Ай да Пушкин, втройне, ай да, с… сын!

Глава 21 Бинго

г. Шверин

Видели хоть раз, как сухой хворост загорается? Сложишь высохшие ветки горкой, поднесешь зажжённую спичку, и тут же все заполыхает. Раздается громкий треск, крохотный огонек в один момент вырастает в размерах — в ширину, в толщину и в высоту. С жадностью начинает пожирать все новые и новые ветки. И вскоре на месте крохотного огонька уже полыхает огромный костер, вытягивая к небу ярко-красные сполохи.

Примерно так случилось и в Шверине, что позднее европейские историки окрестили предвестником грозных революционных событий 1848–1849 гг., своеобразной репетицией массовых и кровавых волнений в Италии, Австрии, Германии, Франции.

Еще вечером прошлого дня, когда Пушкин засиделся в трактире, а потом оказался в полицейском участке, в городе была тишь да благодать: город «цвел и пах», торговали многочисленные лавки, бюргеры прогуливались парочками, важно вышагивали толстобрюхие полицейские.

Однако в этот день, когда в городе началась ежемесячная ярмарка и со всей округи собрались толпы людей, случилась пустячная стычкам, которых в такое время бывали десятки. Казалось, об этом и говорить не было смысла, если бы в драке не пострадал один из отпрысков самого бургомистра Шверина. Студенты, находившиеся хорошо «подшофе», своротили тому нос, расквасили все лицо и от души навешали тумаков, отчего бургомистр пришел в ярость и «поставил под ружье» всю полицию.

Местная полиция, под крылом бургомистра и самого великого герцога давно уже чувствовавшая себя «первыми после Бога», естественно, постаралась, как следует. Три десятка мордоворотов в красочных голубых мундирах с золотыми эполетами в честь праздника, словно метлой, прошлись по всем городским трактирам, выискивая тех самых студентов. Когда же виновных не нашли, то перевернули вверх дном ярмарку. Под шумок, конечно же, многим торговцам помогли избавиться от своего товара, причем без всякой оплаты, за спасибо.

Вот тогда-то и полыхнуло. Торговцы, среди которых было много сельской бедноты, мелких ремесленников, и так едва концы с концами сводили из-за бесконечно поднимающихся налогов великого герцога, а тут их еще и грабить в открытую начали. Начав возмущаться, тут же получили от полицейских «по шапке». Местный капрал, особо не церемонясь, даже кому-то по лицу палашом врезал, отхватив у бедолаги пол скальпа вместе с ухом, глазом и частью носа. В ответ в него кинули яблоком и матерно обложили, а он, недолго думая, достал пистолет и разрядил его прямо в толпу.

После этого все и понеслось. В полицейских уже полетели камни, привезенная на продажу посуда — чугунки, сковородки, кувшины. Вилами и топорами их начали теснить с площади, тыкая острыми железом в ноги, руки. Те пытались отстреливаться, но от однозарядных капсульных пистолетов не было большого толка. Пока такое оружие перезарядишь, тебя уже десять раз проткнут или, как колбасу, нашинкуют к столу. От выстрелов пара — тройка крестьян замертво свалилась, но остальные даже не думали отступать — еще яростнее и дружнее поперли на полицейских и городскую стражу.

— Бей разбойников! Бей грабителей!– кричали крестьяне и ремесленники, размахивая дубинами, вилами, топорами. — Гони эту шваль с площади! Убирайтесь прочь!

Полицейские пытались отбиваться, где палащами, где кинжалами, а где и кулаками. Убили и ранили еще несколько человек. Только бесполезно было все это. То, что было самой обычной дракой в трактире, медленно и неуклонно перерастало в нечто гораздо большее и более страшное — в восстание бедноты против богатеев.

— Твари, жируете за наш счет, а мы голодаем! Люди, хватит терпеть! — орал, забравшись на повозку, какой-то парень потрепанного вида. — Почему мы должны подыхать от голода, а они жить, как в раю⁈ Почему мы это все терпим⁈ Хватит терпеть угнетение и несправедливость! Возьмем то, что нам принадлежит! Вперед, люди!

Первым насмерть оглоблями от повозок забили того самого злополучного капрала, который так и не успел убежать от озверевшей толпы. Кровь разлеталась брызгами от сильных ударов дубинами. Измочалив тело до неузнаваемости, покрытые кровью с ног до головы крестьяне уже принялись за остальных полицейских. Другая часть толпы побежала грабить дома богатых бюргеров, которых уже некому было защищать.

— Пустить им красного петуха! Пусть теперь на улице живут, как мы! — вновь подал голос тот самый парень, размахивая факелом. — К черту дома богатеев! К черту самих богатеев!

Толпа, добравшись до дармовой медовухи из раскупоренных бочек, тут же подхватило лозунг. В момент над голова взлетели десятки факелов, от которых тянулось пламя и дым.

— Пустим красного петуха! Пустим красного…

Через минуту уже вспыхнула роскошная карета с позолотой, стоявшая у красивого двухэтажного каменного дома. Мощная дубовая дверь валялась рядом, а из дома выбегали орущие люди с охапками добра — какие-то платья, сюртуки, сапоги, мешки с посудой. За ними ползла на коленях визжащая женщина в чепчике с окровавленной головой, хозяйка, похоже.

— Пусть страдают, как мы страдаем! — кричал худой, как палка, крестьян с лицом землистого цвета. Он потрясал кулаками в сторону целой улицы красивых домов, где жили важные люди города — городской судья с сыновьями, глава полиции и сам бургомистр. — Будут знать, как нашу кровушку пить!

Уже никто и не помнил, с чего все началось. Люди за какие-то пару часов превратились в диких зверей, полностью потерявших человеческий облик. Одни, упившись вусмерть пивом и медовухой, валялись на дороге, справляли нужду прямо на улице. Другие, едва держась на ногах, тащили из домов вещи, ценности. Третьи, позабыв о приличьях и совести, совокуплялись прямо при всех.

Терпение обездоленных сменилось их яростью и жаждой местью тем, кто их годами обкрадывал, обкладывал налогами, несправедливо судил и издевался над ними. Теперь пришел их черед вершить свой суд — жестокий, кровавый и бесчеловечный.

г. Шверин

Трактир «Старый кабан»

Пушкин сидел в том же самом трактире, что и несколько дней назад. Только, памятуя о прошлых события, даже не думал притрагиваться к спиртному. Просто держал в руках кружку с пряным травяным отваром, к которому время от времени и прикладывался.

— Что будем делать, Александр Сергеевич? — сидевший напротив него, Дорохов, наконец, нарушил молчание. Ведь, так не говоря ни слова, они сидели уже почти час. — Может пора возвращаться? К казне ордена нам никак не подобраться. Мы перебрали уже все варианты, — он пожал плечами, показывая, что у него, вообще, не осталось идей. — С нашими силами мы и подобраться к замку не сможем. Тут целый полк с артиллерией нужен, да и то без гарантии.

Тяжело вздохнувший Пушкин отвернулся к небольшому закопченному окошку. Поганое настроение, и говорить, вообще, ничего не хотелось. Он никак не мог самому себе признаться, что все его планы пошли прахом. Теперь не будет никакой орденской казны и ему придется возвращаться восвояси. И это значило, что придется поставить больший и жирный крест на всех его планах по реформированию системы образования страны. Похоже, все останется так, как и было — старым, замшелым, и никуда не годным.

Но судьбе, как показали дальнейшие события, это было совсем не угодно.

— Не знаю, Миша…

И тут дверь таверны с хрустом распахнулась, словно с той стороны ее кто-то пнул сапогом как следует. От неожиданности все посетители, что были в трактире, вздрогнули и все, как один, развернулись в сторону двери.

— Спасайтесь! — внутрь вбежал черный от копоти человек, больше похожий на негра, и стал размахивать руками от переполнявшего его возбуждения. — В городе восстание бедноты! Ходят по домам, грабят, а потом жгут. Уже две улицы горят, скоро и сюда придут!

Пушкин удивленно оглядел своих людей, что сидели на соседних лавках. Те уже готовились к драке, проверяя оружие. Одни проверяли легко ли выходят кинжалы из ножен, другие хватались за револьверы. Судя по их виду, никто из них и не думал куда-то бежать и прятаться. Все, как один, готовились по дороже продать свои жизни.

— Александр Сергеевич, что вы сидите? — Дорохов уже был на ногах и удивленно смотрел на поэта. — Вы не должны пострадать. Нужно срочно уходить за город. Пока спрячемся где-нибудь в лесу, а потом посмотрим, что будет с городом. Алекс…

Но Пушкин, только что напряженно размышлявший, вдруг резко вскинул руку в упреждающем жесте. Мол, помолчи! И Дорохов тут же заткнулся, клацнув зубами от неожиданности.

Еще какое-то время поэт сидел в полной неожиданности. Ему в голову пришла одна сумасшедшая идея, которая, однако, все больше и больше нравилась ему. Он боялся ошибиться, поэтому старался не спешить. Наконец, идея оформилась во что-то более или менее приличное, и он встал со своего места.

— Господа, нам выпала счастливая карта, а значит мы снова в деле, — Пушкин заговорщически улыбнулся, по очереди оглядывая каждого из своих людей. Пытался до каждого из них донести мысль о том, что вот-вот настанет момент, которого они все так ждали и к которому так долго и тщательно готовились. — Восстание бедноты случилось как нельзя вовремя, и этим грех не воспользоваться.

Он вытащил из кармана необычный перстень, который специально забрал с тела мертвого магистра ордена Розы и креста, и надел себе на безымянный палец правой руки. Именно так его и носил заклятый враг.

— Мы не будем штурмовать замок, мы не будем ни на кого нападать. Мы просто придем, и они сами с радостью нам все отдадут.

В ответ на нем скрестились откровенно недоуменные взгляды. Дорохов уже хотел что-то сказать, но поэт остановило его предупреждающим взглядом.

— Проверить оружие еще раз и готовиться к делу. С этого момента никаких разговоров на русском языке. Если что-то нужно будет сказать, то только на французском языке. Теперь я посланник самого магистра ордена Розы и креста, о чем говорит этот фамильный перстень, а вы все мои послушники. Всем ясно? А теперь в путь!

г. Шверин

Шверинский замок

Старичок с сморщенным крысиным лицом долго стоял на замковой стене и пристально вглядывался в сторону города. Изредка поворачивал голову в сторону нового столба дыма, тянущегося над очередным подожжённым домом. Лицо у него сделалось нехорошим, жутковатым. При этом что-то шамкал беззубым ртом, наверное, проклятья посылал поджигателям.

— … Этот-то тряпка, слюнтяй… Чуть запахло жареным, сразу же собрал свое барахло, эту сучку с сиськами и рванул в Берлин, — старик с отвращение посмотрел на развевающийся на ветру стяг с цветами великого герцога и небольшой коронкой в углу. Явно вспоминал, как в самом начале волнений герцог так сильно перепугался, что уже через несколько часов его карета вырвалась за ворота замка и отправилась в сторону Берлина. — Был бы здесь господин, ни одна бы шавка не тявкнула. Он бы всех к ногтю прижал.

Шутке уже почти пять десятков лет подвизался смотрителем в замке, и прекрасно знал, что великий герцог обычная пустышка и ничего здесь не решал. Все эти земли, да и сам замок принадлежали лишь одному человеку, имя которого многие просто не знали. Для всех он был Господином с большой буквы, и лишь избранные знали его, как великого магистра ордена Розы и креста, повелителя жизни и смерти многих тысяч людей и хозяина несметных богатств.

— … Слюнтяй, как есть слюнтяй, — снова протянул старик, разглядывая горящий город. — Как только его земля носит? Только одни бабы на уме… И чего в них нашел? — бурчал старик, вспоминая любвеобильность великого герцога. — Ведь у всех одно и то же — сиськи, дырка и жопа… Хм, а это еще что люди?

Приложив ладонь ко лбу на манер козырька, смотритель подошёл ближе к краю стены. На дороге, ведущей к замку, показалась кавалькада всадников в чёрном.

— Хм.

Старик напрягся, чувствуя, как по его спине побежали мурашки. Ведь, в своё время именно такие всадники в чёрном и были посланниками от его истинного господина — от великого магистра ордена Розы и креста.

— Неужели, это они?

В груди закололо так сильно, что он схватился и стал растирать это место. Чуть подождав, когда боль отпустит, старик направился к лестнице. Ему срочно нужно было спуститься к воротам и самому во всем убедиться.

С кряхтением перебирал ногами, спускаясь по крутой лестнице. Часто отдыхал, когда от отдышки перехватывало дыхание и он начинал задыхаться.

— Герр Шутке, — вытянулись перед ним двое стражников у ворот. — Пока все тихо.

— Где тихо? Вон скачут, — недовольно пробурчал смотритель, подходя к небольшой бойнице в стене. — В оба смотрите, олухи Царя Небесного. Не дай Бог, каких-нибудь лиходеев проморгаете. С живых шкуру спу…

Замолчав, старик начал вглядываться в быстро приближавшихся всадников. И чем ближе они становились, тем крепче в нём становилась уверенность, что это посланники Господина. Слишком уверены они были. Скакали, не обращая внимания на горящие вокруг дома, на беснующихся на пути людях. Чувствовалось, что они точно знают, чего хотят.

— Неужели дождался… Господи, неужели это они… А может это сам Господин? — он едва не задохнулся от такого предположения. — Господи…

И вот всадники в чёрных плащах, шляпах с широкими полями и чёрных масках оказались у ворот замка. Один из них повелительно крикнул:

— Открывайте, чертовы копуши, пока я вас не приказал высечь!

Смотритель протер слезящиеся глаза. На какой-то миг ему показалось, что он увидел на пальце всадника перстень его Господина. Старик прильнул к бойнице и тихо спросил дрожащим голосом:

— Господин? Хозяин, этот вы?

Всадник вытянул руку, явно показывая перстень. Теперь старик его ясно видел. Это точно был перстень магистра.

— Господи, — у него подкосились ноги. Точно бы свалился, если бы не вцепился в камень. — Господин?

— Я посланник великого магистра, его Глаза и Уши! — грозно произнёс всадник. — Я должен забрать то, что принадлежит ордену, пока до этого не добралась толпа.

Старик аж затрясся, прекрасно понимая, о чем шла речь. В тайных комнатах замка, о которых знал лишь он и магистр, лежали несметные сокровища, казна ордена Розы и креста. Золото, серебро, драгоценные камни, которые веками собирали члены ордена.

— Но… здесь им ничто не угрожает.

— Старый дурак, ты противишься воле великого магистра? — всадник ткнул перстнем прямо в бойницу. — Позабыл свое место⁈ Ты пес, и твое дело охранять, а не противиться воле твоего господина и хозяина. Живо, открывай! Живо, я сказал!

Страха на воротах, повинуясь кивку смотрителя, шустро начали возиться возле громадного засова. Через мгновение засов был сдвинут, и ворота пошли наружу.

— С Господином все в порядке? — старик раскрыл в ожидании рот.

— В порядке. Великий магистр готовится к очень большому делу, и поэтому ему нужна вся казна ордена.

— Вся? — ахнул смотритель. — Там же столько…

— Все заберем. Собирай людей, будем готовить обоз. Но, сначала посмотрим, все ли на месте.

Старик, гремя здоровенной связкой ключей, пошел к массивной башне донжона, самому старому зданию замка. Именно здесь в фундаменте, заложенном еще при Карде Великом, располагались обширные подземные пустоты, о которых не знали даже старожилы. Эти подвалы и были приспособлены для хранения сокровищ, казны ордена Розы и креста.

— … Эти ступеньки еще помнят неистовых варваров с Севера, — дребезжал старик, спускаясь по каменной лестнице. — Они хранили здесь награбленные сокровища — сотни и сотни килограмм золота и серебра из Византии, Испании, Франции. Я как-то нашел в одном закутке римский золотой квинарий…

Внизу пришлось зажечь новый факел.

— Хорошее здесь место, господин, очень хорошее. Вся казна в целости и сохранности, — продолжал старик, заворачивая в очередной раз. — Вот почти и пришли. Здесь все и лежит… в ящиках.

И в самом деле, у стен всюду, куда доходил дрожащий свет от пламени факела, лежали деревянные ящики. Смотритель подошел к одному из ящиков и с кряхтением сдвинул грубо сколоченную крышку, открывая содержимое.

— Здесь золото в слитках.

Сверкнули небольшие прямоугольные кирпичики золота, аккуратно уложенные в ящике.

— Тут византийские солиды. Золото высочайшей пробы… Сейчас такого уже нет. Сейчас ведь совсем дрянное золотишко.

Старик опустил факел ниже, освещая россыпь небольших золотых круглящей с профилями давно сгинувших императоров.

— И там монеты, и там, и там, — старик поочередно показывал на другие ящики, череда которых терялась в темноте. — Где-то там ящики с золотой посудой украшениями…

Вдруг старик дернул головой, резко развернулся и с подозрением стал вглядываться в своего гостя.

— Нет, нет, не верю я, что Господин решил вывести казну. Не верю, — смотритель медленно вытащил из-за пазухи стилет с тонким лезвием, готовясь проткнуть им незнакомца. — Не…

И его ударили по голове золотым кубком, отчего ноги у старика подкосились и он сполз на землю.

МОЖЕТЕ ЗАЦЕНИТЬ БОЯРКУ — Незваный!!!

СЕГОДНЯ ты младший наследник вольного космического баронства и тебе не никак не «светит» трон правителя. Ты учёный «сухарь», полностью погруженные в научные исследования. Но покушение отправило тебя в небытие.

ТЕПЕРЬ ты… жалкий уборщик уборных, «худородный» парнишка в Московской Императорской Николаевской гимназии для магической элиты империи. Твой удел, если сильно повезет, — это вечная чистка унитазов, загаженных «благородными» задницами боярских и дворянских отпрысков.

СМИРИШЬСЯ ли ты? Ведь вторая жизнь просто так не даётся…

https://author.today/reader/193678