Нэпман 5. Дизель и танк

Глава 23 Секретный проект

Танк. Дизель. Тридцатый год. Что у нас есть? Что мы имеем на данный момент? Честно говоря, фактически ничего.

Где-то в Британии лениво катятся их Vickers Mk.E. Неплохие машины, но бензиновые. Позже мы их купим и сделаем на их основе Т-26. Французы застряли в Первой мировой и уповают на медленные бронированные коробки. Renault FT-17 устарел, но они не хотят этого признавать. Char D1? Тоже не то, да и французы к технике относятся как к статуе. Менять не любят.

Немцы? Они не могут строить танки из-за Версаля, но я-то знаю, что они уже тайно работают с нами в Казани. Через пару лет Гудериан и его коллеги родят «Блицкриг», и тогда нам будет не до танковых парадов.

Америка? Они застряли. У них один-единственный серийный танк — копия Renault FT-17. Кристи что-то мутит со своей подвеской, но сами американцы ему не верят. Зато мы купим ее, и появятся наши БТ.

А вот Италия… Итальянцы… Смешно. Они носятся с танкетками, как дети с игрушками.

То есть лидеров нет. Все топчутся на месте. А мы?

СССР в 1930 году — страна, которая хочет танков, но не умеет их делать. Мы делаем Т-18 на базе французских идей, но это прошлый век. У нас нет танкового дизеля, нет своих разработанных с нуля ходовых, мы только учимся. И вот мне поручено все это исправить.

Проблема номер один — двигатель. Главное — дизель. К счастью, у меня уже есть база.

Еще есть судовые дизели, но они огромные. Авиационные? Пока нет. Советские заводы пока не делали ничего похожего.

В будущем, в 1939 году, появится В-2, лучший танковый дизель войны.

Итак, извечный вопрос. Что делать? Ответы ясны.

Первое. Конечно же, срочно работать над дизелем.

Второе. Подтолкнуть мою блестящую команду к созданию чего-то похожего на будущий В-2, но раньше на несколько лет.

Сейчас дизельные двигатели есть у немцев (MAN) и у американцев (Caterpillar). Если аккуратно, можно попробовать выкупить чертежи через третьи страны.

Проблема номер два — ходовая.

Что сейчас есть? Т-18 — подвеска жесткая, от Renault. Нам такое не нужно.

Лучший вариант — подвеска Кристи. Я-то знаю, что через два года ее все равно купят. Может, ускорить этот процесс?

Я могу купить подвеску Кристи раньше, чем это сделают исторически.

Или же, разработать торсионную подвеску уже сейчас (но это риск, потому что пока в СССР ее не делают). Впрочем, мои светлые головы быстро сделают, надо только дать направление и сказать «Фас!». А дальше они уже сами.

Проблема номер три — это броня и пушка.

Броня. В 1930 году советская металлургия еще слабая. У меня уже есть трехслойная, но, насколько я слышал, наши заводы еще не знают, что с ней делать и даже не освоили в военном судоходстве. Слишком долго двигаются.

Если сделать наклонную броню (как на Т-34), можно выиграть в защите. Но это опять-таки сложно для заводов. Придется внедрять самому.

Пушка. Сорокапятимиллиметровая противотанковая появится только в 1932 году. Значит, либо вооружаем 37-мм орудием, либо пушкой 76 мм с возможностью стрелять фугасными снарядами.

Итак, какой будет танк?

Я думаю, надо создать средний дизельный танк массой пятнадцать-двадцать тонн. Двигатель, конечно, дизель, разработка под В-2. Ходовая с подвеской Кристи или торсионная.

Броня: двадцать-тридцать миллиметров, возможно, наклонная. Хотя, надо просто модифицировать и приспособить мою трехслойную.

Оружие: 45-мм противотанковая пушка (если успеем) или 76-мм пехотная.

Фактически, я пытаюсь создать Т-34 на восемь лет раньше.

Я глубоко вздохнул, сидя в кабинете.

Сталин хочет новый танк. И он не спрашивает, могу ли я это сделать. Он ждет результата.

А значит, у меня куча работы, которую надо сделать очень быстро.

Я откинулся в скрипучем кресле, разглядывая заметки. Итак, что нужно сделать в первую очередь?

Во-первых, создать конструкторское бюро. Причем тайное, работа над танком требует строжайшей секретности. Уже есть подходящее место, та самая лаборатория в старых купеческих складах. Там и начнем.

Во-вторых, нужно правильно подобрать людей. Величковский незаменим в вопросах металлургии. Сорокин — талантливый конструктор, схватывает все на лету.

Я взял новый лист бумаги и начал выписывать имена. Команда с автозавода — это главный ресурс. Варвара с ее потрясающим техническим чутьем и умением находить нестандартные решения. Молодой Звонарев — виртуоз в электронных системах управления. Руднев — гений точной механики, фанатик качества. Без его опыта в прецизионной обработке нам не создать надежный двигатель.

Отдельная ценность — Вороножский, химик-экспериментатор. Его знания пригодятся при разработке новых марок стали и топливных систем. Хотя его эксцентричность и привычка разговаривать с катализаторами иногда пугает даже меня.

И конечно, педантичный Циркулев с его феноменальной памятью на цифры и технические характеристики. Такой архив знаний просто необходим в большом проекте.

Проблема в том, как собрать их всех в одном месте, не вызывая подозрений? И главное, как объяснить Варваре необходимость секретности, не раскрывая истинной цели работ?

Нужны специалисты по ходовой части. Здесь придется искать тех, кто работал с тракторами и тяжелыми грузовиками. Возможно, стоит присмотреться к инженерам с Путиловского завода.

Отдельная проблема — вооружение. Тут без военных специалистов не обойтись. Но как их привлечь, не раскрывая истинных масштабов проекта?

Я достал чистый лист бумаги и начал составлять план действий. Первым пунктом шла организация работ…

За окном уже светало. Старые часы на стене пробили шесть утра. Пора было переходить от размышлений к действиям.

Все утро я провел в телефонных переговорах. Сначала связался с Нижним Новгородом, поговорил с Варварой об организации нового конструкторского отдела. Она сразу уловила недосказанность в моем голосе, но не стала задавать лишних вопросов.

Потом долго обсуждал с Рожковым систему допусков и охраны. Он, как всегда, был немногословен:

— К трем часам подъезжайте на Малую Лубянку. Встретитесь с Медведевым, он введет вас в курс дела.

Оставшееся время я посвятил документам. Разложил по папкам чертежи, расчеты, схемы. Часть предстояло показать военным, часть пока должна остаться в сейфе.

После обеда заехал в тайную лабораторию, проверил, как идет переоборудование помещений. Сорокин уже составил подробный план реконструкции, расставил пометки на схемах.

В начале третьего я сел в машину и направился в центр. Степан, как всегда, вел уверенно, лавируя между пролетками и трамваями.

Встреча была назначена в неприметном особняке на Малой Лубянке. Я приехал заранее, но Медведев уже ждал в просторном кабинете, отделанном темными дубовыми панелями. Три шпалы в петлицах поблескивали в свете настольной лампы.

— Рад вас видеть, Леонид Иванович, — Медведев поднялся из-за стола. — После Свердловска я внимательно следил за вашими успехами.

Он жестом указал на кресло, сам сел напротив. На столе лежала знакомая папка с грифом «Совершенно секретно».

— Я изучил ваши предварительные наработки, — комполка раскрыл папку. — Интересный подход. Особенно дизельный двигатель. В Казани немцы тоже работают над этим, но пока безуспешно.

— Как продвигается совместный проект? — спросил я осторожно.

Медведев усмехнулся:

— Не так быстро, как хотелось бы. Немцы настаивают на бензиновых моторах. Но ваш дизель может изменить ситуацию.

Он достал из папки несколько листов.

— Вот допуски для вашей команды. Уровень секретности — высший. Охрану объекта обеспечит специальное подразделение ОГПУ. Рожков уже в курсе.

— А легенда прикрытия?

— Расширение автомобильного производства плюс исследования по специальным сталям. Документы уже готовы.

За окном послышался шум автомобиля. В соседней комнате кто-то негромко переговаривался.

— Еще один момент, — Медведев понизил голос. — О проекте знает лично товарищ Сталин. Он очень заинтересован в результатах.

Я кивнул. Это я уже знал.

— Сроки? — спросил комполка.

— Полгода на первый прототип. Амбициозно, но реально.

— Хорошо, — Медведев захлопнул папку. — Действуйте. Раз в неделю будете докладывать о ходе работ. И помните — немцы не должны узнать о проекте. Особенно в Казани.

Когда я выходил из особняка, уже темнело. В свете фонарей падал мокрый мартовский снег.

После этого я встретился с Величковским в заводской лаборатории. Профессор колдовал над микроскопом, изучая структуру нового образца стали.

— Леонид Иванович, взгляните, — он отодвинулся от прибора. — Мартенситная структура получается идеальной. А если добавить молибден…

— Николай Александрович, мне скоро уезжать в Нижний. Нужно решить несколько ключевых вопросов.

Величковский снял пенсне:

— Я как раз хотел обсудить технологию сварки. При большой толщине листов возникают серьезные проблемы с внутренними напряжениями.

— А если использовать предварительный подогрев?

— Уже пробовали. Но тут другая сложность — трехслойная конструкция требует особого режима. Внешний слой должен быть максимально твердым, внутренний — вязким…

Мы склонились над чертежами. Я набросал схему с наклонными броневыми листами.

— Интересная геометрия, — протянул профессор. — При таком угле наклона эффективная толщина брони увеличивается почти в полтора раза. Но сварка станет еще сложнее.

— Зато снарядам будет труднее пробить такую броню.

Величковский задумчиво потер подбородок:

— Нужно провести серию испытаний. Но где? Обычный полигон не подойдет.

— Я договорился с военными. Нам выделят закрытый участок под Кубинкой.

За окном уже стемнело. В лаборатории пахло реактивами и свежезаваренным чаем.

— Да, еще раз о сварке, — я развернул новый чертеж. — Смотрите, если использовать предварительный подогрев деталей, контролировать температуру по всей площади листа, а после сварки проводить поэтапное охлаждение, можно с успехом варить нашу броню.

Величковский внимательно изучал схему:

— Идея интересная, но тут нужны специальные знания. Я, признаться, в тонкостях сварочного дела не силен.

— Еще можно использовать рентгеновские снимки для проверки качества швов. И автоматизировать сам процесс сварки…

— Леонид Иванович, — профессор потер подбородок, — у меня есть на примете отличный специалист. Коробейщиков Аркадий Палыч. Работал до революции на Обуховском заводе, занимался сваркой корабельной брони.

— И где он сейчас?

— В Промакадемии преподает. Знающий инженер, с огромным практическим опытом. Но… — профессор замялся, протирая стекла, — есть одна сложность. Он, видите ли, из «бывших». Сын главного инженера Обуховского завода. Хотя сам всю жизнь у станка провел.

— Это не проблема, — я усмехнулся. — Если человек действительно ценный специалист…

— Он сможет помочь реализовать ваши идеи. У него колоссальный опыт работы с толстой броней.

— Хорошо, организуйте встречу. Только… — я выразительно посмотрел на профессора.

— Понимаю, — кивнул тот. — Никаких намеков на истинную цель работы. Скажем, что для автомобильного производства нужны новые методы сварки.

— А где найти вашего Коробейщикова? — напоследок спросил я, убирая чертежи в папку.

— В Промакадемии у него отдельная мастерская, в подвальном этаже. Он там обычно до ночи сидит, — Величковский глянул на часы. — Сейчас самое время, к вечеру он становится… скажем так, более восприимчив к новым идеям.

Мы вышли из лаборатории в промозглый весенний вечер. Степан уже ждал у машины, переминаясь с ноги на ногу.

— В Промакадемию, — скомандовал я, забираясь в салон.

Величковский всю дорогу молчал, только изредка поправлял пенсне. Автомобиль петлял по вечерним улицам, где уже зажглись первые фонари. Возле булочной толпился народ — видимо, выбросили свежий хлеб. На трамвайной остановке продрогшие люди жались друг к другу.

Промакадемия встретила нас гулкими коридорами и запахом мастики, уборщица натирала паркет. Наши шаги эхом отдавались от высоких потолков.

— Нам в подвал, — Величковский свернул к узкой лестнице. — Только предупреждаю — он человек… своеобразный.

Мастерская находилась в самом конце подвального коридора. На пороге возвышалась невероятно высокая и худая фигура в черном сюртуке с обожженными рукавами.

— Кого нам бог послал? — нараспев произнес хозяин мастерской, разглядывая нас разновеликими глазами. Его асимметричное лицо при этом странно кривилось. — Присказка бывает, да сказка сбывается!

— Аркадий Палыч, это Леонид Иванович Краснов, — начал Величковский. — Он хотел бы…

— Тише едешь — дальше будешь! — Коробейщиков уже доставал откуда-то кусок угля и быстро делал наброски на листе ватмана. — Присказка ждет, а дело не терпит.

Его огромные узловатые пальцы, все в ожогах и шрамах от сварки, стремительно двигались по бумаге. На листе проявлялся точный портрет Величковского.

— У нас вопрос по сварке броневых листов… — начал я.

— Семь раз отмерь, один отрежь, — ответил Коробейщиков, откладывая уголь. — А можно и наоборот!

Я достал чертежи:

— Что если использовать предварительный подогрев при сварке толстых листов?

— Куй железо, пока горячо! — он схватил уголь и начал быстро набрасывать схему. — А горячее железо само подскажет, как с ним обращаться.

Его рисунок постепенно превращался в детальный чертеж установки для нагрева броневых листов. Технические решения были неожиданными, но безупречно продуманными.

Я развернул чертежи на верстаке:

— Смотрите, если использовать предварительный подогрев и контролировать температуру по всей площади листа, можно добиться высокой эффективности.

Коробейщиков подался вперед, его разновеликие глаза заблестели:

— Интересная мысль, весьма интересная. А как вы предлагаете решить проблему внутренних напряжений? Тут ведь, как говорится, не все коту масленица.

— Вот здесь, — я показал на схему. — Постепенное охлаждение после сварки, слой за слоем. И контроль качества швов с помощью рентгеновских снимков.

— Рентген? — он даже привстал. — Первый раз слышу о таком применении. Хотя… почему бы и нет? Дело мастера боится!

Его длинные пальцы снова схватились за уголь:

— А если добавить вот такую систему креплений? — он быстро набросал схему. — Это поможет удержать листы в нужном положении при остывании. Клин клином вышибают, как говорится.

— Именно! И еще можно автоматизировать сам процесс сварки.

— Автоматизировать? — Коробейщиков задумчиво потер асимметричное лицо. — Смелая идея. Очень смелая. У меня есть кое-какие наработки в этом направлении. Глаза боятся, а руки делают!

Он достал из шкафа папку с чертежами:

— Вот, смотрите. Я экспериментировал с механическим перемещением электрода. Конечно, до автоматизации еще далеко, но начало положено. Как говорится, дорогу осилит идущий.

Мы обсуждали новые методики еще минут сорок.

— А для каких целей вам нужна такая сложная сварка? — вдруг спросил Коробейщиков, внимательно глядя на меня разновеликими глазами. — Для автомобилей такие толщины ни к чему. На воре шапка горит, как говорится.

Я переглянулся с Величковским:

— Аркадий Палыч, вы же понимаете, что не все можно обсуждать открыто.

— Понимаю, — кивнул он. — Знаю, что молчание — золото. И на Обуховском заводе много чего повидал, о чем говорить не положено.

Он вдруг выпрямился во весь немалый рост:

— Броня, значит? Серьезная броня? — и, не дожидаясь ответа, продолжил: — Что ж, дело хорошее. Только вот в Промакадемии мне особо развернуться не дают. Все больше студентам азы объясняю. А душа просит настоящей работы… хоть и говорят, что старый конь борозды не портит.

— У меня есть предложение, — я достал из портфеля документы. — Мы организуем специальную лабораторию. Официально — для исследования новых методов сварки. А фактически…

— Понимаю, — Коробейщиков взял бумаги огромными узловатыми пальцами. — Нет дыма без огня, но и огонь без присмотра не оставишь. Когда начинаем?

— Хоть завтра. Условия…

— Условия потом обсудим, — он махнул рукой. — Главное, что работа настоящая. А там где работа, там и достаток будет.

Схватив уголь, он быстро набросал план переоборудования помещения под сварочную лабораторию:

— Вот здесь силовые кабели проложим, тут вентиляцию усилим. Готовь сани летом, а телегу зимой!

Я смотрел на этого странного человека и понимал, что такой специалист нам необходим. Его опыт работы с корабельной броней может оказаться бесценным.

— Завтра в девять утра жду вас в нашей лаборатории, — я протянул ему пропуск. — Величковский покажет дорогу.

— Буду как штык! — Коробейщиков спрятал пропуск в карман сюртука. — Утро вечера мудренее, а там и за работу возьмемся.

Когда мы вышли из мастерской, в коридорах Промакадемии уже было пустынно и гулко. Наши шаги эхом отдавались от высоких потолков.

— Ну как вам наш Аркадий Палыч? — спросил Величковский, подняв воротник пальто.

— Странный человек, но специалист, похоже, действительно выдающийся.

— О, вы даже не представляете насколько! — профессор оживился. — Его на Обуховском заводе чуть ли не молитвами заклинали остаться, когда он уходить собрался. Такие швы варил, что даже немецкие инженеры ахали. А его привычка поговорками сыпать… — Величковский усмехнулся, — это у него после контузии в Первую мировую. Но на работе никак не сказывается.

Мы вышли на улицу. Весенний вечер уже окутал город сумерками, в лужах отражались первые зажженные фонари.

— Завтра сами увидите, на что он способен, — добавил Величковский, прощаясь. — Только не удивляйтесь, если он начнет ваши чертежи углем перерисовывать. Это у него такой метод — говорит, так лучше суть проекта понимает.

Да пусть хоть углем, хоть кисточкой, главное, чтобы сварку мне организовал.

— Ну что, продолжим обсуждение? — спросил я, направляясь к машине вместе с профессором.