12 мая 1460 A . D ., Папская область
Огромный отряд наёмников стоял на длительном привале. Ханс, едва кинув взгляд на установленные шатры и костры, понял, что не меньше недели они находятся здесь.
Разъезды сразу заметили их небольшой отряд и два всадника подъехали ближе.
— Приветствуем вас, — итальянцы сразу поняли, кто перед ними. Такие же солдаты удачи, только из более северной страны.
— По поручению своего синьора, маркиза де Мендоса, я хотел бы увидеть синьора Якопо Пиччинино, — опередил Ханс их вопрос о том, что они делают у их лагеря.
На лицах обоих возникли понимающие улыбки, и они показали в сторону импровизированных ворот, у входа в лагерь.
— Мы проводим вас, — кратко заметил один.
Вскоре швейцарцы, сопровождающие обоз из четырёх телег, тех же, на которых привезли в Рим отрубленные головы, были в центре лагеря и из большого шатра вышел высокий, широкоплечий мужчина лет тридцати пяти, с холодным взглядом карих глаз и весьма большим носом, который немного портил его в целом привлекательное лицо.
— Синьор Якопо, — швейцарец склонил голову.
— Синьор Ханс, — тот кивнул в ответ, — я слышал о вас и вашем отряде.
— Это взаимно синьор, — улыбнулся швейцарец, — рад познакомиться лично.
— Да, прошу вас, проходите в шатёр, — пригласил его к себе капитан итальянских наёмников.
— На пару минут попрошу вас задержаться здесь, синьор Якопо, — Ханс показал на телеги, — его сиятельство кроме денег за вашу помощь, прислал вам ответный дар.
— Да? — заинтересовался кондотьер, — тогда не терпеться узнать, что там. Ему кстати понравился мой подарок?
— О да, синьор Якопо, — кивнул Ханс, — синьор Иньиго был так впечатлён, что приказал все головы разместить над всеми воротами Рима, теперь каждый, кто въезжает в город видит, что не стоит сердить префекта города.
Лёгкая улыбка тронула губы Якопо Пиччинино и он посмотрел на телеги. Ханс понял его взгляд и показал своим солдатам скинуть с них рогожи. Перед удивлённым капитаном наёмников предстали аккуратно лежащие там по стопкам сотни новых мечей в ножнах.
— Что это? — удивился он.
— Его сиятельство прислал вам подарок, синьор Якопо, — просто ответил швейцарец, — здесь то количество мечей, сколько вы прислали голов. Синьор Иньиго просит вас раздать это оружие тем из ваших солдат, кто отрубал каждую из голов бандитов в качестве его благодарности.
Глаза Якопо Пиччинино расширились, он как никто другой знал цену оружия, да ещё и такого хорошего качества.
— Прошу передать его сиятельству, свою глубочайшую признательность, — поклонился он, — его пожелание будет выполнено в точности.
— Ну и плата за главный заказ, — Ханс показал на два отдельных сундука, стоящих на последней телеге, — пересчитаете?
— Я слышал о маркизе… разное, — снова лёгкая улыбка тронула губы итальянского кондотьера, — но ни разу о том, чтобы он нарушил своё слово.
— Тогда вы подтверждаете, что оплата принята? — Ханс протянул руку, и кондотьер пожал ему запястье.
— Несомненно синьор Ханс, передайте также его сиятельству, что он может обращаться ко мне в любое время, когда я несвязан узами других контрактов, — ответил Якопо Пиччинино.
— Передам слово в слово, синьор Якопо, — поклонился швейцарец, — прошу меня простить, но мне хочется быстрее вернуться в Рим. Так что, если наше дело закрыто, я поспешу в обратный путь.
Глаза итальянца расширились.
— Вы даже не хотите остаться и отметить такой хороший контакт, синьор Ханс?
— Я боюсь, синьор Якопо, — пожал плечами швейцарец, — что маркиз снова умчится без меня на другой конец света, а вы даже не представляете, как скучно жить, когда его нет рядом.
— Даже если вам при этом платят деньги? — удивился итальянец.
— О, синьор Якопо, — широко улыбнулся Ханс, — я как-то всего за один месяц оказался рядом с двумя королями так близко, как вот сейчас с вами. Всё, по делам его сиятельства.
Якопо Пиччинино задумчиво посмотрел на первого швейцарца в его жизни, который не хотел выпить на халяву.
— Тогда не смею вас больше задерживать, — склонил он голову и два капитана расстались.
Один поспешил в обратный путь, второй приказал затащить тяжеленные сундуки с золотом в свой шатёр и отправить весть по лагерю, что вечером будет делёж добычи по только что закрытому контакту. Который, кстати, было очень просто выполнить, поскольку те, с кем он встречался, не ожидали засады и не успели даже вытащить оружие, как пали под стрелами и мечами наёмников.
20 мая 1460 A . D ., Флоренция, Флорентийская республика
— Синьор Симонетта, — оба Медичи переглянулись, — у вас есть доказательства вашим словам? Обвинения слишком серьёзны.
— Синьоры, — Чикко развёл руки в стороны, — если бы они у нас были, его светлость, отправился бы в светский суд, но всё равно, отсутствие свидетельств и доказательства вины маркиза де Мендосы в происходящем не устраняет того факта, что он единственный с кем у правящей фамилии Милана был личный конфликт. Чтобы признать это, нам не нужны другие доказательства кроме того, что только у маркиза есть средства и воля приказать убить всех, кто был в составе той злополучной делегации.
— Умерли уже все? — поинтересовался Козимо Медичи.
Франческо Симонетта кивнул.
— Кто не успел сбежать из города, — ответил он, — мы обратили внимание на убийства, когда стали умирать дворяне, которые были рядом с Галеаццо. Но я перед поездкой к вам провёл личное расследование и оказалось, что первых, разными способами, перебили всех слуг, кто сопровождал в поездке своих хозяев и был свидетелем насилия над служанкой маркиза, и только потом неизвестные убийцы принялись за дворян.
— Синьор Франческо, — осторожно ответил собеседнику Козимо Медичи, — вы ведь понимаете, что на основании ваших догадок, я не могу согласиться с тем, что вы собираетесь убить маркиза? Он важное звено в нашем деле и потеря его приведёт к большим убыткам.
— Боюсь синьор Козимо у вас нет другого выхода, как просто принять этот факт, — вздохнул Франческо Симонетта, — его светлость был так взбешён этими смертями, что просил передать вам, что вы должны выбрать: либо он, либо этот Мендоса.
Джованни Медичи поджал губы.
— Синьор Франческо, никому никогда не нравятся ультиматумы, — заметил он, — нам важны оба партнёра, и то, что один из них заставляет нас делать выбор в свою пользу, не делает ему чести.
— Я согласен с сыном, — кивнул Козимо Медичи.
— Вы выбираете его? — удивился Франческо Симонетта.
— Разумеется нет, — раздражённо ответил глава дома Медичи, — мы выбираем Милан, как своего сильнейшего союзника, но я прошу вас передать герцогу, что всё, что нужно было сделать его сыну, или лицам, его сопровождавшим, чтобы закрыть этот неприятный конфликт, это просто принести извинения маркизу, поскольку денежную компенсацию ему выплатили мы. Заметьте синьор Франческо, мы ни словом не намекнули про это его светлости, хотя сорок тысяч флоринов — это огромные деньги.
Чикко поджал губы, Медичи были тоже правы. Всего одно слово извинений и не происходило бы то, что происходило сейчас, но, к сожалению, всё произошло, как произошло.
— Я передам ваши слова, синьор Козимо, — склонил он голову, — как и то, что вы не против устранения маркиза де Мендосы.
— Синьор Франческо, — Джованни Медичи даже не скрывал своего раздражения перед гостем, — мне не «не против», вы не оставили нам другого выбора.
— Прошу простить меня, синьор Джованни, — вздрогнул от его тона секретарь Миланского герцога, — я неправильно выразился.
— Ну и главное, я лично считаю, что Его светлость совершает ошибку, — задумчиво произнёс Козимо Медичи, — Иньиго ценный человек, со своим взглядом на многие вещи и изумительной образованностью. Так что вместо того, чтобы отправиться к нему и попробовать закрыть этот конфликт, вы, наоборот, его только раздуваете.
— Отец прав. Да, состояние и положение Иньиго, не столь высоки, как у его светлости, это бесспорно, — покачал головой Джованни Медичи, — но зная его характер, я могу вас заверить, что пока вы будете пытаться его убить, он может принести вам просто кучу неприятностей. Вы можете потерять столько денег и времени за это противостояние, что после его смерти неизвестно ещё, будет ли стоить эта победа подобных трат.
— Вопросы чести, мы не оцениваем в деньгах, синьор Джованни, — гордо поднял голову Франческо Симонетта, — решение уже принято его светлостью, маркиз должен умереть.
— Удачи вам в этом, синьор Франческо, но помните мои слова, это противостояние будет вам дорого стоить, — Джованни Медичи хмуро посмотрел на секретаря миланского герцога.
— Я передам весь наш разговор дословно, синьор Джованни, — склонил голову Франческо Симонетта, вставая с кресла.
Когда неприятный гость вышел, Козимо Медичи посмотрел на сына.
— Ты предупредишь Иньиго, или я? — поинтересовался он.
— Попрошу Джиневру написать ему, все знают, что они в хороших отношениях, так что её письмо к нему не вызовет подозрений, в отличии моего или твоего, — вздохнул Джованни Медичи, — но Иньиго тоже хорош, пообещал же замять инцидент, взяв деньги.
— Он явно не тронул Галеаццо Мария, раз тот ещё жив, — заметил Козимо Медичи, — как раз выполняя данное нам обещание, но вот насчёт остальных, которые участвовали в этом изнасиловании, он ничего не говорил.
— Не пощадил даже слуг, — Джованни Медичи покачал головой, — в этом маленьком теле и правда скрывается злобный дьяволёнок.
— Он ещё очень молод, сын, горячая кровь пока ещё сильнее разума, — невесело улыбнулся Козимо Медичи, — но будет и правда жаль его потерять.
— Да, силы слишком неравны, — печально вздохнул Джованни Медичи, — Миланское герцогство на пике своей силы, у него нет шансов.
— Скажешь мне, когда от него придёт ответ, — кивнул глава дома, возвращаясь к разбору бесконечной корреспонденции.
— Конечно отец, — ответил Джованни, вставая и направляясь к жене, чтобы попросить её об услуге.
1 июня 1460 A . D ., Рим, Папская область
Знакомство две недели назад со знакомым кардинала прошло бы для меня буднично, ну священник и священник, мне какое до этого дело. Вот только его фамилия при представлении царапнула моё сознание, и я полез утонять, где я её видел. Так я узнал, что пока ещё просто скромный священник, даже ещё не епископ и кардинал, стоявший передо мной, оказался будущим папой Сикстом IV. Так что все свои планы я тут же отложил, а стал налаживать отношения с Франческо делла Ровере, тем более, что поражённый тем, что сам маркиз де Мендоса, о котором в Риме сейчас не говорил только немой, предложил ему совместно написать книгу об ошибках в библии Гутенберга, он без малейших колебаний принял моё предложение и отдался ему без остатка.
Кардинал Торквемада оказался прав, он был очень эрудирован и умён, так что совместная работа с ним, а также завтраки, обеды и ужины, всё сильнее заставляли его проникнутся ко мне уважением, особенно когда он узнал о моей фотографической памяти, а также тому, что я прочитал все важные кодексы, которые есть на настоящее время в мире, для работы над новой Вульгатой.
Об этих своих планах я ему шёпотом рассказал и предложил продолжить совместную работу после того, как закончим нынешнюю, за что был тут же в его глазах вознесён едва ли не до уровня святого.
Он, скромный, набожный, даже стеснительный мужчина был нищ так, как и положено францисканскому священнику. Всё, что у него было, это как и у отца Иакова, только: роба, верёвка, сандалии и посох. Много разговаривая с ним во время нашей работы над замечаниями к библии Гутенберга, я узнал, что он происходит из обедневшей дворянской семьи, причём обедневшей настолько, что его в девять лет отдали в послушники просто, чтобы он выжил, так что путь его к нынешней известности в узких церковных кругах был весьма непростой, но он всего добился сам, своим умом и упорным трудом. Одно то, что он, будучи простым священником, гостил сейчас во дворце кардинала Торквемада много говорило о его способностях.
Я же, только подогревал его интерес к себе, увлекая обещаниями и большими планами по совместной работе. Мне было плевать на то, что моё имя на будущей книге будет не одно, а в соавторстве с ним, ведь главное сейчас было оставить о себе такое у него впечатление, чтобы он надолго про меня не забыл. Это знакомство определённо точно понадобится мне в не таком уж и далёком будущем. Вот и сейчас, сидя голова к голове со скромным священником, и споря с ним до хрипоты, какие слова правильно выбрать, чтобы корректно перевести оригинальные тексты, я внутренне улыбался, радуясь, что знание будущего очередной раз помогло мне с нужным знакомством. Поскольку не знай, кем он станет, я бы забыл про него уже через минуту, настолько много дел у меня было в роли самопровозглашённого префекта и само назначенного губернатора Рима.
— Ваше сиятельство, — в комнату, где мы работали вошла Марта, — к вам кардинал Виссарион Никейский.
— Учитель? — вскинулся я, вставая из-за стола, — скажи ему, что я его сейчас встречу.
Франческо делла Ровере ахнул и с восторгом посмотрев на меня.
— Вы знаете Виссариона Никейского, синьор Иньиго?
— Он мой учитель, отец Франческо, — улыбнулся я, — под его руководством я изучал греческий и истинную латынь. Простите меня пожалуйста, но я должен его встретить и вернусь к вам.
— Конечно! — быстро закивал священник.
Я поспешил в приёмный зал и обнялся со стариком.
— Учитель! Рад вас видеть! — сиял я, словно новенький золотой.
— Взаимно Иньиго, взаимно, — седовласый грек тоже улыбался, — уделишь время старику?
— Идёмте в комнату, в которой я работаю учитель, — пригласил я его и бережно поддерживая за руку помог ему идти.
— Я ещё могу перемещаться самостоятельно Иньиго, — ворчал он на меня, но я был не умолим. Я сам по себе к нему хорошо относился, а тут ещё узнал, что Виссарион является сейчас одним из тех, кто недолюбливает Родриго Борджиа, так что старался вдвойне, поскольку их противостояние могло стать проблемой для меня в будущем.
Увидев нас, входящих в комнату, Франческо делла Ровере подскочил на ноги и стал низко кланяться кардиналу.
— Учитель познакомьтесь пожалуйста, отец Франческо, — представил я его Виссариону, — он гостит у кардинала Торквемады, и оказался очень умным и начитанным теологом, к чьим услугам я решил прибегнуть в своей первой научной работе.
— О, ты решил наконец-то что-то написать сам? — удивился Виссарион Никейский, протягивая руку с перстнем, который тут же поцеловал священник, который был на седьмом небе от счастья от подобного знакомства. Было в принципе отчего, кардинал-епископ Фраскати был признанным авторитетом в толковании библейских текстов, особенно потому, что мог читать греческие оригиналы, еще не переведённые на латынь.
— Библия Гутенберга, — вздохнул я, — содержит слишком много критичных ошибок, я хочу в качестве своей первой пробы пера указать на них.
Глаза Виссариона загорелись знакомым мне фанатичным отблеском.
— И ты молчал об этом⁈ — воскликнул он, переводя взгляд на кипы бумаг, которыми был завален стол, — я сам об этом думал, но за неимением времени не мог даже начать.
— Мы с отцом Франческо уже две недели работаем над этим, — улыбнулся я, — если вам интересно учитель, то мы с радостью поставим свои имена рядом с вашим.
Я посмотрел на едва дышавшего от волнения Франческо делла Ровере и тот тут же закивал, подтверждая мои слова. Виссарион, который сам увлекался теологическими диспутами, тут же сел на стул и потянулся к бумагам, два раза его просить нам не пришлось и во дворце кардинала Торквемады, который вскоре, когда узнал, какой гость у него поселился, сам изъявил желание поучаствовать в нашей работе, хотя ранее она его не сильно интересовала. Зато теперь он тоже присоединился к нам, и, разумеется, его имя тут же появилось на титульном листе, которое я туда молча вписал, под его одобрительным взглядом.
Окружённый сразу двумя кардиналами, которые стали ожесточённо спорить с ним и со мной, по уже тому, что мы вроде бы ранее согласовали, простой монах-францисканец был определённо на седьмом небе от счастья. Я косо на него посматривая видел, в каком он находится волнении и восхищении работая бок о бок с такими великими людьми, как мои наставники. Было совершенно определённо понятно, что эти мгновения он никогда не забудет, что, впрочем, было мне и нужно.