Резидент КГБ. Том 1

Глава 8

Жаль, конечно, что не было у меня какого-нибудь самого завалящего пистолета. Вооружённым я чувствовал бы себя намного увереннее. Но что толку горевать о том, чего не исправить. Зато у меня имелось кое-что другое.

Я сунул руку в карман и вытащил оттуда один предмет. Когда ещё на пароме, плывшем из Швеции в Данию, я изучил содержимое карманов майора Смирнова, назначение этой продолговатой штуковины дошло до меня не сразу. А это оказался универсальный ключ-отмычка. Потом я проверил его на пассажирской дверце своего фиата, а ещё на двух посольских подсобках. Он действительно отпирал все замки и даже их при этом не повреждал. Нужно было только уметь этой штукой пользоваться. Майор это умел, а значит, умел и я.

Пальцы произвели быструю настройку инструмента. Выдвинутый наконечник с легчайшим звуком вошёл в замочную скважину. Момент был ответственный. Когда я проворачивал ключ-отмычку в замке, сердце колотилось где-то под самым горлом.

Отмычка своё дело сделала, всё получилось почти бесшумно.

Мне вспомнилось, что дверь в московской квартире Гордиевского вот так же вскрывали спецы из КГБ. Это случилось, когда он попал под подозрение благодаря информации «крота» из ЦРУ и был отозван в Москву. Кагебешные ребята проверили жилище, а уходя, замкнули дверь в том числе и на третий замок, которым хозяин никогда не пользовался. Конечно, нельзя исключать и обычное головотяпство. Но можно предположить и другое. Предателю как будто подали знак: ты в опасности! И сделали это изнутри КГБ, по приказу кого-то достаточно высокопоставленного. Во всей этой истории бегства Гордиевского из СССР вообще много странностей. Дело было в 1985 году, у власти уже был Горбачёв, так что предположения здесь напрашиваются самые невесёлые.

Я медленно, очень медленно приоткрыл дверь. Заглянул в квартиру, ожидая услышать угрожающий окрик и увидеть перед носом чёрное пистолетное дуло. Не увидел. Вместо дула за дверью оказалась темноватая прихожая с тумбочкой, длинным шкафом и клетчатыми обоями. Дальше, как это обычно бывает в квартирах, виднелись другие двери. Из первой, ведущей на кухню и открытой, лился уличный свет.

Мягко ступая по растянувшейся под ногами подстилке, готовый к мгновенному действию, я заглянул на кухню.

Никого.

Отлично. Окажись здесь кто-нибудь, это сильно осложнило бы мою задачу. Скручивать тех, кто здесь собрался, лучше всех разом.

Дальше виднелись всего две двери, одна от санузла, другая, со вставкой из декоративного стекла, вела в комнату. Получается, комната здесь всего одна? Ну, тем лучше. Надо же, английские хозяева не расщедрились для встреч с таким многообещающим агентом даже на «двушку». Или в этом есть какие-то недоступные мне резоны?

А что, обожгла меня тревожная мысль, если квартира эта непростая? Может, из единственной её комнаты есть выход в другую квартиру, а оттуда — в соседний подъезд. И гад Гордиевский уже выбрался из дома и едет сейчас делать своё предательское дело в другое место. А сюда сейчас из этого потайного хода вломится толпа убийц… Или поступит по специальным трубам ядовитый газ. Может, уже поступает…

Я помимо воли принюхался к душноватому комнатному воздуху. Ноздри мне защекотал лёгкий запах парфюмерии. Отравляющими газами здесь, кажется, не пахло. Нет, о квартире-ловушке это я надумал себе ерунду. Хотя сама идея…

Но тут из комнаты послышался звук, заставивший все эти соображения забыть.

Сначала я решил, что мне послышалось. Просто очень не вязалось донёсшееся из комнаты с моими мыслями и моим боевым настроем. Потом звук повторился, и тут уж сомнения отпали.

За дверью тихо стонали. Нет, не так, как стонут те, кому больно или, тем паче, серьёзно раненные. В комнате стонали те, кому было приятно.

Признаться, на какое-то время я совсем растерялся. Что ни говори, а общение агента со своим куратором я представлял себе несколько иначе.

А процесс за дверью набирал обороты. Один из стонущих голосов я определил как женский, и у меня немного отлегло от сердца. Но вопросов это не отменяло. Куратор Гордиевского — женщина? Я такого не помнил. Может, какая-то агентесса из СИС на подмене?

Но, в любом случае: во дают!

И главное: что мне теперь с ними делать?..

Видимо, пребывая в своём объяснимом недоумении, я как-то слишком громко завозился. Так что звуковое сопровождение в комнате чуть попритихло. А потом женский голос негромко, но вполне отчётливо произнёс:

— Подожди! Да стой же, ну. Там кто-то есть.

Сказано это было по-русски и без малейшего акцента. За дверью замерли, а потом активно зашуршали. Коротко скрипнули кровать или диван.

И только тут до меня дошло.

Чёрт побери, ну как я не вспомнил сразу? А ведь читал же об этом. И мало того, что читал — ещё и писал в своей статье, переформулировав прочитанное другими словами. Этот затейник Гордиевский изменял не только Родине. В это самое время он обманывал и жену, встречаясь с другой женщиной, помоложе. Она была из наших, советских, и работала, кажется, в отделении Красного Креста.

Мысли эти вертелись в голове, а я уже выскакивал из квартиры в подъезд. Как мне объяснить своё неимоверное здесь появление? Никак, надо поскорее уходить.

Я рванул вниз по ступеням. Потом передумал: нет, туда мне не надо.

Из комнаты в коридор Гордиевский точно выскочит, быстро подумал я. Дальше, может быть, путаясь в штанах, сунется и на площадку. Но гнаться за неизвестным визитёром дальше он будет вряд ли: лишний шум ему здесь точно не нужен. Нет, он не станет носиться по лестницам и по улице. Он заскочит обратно в квартиру и прильнёт к окну: будет следить за выходом из подъезда. И если из самого подъезда я, укрывшись за козырьком, выбраться неузнанным и сумею, то уйти через арку и не попасть в его поле зрения просто невозможно. Натягивать на уши воротник будет без толку: идентифицировать своего сотрудника предатель сумеет без труда.

Так что побежал я по ступеням наверх.

Гордиевский, надо отдать ему должное, всё же попытался меня преследовать. Я услышал торопливый стук его подошв. Но сам я уже взбирался по вертикальной лестнице к люку, ведущему на крышу. В скобах там блеснул замок, и на одну неприятную секунду я решил, что влип. Но потом вспомнил, каким телом управляю. Пальцы ухватили запирающее железо, рывок — и замочная дужка, жалобно звякнув, полетела на пол.

Крышка люка откинулась, в лицо дунуло холодным воздухом. Выскочив на крышу, я тут же захлопнул люк. Подпереть его было, к сожалению, нечем. Поэтому бежать отсюда нужно было особенно быстро.

Крыша соседнего дома оказалась в пределах прыжка, просвет всего метра два. Копенгаген застроен плотно, дома жмутся друг к другу, на это я и рассчитывал. И теперь сиганул с разбега, не раздумывая.

В соседнем доме добрые датские дворники (или кто здесь заведует крышами) оставили люк незапертым. Ну, им же и лучше, не придётся после меня ремонтировать. Сбежав по ступеням в самый низ, я нырнул под удачно расположенные балконы второго этажа. Под этим прикрытием добрался до угла дома. Оттуда было всего несколько быстрых шагов до арки дома следующего. Даже если полуодетый Гордиевский и вылез на крышу, вряд ли у него была возможность меня засечь.

Дальше я пошагал дворами в нужном направлении, успокаивая на ходу дыхание и сердцебиение. Мне было нужно к условленному месту, где ждал Йенс на своём чёрном автомобиле такси.

Вот это нелепо получилось, думал я, шагая по холодному бесснежному городу, а потом глядя на его улицы из пассажирского автомобильного окна. А если бы Гордиевский успел выскочить из своей комнаты для любовных утех, и мы столкнулись с ним нос к носу? Что тогда? Как было бы мне правильно себя повести?

Можно было повернуть дело так, как будто я следил за ним по поручению вышестоящего московского начальства. И вот, разоблачил его аморальное поведение. Так, стоп, а что, если и правда?.. Стукнуть на него в Центр? За такие вещи его, по идее, должны будут отозвать, понизить в должности и сослать куда-нибудь на периферию. Укрепит собой национальные кадры в какой-то из республик большой страны СССР. И там, даже если и умудрится восстановить контакт с англичанами, он уже сильно не навредит.

Но нет, едва ли всё так просто. Возможно, и даже скорее всего, такой Гордиевский у врага не один. В Москве, где-то в высших эшелонах КГБ, завёлась «крыса» посерьёзнее. А может, их там даже и несколько. Сама последующая история Гордиевского, когда он, пребывая под надзором КГБ, умудрился в 1985 году бежать из страны, об этом свидетельствует. Потому что нельзя уйти из-под надзора КГБ, если тебе не помогает кто-то в самом КГБ. Да и вся дальнейшая история страны СССР, если так подумать… Но на абстрактные мысли я решил не отвлекаться и вернулся к делам практическим.

Подумалось, что можно было разыграть там, в квартире, сцену. Как будто я, то есть майор Смирнов, трагически влюблён в эту женщину, с которой Гордиевский сношается в обеденные перерывы. Вот она бы, конечно, обалдела. И Гордиевского это без шуток напугало бы. А что, в жизни всякое случается — при похожих обстоятельствах, говорят, был в своё время застрелен Киров. Это объяснило бы причину моего там появления, но дальше… Дальше мысль не шла. Хотя саму идею стоило обдумать: ревнивый взбешённый майор, готовый убить голыми руками, в этом что-то было и могло пригодиться. Надо узнать, как хоть эту подругу зовут.

А вот если бы не случилось возможности перебраться на другую крышу. Или замок на чердаке оказался покрепче. Что тогда? Тогда пришлось бы выбивать чьи-то двери, вламываться в квартиры и уходить по балконам. Я представил себе этот увлекательный и живописный процесс. А потом не особенно и удивился, когда в памяти майора Смирнова отыскалось воспоминание о чём-то подобном.

Когда начинается стрельба и беготня по крышам, это значит, что кончилась разведка. Эту фразу я помнил. Сказал так Берия Лаврентий Палыч. Человек неоднозначный, но в этих делах он, пожалуй, разбирался. Стрельбы у меня пока не случилось, а вот по крышам довелось поскакать уже два раза. Но ничего не заканчивалось, всё только начиналось. Так я, по крайней мере, надеялся.

И тут другое, не до конца додуманное размышление вернулось — и отодвинуло все остальные.

Сейчас 1977 год. Здесь, в Дании, в разведке завёлся предатель. Что с ним делать, в общем-то понятно. Пока непонятно — как, но это ничего, это придумается. Но что дальше? Не попробовать ли мне отследить те ниточки, что потянутся, возможно, от Гордиевского наверх? И выявить других, больших предателей. Которые сейчас ещё не в силе, только осваиваются, карабкаются повыше, пробираются к рычагам. Готовятся. Они ударят позже, в тяжёлый для страны момент. И внесут свой вклад в наступающий хаос и последующий развал.

Мне нужно их остановить. Хотя бы попытаться. Должность майора КГБ, пусть и пребывающего за рубежом, не самая плохая для этого стартовая позиция. И отсюда можно что-то сделать.

От этих мыслей по спине пробежал холодок. Как гора из тумана, проступила передо мной масштабность задачи. И от неожиданности этого грандиозного видения захватывало дух.

Мне предстояло ни много ни мало — изменить историю.

Или хотя бы попытаться.

В посольство я успел ещё до окончания обеденного перерыва. Какое-то время посидел в кабинете в одиночестве, скоро подтянулись Вася с Журавлёвым. Потом пришли и двое недостающих соседей по помещению.

Когда в приоткрытую дверь заглянула шатенистая голова и Гордиевский быстро и подозрительно всех оглядел, я поднял на него скучающий взгляд. Сижу, мол, никого не трогаю и по крышам не бегаю, починяю примус, то есть пишу отчёт по оперативной работе с источниками информации. Противник меня не идентифицировал, это было понятно.

Потом я и вправду принялся писать отчёты. Почерк мой поначалу не вполне походил на смирновский, над этим пришлось изрядно поработать. Также для того, чтобы писать всё специальным принятым в ведомстве языком, я подробно проштудировал несколько прошлых документов. Дальше дело пошло нормально. Что именно нужно писать, извлекалось из майорской памяти без труда: как оно работает, разобраться я уже худо-бедно успел.

Домой ехал, когда уже стемнело. Не то чтобы засиделся на работе, просто в ноябре в Дании темнеет рановато.

Свой фиат майор оставлял на площадке перед домом. На охраняемую стоянку, до которой было десять минут хода, топать не ленился — просто хотел, чтобы верная итальянская конячка была поближе, под рукой. Я стал делать так же. Я вообще старался в привычках и поведении майора Смирнова ничего не менять. И всё равно иногда ловил на себе удивлённые взгляды. А может, это мне просто казалось, что я их ловлю. Но тут было не проверить.

Человек, от которого пахло сухой жжёной листвой, подошёл ко мне сзади у самой двери в подъезд. Я услышал его, когда было уже поздно оборачиваться. Лучше не оборачиваться, если в спину тебе тычут чем-то, что самой спиной ощущается как пистолетный ствол.

Подобрался он ко мне умело. Судя по всему, это был профессионал. Дальше откуда-то из тёмных пятен и складок местности появились ещё двое.

Тело подало мозгу сигнал о том, что оно готово действовать. Профессионализм человека с пистолетом имел свои пределы, и тыканье оружием в спину эти пределы несколько сужало. Я почувствовал это как наяву: мгновенный уход с лини огня, захват руки, хруст чужих костей. Сдавленный крик, пистолет меняет хозяина, щёлкают два быстрых выстрела…

Но нет, это было сейчас не нужно. Когда хотят убить, и если уж подобрались вплотную, то стреляют сразу. И там уже без шансов. Эти, пахнущие дымом от сухих листьев, хотели чего-то другого.

— Вы обознались, ребята, — сказал я по-английски. — Мистер Бонд проживает в соседнем подъезде.

Пистолет у моей спины озадаченно шевельнулся, потом замер в исходном положении.

— Хе-хе, — послышалось со стороны одной из тёмных фигур.

Человек шевельнулся и вышел на свет. Он оказался смуглолицым усатым мужичком в длинном пальто и шляпе, надвинутой на самые глаза. Мне подумалось, что лучше бы он надвинул её на уши, они явно замёрзли и светились насыщенным красным цветом.

Вторая фигура, более высокая, продолжала неподвижно столбычить во мраке.

— Нет, мы вряд ли ошиблись, русский камрад, — заговорил усатый, и я предположил, что основной язык у него испанский. — Если ты советский дипломат Ник Смирнофф, то мы точно не ошиблись.

Он и внешне походил на испанца, но происходил скорее откуда-то из Южной или Центральной Америки. Я посмотрел в его прищуренное лицо. Потом показал ему свои пустые руки и скрестил их на груди.

Человек зубасто, по-лошадиному заулыбался и кивнул. Я почувствовал, что пистолет тыкаться мне в спину перестал.

— Отойдём? — предложил я. В доме по большей части жили не шпионы, а честные дипломаты и технические работники посольств, и пугать их этими бандитскими мордами было совершенно ни к чему.

Мы переместились за угол, при этом троица окружила меня и держалась настороженно. Оно и понятно: если тычешь в человека пистолетом, он может обидеться, а от обиды сделать какую-нибудь глупость.

Остановившись под глухой стеной без окон, я с интересом уставился на своих неожиданных собеседников. На двоих из них, третий по-прежнему топтался у меня за спиной. Ну, хотя бы пистолетом уже не тыкал.

Да, жизнь у майора Смирнова скуки не предусматривала.

— Мы здесь для того, — не стал тянуть кота за хвост всё тот же разговорчивый вечерний гость, — чтобы передать приглашение о встрече от одного уважаемого человека. Приглашение для срочной беседы… С большой надеждой на то, что оно будет принято.

Он ухмыльнулся, а позади меня послышался негромкий скрипучий смех невидимого пистолетчика. Третий участник компании, высокий, тоже усатый и тоже в шляпе, стоял молча и не меняясь в лице. Может, не знал английского. Мне подумалось, что эти двое усачей очень мне кого-то напоминают, но так и не понял, кого именно.

Я хотел сказать, что попытаюсь найти окно в своём плотном графике и записать их на следующий месяц. Потом решил, что юмора, учитывая обстоятельства, будет хорошо в меру. Спросил только:

— Ничего, что я пойду в гости с пустыми руками?

Собеседник дёрнул усами, как мне показалось, с некоторым облегчением.

— Ничего, камрад. Там уже всё есть, не хватает только тебя.