Нэпман 5. Дизель и танк

Глава 7 Московские испытания

Мы оставили в учреждении только сообщение о прибытии. Подтвердили участие, зарегистрировали заявку. И отправились дальше, размещаться в Москве.

Колонна из трех машин медленно продвигалась по булыжным мостовым, лавируя между пролетками и трамваями. На перекрестке милиционер в белой гимнастерке лихо крутанул полосатый жезл, пропуская нас.

— Прямо на Мясницкую держите, Степан Макарович, — я указал Бережному направление.

Тот степенно кивнул, не выпуская руль, и что-то прошептал, явно очередной заговор от дурного глаза. Рядом Варвара внимательно следила за показаниями приборов.

Москва бурлила привычной утренней жизнью. У магазина «Чаеуправления» толпились покупатели, зазывала в поддевке громко расхваливал цейлонский чай. Напротив, в витрине нэпманского магазина «Элегант» красовались заграничные шляпки. А рядом уже строились новые советские учреждения — на фасаде блестела свежая вывеска «Промбанка».

На углу Бульварного кольца нас встретил Головачев, невысокий, в круглых очках и потертом пиджаке. Он энергично замахал руками:

— Леонид Иванович! Наконец-то! Мы вас еще вчера ждали.

Колонна остановилась. Я спрыгнул из кабины:

— Здравствуй, Семен. Как видишь, добрались. Где разместимся?

— Все устроено! — Головачев достал блокнот. — Ваша квартира на Арбате готова. Для остальных нашел две комнаты в соседнем доме. А машины поставим во дворе завода, там охрана.

Велегжанинов, услышав про машины, тут же встревожился:

— Позвольте… А чистое помещение для инструментов будет?

— Обязательно, — кивнул Головачев. — Выделили отдельную комнату в механическом цехе.

Велегжанинов успокоенно кивнул.

— Все наши собрались? — спросил я Головачева.

— Ждут на заводе. Сорокин с утра не находит себя, все рвется ваш двигатель посмотреть. И Протасов тоже.

Через полчаса мы въехали в заводской двор. У проходной уже собралась группа встречающих. Я узнал коренастую фигуру Зотова в неизменной кожанке, рядом высокий Протасов что-то объяснял молодому Сорокину. Чуть в стороне держался Котов, по обыкновению с папкой документов подмышкой.

— Ну, показывайте свое чудо! — нетерпеливо воскликнул Сорокин, едва мы остановились.

Бережной, поправив фуражку, степенно обошел «Полет-Д» три раза против часовой стрелки, бормоча что-то себе под нос. Сорокин удивленно поднял брови, но промолчал.

— Товарищи, познакомьтесь, — я начал представлять свою команду. — Это Варвара Никитична, наш специалист по топливной системе.

— Наслышан, — Сорокин энергично пожал ей руку. — Ваши расчеты по форсункам — просто блеск!

Постепенно обе команды перемешались. Протасов с Рудневым уже углубились в обсуждение какой-то технической проблемы. Сорокин с восхищением разглядывал обтекаемые формы грузовика. А Велегжанинов, к моему удивлению, нашел общий язык с молчаливым Воробьевым — они вполголоса обсуждали какие-то довоенные механизмы.

— Леонид Иванович, — Сорокин отвел меня в сторону. — Тут такое дело… Вы просили узнать насчет конкурса. Немцы из MAN уже три дня как в Москве. И «Фиат» своих представителей прислал. Конкуренция будет серьезная.

— Знаю, — кивнул я. — Но у нас есть козырь. Новый сплав для поршней. Кстати, как там наши станки?

— В полном порядке. Величковский вчера последние расчеты закончил…

Наш разговор прервал звонкий голос Варвары:

— Леонид Иванович! Тут в топливной системе что-то не так…

Начинались обычные предконкурсные хлопоты. Впереди еще много работы.

Когда все разошлись осматривать машины, я поднялся в кабинет. В открытое окно доносился гул завода — привычные звуки работающих станков, гудки паровозов на подъездных путях, голоса рабочих во дворе.

Величковский появился без стука — высокий, прямой, с аккуратно подстриженной седой бородкой. Положил на стол папку с расчетами.

— Присядете, профессор? — я указал на кресло. — Чаю?

— Благодарю, — он достал из кармана сюртука платок, тщательно протер пенсне. — Знаете, Леонид Иванович, эта новая технология закалки… Удивительные результаты.

— Чай все-таки настоятельно рекомендую, профессор, — я позвонил в звонок. — У меня тут остался еще довоенный «Липтон».

Величковский улыбнулся, снова протирая пенсне:

— В таком случае не откажусь. Знаете, Леонид Иванович, иногда мне кажется, что вы единственный, кто еще помнит эти маленькие радости прошлого.

Вошел Головачев, я распорядился насчет чая. Величковский тем временем раскладывал на столе графики и диаграммы.

— Смотрите, — он указал на кривую синего цвета. — Вот что дает добавка молибдена. При температуре восемьсот градусов прочность выше на треть. А если добавить еще хром…

— В какой пропорции? — я склонился над графиком.

— Три и семь десятых процента. Именно в этой точке достигается оптимум.

Принесли чай. Величковский с видимым удовольствием вдохнул аромат:

— М-да… Настоящий цейлонский. А знаете, я как-то был на цейлонских плантациях, в девятьсот тринадцатом…

— Расскажите, — я откинулся в кресле.

Профессор начал рассказывать о своем путешествии, попутно делая карандашом пометки на полях чертежей. Это была его особенность. Самые важные мысли приходили к нему во время неспешных бесед.

— А вот здесь, — он вдруг прервал рассказ о сингальских храмах, — если изменить режим охлаждения… — его карандаш быстро забегал по бумаге.

В дверь снова постучали. На этот раз это был взволнованный Сорокин.

— Борис Ильич! — он замер на пороге. — Простите, но там в лаборатории такие результаты…

— Входите, Александр Владимирович, — кивнул я. — Как раз обсуждаем новую технологию закалки.

Сорокин, не снимая потертого рабочего халата, разложил на столе листы с расчетами:

— Смотрите, что получается при добавлении ванадия! Мы провели серию экспериментов.

— Любопытно, — Величковский склонился над цифрами. — А температурный режим?

— Вот график, — Сорокин достал еще один лист. — Синяя линия — стандартный режим, красная — с измененным охлаждением.

Я разлил еще чаю. Сорокин, увлеченный объяснениями, даже не заметил предложенную чашку.

— А что там с нашими станками? — спросил я.

Величковский задумчиво потер переносицу:

— Да, точно, я как раз хотел рассказать про них, — Величковский извлек из папки еще один чертеж. — Взгляните на новую конструкцию расточного станка для гильз цилиндров.

Я с интересом склонился над чертежом. Изящное инженерное решение. Двойной суппорт с гидравлическим приводом позволял добиваться невиданной точности обработки.

— Допуск всего пять микрон, — с гордостью сказал Сорокин. — На существующем оборудовании такого не получить.

— А самое интересное здесь, — Величковский постучал карандашом по чертежу. — Система автоматической коррекции. При малейшем отклонении станок сам регулирует положение резца.

— Сложно будет изготовить?

— Уже работаем над этим, — Сорокин развернул новый лист. — Вот чертежи направляющих из специального сплава. Добавка вольфрама дает потрясающую износостойкость.

— И заметьте, — Величковский снял пенсне, протирая стекла, — конструкция позволяет модернизировать существующие станки. Не нужно закупать новые.

— А для коленвалов? — спросил я.

— О! — Сорокин просиял. — Тут у нас особая гордость.

Он достал из папки большой чертеж шлифовального станка. Тоже остроумное решение — качающаяся шпиндельная бабка с гидрокомпенсацией позволяла обрабатывать шейки коленвала с точностью до двух микрон.

— Самое главное в дизеле — точность, — заметил Величковский. — Малейший перекос, и вся работа насмарку.

— А вот это уже серьезная заявка, — я указал на чертеж шлифовального станка. — Именно такая точность нам и нужна для серийного производства. Руднев, кстати, должен это оценить.

— Кстати о Рудневе, — Величковский снова надел пенсне. — Он там внизу изучает немецкие механизмы. Может, пригласим?

Я позвонил в звонок, попросил Головачева позвать Руднева. Через несколько минут он влетел в кабинет — в своем знаменитом лиловом сюртуке, с едкой усмешкой на губах.

За дверью я заметил маячившего в приемной Мышкина. Ага, как раз вовремя, он-то мне и нужен.

— Ну-с, что тут у вас? — Руднев сдвинул очки на кончик носа. — Опять, небось, теоретические изыскания?

— Взгляните, Алексей Платонович, — спокойно сказал Величковский. — Особенно на допуски.

Руднев склонился над чертежами. По мере изучения его ироничное выражение сменилось неподдельным интересом.

— А ведь недурно, — пробормотал он. — Особенно вот эта система компенсации… И сплав любопытный.

— Оставляю вас, господа, — я поднялся. — Обсудите детали, а у меня еще срочные встречи.

— Постойте! — Руднев поднял голову. — А как же проблема с твердостью направляющих? При такой точности малейший износ грозит все разрушить.

— Вот здесь решение, — Сорокин протянул ему новый чертеж. — Специальная наплавка…

Я вышел из кабинета под звуки разгорающейся технической дискуссии. Руднев уже вовсю критиковал какое-то конструктивное решение, а Величковский невозмутимо объяснял преимущества своего подхода.

Мышкин уже вышел из приемной и ждал меня в коридоре. Его сутулая фигура почти сливалась с тенями.

— Пройдемте в малую переговорную, Леонид Иванович, — тихо сказал он. — Есть серьезные новости…

В малой переговорной было тихо и сумрачно. Мышкин привычно сел так, чтобы видеть дверь, достал потрепанный блокнот.

— Начнем с общей картины, — он близоруко щурился на записи. — В Политбюро серьезные трения. Группа Рыкова усиливает позиции. Бухарин готовит большую статью в защиту частного капитала.

— А что в регионах? — спросил я.

Мышкин достал из потертого портфеля еще один блокнот:

— Ситуация сложная. На Урале местные власти поддерживают частные предприятия, там хорошие показатели по металлу. В Ленинграде наоборот — требуют все национализировать. В Кузбассе шахтовладельцы сформировали крепкое лобби. А в Сибири…

— Что с военными?

— Тухачевский за модернизацию любой ценой, даже если придется опираться на частный капитал. Ворошилов против — требует все делать своими силами. — Мышкин перевернул страницу. — В ВСНХ тоже раскол. Пятаков поддерживает концессии, а Куйбышев настаивает на полном государственном контроле.

Я прошелся по комнате:

— А наши московские покровители?

— Каганович пока выжидает. Но его больше интересует политическая лояльность, чем экономическая эффективность. А вот Орджоникидзе… — Мышкин сделал паузу. — Он явно склоняется к сохранению частной инициативы в промышленности. Особенно после успехов в металлургии.

— Что со Сталиным?

Мышкин понизил голос почти до шепота:

— По моим данным, он внимательно следит за успехами частных предприятий. Особенно его интересуют темпы модернизации. Но публично поддерживает линию на усиление государственного сектора.

— Как думаете, чем закончится эта борьба?

— Трудно сказать… — Мышкин снял очки, протер их платком. — Многое зависит от конкретных результатов. Если частники докажут свою эффективность — у них есть шанс. Особенно в оборонке. Кстати, о результатах… Что будем делать с немцами на конкурсе?

— Да, точно. Как там наши конкуренты? Помимо немцев?

— MAN привез очень сильную команду. Восемь инженеров, полная техническая документация. — Мышкин перевернул страницу. — Но самое интересное, они привезли с собой главного инженера Круппа.

Я задумался. Крупп… Это уже серьезно.

— Что у них за двигатель?

— Шестицилиндровый дизель, — Мышкин сверился с записями. — Мощность девяносто пять лошадиных сил. И еще они привезли полный комплект оборудования для его производства.

— Пытаются продать лицензию?

— Именно. И, судя по моим источникам, у них уже есть предварительная договоренность с председателем конкурсной комиссии.

Я прошелся по комнате. В голове начал складываться план.

— Скажите, Алексей Григорьевич, а что если… — я понизил голос. — Что если мы организуем утечку информации о том, что Крупп ведет параллельные переговоры с американцами?

Мышкин поднял брови:

— Любопытно… Это могло бы серьезно подорвать их позиции. Особенно учитывая настроения в наркомате.

— И заодно намекнуть, что цена лицензии сильно завышена.

— А у вас есть доказательства? — Мышкин достал карандаш.

— Будут. В конце концов, у Круппа действительно есть представительство в Детройте. Смотрите, — я сел напротив Мышкина, понизив голос. — У меня есть информация, что Крупп ведет переговоры с «Форд Мотор Компани» о создании совместного предприятия в Детройте.

Мышкин быстро записал что-то в блокнот:

— Продолжайте.

— Предлагаю действовать в три этапа. Первый — через ваши каналы пустить слух, что немцы специально завышают цену лицензии для СССР, планируя продать технологию американцам дешевле.

— Это вызовет недовольство в наркомате, — кивнул Мышкин. — А второй этап?

— Подбросить председателю конкурсной комиссии «случайно найденное» письмо из детройтского офиса Круппа. С намеками на уже идущие переговоры с Фордом.

— Рискованно… — Мышкин задумчиво потер подбородок. — Но выполнимо. Письмо нужно будет составить очень аккуратно. И третий этап?

— Самый важный. Через Вознесенского организовать встречу с кем-нибудь из военных. Намекнуть, что немцы могут продать американцам технологии, которые планировалось использовать для нашей оборонки.

— А это уже серьезно, — Мышкин оживился. — У меня как раз есть выход на помощника Тухачевского…

— Только действовать нужно крайне осторожно. Никаких прямых контактов. Все через третьи руки.

— Разумеется, — Мышкин сделал еще одну пометку. — Когда начинаем?

— Первый этап — прямо сейчас. Слухи должны пойти еще до начала испытаний. Письмо подбросим через два дня, когда комиссия начнет работу. А разговор с военными организуем к финалу конкурса.

— Понадобятся деньги на организацию каналов.

— Распоряжусь через Котова. Оформим как расходы на текущую деятельность.

Мышкин спрятал блокнот:

— Что-нибудь еще?

— Да, установите постоянное наблюдение за немецкой делегацией. Особенно за их перепиской и звонками в Германию. Может пригодиться.

— Сделаем, — Мышкин поднялся. — Разрешите идти?

— Действуйте. И держите меня в курсе.

Когда он вышел, я еще некоторое время сидел в темнеющей комнате. План рискованный, но другого выхода я не видел. Немцы привезли действительно сильный двигатель.

Посидев немного, я вышел из переговорной и направился в финансовый отдел. Котов, как обычно, на месте, даже в восемь вечера. Сухонький, в костюме дореволюционного покроя, он склонился над громадными бухгалтерскими книгами.

— Василий Андреевич, не помешаю?

Котов поднял голову, близоруко щурясь:

— А, Леонид Иванович! Как раз собирался к вам с отчетом.

Он достал из стопки папок несколько документов:

— Металлургический комбинат превысил план на двадцать процентов. Прибыль — два миллиона шестьсот тысяч рублей. Новые мартеновские печи себя полностью оправдали.

— А шахты?

— Еще лучше. — Котов перевернул страницу. — Три миллиона чистыми. Новая система вентиляции позволила увеличить добычу на сорок процентов.

— Что с автомобильным производством?

— Вот, извольте взглянуть, — он протянул мне подробную калькуляцию. — Восемьсот грузовиков за квартал. Чистая прибыль — миллион четыреста тысяч. А если внедрить ваш новый двигатель, то…

— Кстати о двигателе, — я понизил голос. — Нужно организовать дополнительное финансирование. Оформим как расходы на рекламу и представительские.

Котов понимающе кивнул:

— Сколько потребуется?

— Для начала тысяч пятьдесят.

— Сделаем через «Торгсин», — он сделал пометку в своей книге. — Деньги будут завтра утром.

— И еще, Василий Андреевич… — я присел на краешек стола. — Как у нас с валютными резервами?

— С валютой неплохо, — Котов достал еще одну книгу, с золотым обрезом. — Экспортные контракты принесли сто пятьдесят тысяч долларов. Половину уже конвертировали в швейцарские франки.

— А личные счета? — я перешел на шепот.

Котов оглянулся на дверь и достал из сейфа тонкую тетрадь в черном переплете:

— Ваша доля от металлургического комбината — триста двадцать тысяч франкоа. От шахт — еще двести пятьдесят. Автомобильное производство принесло сто восемьдесят тысяч.

— Сколько удалось перевести?

— Через рижский канал отправили триста тысяч. Как обычно. Сейчас они на счетах в «Credit Suisse». Еще двести пятьдесят через Стокгольм — в «Svenska Handelsbanken».

— А золото?

— Пятьдесят килограммов слитков хранятся в банковской ячейке в Риге. Еще тридцать — в Цюрихе.

Я кивнул. Запасной аэродром подготовлен надежно.

— Что с текущими операциями?

— Недавно открыли новый канал через Константинополь, — Котов перевернул страницу. — Очень удобно — греческие купцы не задают лишних вопросов. Берут всего три процента комиссии.

— Хорошо. Документы?

— Паспорта и визы готовы. Хранятся в надежном месте. В случае необходимости — два часа на сборы, и вы уже в Риге.

— Отлично, Василий Андреевич. Как всегда — безупречная работа.

Котов позволил себе легкую улыбку:

— Рад стараться, Леонид Иванович. Кстати, не желаете взглянуть на новую схему для работы с алмазами? Очень перспективное направление…

После разговора с Котовым я наконец вышел на улицу. Решил пройтись и освежить голову.

Вечерняя Москва уже зажигала огни. На углу Мясницкой шумела очередь в кинотеатр «Художественный» — показывали «Броненосец Потемкин». Из дверей «Праги» доносились звуки джаз-банда.

На Арбате было тише. Я поднялся в свою квартиру на втором этаже старого доходного дома. В прихожей горел свет — Варвара опять пришла с чертежами.

Она сидела за столом в кухне, склонившись над бумагами. Короткие темные волосы растрепались, на носу смешное пятнышко чернил.

— Я принесла расчеты по топливной системе, — девушка подняла голову. — И еще… приготовила ужин.

На плите действительно что-то аппетитно булькало.

— Ты замечательная, — я поцеловал ее в макушку. — Только давай сначала поужинаем. Чертежи подождут.

За ужином мы говорили о завтрашних испытаниях, о конкурентах, о новых станках. Варвара увлеченно рассказывала о каких-то технических тонкостях форсунок, размахивая вилкой. В такие моменты она становилась особенно хороша — глаза горят, на щеках румянец…

После ужина мы сами и не заметили, как переместились в спальню. Чертежи так и остались лежать на столе нераскрытыми до утра.

За окном падал мокрый мартовский снег. В комнате было тепло. Где-то внизу проехал последний трамвай, прозвенев на повороте.