Нэпман 5. Дизель и танк

Глава 5 Команда мечты

Мартовское утро выдалось морозным и ясным. Восходящее солнце окрасило в розовый цвет заиндевевшие корпуса завода. На площадке перед сборочным цехом, укрытый чехлом, стоял наш «Полет-Д».

Вокруг собралась вся команда — Варвара в элегантном темно-синем пальто с меховым воротником, Звонарев в потертом кожаном реглане и вязаной шапке, Руднев в тяжелом драповом пальто с каракулевым воротником поверх своего знаменитого лилового сюртука. Циркулев кутался в старомодную бекешу, а Вороножский по обыкновению щеголял в развевающемся черном халате, наброшенном поверх теплого свитера.

— Товарищ Зубцов прибыл! — раздался чей-то голос, и к нам быстрым шагом направился высокий седой мужчина в добротном пальто. За ним спешил раскрасневшийся от мороза Звяга, на ходу пытаясь что-то объяснить представителю ВСНХ.

— Доброе утро, товарищи! — Зубцов энергично пожал мне руку. — Наслышан о ваших успехах. Показывайте, чем порадуете.

Я кивнул Звонареву, и тот сдернул чехол. «Полет-Д» засверкал на солнце хромированными деталями. Его обтекаемый силуэт с изящной решеткой радиатора действительно напоминал птицу перед взлетом.

— Это что за буржуазные излишества? — немедленно вмешался Звяга. — Товарищ Зубцов, обратите внимание на недопустимое расточительство…

— Погодите, — Зубцов поднял руку, внимательно разглядывая машину. — А ведь красиво, черт возьми! И главное — функционально. Обтекаемые формы уменьшают сопротивление воздуха, верно?

— Совершенно верно, — я открыл дверь кабины. — Прошу, взгляните на улучшения в интерьере.

Зубцов с явным интересом осмотрел регулируемые сиденья, новую приборную панель, систему отопления.

— Великолепно! — он повернулся к побагровевшему Звяге. — Вот это настоящий технический прогресс. А вы говорите — излишества. В таких условиях водитель сможет работать значительно эффективнее.

— Но позвольте! — Звяга взмахнул руками. — А как же пролетарская простота? Эти хромированные детали…

— Способствуют защите от коррозии, — спокойно вставила Варвара.

— А эти обтекатели на крыше…

— Улучшают аэродинамику и снижают расход топлива на двенадцать процентов, — добавил Руднев.

— А теперь я хотел бы взглянуть на двигатель, — Зубцов потер озябшие руки.

Я открыл капот, и представитель ВСНХ с явным интересом склонился над дизелем.

— Шестицилиндровый, объемом четыре литра, — начал я пояснения. — Девяносто лошадиных сил при двух тысячах восьмистах оборотах. Главная особенность — вихревая камера особой конструкции и двухступенчатый впрыск.

— Любопытно, — Зубцов провел рукой по клапанной крышке. — А крутящий момент?

— Двести восемьдесят ньютон-метров уже с тысячи шестисот оборотов, — с гордостью сообщила Варвара. — И расход топлива всего двенадцать литров на сотню.

— Если позволите внести уточнение, — вмешался стоявший рядом Циркулев, — двенадцать целых и три десятых литра при средней скорости шестьдесят два километра в час.

— Предлагаю небольшую демонстрацию, — я кивнул Варваре.

Девушка ловко забралась в кабину. Двигатель завелся с первого раза, несмотря на мороз. Ровное урчание дизеля эхом разносилось по заводскому двору.

— Послушайте, как работает! — Руднев просиял. — Никакой вибрации, равномерный звук на всех оборотах.

— Впечатляет, — кивнул Зубцов. — А как с проходимостью?

Я указал на заснеженный пустырь за цехом:

— Варвара, покажите!

«Полет-Д» уверенно преодолел глубокие сугробы, легко взобрался на обледенелый склон и остановился точно перед нами.

— Великолепно! — Зубцов потер подбородок. — Знаете, товарищи, давно не видел такой продуманной конструкции. С нетерпением буду ждать вас на конкурсе.

— Но товарищ Зубцов, — снова подал голос Звяга, — как же быть с тем, что двигатель создан с использованием иностранного опыта?

— А что в этом плохого? — пожал плечами представитель ВСНХ. — Учиться у других не зазорно. Главное, что мы создали свое, новое. И, судя по всему, лучшее.

Зубцов провел рукой по отполированному крылу:

— Знаете, товарищи, вот что я скажу… Социализм — это не только экономия и простота. Это еще и красота, помноженная на инженерную мысль. — Он повернулся ко мне. — Когда планируете выезжать на конкурс?

— Через три дня, Павел Михайлович. Сейчас заканчиваем формировать команду.

— Отлично. Буду ждать вас в Москве. — Он еще раз окинул взглядом машину. — С таким подходом у вас хорошие шансы на победу.

Когда Зубцов уехал, Звяга еще долго стоял у грузовика, бормоча что-то про «нездоровые тенденции» и «отход от линии партии».

Но мы его уже не слушали. Нужно было готовиться к дальней дороге.

В просторном кабинете, освещенном закатным солнцем, мы собрались вокруг большой карты, развешенной на стене. По углам карты приколоты метеосводки и схемы дорог. Здесь же теснились заметки о состоянии мостов и переправ.

— Прежде всего, товарищи, — я обвел взглядом команду, — нам предстоит победить на московском конкурсе двигателей. Иначе до пробега нас просто не допустят.

— На конкурсе будут проводить стендовые испытания, — Руднев снял очки и принялся протирать их платком. — Проверят мощность, крутящий момент, расход топлива. Но главное будут смотреть надежность.

— А еще экономичность и простоту обслуживания, — добавила Варвара, склонившись над разложенными на столе документами. — Нам придется выдержать не менее пятидесяти часов непрерывной работы на стенде.

— Если позволите внести уточнение, — Циркулев поправил пенсне, — пятьдесят два часа тридцать минут согласно регламенту.

— И только после победы, — я повернулся к карте, — начнется главное испытание. Смотрите маршрут.

Я провел линию по карте:

— От Москвы идем на Ярославль и Вологду. Здесь нас ждут первые серьезные испытания — заболоченные участки, размытые дороги.

— Николаус предупреждает о коварных торфяниках! — воскликнул Вороножский, потрясая неизменной колбой.

— Далее — на Архангельск, — продолжил я. — Там проверим машину в условиях северного климата. Морозы, снежные заносы, обледенение.

— А как с переправой через Северную Двину? — нахмурился Звонарев. — Лед в марте уже ненадежен.

— Придется искать паром или понтонный мост, — я сделал пометку на карте. — После Архангельска поворачиваем на юг, идем вдоль Урала через тайгу до Свердловска.

— Это самый сложный участок, — Варвара подчеркнула что-то в блокноте. — Лесные дороги, топкие места, возможно полное бездорожье.

— Зато потом начинается настоящее веселье! — я указал на горный хребет. — Уральские перевалы до Челябинска. Проверим машину в горных условиях.

— А запас топлива? — поинтересовался Руднев. — Между населенными пунктами там приличные расстояния.

— Установим дополнительный бак, — ответил я. — От Челябинска идем на Казань. Там свои сложности — весенние разливы рек, переправы.

— Общая протяженность маршрута? — деловито уточнил Циркулев.

— Чуть больше пяти тысяч километров. На весь пробег отводится двадцать дней.

В кабинете повисла тишина. Каждый осмысливал масштаб предстоящего испытания.

— Что ж, — наконец произнес Руднев, — похоже, нам предстоит проверить машину во всех мыслимых условиях. От морозов до распутицы, от болот до горных перевалов.

— Именно! — я свернул карту. — Поэтому предлагаю заняться подготовкой. Варвара, проверьте еще раз топливную систему. Звонарев — на вас ходовая часть. Руднев…

— Уже иду готовить список необходимых запчастей, — он направился к двери. — Хотя, если позволите заметить, при таком маршруте нам может понадобиться второй грузовик только для инструментов.

— И еще один — для измерительных приборов, — добавил Циркулев.

— А Николаус настаивает на правильном расположении относительно звезд! — не остался в стороне Вороножский.

Я посмотрел на карту. До московского конкурса оставалось всего три дня. Поэтому никто не торопился домой, ведь предстояло решить важный вопрос о составе экспедиции.

— Итак, товарищи, — я обвел взглядом собравшихся. — Другой не менее важный вопрос. Нам нужно определить, кто поедет в пробег. Условия будут тяжелые, маршрут сложный.

— Я еду обязательно, — твердо сказала Варвара. — Без специалиста по топливной системе никак нельзя.

— И я, — кивнул Руднев, протирая очки. — Механические узлы в пути потребуют постоянного контроля.

— Мне тоже необходимо участвовать, — подал голос Звонарев. — Как конструктор я должен видеть поведение машины в реальных условиях.

Циркулев задумчиво постукивал карандашом по блокноту:

— К сожалению, я вынужден остаться на заводе. Необходимо провести полный цикл измерений на дублирующем двигателе. Кроме того, — он поправил пенсне, — потребуется обработка всех данных, которые вы будете присылать с маршрута.

— А я не могу оставить лабораторию, — вздохнул Вороножский. — У нас с Николаусом сейчас важнейшая серия экспериментов. Да и космические силы, — он взглянул в окно на звездное небо, — подсказывают, что мое место здесь.

— Значит, основной состав определен, — я начал записывать. — Я как руководитель, Варвара — специалист по топливной системе, Руднев — главный механик, Звонарев — инженер-конструктор. Теперь нам нужны опытный водитель и еще один механик.

— Механик должен быть универсалом, — заметил Руднев. — Чтобы и с двигателем мог работать, и с ходовой частью.

— И обязательно выносливый, — добавила Варвара. — Работать придется в любую погоду, часто по ночам.

— Игнатий Маркович, — обратился я к Циркулеву, — вы подготовите подробные бланки для записи всех параметров в пути?

— Разумеется. С точностью до третьего знака после запятой, — он раскрыл блокнот. — Я уже разработал специальную систему кодировки для телеграфных сообщений.

— А я настрою все измерительные приборы, — добавил Вороножский. — И дам подробные инструкции по правильному расположению машины относительно звезд во время стоянок.

— Что ж, — я закрыл записную книжку, — теперь займемся подбором водителя и механика. У кого есть предложения по кандидатурам? Варвара Никитична, я просил вас подготовить список. Где он?

Девушка указала на стол. Там стопкой лежали личные дела водителей завода. Я просматривал их вместе с Варварой, пока Руднев и Звонарев неподалеку готовили список необходимых инструментов для пробега.

— Давайте по порядку, — я открыл первую папку. — Морозов Андрей Петрович, сорок два года. Стаж вождения пятнадцать лет.

— Слишком нервный, — покачала головой Варвара. — Я видела, как он ругается с механиками в гараже.

— Следующий — Тихомиров Василий. Бывший извозчик, перешел на автомобили пять лет назад.

— Не подходит, — отозвался Руднев, подняв голову от бумаг. — Я его знаю — слишком осторожный. На таком маршруте нужен кто-то порешительнее.

Мы просмотрели еще несколько кандидатур:

Шептухин Григорий — опытный, но часто болеет. Затем Крутобережный Николай — отличный водитель, но слишком молод. Лопухин Сергей — прекрасно знает технику, но плохо уживается в коллективе.

Потом перебрали других кандидатов:

Веретенников Павел — фронтовой опыт, но проблемы с дисциплиной и алкоголем. Громобоев Михаил — надежный, но медлительный. Карамышев Дмитрий — хорошая репутация, но недостаточно опыта в дальних рейсах. Щербаков Илья — технически грамотный, но тоже слабое здоровье.

— И Полуэктов Федор — отличные рекомендации, но недавно женился, вряд ли согласится на долгую поездку, — доложила Варвара. Она указала на потрепанное личное дело в самом низу стопки. — А это что за папка?

— Бережной Степан Макарович, — я открыл документы. — Сорок пять лет, водительский стаж с 1914 года. Воевал на Первой мировой, был шофером броневика. Потом Гражданская война…

— Я его знаю, — оживился Звонарев. — Чудак порядочный. Разговаривает с машинами как с живыми. И еще приметы всякие соблюдает — никогда не начинает рейс в понедельник, перед дорогой обходит грузовик три раза против часовой стрелки.

— Зато технику чувствует как никто, — добавил Руднев. — Неисправность по звуку мотора определяет точнее любого механика.

— А еще он категорически отказывается ездить без своего талисмана — потертой кожаной фуражки времен империалистической войны, — усмехнулась Варвара. — Говорит, она его от всех бед хранит.

Я внимательно изучил послужной список:

— Смотрите — ни одной аварии за пятнадцать лет. И благодарности за дальние рейсы в сложных условиях.

— Он сейчас как раз в гараже, — сказал Звонарев. — Хотите с ним поговорить?

— Обязательно. Такой опыт и характер… Пожалуй, это именно то, что нам нужно.

— Только учтите, — Руднев снова надел очки, — он еще и суеверный до невозможности. Даже Вороножский со своими космическими силами по сравнению с ним просто образец рационального мышления.

— Тем интереснее, — улыбнулась Варвара. — По крайней мере, они с профессором найдут общий язык.

В гараже пахло бензином и машинным маслом. Между рядами грузовиков мы нашли Бережного у старого «Форда».

Это был удивительный человек — невысокий, но необычайно широкий в плечах, с огромным выпуклым животом, туго обтянутым промасленной гимнастеркой. Его выпученные светло-голубые глаза смотрели на мир с какой-то детской наивностью, а окладистая рыжая борода с проседью придавала сходство с купцом со старинной лубочной картинки.

— Степан Макарович? — окликнул я его.

Он медленно повернулся, вытирая руки ветошью. На голове красовалась та самая легендарная фуражка — потертая, с выцветшим околышем и следами споротой кокарды.

— Имею честь, — прогудел он басом.

— Не хотите взглянуть на машину, которой предстоит пройти пять тысяч километров?

Глаза Бережного загорелись любопытством:

— Это тот самый новый грузовик, про который весь завод говорит?

— Он самый. Пройдемте на полигон?

Когда мы вышли на заводской полигон, где стоял «Полет-Д», Бережной охнул:

— Матушки-светы! Да что ж это за красавец такой?

Он неожиданно проворно для своей комплекции подбежал к грузовику и начал обходить его кругами, бормоча что-то себе под нос.

— Ишь ты, обтекаемый какой… А решеточка-то, решеточка! Прямо как у графской каретки. И фарки какие… — он вдруг замер и повернулся ко мне: — А мотор-то у него с характером небось? По повадке вижу — норовистый.

— Хотите взглянуть? — предложил я.

Бережной сперва огладил бороду, потом поправил фуражку и только после этого кивнул:

— Дозвольте. Только я его сначала поприветствую, как положено.

К моему изумлению, он снял фуражку, поклонился машине и степенно обошел ее три раза против часовой стрелки, что-то приговаривая. Варвара прыснула в кулак, но Бережной, казалось, не заметил.

— Ну-с, теперь можно и под капот заглянуть, — важно произнес он, водружая фуражку на место.

Когда я открыл капот, его глаза, казалось, стали еще больше.

— Батюшки-светы! — прошептал он благоговейно. — Да это ж дизель! Чистый дизель, как в германскую на броневике у меня был. — Он вдруг повернулся ко мне: — А что, правда говорят, что в пробег на нем собираетесь?

— Правда. Нам как раз нужен опытный водитель.

Бережной снова поправил фуражку, расправил бороду и вдруг хитро прищурился:

— А день отъезда уже назначили?

— В среду.

— Это хорошо, что в среду. В понедельник нельзя — несчастливый день. А в среду — в самый раз, — он снова повернулся к машине. — Только вот что я вам скажу: без моей фуражки не поеду. Она меня через три войны провела, не подвела ни разу.

— Конечно, Степан Макарович, — улыбнулся я. — С фуражкой.

— И еще, — он понизил голос до шепота, — у меня тут колокольчик есть, под сиденье его обязательно надо подвесить. От нечистой силы помогает. Особенно когда через болота едешь.

Варвара закусила губу, чтобы не рассмеяться, а я серьезно кивнул:

— Договорились.

— Ну, коли так, — Бережной снова поклонился машине, — послужим вместе, красавец!

Выбрав водителя, мы опять собрались в моем кабинете для выбора механика. На столе лежали личные дела кандидатов.

— Первый — Сурмилов Максим, из депо, — начал я, открыв верхнюю папку из стопки. — Опытный, знает паровозы.

— Слишком узкая специализация, — покачал головой Руднев. — Нам нужен универсал.

— Второй — Каракозов Петр. Работал на заводе Михельсона до революции.

— Стар уже для такой поездки, — заметила Варвара. — В дороге всякое может случиться.

Мы просмотрели еще несколько личных дел:

— Жихарев Николай — хороший специалист, но слишком медлительный. Куприянов Семен — отличник в работе, но семья большая, не отпустит. Щетинкин Василий — молодой, энергичный, но опыта маловато. Прохладнов Игнат — знает технику, но характер слишком вспыльчивый. Тарабанько Григорий — универсал, но недавно после болезни

— А это кто? — Варвара взяла последнее личное дело.

— Велегжанинов Ипполит Савельевич, — я раскрыл папку. — Тридцать восемь лет… Интересная биография.

— Я его знаю, — усмехнулся Руднев. — Удивительный человек. Тощий как жердь, метр восемьдесят пять ростом, а движется как танцор. Каждое движение выверено, плавно. Когда работает с механизмами, будто музыку слышит. Да он и правда поет во время ремонта.

— Точно, — подхватил Звонарев. — Старинные романсы в основном. Говорят, знает их больше сотни. А еще он… как бы это сказать… помешан на чистоте. До странного.

— В каком смысле? — заинтересовалась Варвара.

— Может по полчаса инструменты протирать. И если его прервать — начинает все заново. Каждый ключ определенное число раз протирает, не больше и не меньше.

— Но в работе — гений, — добавил Руднев. — Я видел, как он капиталку на грузовике делал. Двигается вокруг машины как в танце, поет себе под нос, а руки сами все делают, безошибочно. За восемь часов управился, а другие по два дня возятся.

— И еще одна особенность, — я просмотрел характеристику. — Бывший артист. До революции в оперетте пел, потом работал механиком в театре. Там и пристрастился к технике.

— Только он… как бы это сказать… со своими правилами живет, — заметил Звонарев. — Если его от протирки инструментов оторвать или порядок нарушить — может замкнуться, перестать работать.

— Думаете, сможет в долгом пути с этими его особенностями? — усомнилась Варвара.

— А вы видели его работу? — спросил Руднев. — Такого мастера поискать. Да и потом, у Бережного свои причуды, а мы ведь его берем.

— Он сейчас в ночную смену работает, — сказал я. — В моторном цехе. Пойдемте поговорим с ним. Такой необычный опыт нам может очень пригодиться.

В моторном цехе царил полумрак. Работало только несколько ламп над верстаками. Откуда-то из дальнего угла доносилось тихое пение — старинный романс «Гори, гори, моя звезда», исполняемый приятным баритоном.

Мы нашли Велегжанинова за дальним верстаком. Его невероятно высокая и худая фигура словно плыла вокруг разобранного двигателя в каком-то завораживающем танце. Длинные руки двигались с удивительной грацией, каждое движение было точным и плавным.

— Ипполит Савельевич? — окликнул я его.

Он замер, оборвав песню на полуслове, и медленно обернулся. Узкое бледное лицо с крупным носом и глубоко посаженными глазами выглядело встревоженным. Я заметил, как его пальцы начали механически протирать и без того чистый гаечный ключ. Ровно восемь движений, не больше и не меньше.

— Простите за беспорядок, — пробормотал он, хотя верстак был идеально чист. — Сейчас… сейчас все приведу в порядок.

Его длинные пальцы снова принялись протирать инструменты, потом поправлять их положение, выстраивая точно под определенным углом. Движения были нервными, но по-прежнему грациозными.

— Мы хотели поговорить о предстоящем пробеге, — начал я.

— Пробег… — он кивнул, не прекращая своего занятия. — Пять тысяч километров. Много пыли и грязи… — он вздрогнул и снова протер ключ. — Я должен буду содержать инструменты в чистоте. Это очень важно. Очень.

— Конечно, — мягко сказала Варвара. — У нас будет отдельный ящик для инструментов.

— И время на их обработку, — добавил я. — Сколько вам нужно?

— Пятнадцать минут, — он посмотрел на часы. — Каждые три часа. Ровно пятнадцать минут. Иначе… иначе все может пойти не так.

Он вдруг замер, прислушался к звуку работающего в дальнем углу мотора и неожиданно запел, негромко и чисто: «Умчались годы золотые…» Его руки при этом продолжали плавно двигаться над верстаком.

— Удивительно, — шепнул Руднев. — Никогда не видел, чтобы кто-то так работал с механизмами. Как будто вальсирует с ними.

Велегжанинов оборвал пение и повернулся к нам:

— Я поеду. Но мне нужны три щетки разной жесткости. И спирт для протирки. И точное расписание остановок — я должен знать, когда смогу проводить обработку.

— Хорошо, — кивнул я. — Все будет.

— Тогда… — он бросил беспокойный взгляд на верстак, — мне нужно закончить здесь. Навести порядок. Все должно быть правильно.

Он снова запел, теперь уже «Вечерний звон», и его фигура вновь начала свой странный танец вокруг механизмов.

Мы тихо вышли из цеха.

— Поразительный человек, — сказала Варвара. — Вы видели, как он двигается? Будто механизмы сами раскрываются ему навстречу.

— И руки… — добавил Руднев. — Я ни разу не видел, чтобы он ошибся в движении или уронил инструмент.

— Главное — его способности и опыт, — заключил я. — А привычки… у кого их нет? Вон у Бережного свои причуды, и ничего, сработаемся.

Когда ребята ушли, я снова просмотрел дела. Ну что же, команда сформирована. Последние приготовления и можно выезжать.