала случился дипломатический скандал. Британский МИД пригрозил изданию судом. Тогда в следующем номере вышла статья с новыми подробностями тёплых отношений колумбийских наркодельцов и английских как бы дипломатов. Там имелись фото дипломатических паспортов погибших на корабле тёмных личностей с Туманного Альбиона.
Британцы поняли, что снова сели в лужу, и больше не отсвечивали.
Также, под видом сомнительных измышлений, в статье была тиснута версия о причастности к случившемуся в порту неких русских и их непременного Кей-Джи-Би. На это мало кто обратил внимание. Но, как говорится: кому надо, тот поймёт.
Всё это было хорошо и правильно. Обе угрозы, колумбийская и африканская, перестали существовать и меня беспокоить. Японский военно-морской атташе был преисполнен благодарности и готов к ответным услугам. Шифровальные книги бразильского и малазийского посольств на время оказались у меня. Я передал их Васе, тот скопировал всё нужное, но нигде оформлять не стал: пока во главе резидентуры сидит предатель, это было ни к чему.
Но главная моя задача — выманить и разоблачить предателя Гордиевского — оставалась не решённой. Мало того, она была под угрозой: исполняющего обязанности советского резидента в Дании могли в любой момент вызвать в Москву. Там он стал бы готовиться к повышению, к высокой должности в лондонской резидентуре — как это было в той реальности, откуда меня сюда забросило.
И это обозначало бы для меня полный провал моей миссии.
План операции, в результате которой изменник Родины будет обезврежен, давно сложился у меня в голове. Оставалось дождаться кое-какого внешнего события. Такого, чтобы всё остальное мною задуманное выглядело логично и на сто процентов правдоподобно. Ошибиться в этом выборе было немыслимо.
Вася Кругляев таскал и таскал для меня сводки новостей и происшествий в странах НАТО. Я опустошал тайник, привозил всё в отель, запирался в номере и жадно впивался глазами в печатные строки. Армия, политика, разведывательные сферы — всё, что случалось необычного, находило своё место в этой, как сказали бы в 2025 году, новостной ленте сообщений.
«Во время военного парада в Париже ракетный тягач заглох прямо напротив трибуны с руководителями государства и почётными гостями». Понятно, думал я, пожав плечами. Не зря мне никогда не нравились французские машины.
«Итальянские депутаты в перерыве между заседаниями сыграли в футбол в коридоре парламента, в окно это снял репортёр, наблюдаются массовые возмущения избирателей». А чему возмущаться? Надо радоваться. Пока депутаты футболят, они не примут никаких дурацких законов. И ничего не украдут.
«В Норвегии произошло дорожно-транспортное происшествие с участием армейского генерала и выбежавшего на междугородную трассу лося. Генерал с серьёзными травмами находится в больнице». А лейтенант Лось, видимо, представлен к государственной награде СССР.
Но шутки шутками, а среди массы всякого и разного, обыденного и курьёзного, нужного никак не попадалось.
И я читал и читал дальше.
«Чиновник из министерства обороны Нидерландов случайно отправил секретную информацию по факсу в местную пиццерию». А там не оценили подарка, скрутили из неё косячок и скурили.
«Во время тренировки греческих боевых пловцов повредился и затонул уникальный диверсионный батискаф». Что ж, теперь в Греции есть не всё.
«На учениях бундесвера лётчик по ошибке сбросил учебные бомбы на поле с пасущимися коровами. Фермер подаёт в суд на министерство обороны ФРГ». Хорошо хоть этот авиатор не залетел на территорию ГДР и не спровоцировал Третью мировую.
«Спикер английской палаты лордов во время выступления перед коллегами по ошибке активировал пожарную сигнализацию». Может, и не по ошибке. Наверное, делал доклад о советской угрозе, вот у него и подгорело.
Да, чтение это иногда забавляло. Но читал я эту ленту не для развлечения, а с несколько другими целями. И пока что нужное мне там не отыскивалось.
А между тем дни проходили за днями.
И вот в один из вечеров среди потока сообщений о сменах руководства на военных объектах, о дорожно-транспортных происшествиях и прочей ерунде мелькнуло нечто близкое к тому, что я искал.
В Швеции на три дня пропал учёный, специалист по радарам, сотрудничавший с американской фирмой «Вестингауз». Не появился на работе и не выходил на связь. Потом отыскался в захудалой гостинице в состоянии сильнейшего похмелья. Где был и с кем общался в эти три дня, ничего внятного объяснить не смог. Руководство фирмы влепило ему крупный штраф и случай этот предпочло замять.
Я перечитал снова, потом ещё раз. Неужели это оно? Было похоже, что таки да. Этим своим лихим загулом учёный скандинав с такой милой русскому глазу и сердцу фамилией Карлсон очень мне удружил. В Штатах он работал по теме оснащения натовской авиации новейшими системами радиоэлектронной разведки АВАКС. И являлся носителем информации самой высокой степени секретности, наверняка подписывал там кучу строгих бумаг о неразглашении.
О таком я и не мечтал. Не зря всё-таки столько ждал: вот дождался.
Теперь нужно можно было действовать: запускать мою операцию, и поскорее.
Я тут же позвонил японскому военно-морскому атташе. И звонил я ему с уверенностью, что он ждёт моего звонка. Среди прочего я просил Васю узнать о том, закупило ли советское торговое представительство в Дании крупную партию бразильского кофе. Сделка была проведена, в советские магазины скоро должен быть отправиться дефицитный продукт, а купившиеся на предложение Леонардо горемычные предприниматели уже получили обратно свои вложенные средства. Бережной не подвёл и меня выручил. Так что мистеру Накамуре можно было звонить смело.
— Здравствуйте, Ямато-сан, — вежливо проговорил я в трубку. — Вас беспокоят из магазина «Старт и финиш», по поводу аксессуаров для игры в кегли. Я обещал вас позвонить. Дело в том, что мы получили новую партию мячей.
На том конце провода сопели — кажется, недоумённо.
— Вы меня слышите, Ямато-сан? — уточнил я, начиная беспокоиться. — Мячи очень качественные, есть даже австралийского производства…
В трубке завозились, потом знакомый голос воскликнул:
— А-а-а, австралийского!.. Да-да, я понял! Очень хорошо понял!
Получивший обратно свои деньги, избавленный от долгов перед колумбийской наркомафией — и понимающий, кому он этим обязан, — японский дипломат был в высшей степени благожелателен и дружелюбен.
— Я непременно воспользуюсь вашим предложением, человек из магазина-сан! Непременно! И в самое скорое время!
Вот и отлично. Теперь его австралийский приятель по сбиванию кеглей услышит то, что должен услышать. И поскачет кенгуриными прыжками делиться новостями к своим «старшим братьям» из МИ-6. И те узнают о том, что в Данию едет неуловимый русский шпион, великий и ужасный человек из Кёльна. Связать недавний случившийся со шведским учёным казус и эту поездку они догадаются сами. А на тот случай, если не догадаются, этот вариант дойдёт до них по ещё одному каналу. Через их агента Гордиевского. И самого же Гордиевского к ликвидации этой чувствительной для всего натовского блока утечки они обязательно привлекут. Потому что людей у них не много: двое погибли на корабле, кто-то после скандала укрылся от греха подальше с глаз долой. Так что придётся им, что называется, свистать всех наверх.
К кому именно едет передавать чертежи новейших и секретнейших радаров супершпион из Кёльна, тоже должен был узнать именно Гордиевский. Конечно, к беглому майору Смирнову. Человеку, которого не все в КГБ считают предателем. Есть большие люди, что верят ему — и вот, задействуют в самых важных и секретных операциях.
Используя нашу отработанную систему связи, я дал знать Васе Кругляеву, что мне требуется срочная встреча.
Мы встретились на следующий день, он подобрал меня на машине в окраинном районе, посреди суеты и толкучки на площади перед местным рынком. Проверялись насчёт «хвоста» мы в этот раз особенно долго и тщательно. Всё было чисто.
Дальше нам пришлось съездить в одно довольно отдалённое место и пробыть там до самого вечера. Вернулись в город мы совсем поздно.
Теперь к операции по разоблачению главной «крысы» в рядах КГБ в северной Европе всё было готово.