Ай да Пушкин, втройне, ай да, с… сын!

Глава 13 А готов ли ты перевернуть страницу и все начать с чистого листа?

Санкт-Петербург, набережная Мойки.

По набережной Мойки мчалась карета, плеть возницы со свистом резала воздух, то и дело раздавался его матерный лай в сторону собрата — возничего.

Внутри кареты сидело трое солдат с капралом, напряженно всматривавшихся в окна.

— Все слышали, что приказал Его Величество? — капрал многозначительно поправил рукоять сабли. — Ну?

Ему-то все было ясно. В столице, похоже, готовился мятеж или переворот, который затеяли знатные люди. Поэтому государь хотел опереться на самых верных людей, независимо от их происхождения. В такое время можно было лечь спать простолюдином, а проснуться знатным человеком. Главное, занять правильную сторону.

— Все поняли? — внимательным взглядом обвел своих солдат. — Если кто ссыт, пусть убирается прямо сейчас, — выразительно кивнул в сторону дверцы кареты. — Все со мной⁈

Солдаты быстро переглянулись между собой. Они все вместе воевали еще во времена Наполеона, давно уже стали одной семьей, где все прикрывают друг друга.

— Мы с тобой, — пробурчал один из солдат, самый старый, с проседью в волосах и здоровенным шрамом через всю щеку. — Кого скажешь, того и насадим на штык. Говори, что делать?

Капрал в ответ удовлетворенно кивнул. Видно было, что очень доволен.

— Если мне прапорщика дадут, никого не забуду… Готовьте ружья. Заговорщики просто так в руки не дадутся.

Он отпустил рукоять саблю, и вытянул из-за ремня пистолет. Решил заряд и порох освежить, что оружие в нужный момент не подвело.

— С Богом, братцы!

Санкт-Петербург, набережная Мойки, 12.

Квартира в доходном доме княгини С. Г. Волконской, которую снимало семейство Пушкиных

В доме до сих пор остро ощущалась тревога, разлитая в воздухе. В женской половине, где располагались комнаты Александры и Екатерины, детская, раздавались еле слышные всхлипы и приглушенные рыдания. Наталья с сестрами окружили плачущих детей и всячески пытались их успокоить. Те, словно напуганные воробушки, прижимались друг к другу и таращили глазенки. Их гладили по головкам, взъерошивали волосики, шептали на ушко ласковые детские прозвища. У самой двери комнаты стояли служанка и поварихой, и то же ревели навзрыд, размазывая слезы по лицу.

В кабинете, напротив, царила напряженная тишина. За столиком сидели двое — Михаил Дорохов и Александр Пушкин, которые и организовали грандиозный переполох в Петербурге.

— … Александр Сергеевич, в полку меня называли отчаянным, говорили, что я не побоюсь в одиночку с шашкой наголо броситься против трех, пяти и даже десяти горцев. Только пустое все это. Более смелого, отчаянного человека, чем вы, я ни разу еще не видел, — Дорохов с нескрываемым восхищением смотрел на Пушкина. — Вы даже не представляете, что вы сделали…

Он вытащил пробку из бутылки и разлил вино по бокалам, один из которых сразу же поставил перед Пушкиным.

— Подумать только, вы в Санкт-Петербурге взорвали целый дворец! Говорят, там столько дворян погибло, сколько за последний год на Кавказе не гибло. Давайте, за вас выпьем!

Пушкин взял бокал и опрокинул его залпом, сразу же поморщившись. После всего пережитого вино, вообще, его «не брало». Тут требовалось что-то серьезнее.

— К черту эту кислятину, Миша! Наливай водку! — Александр стукнул бокалом по столу. — Мы целый орден раком поставили, а такое вином не отмечают! Ясно? Лей по полному бокалу!

Нужная бутылка нашлась под столом, где стояла целая корзина с батареей разнокалиберных бутылок.

— Александр Серге…

— Хватит, этих Сергеевичей! Ты за меня под пули пошел, а все вичем «обзываешь», — Пушкин грохнул по столу кулаком, недовольно глянув на товарища. — Просто Александр, Саша, Саня. Понял? Наливай, я сказал!

Сразу же стало раздаваться бульканье.

— Ну, Миша, будем!

Выпили. После легонького вина сразу же «зашумело» в голове. Потом похорошело, внутри начало разливаться тепло, «смывая» напряжение, страх и усталость.

— А что теперь, Александр? — раскрасневшись, Дорохов наклонился вперед. — Что теперь будет?

— Как и раньше, Миша, как и раньше, — грустно улыбнулся Пушкин, вновь поднимая бокал. — Будем жить, Миша… А теперь давай выпьем за наши мечты. Да, да, Миша, за наши мечты. Поднимем бокалы, чтобы мои и твои мечты исполнились.

Глядя друг другу в глаза, они разом опустошили бокалы.

— И о чем ты мечтаешь? — Дорохов откинулся на спинку кресла, задумчиво разглядывая полупустую бутылку.

— Все просто, Миша. Я мечтаю о счастливом будущем для своей семьи, для себя и… своей страны, — Александр обвел руками вокруг себя. — И я уверен, что все именно так и будет.

Казалось, еще немного, и все скатится к обычной пьяной болтовне, что всегда и случается во время дружеских посиделок. Начнутся разговоры «за жизнь», «за любовь», «за счастье». Но…

Пушкин снова потянулся к бутылке. Напряжение уже давно сошло, и душа требовала продолжения банкета. Его рука схватила бутылку, как в дверь кабинета стали с жутким грохотом долбить то ли кулаками, то ли ногами. Засов ходил ходуном, но еще держался.

— Кто это еще там? — Александр нахмурился, попытавшись подняться на ноги. — Сказал же, чтобы не беспокоили.

Наконец, дверь не выдержала очередного удара, и с хрустом слетела с петель, развалившись на части. Следом внутрь, грохоча сапогами и воняя потом, вбежали солдаты с выставленными перед собой ружьями с примкнутыми штыками.

— Картина маслом, б…ь, — выдохнул Пушкин, с удивлением уставившись на все это. — Вы чего тут забыли, служивые?

Вперед вышел рыжий капрал с обнаженной саблей.

— Господа, кто из вас камер-юнкер Пушкин? — спросил, а сам зыркает, словно примеряется, кого бы своей саблей рубануть. — Прошу немедленно проследовать за мной.

— Что? — пошатываясь, вскочил Дорохов. Глаза бешенные, кривится рот. — Как ты смеешь⁈ Да, ты знаешь, кто такой Пушкин⁈ Я…

Не дали ему договорить. Солдаты по знаку капрала резко шагнули вперед, выставив вперед ружья. Мгновение, и остро отточенные штыки застыли у лица Дорохова.

— Миша, стой! — сразу же протрезвев, рявкнул Пушкин. — Стой, и не рыпайся! Я все решу. Господин капрал, все хорошо, опустите оружие! Я пойду с вами.

— Саша, не надо, не надо, — бормотал Дорохов, медленно отступая назад, к комоду. Похоже, хотел добраться до пистолетов. — Я все возьму на себя. Эй, вам нужен я! Слышите? Это я сделал! Я достал порох, и взор…

— Заткнись! — заорал Пушкин, делая в сторону Дорохова злое лицо. — Заткнись и слушай! Охраняй мою семью и жди, понял? Сиди и жди! Я все решу! Надеюсь, решу…

Пушкин выпрямился, и пошел к солдатам.

— Потом еще будете внукам рассказывать, что самого Пушкина арестовали.

Улыбнулся, снова бросая многозначительный взгляд на товарища. Дорохов должен понять, что сейчас они ничего не могут сделать. Нужно выждать.

— Я почти готов, — Александр взял бутылку с водкой со стола и одним махом допил то, что там осталось. Ему нужно было срочно успокоиться, чтобы хорошо соображать. — Все, теперь ведите.

Вскинул голову, и совершенно спокойно вышел из кабинета.

У дома его встретило еще четверо солдат с ружьями наготове, явно готовые выстрелить в любого.

— В карету! — капрал махнул рукой, приказывая садиться. — Вперед! Смотреть в оба! Если что не так, сразу стреляйте!

Усаживаясь, Пушкин покачал головой. Ситуация точно выходила очень и очень серьезной. По всему выходило, что капрал получил прямой приказ и ни перед чем не остановится. Значит, все, амба. Это самый настоящий арест, за которым последует что-то нехорошее.

— Похоже, во дворец едем, — тихо пробормотал поэт, поглядывая в окно. — Хорошо… Хорошо, что не в Третье отделение.

Это, и правда, было хорошей новостью. Если бы карета направилась по другой улице, то его скорее всего везли именно в тайную полицию, хорошо известную своими «заплечными» мастерами. Тогда уже поздно было переживать. Там все и обо всем рассказывали.

— Хорошо… Значит, еще остаются варианты.

Благодаря опьянению, паники еще не было, и он мог более или менее здраво рассуждать. И нужно было, попробовать хоть что-то выяснить.

— Господин капрал, куда меня? — тихо спросил Пушкин, незаметно показывая пару ассигнаций.

— К государю, — буркнул капрал, забирая деньги. — И, вам нельзя разговаривать.

Ничуть не расстроившись, Александр откинулся на спинку. Оказалось, дела его не так уж и плохи. Ведь, узнай император наверняка, кто именно устроил тот взрыв, его бы уже пытали в каком-нибудь подвале. А так вырисовывалось множество вариантов…

— Значит, еще поживем, — прошептал он, улыбнувшись. — И посмотрим, что будет дальше.

Погрузившись в себя, Пушкин снова и снова «прогонял» в голове воспоминания о событиях последних дней. Для себя и для других нужно было «выстроить» стройную и понятную картину, к которой бы никто не смог «подкопаться».

Санкт-Петербург, Зимний дворец

Выбираясь из кареты, Пушкин удивленно присвистнул. Некогда парадная дворцовая площадь с праздно прогуливавшимися господами и дамами сейчас больше напоминала военный лагерь, ощетинившийся штыками и ружьями. Повсюду, куда только падал его взгляд, стояли солдаты. В некоторых местах в их сторону поглядывали жерла настоящих орудий.

— Вот я и наделал дел, — непроизвольно вырвалось у него.

Хотел чуть осмотреться, но в спину легонько подтолкнули. Капралу, похоже, не терпелось его доставить на место.

— И здесь, словно к войне готовятся.

Обстановка во дворце тоже была далека от мирной. Солдат внутри было столько, что ступить некуда, обязательно наткнешься на патруль или часовых. Невооруженным глазом было видно, что император максимально серьезно воспринял угрозу переворота или вооруженного выступления.

— Смотри-ка, неужели к самому ведут…

Судя по всему, его вели в сторону малого императорского кабинета, где Николай Первый и проводил большую часть своего времени.

— Теперь, главное, не опростоволоситься…

Пушкин глубоко задышал, стараясь успокоиться. Алкоголь уже почти выветрился и на него снова «накатывала» тревога.

— Нормально все, Саня, нормально, — шептал он, словно мантру. — Стой на своем, и все будет отлично. Все равно больше никто ничего не знает. Все обязательно будет хорошо…

Еще в дороге, когда трясся в карете, Александр несколько раз прогнал в голове свою версию случившихся событий, о которой уже рассказывал этой ночью митрополиту Серафиму.

— Ну, вот и пришли, — оказавшись у высоких золоченых дверей, поэт тяжело вздохнул.

Капрал широко открыл двери и подтолкнул его внутрь. Едва Пушкин сделал шаг и пересек порог, как двери за ним с грохотом закрылись.

— Ваше Величество…

Александр в соответствие с этикетом поклонился и застыл в середине комнаты под прицелом глаз императора и митрополита Серафима.

— Это правда, господин Пушкин? — после недолгого молчания огорошил его вопросом император.

Сам тем временем продолжал буравить его взглядом, словно хотел в самую душу заглянуть.

— Я все рассказ государю о твоем достойном поступке, — митрополит участливо кивнул, всем видом показывая, что доволен им.

У Пушкина тут же от сердца отлегло. Выходит, никто его не собирался арестовывать. Скорее наградят, наверное.

— Правда, Ваше Величество, — поклонился Александр, стараясь быть немногословным. Пусть император сам додумывает то, что не услышал.

— Я слышал, что ты пострадал от масонов, — император подошел ближе, по-прежнему не сводя с него глаз.

Пушкин снова опустил голову, пряча улыбку. Император, словно специально, задавал такие вопросы, которые позволят показать себя в самом наилучшем свете.

— Я для ордена Розы и Креста один из первейших врагов. Только за два месяца меня три раза пытались убить. Сначала организовывали подставные дуэли, а потом, и вовсе, среди ночи пытались в дом забраться. Сам Ванька Каин со своей бандой отличился. Вчера вот детей похитили…

Похоже, этого император не знал. Помрачнев, резко повернулся к митрополиту, но тот в ответ развел руками.

— Я же потому и оказался рядом с горевшим дворцом, что у похитителей своих детей вызволял. Прямо божье провидение, по-другому и не скажешь, — Пушкин, прикусив губу, перекрестился. Знал, что обманывает, но не мог сейчас по-другому. — А ведь мог и другой дорогой поехать.

Митрополит и император тоже перекрестились. Причем лица у обоих были такие, словно только что глас божий услышали.

— … Дворец горел, но я смог пробраться в один из залов. Пришлось накрыться лошадиной попоной и облиться водой, чтобы не сгореть. Правда, не помогло. Все равно зацепило.

Александр показал ожоги на руках, которые сейчас очень кстати оказались. Настоящее доказательство того, что это именно он, не испугавшись огня, полез в самое пекло и спас наследника престола.

— … Повезло, цесаревич почти у самого окна лежал. Если бы был в коридоре, то я бы его не нашел. Значит, и правда, рука Господа…

Митрополит на эти слова размашисто перекрестился. Судя по его воодушевленному лицу, для него все это и так было понятно.

— Господь хранит династию от всех невзгод, — твердо и без тени сомнения в голосе произнес священнослужитель. — Главное, верить в силу православной веры и нашего Господа Иисуса Христа. Давайте, помолимся. Не каждый день Господь является чудо…

Санкт-Петербург, Зимний дворец

Этот день казался бесконечным. Встав глубокой ночью с постели, император так и не прилег больше.

Вместо обычной будничной суеты, нескончаемой чередой потянулись тревожные, а подчас и просто, страшные события. Сначала случился сильный взрыв в самом центре столицы, унесший жизни десятков и десятков людей. Позже пришло известие, что при взрыве погиб посол Франции. Следом ему доложили о том, что среди обгоревших тел оказалось большое число знатных людей в черных мантиях и с приметными перстнями на пальцах. Потом с пожарища принесли его сына, тоже в черной мантии и с перстнем. Словом, мысль о заговоре пришла и крепко засела в голове, до сих пор будоража кровь и заставляя время от времени оглядываться по сторонам.

— Тяжелый день.

Николай Павлович устало опустился в кресло и со стоном выдохнул. Спина «отваливалась». Считай весь день «провел на ногах», в постоянном напряжении и в ожидании чего-то плохого.

— Что?

Раздался осторожный стук в дверь, и сил хватило лишь на то, чтобы повернуть голову.

— Семен? Чего несешь?

Через приоткрытую дверь пролез его личный слуга с небольшим подносом, на котором стояли чашечка с чаем и блюдечко с его любимым вишневым вареньем.

— Ваше Величество, государыня-матушка, очень просила, чтобы вы чаю с вареньем откушали, — слуга говорил просительно, жалобно заглядывая в глаза. Знал, что император может и разозлиться. — Очень просила, Ваше Величество.

Николай Павлович просто махнул рукой. Мол, давай, клади на стол.

— Вот, горячий, с душистыми травками. Любую хворь, как рукой сымет, — приговаривал мужичок в ливрее, расставляя чашки на столике. — Матушка-государыня такой же изволила попробовать…

Вдохнув аромат чая, император, и правда, почувствовал дурманящий запах лесных трав. Сделал глоток, и тепло начало разливаться по груди, даря особое ощущение спокойствия.

— Ваше Величество, а с энтим что делать-то?

Император недоуменно дернул головой.

— Дык, господин так в приемной и сидит, — слуга ткнул пальцем в сторону двери. — Как вышедши отседова, так и сидит.

— Какой еще господин? — хозяин кабинета ничего не понял. Правда, через мгновение вдруг чертыхнулся, вспомнив, что это за господин сидел в приемной. — Черт! Совсем из головы вылетело! Я же ему велел в приемной ждать, как освобожусь.

Глупо вышло — за начавшейся беготней император просто напросто забыл о Пушкине, так и сидевшем до самого вечера в приемной.

— Зови! — император махнул рукой на слугу. — А после живо беги за второй чашкой!

Не успел он встать с кресла, как в дверях показался поэт. Он выглядел каким-то помятым, взъерошенным, с отпечатком ладони на щеке. Спал, похоже.

— Александр Сергеевич, прошу, присаживайтесь, — Николай Павлович показал на соседней кресло и подождал, когда его гость усядется. — Стыдно признаться, но за всей этой суетой просто забыл о вас. Прошу меня извинить. Сегодняшний оказался весьма непростым…

Вскоре на столике перед ними стояли уже две чашки, до краев наполненные ароматным напитком.

— Я ведь так и не поблагодарил вас, — император поднялся с кресла и протянул Пушкину руку. — Вы спасли мне не только сына, но и нашу честь. Россия не пережила бы бесчестия. Любое подозрение в том, что мой сын замышлял отцеубийство…

Пушкин кивнул, крепко пожав руку в ответ. Иногда молчание выразительнее всяких слов. Пожалуй, нечто подобное было и сейчас.

— Я ваш должник, Александр Сергеевич, и никогда не забуду сделанного вами, — не отпуская его руку, император смотрел поэту прямо в глаза. — Завтра в большом Тронном зале состоится праздничный прием в честь избавления России от измены и предательства. Вы будете пожалованы в камергеры с назначением пожизненного содержания в 2 тысячи рублей ежегодно. Также будете награждены орденом Святого Владимира четвертой степени и правом незамедлительной личной аудиенции.

Чуть помолчав, он добавил:

— Есть ли что-то, что я еще могу сделать? Помочь с изданием ваших произведений? Профинансировать какие-то проекты? Может быть предложить должность?

Молчавший все это время, Пушкин вдруг оживился и выдал такое, что император никак не ожидал от него:

— Чувствую, Ваше Величество, что могу принести пользу на должности министра народного просвещения…

Кстати, ОБЫЧНАЯ РАЗВЛЕКУХА, без напрягов и смыслов, просто беги, руби, пока не рубанули тебя

Попаданец в эпоху малолетнего Петра 1, пытается развернуть страну в другую сторону

https://author.today/reader/184253/1536090