Нэпман 5. Дизель и танк

Глава 10 Допуск

Солнце клонилось к закату, когда наша колонна подошла к подножию Воробьевых гор. Последнее испытание должно стать самым сложным — крутой подъем с полной нагрузкой.

— В кузов каждой машины грузим по три тонны мешков с песком, — объявил Бурмистров. — Подъем без остановок. Любая заминка — провал испытания.

Рабочие споро грузили мешки. Я видел, как проседают рессоры у всех машин. Итальянский «Фиат» сразу отказался от участия, их двигатель окончательно перегрелся.

— Давление масла три и восемь атмосфер, — докладывала Варвара, пока шла погрузка. — Температура в норме.

Звонарев проверил приборы. Руднев подошел и стукнул по твердым шинам.

Бережной в который раз обошел машину против часовой стрелки, бормоча какие-то особо сильные заговоры. Велегжанинов в который раз проверял все соединения.

Первым должен был стартовать «Форд». Его двигатель натужно взревел на подъеме, машина медленно поползла вверх. На середине склона скорость упала почти до нуля, но американцы все-таки дотянули до вершины.

MAN даже не стал пытаться — после скандала с топливом немцы предпочли сойти с дистанции.

— Наша очередь, — я кивнул Бережному.

Он степенно поправил фуражку, перекрестился и взялся за руль. «Полет-Д» плавно тронулся с места.

— Обороты тысяча двести, — начала отсчет Варвара. — Температура масла девяносто градусов… Давление четыре атмосферы…

Склон становился все круче. Двигатель ровно гудел, уверенно толкая груженую машину вверх. Травников строчил в блокноте, иногда восхищенно качая головой.

На середине подъема я почувствовал, как машина слегка замедлилась.

— Температура сто десять, — в голосе Варвары появилось напряжение. — Давление падает…

— Держись, голубушка, — прошептал Бережной, поглаживая руль. — Еще немножко…

Двигатель вдруг закашлялся черным дымом. Варвара метнулась к приборам:

— Топливо не поступает! Давление в магистрали…

Я увидел, как побледнел Травников. Казалось, мы вот-вот остановимся. Но Бережной, не прерывая бормотания, как-то по-особому надавил на педаль газа, и двигатель снова заработал ровно.

— Невероятно, — прошептал наблюдатель. — Такой вес, такой подъем…

Последние метры дались особенно тяжело. Но вот наконец «Полет-Д» выбрался на вершину и плавно остановился. Бережной шумно выдохнул и вытер пот со лба.

— Время подъема четыре минуты сорок секунд, — объявил Бурмистров. — Лучший результат! И без всяких химических добавок.

К нам подошел Пятаков:

— Поздравляю, товарищ Краснов. Ваша машина доказала полное превосходство. Думаю, вопрос об участии в автопробеге можно считать решенным.

Варвара не выдержала и радостно захлопала в ладоши. Велегжанинов довольно кивал, протирая и без того чистые приборы. А Бережной все гладил руль и что-то шептал, благодаря машину за отличную работу.

С вершины Воробьевых гор открывался потрясающий вид на вечернюю Москву. Золотились купола церквей, дымили заводские трубы, по улицам бежали цепочки зажженных фонарей.

После триумфального подъема мы вернулись в институт. До итогового заседания оставалось около двух часов. Я отправил команду отдыхать и готовить документы, а сам поднялся в свой временный кабинет.

Мышкин уже ждал меня там, сутулясь в полумраке у окна.

— Леонид Иванович, — он достал потрепанный блокнот. — Насчет немцев… У меня готова вторая часть операции. Письмо о переговорах с американцами…

— Отменяем все, — я покачал головой. — Мы победили честно. Не нужно грязных игр.

— Но компромат уже собран…

— Уберите. Пока что подальше. И людей отзовите. Пусть немцы уезжают с достоинством. Но на всякий случай держите в запасе.

Мышкин понимающе кивнул и исчез так же незаметно, как появился.

В дверь постучали — это пришла Варвара с папкой документов.

— Все графики готовы, — она положила бумаги на стол. — И результаты замеров тоже. Знаете, что самое удивительное? Даже без всяких интриг мы их обошли по всем параметрам.

— В этом и суть, — я улыбнулся. — Настоящее превосходство не нуждается в подтасовках.

Я подошел к окну. В сгущающихся сумерках виднелись очертания нашего грузовика. Он себя неплохо показал в эти дни. Посмотрим, что скажет комиссия.

Большой конференц-зал института был заполнен до отказа. За длинным столом президиума расположились Пятаков, Бурмистров, Зубцов и другие члены комиссии. На стене висели графики испытаний, а на специальном стенде были разложены образцы деталей всех двигателей.

— Товарищи! — Бурмистров открыл заседание. — Мы собрались, чтобы подвести итоги сравнительных испытаний грузовых автомобилей.

Я оглядел зал. Немецкие инженеры сидели с каменными лицами. Представители «Форда» о чем-то тихо переговаривались. Итальянцы демонстративно листали технические журналы.

— Первое, что хочу отметить, — продолжал Бурмистров, — это чистоту эксперимента. К сожалению, не все участники придерживались правил…

Он выразительно посмотрел на делегацию MAN. Те помрачнели еще больше.

— А теперь конкретные результаты, — Бурмистров раскрыл папку с протоколами. — По итогам стендовых испытаний лучшие показатели экономичности у двигателя «Полет-Д» — сто девяносто пять грамм на лошадиную силу в час.

Варвара, сидевшая рядом со мной, чуть заметно улыбнулась. Звонарев делал прерывистые пометки в блокноте.

— В городском цикле также лидирует «Полет-Д», — продолжал председатель. — Особо отмечу превосходную управляемость и отсутствие перегрева в сложных условиях.

На доске виднелись графики температурных режимов. Красная линия нашего двигателя шла значительно ниже остальных.

— На загородном шоссе… — Бурмистров сделал паузу, — мы столкнулись с попыткой фальсификации результатов. Не буду называть виновных, акт уже составлен. Но честное соревнование показало безусловное преимущество советской конструкции.

К трибуне вышел эксперт из научно-технического совета:

— Позвольте отметить несколько важных технических моментов. Первое — оригинальная система охлаждения «Полета-Д». Второе — великолепная топливная аппаратура. И третье — потрясающая износостойкость деталей.

Он показал на стенде поршневые кольца после испытаний:

— Посмотрите на разницу в износе. У «Полет-Д» практически идеальное состояние после суточной работы.

Следующим выступал Травников:

— Как наблюдатель хочу особо отметить надежность конструкции. В сложнейших условиях — ни одной серьезной неисправности. А подъем на Воробьевы горы с полной нагрузкой — это настоящий технический подвиг!

Вслед за ним для заключительного слова поднялся Пятаков:

— Товарищи! Сегодня мы стали свидетелями важного события. Советская конструкторская мысль доказала свое превосходство над зарубежными образцами. Предлагаю утвердить двигатель «Полет-Д» как основной для готовящегося автопробега.

По залу прокатились аплодисменты. Даже конкуренты сдержанно хлопали — успех неоспорим.

— А теперь, — Пятаков поднял руку, — разрешите вручить товарищу Краснову официальное разрешение на участие в пробеге.

Я поднялся на трибуну. В руках у меня оказался документ с внушительными печатями.

— Завтра в девять утра вы стартуете в большой путь, — сказал Пятаков. — Пять тысяч километров по дорогам страны станут настоящим испытанием для вашей машины. Уверен, вы с честью его выдержите.

Когда мы вышли из зала, вся команда собралась вокруг грузовика. Бережной в последний раз обошел машину по своему ритуалу. Варвара светилась от счастья, поглаживая хромированный бампер.

— Ну что, товарищи, — я оглядел необычную, но такую надежную команду. — У нас несколько часов на подготовку. К утру все должно быть готово к старту.

Команда сразу принялась за работу. Нужно проверить машину, подготовить запчасти, уложить инструменты и приборы. Ночь обещала быть короткой.

После заседания комиссии и разговора я отправил команду готовить машину к пробегу, а сам поднялся в кабинет собрать документы. За окном быстро темнело, в свете уличных фонарей кружились редкие снежинки.

Перебирая бумаги, я невольно задумался о предстоящем пути. Пять тысяч километров по весенним дорогам — это серьезное испытание.

Одно дело показать себя на полигоне, и совсем другое — выдержать многодневный марафон. Особенно беспокоила первая часть маршрута — там нас ждала самая настоящая распутица.

Спустившись во двор, я застал команду за работой. Велегжанинов методично раскладывал инструменты в специальные ящики. Рядом Варвара составляла опись запчастей, время от времени консультируясь со Звонаревым.

— Леонид Иванович, — окликнул меня Бережной, на секунду отрываясь от проверки колес. — Гляньте-ка сюда.

Он показал на едва заметную трещину в одной из рессор.

— Надо усилить, — кивнул я. — До Ярославля может и дотянет, но рисковать не будем. Варвара Никитична, у нас были запасные пластины?

— Сейчас принесу, — она поспешила к складу.

Руднев, сидя на ящике с инструментами, что-то чертил в блокноте.

— Что там у вас? — поинтересовался я.

— Да вот, прикидываю схему крепления дополнительных канистр. И еще нужно продумать защиту от грязи для топливной системы. Дороги-то весенние…

Его практичность всегда удивляла меня. За внешней язвительностью скрывался точный инженерный расчет.

К полуночи мы закончили основную подготовку. Я собрал команду в небольшой комнате отдыха.

— Итак, товарищи, — начал я, разложив на столе карту. — Завтра нас ждет первый этап — Москва-Ярославль. По предварительным данным, участок от Мытищ до Сергиева Посада в очень плохом состоянии. Там придется идти с особой осторожностью.

— А что другие участники? — спросила Варвара, отхлебывая горячий чай.

— Стартуют шесть машин. Кроме нас — два «Форда», один «Фиат», ярославский грузовик и автомобиль Коломенского завода.

— Ничего, прорвемся, — уверенно произнес Бережной, поправляя фуражку. — Машина у нас надежная, зуб даю.

Велегжанинов достал из кармана халата сложенный лист.

— Я составил график проверок на каждые сто километров пути. Особое внимание системе охлаждения и топливной аппаратуре.

Его педантичность сейчас очень кстати. В долгом пути мелочей не бывает.

Около двух часов ночи я отправил всех отдыхать, а сам еще раз обошел машину. В тусклом свете фонаря «Полет-Д» выглядел внушительно. Массивная решетка радиатора поблескивала хромом, на борту четко виднелась надпись «Даешь дизель!», а новая эмблема завода — летящая птица — казалась живой в игре теней

Присев на ступеньку крыльца, я достал блокнот. Нужно записать последние мысли перед стартом.

В голове крутились обрывки воспоминаний из прошлой жизни. Тогда я уже участвовал в подобных пробегах, но это были машины будущего с навигацией и надежной связью. Здесь же нам предстояло пройти путь в суровых условиях 30 года…

Около трех часов ночи я вернулся в нашу с Варварой комнату в здании института. Она еще не спала — сидела у окна, кутаясь в шаль, и что-то писала в блокноте.

— Не спится? — тихо спросил я, присаживаясь рядом.

— Все думаю о завтрашнем дне, — она подняла на меня встревоженные глаза. — Леня, а вдруг мы не справимся? Одно дело — испытания здесь, и совсем другое — такой длинный путь.

Я притянул ее к себе. От ее волос пахло машинным маслом и духами с ноткой жасмина.

— Справимся, — уверенно сказал я. — У нас отличная машина и лучшая команда. Ты же видела результаты испытаний.

— Но там такие сложные дороги… И эти участники из Форда — они очень опытные.

— Зато у них нет тебя, — улыбнулся я. — Кто еще может на слух определить малейшую неисправность в двигателе? И потом, у нас есть секретное оружие.

— Какое? — она удивленно подняла брови.

— Заговоры Бережного и арии Велегжанинова. С такой защитой нам никакая распутица не страшна.

Варвара рассмеялась, и я почувствовал, как напряжение последних дней начало отпускать ее.

— Пойдем спать, — я потянул ее к кровати. — Завтра трудный день.

Она прижалась ко мне, положив голову на плечо.

— Знаешь, — тихо сказала она, — я вдруг поняла — даже если мы не придем первыми, главное, что мы делаем это вместе.

— Мы придем первыми, — твердо ответил я. — Но ты права — главное, что мы вместе.

За окном падал редкий снег. До старта оставалось меньше шести часов. Нужно хоть немного поспать перед долгой дорогой.

Проснулся я от тихого стука в дверь — было пять утра. Варвара уже встала и одевалась.

— Леонид Иванович! — донесся приглушенный голос Звонарева. — Машина готова к осмотру.

Наскоро умывшись ледяной водой, я спустился во двор. Предрассветные сумерки только начали рассеиваться.

Бережной колдовал над двигателем. Велегжанинов раскладывал инструменты.

— Все системы проверены, — доложил Звонарев, протягивая мне журнал. — Давление масла в норме, топливная система работает идеально.

К шести часам площадь перед институтом начала заполняться людьми. Подъехали первые автомобили других участников — два зеленых «Форда», ярко-красный «Фиат», серый ярославский грузовик и темно-синий «АМО». Около каждой суетились механики, проводя последние проверки.

— А народу-то сколько собралось, — присвистнул Руднев, подходя с канистрами солидола. — Прямо как на премьере в Большом.

Действительно, к семи часам площадь заполнили зрители. Студенты института, рабочие с окрестных заводов, просто любопытные москвичи — все хотели увидеть старт необычного пробега. У парадного входа выстроился духовой оркестр.

Официальные речи еще не начались, и все не успели еще разойтись по машинам, как я заметил знакомую фигуру в стороне от толпы. Бауман стоял в тени здания, куря папиросу. Он едва заметно кивнул мне.

— На минуту, Леонид Иванович, — негромко произнес он, когда я подошел.

Мы отошли за угол, подальше от любопытных глаз. В утреннем воздухе плыл сизый дым его «Герцеговины Флор».

— Хочу предупредить, — Бауман говорил тихо, поправляя пенсне. — За вами будут следить. И не только официальные наблюдатели.

— Рыков? — уточнил я.

— Если бы только он, — Бауман поморщился. — В Политбюро сейчас сложная ситуация. Правые набрали силу. А ваш успех многим не по нраву.

Он помолчал, стряхивая пепел.

— Особенно будьте осторожны в Вологде и Архангельске. Там у определенных товарищей свои интересы. И свои люди.

— Спасибо за предупреждение, — кивнул я. — Но мы же просто участвуем в техническом пробеге.

— Бросьте, Краснов, — Бауман жестко усмехнулся. — Вы же понимаете — сейчас любой успех или провал имеет политическое значение. Особенно в промышленности.

Он достал новую папиросу.

— Я ценю вашу работу. И то, что вы делаете для индустриализации. Поэтому и предупреждаю — будьте предельно осторожны. У вас много врагов, причем в самых разных кругах.

— Учту, — я пожал его сухую, жилистую руку.

— И вот еще что, — добавил он, уже поворачиваясь уходить. — В случае серьезных проблем свяжитесь с товарищем Лазаревым в Архангельске. Он… предупрежден.

Когда я вернулся к машине, Варвара вопросительно взглянула на меня. Я покачал головой — потом объясню. Оркестр играл марш.

В начале восьмого появились официальные лица — Пятаков, Бурмистров, представители ВСНХ и наркомата. Начался торжественный митинг.

— Товарищи! — голос Пятакова разносился над площадью. — Сегодня мы становимся свидетелями исторического события. Шесть машин отправляются в беспримерный пробег через всю страну…

Я слушал вполуха, проверяя последние детали. Варвара колдовала над приборами, Звонарев еще раз осматривал крепления дополнительных канистр.

— А теперь слово представителям команд, — объявил Бурмистров.

Первым выступал американец Джонсон от «Форда» — высокий, подтянутый, в идеально отглаженном комбинезоне. За ним — немногословный ярославец Прохоров, потом темпераментный итальянец Марелли. Дошла очередь и до меня.

— Мы готовы доказать, — сказал я, поднявшись на импровизированную трибуну, — что советские машины не уступают лучшим мировым образцам. Каждый километр пути станет подтверждением наших возможностей.

В девять часов прозвучала команда занять места в машинах. Бережной привычно поправил фуражку и забрался в кабину. Варвара устроилась рядом с приборами. В кузове разместились Велегжанинов и Звонарев с инструментами, а также представитель комиссии Травников.

Взмыл вверх красный флаг. Оркестр грянул марш. Первым тронулся головной «Форд», за ним остальные машины. Наш «Полет-Д» занял место в середине колонны.

— Ну, с Богом, — пробормотал Бережной, привычно крестясь.

Колонна медленно двинулась по улицам Москвы. Впереди нас ждали тысячи километров трудного пути.