Нэпман 5. Дизель и танк

Глава 24 Стальное сердце

— Николай Александрович, — сказал я, садясь в машину. — А не поужинать ли нам в «Праге»? Обсудим все детали в спокойной обстановке.

От такого приглашения профессор никогда не отказывался.

Отдельный кабинет в ресторане встретил нас приглушенным светом и тяжелыми бархатными портьерами. Официант, склонившись, подал меню в кожаном переплете.

— И бутылку «Абрау», — добавил я к заказу.

Когда нам принесли закуски, я достал блокнот:

— Николай Александрович, давайте по порядку. Помимо брони нам понадобятся специальные стали для трансмиссии. Обычный металл такие нагрузки не выдержит.

Величковский отложил вилку, его глаза заблестели:

— У меня есть интересные наработки по легированным сталям. Надо добавить молибден и правильно подобрать режим термообработки.

За горячим мы обсуждали подшипниковые сплавы, к десерту перешли к технологии закалки крупных деталей.

— А как вы смотрите на создание отдельной исследовательской лаборатории? — спросил я, когда официант принес кофе.

— Лаборатория необходима, — Величковский снял пенсне, протирая стекла. — Нужно будет привлечь специалистов из Металлургического института, у меня есть там надежные люди.

За окном уже стемнело, когда мы закончили обсуждение. План действий был намечен, оставалось только воплотить его в жизнь.

Часы на стене пробили одиннадцать, когда мы наконец поднялись из-за стола. Величковский, слегка разрумянившийся от вина, продолжал рассуждать о преимуществах молибденовых сталей.

Я подвез профессора до его дома в Хлебном переулке. Старинный особняк темнел на фоне звездного неба, только в одном окне горел свет.

— До завтра, Николай Александрович, — попрощался я. — В девять жду вас с Коробейщиковым.

В моем кабинете, несмотря на поздний час, горел свет. Сорокин сидел над чертежами, его худое лицо осунулось от усталости.

— Александр Николаевич, вы почему еще здесь? — спросил я, снимая пальто.

— Леонид Иванович, тут такая идея по системе контроля качества… — он поднял воспаленные от недосыпания глаза. — Я все стараюсь приспособить метод Величковского для проверки швов.

Я взглянул на часы. Уже полночь, а работа только набирала обороты.

— Александр Николаевич, — я придвинул стул к его столу. — А что если нам создать принципиально новую систему управления огнем? С электронной стабилизацией?

Глаза Сорокина загорелись, даже усталость куда-то исчезла:

— С электронной? Это… это очень интересно! У меня как раз есть идеи по схемам усиления на радиолампах.

— Нужно вызвать Зотова, — сказал я, глядя на схемы Сорокина. — Без него с электроникой и радиосвязью мы далеко не продвинемся.

— В такое время? — удивился Сорокин.

— Позвоните ему домой. Он живет недалеко, на Маросейке.

Через полчаса в кабинет вошел Зотов, молодой, энергичный, в потертой кожанке. Несмотря на поздний час, глаза его смотрели ясно и цепко.

— Василий Петрович, — я разложил чертежи. — Нам нужна ваша помощь с электронными системами управления. То, что вы сделали для мартеновских печей, можно адаптировать для более… подвижных объектов.

Зотов склонился над схемами:

— А если использовать ту систему компенсации помех, что мы с Бонч-Бруевичем разрабатывали? Только нужно будет увеличить чувствительность.

Мы склонились над схемами. Зотов быстро чертил, его карандаш уверенно скользил по бумаге.

— Можно поставить дополнительный каскад усиления вот здесь, — он ткнул карандашом в схему. — Это повысит эффективность системы на пятнадцать процентов.

— А помехи? — Сорокин подвинул лампу, увеличивая освещение чертежа. — На мартеновской печи мы хотя бы знали источники наводок. А тут…

— Можно использовать двойной экран, — предложил я. — И заземление сделать независимым для каждого контура.

Время шло. Мы обсуждали и рассматривали самые разные варианты.

Я очнулся, когда старинные часы на стене пробили четыре утра. За окном уже светало. В здании стояла глубокая тишина, только где-то вдалеке гудел заводской гудок первой смены.

— А что с питанием? — Сорокин потер покрасневшие глаза. — Для такой системы нужен очень стабильный ток.

Зотов достал из планшета сложенный вчетверо лист:

— У меня есть схема стабилизатора. Мы ее с Бонч-Бруевичем для радиостанций разрабатывали. Можно адаптировать.

Я разложил на столе новый лист ватмана:

— Смотрите, если все компоненты разместить вот так… — я быстро набросал компоновку. — Получается довольно компактно.

— А надежность? — Сорокин постучал карандашом по схеме. — При тряске все эти лампы будут двигаться. Нежелательное трение.

— Можно сделать специальные амортизаторы, — Зотов уже чертил детали крепления. — И корпус с двойными стенками для термостабилизации.

Мы так и работали до рассвета. Когда первые лучи солнца пробились сквозь пыльные окна лаборатории, на столе лежала почти готовая схема системы управления огнем с электронной стабилизацией.

— В девять часов встреча с Величковским и Коробейщиковым, — я посмотрел на часы. — Предлагаю разойтись, хоть ненадолго отдохнуть.

Сорокин собирал чертежи, аккуратно складывая их в папку с грифом «Совершенно секретно». Зотов проверял, все ли пометки стер с доски.

Я подошел к окну. Москва просыпалась, по улице прогрохотал первый трамвай.

Ровно в девять в лабораторию вошли Величковский и Коробейщиков. Профессор, как всегда подтянутый, в неизменном пенсне на черном шнурке. Его спутник возвышался над ним на целую голову, черный сюртук с обожженными рукавами делал его похожим на огромную птицу.

— Утро вечера мудренее! — возвестил Коробейщиков, оглядывая помещение разновеликими глазами. — А мастерская знатная, что твой царский дворец!

Я развернул на столе чертежи сварочного стенда:

— Вот здесь предлагаю разместить основное оборудование. Нужно продумать систему вентиляции и подвод силовых кабелей.

Коробейщиков мгновенно выхватил из кармана сюртука кусок угля:

— Семь раз отмерь, один отрежь! — Его длинные пальцы запорхали над бумагой, нанося точные линии. — Вентиляцию пустим через старый дымоход, а силовые кабели вот здесь.

Величковский склонился над схемой:

— А как быть с температурным режимом? При сварке таких толстых листов нагрев будет колоссальный.

— На ловца и зверь бежит! — Коробейщиков уже чертил систему охлаждения. — Поставим водяной контур, с принудительной циркуляцией. И датчики температуры по всей площади листа.

Я смотрел, как постепенно схема обрастает деталями. Этот странный человек явно знал свое дело. Его решения нестандартные, но технически безупречные.

— А рентгеновский контроль швов как организуем? — спросил Величковский, подойдя поближе и близоруко вглядываясь в схему.

— Не было бы счастья, да несчастье помогло! — Коробейщиков быстро набросал схему защитной камеры. — В подвале старые свинцовые листы остались, еще с купеческих времен. Как раз на экранировку пойдут.

К полудню мы нашли и обозначили основные решения. Я разложил на столе график работ:

— Предлагаю начать с переоборудования помещения. Сварочный пост нужен в первую очередь.

— Дорога появляется под ногами идущего, — кивнул Коробейщиков. — Дайте три дня, будет вам и пост, и вентиляция, и все, что душа пожелает!

Величковский сделал последние пометки в блокноте:

— Я организую поставку первой партии броневых листов. Под видом экспериментальных образцов для автомобильной промышленности.

Когда они ушли, я еще раз просмотрел чертежи. Несмотря на все странности, Коробейщиков предложил именно то, что нам требовалось. С такими специалистом можно браться за самые сложные задачи.

После ухода Величковского и Коробейщикова я засел за документы. Предстояло четко распределить задания между московской и нижегородской группами, чтобы работа шла параллельно.

Разложил на столе несколько папок. В правой — особо секретные материалы для Нижнего. В левой — документы по московской лаборатории. Отдельно — папка с чертежами для военной приемки.

Первым делом я составил подробные инструкции для Сорокина. Он будет курировать работы по электронной стабилизации здесь, в Москве. Молодой инженер схватывает все на лету, но нужно четко обозначить сроки и требования секретности.

Для Величковского я подготовил техническое задание по броневой стали. Расписал состав и режимы термообработки. К нему прикрепил список необходимого оборудования для лаборатории.

Коробейщикову оставил детальный план переоборудования помещений и спецификацию сварочного оборудования. Его эксцентричность не должна мешать работе.

Отдельно выписал задания для Зотова по электронным схемам. Пусть пока работает над стабилизатором питания, это самое узкое место всей системы.

В Нижний я возьму основные расчеты по форсированию дизеля. Там у Варвары уже готова испытательная база. Плюс чертежи новой системы охлаждения, она потребуется в первую очередь.

Еще пара часов для разговора с Зотовым. Самое важное, распоряжения по деньгам, я оставил напоследок.

Закончив с бумагами, принялся за личные вещи. В дорожный саквояж сложил самое необходимое — смену белья, бритвенный прибор, записную книжку. Отдельно упаковал папку с особо важными документами, всю дорогу будет при мне.

Позвонил в заводоуправление, сообщил, что буду завтра. Пусть готовятся к приезду.

Оставалось главное. Сохранить в тайне истинную цель работ. Для этого я подготовил официальную легенду. Форсирование дизеля для тяжелых грузовиков. Вполне правдоподобно, никаких подозрений не вызовет.

Уже вечерело, когда я закончил сборы. За окном зажигались первые фонари, по улице прогрохотал последний трамвай. Завтра утром поезд в Нижний. Впереди самая сложная часть работы — превратить автомобильный дизель в танковый мотор.

Перед уходом я еще раз проверил сейф. Особо секретные материалы надежно заперты, ключ — в специальном кармане. Огляделся, вроде ничего не забыл. Можно отправляться домой, собирать вещи. Завтра предстоит долгий путь.

Курьерский поезд Москва-Нижний отправлялся с Курско-Нижегородского вокзала в восемь утра. Я прибыл за полчаса, сразу прошел в вагон первого класса.

Купе оказалось полупустым — только пожилой инженер с Сормовского завода, представившийся Станиславом Казимировичем Любомирским, да молодой военный с двумя шпалами в петлицах.

Любомирский, седой, с аккуратно подстриженной бородкой клинышком, оказался интересным собеседником. Всю дорогу до Владимира рассказывал о новых станках, закупленных в Германии. Военный молча читал «Красную Звезду», изредка делая пометки в блокноте.

За окном проплывала весенняя страна. Проталины на полях, сонные деревни, дым от паровозов на станциях. На полустанках бабы в цветастых платках продавали вареную картошку и соленые огурцы.

Я разложил на откидном столике чертежи. Нужно еще раз проверить расчеты системы охлаждения. При форсировании дизеля тепловыделение возрастет в полтора-два раза. Значит, придется полностью переделывать систему циркуляции.

На станции Павлово в купе подсела молодая женщина в строгом сером костюме, с портфелем, туго набитым бумагами. Представилась как Ольга Борисовна Каштанова, инженер с «Красного Сормова». Быстро включилась в разговор с Любомирским о проблемах с поставками инструментальной стали.

После Мурома я задремал под мерный стук колес. Приснился Коробейщиков, который углем чертил на стене огромную схему танка, приговаривая свои поговорки. Проснулся от толчка. Поезд притормаживал перед мостом через Оку.

Нижний встретил промозглым весенним вечером. Над Волгой висел туман, в котором тускло светились огни пристаней. Извозчик, пожилой бородач в потертом армяке, неторопливо повез меня в квартиру рядом с заводом по булыжным мостовым.

Дома я перекусил с дороги в столовой, затем отправился отдыхать.

Разложил на столе бумаги, еще раз просмотрел план работ. Завтра с утра на завод. Нужно организовать испытательный стенд, начать доводку дизеля. Времени в обрез.

За окном шумел вечерний город. Где-то внизу цокали копыта по булыжнику, гудели автомобили, звенели трамваи.

Я достал из саквояжа папку с наиболее важными чертежами, их нужно передать моей команде завтра утром. А пока стоит хоть немного отдохнуть. День предстоит непростой.

С утра я разбирал бумаги в съемной квартире на улице Кооперативной, в двух кварталах от завода. Небольшая комната с видом на заводские трубы была обставлена просто. Железная кровать, письменный стол, книжный шкаф и старое кресло. На стене карта города и схемы двигателей.

Варвара пришла рано, около семи, она жила неподалеку. В простом синем платье, с неизменным кожаным портфелем. Пока я готовил чай, она раскладывала на столе свежие расчеты.

— Я тут всю ночь считала систему охлаждения, — сказала она, доставая исписанный блокнот. — При форсировании нужно не просто увеличить радиаторы, а полностью изменить схему циркуляции.

От самовара поднимался пар, в открытое окно доносились заводские гудки. Мы обсуждали технические детали, склонившись над чертежами. Варвара говорила быстро, увлеченно, то и дело поправляя выбившуюся прядь волос.

В начале девятого мы отправились на завод. Утренний Нижний уже проснулся — по булыжным мостовым грохотали телеги, звенели трамваи, спешили на работу люди.

Заводские корпуса встретили нас привычным гулом станков и запахом металлической стружки. У проходной уже ждал Звонарев, с неизменным кожаным портфелем.

— Наконец-то! — он просиял. — Пойдемте, я покажу, что мы подготовили для испытаний.

Мы прошли через механический цех, где у станков сосредоточенно работали люди в промасленных спецовках. Под потолком медленно плыл мостовой кран, неся в захватах огромную шестерню.

Звонарев привел нас в дальний корпус. Раньше здесь склад запчастей, теперь помещение переоборудовали под испытательную лабораторию. У стены высился массивный стенд с системой датчиков, в углу гудел новенький генератор.

— Вот, смотрите, — он развернул чертежи на большом столе. — Мы уже рассчитали новую систему охлаждения. При форсировании двигателя придется увеличить площадь радиаторов примерно на сорок процентов.

К нам подошел Руднев, высокий, нескладный, в очках с медной оправой. Его лиловый сюртук, подарок тетушки, резко выделялся среди спецовок.

— А с топливной аппаратурой что делать будем? — спросил он, раскладывая на столе детали. — При таком давлении впрыска обычные форсунки не выдержат.

— У меня есть идея, — Варвара достала из портфеля исписанный убористым почерком блокнот. — Нужно изменить геометрию распылителя и усилить корпус.

В этот момент в лабораторию вошел Циркулев, длинный и худой, как жердь. Его движения, как всегда, были плавными, почти танцующими.

— Леонид Иванович, — он методично разложил на верстаке инструменты, — я тут продумал систему измерений. Нужно контролировать не меньше двадцати одного параметров одновременно.

Я осмотрел помещение. Места достаточно, вентиляция хорошая, силовых кабелей хватает. Можно начинать работу.

— Так, — я собрал всех вокруг стола. — План такой. Первый этап — это форсирование существующего дизеля. Варвара, вы отвечаете за систему охлаждения. Руднев — топливная аппаратура. Циркулев — измерительный комплекс.

— А сроки? — спросила Варвара, делая пометки в блокноте.

— Месяц на предварительные испытания. Потом…

Я не успел договорить — в лабораторию вбежал запыхавшийся Вороножский, его седые волосы торчали дыбом:

— У меня получилось! Новый состав катализатора дает увеличение полноты сгорания на двенадцать процентов!

— Николаус не подвел! — добавил он, бережно доставая из кармана пробирку с каким-то порошком.

Ну конечно, как же здесь могло обойтись без Николауса.

— Отлично, — кивнул я. — Организуйте серию испытаний с новым составом. Только без фанатизма — помните случай с «Артуром»?

Вороножский смутился, он помнил, как разбил предыдущий катализатор.

К вечеру я распределил основные задачи. Варвара колдовала над чертежами системы охлаждения. Руднев собирал экспериментальную форсунку. Циркулев настраивал измерительные приборы, а Вороножский что-то бормотал, обращаясь к пробирке с катализатором.

— Товарищ Краснов, — я услышал этот скрипучий голос еще в коридоре и поморщился. — Позвольте с вами поговорить!

Ну вот, опять нелегкая принесла. Снова этот Звяга на мою голову. Только на этот раз у меня есть для него сюрприз.