Глава 26 Первый прототип

В конференц-зале заводоуправления собралась вся команда. Усталые лица выражали напряжение — все понимали серьезность ситуации. Варвара нервно постукивала карандашом по чертежам, Руднев протирал очки в медной оправе, Звонарев хмуро разглядывал графики испытаний.

— Итак, — я оглядел собравшихся. — У нас критическая ситуация с перегревом двигателя. Давайте по порядку — что мы уже пробовали?

— Увеличили площадь радиаторов на сорок процентов, — начала Варвара. — Не помогло.

— Изменили геометрию каналов охлаждения, — добавил Звонарев. — Тоже без существенного эффекта.

— Применили специальную термообработку деталей, — Руднев поморщился. — Но при таких температурах даже это не спасает.

Вороножский, прибежавший последним, теребил в руках какую-то пробирку:

— Николаус предлагает добавить в охлаждающую жидкость…

— Подождите, — перебил я. — Давайте попробуем другой подход. Сейчас каждый записывает любые идеи, самые безумные, без критики и обсуждения. Через пятнадцать минут зачитываем.

— Но это же несерьезно… — начал было Руднев.

— Никакой критики, — твердо сказал я. — Записывайте все, что приходит в голову.

Пятнадцать минут в зале стояла тишина, нарушаемая только скрипом карандашей. Даже Вороножский сосредоточенно что-то строчил, изредка шепотом советуясь с пробиркой.

— Время, — объявил я. — Начинаем по кругу. Варвара?

— Сделать двойной контур охлаждения… Применить форсуночное охлаждение поршней… Использовать оребрение блока по принципу авиационных двигателей…

— Отлично. Звонарев?

— Создать систему принудительной циркуляции масла… Добавить термосифонный эффект… Сделать регулируемые жалюзи радиатора…

Идеи сыпались одна за другой. Некоторые казались абсурдными, другие — слишком сложными. Но я требовал зачитывать все.

Вдруг Варвара выпрямилась:

— Подождите! Звонарев, повторите про термосифонный эффект?

— Ну, использовать разницу плотностей нагретой и охлажденной жидкости…

— А если совместить это с форсуночным охлаждением поршней? — Варвара быстро набрасывала схему. — И добавить двойной контур?

— И применить оребрение! — подхватил Руднев. — Тогда тепловой поток пойдет по-другому.

— А Николаус подскажет состав охлаждающей жидкости! — возбужденно вставил Вороножский.

Я наблюдал, как на глазах рождается решение. Варвара чертила общую схему, Звонарев делал расчеты, Руднев прикидывал допуски, Вороножский бормотал что-то про присадки.

— Вот здесь ставим дополнительный насос, — Варвара обвела деталь на чертеже. — Создаем избыточное давление в системе.

— А я могу сделать каналы переменного сечения, — Руднев пододвинул свои расчеты. — Это улучшит циркуляцию.

— И если добавить вот этот катализатор… — Вороножский потряс пробиркой.

Через два часа на столе лежал эскиз принципиально новой системы охлаждения. Двойной контур с форсуночным охлаждением поршней, термосифонный эффект, регулируемые жалюзи, специальная жидкость с присадками.

— Теоретически это должно сработать, — Звонарев закончил расчеты. — Теплоотвод увеличится минимум в два раза.

— Завтра начинаем делать прототип, — я посмотрел на часы. Было далеко за полночь. — Всем спасибо. Отдыхайте.

Когда все разошлись, я еще раз просмотрел чертежи. Решение родилось из комбинации казавшихся поначалу несовместимыми идей.

Я успел поспать совсем немного, урывками. Когда пришел на работу, Светлицкая сделала мне кофе, заметив, что я совсем осунулся и устал в последнее время.

Я отправился в обход и почти сразу столкнулся со Звягой.

После возглавления комиссии наш парторг появлялся в цехах все чаще. Его хромающая фигура в неизменной кожанке мелькала то тут, то там, вызывая легкое напряжение у рабочих.

— Товарищ Краснов! — он возник в дверях моего кабинета, потрясая какими-то бумагами. — Почему в третьем цехе расход смазочных материалов превышает нормативы на двенадцать процентов?

Я внутренне усмехнулся. После создания комиссии Звяга с головой погрузился в проверки всего, до чего мог дотянуться.

— Присаживайтесь, Прокоп Силантьевич. Чай? — я достал из сейфа припасенную пачку грузинского.

— Некогда чаи гонять! — отрезал он, но в кресло опустился. — Вот, смотрите…

Я терпеливо выслушал его доклад о нарушениях, попутно отметив, что его проверки никогда не касались действительно важных участков производства. Наживка сработала идеально. Звяга увлекся наведением порядка в общих цехах, даже не подозревая о существовании секретных работ.

— А вы знаете, Прокоп Силантьевич, — сказал я, когда он закончил, — ваши проверки уже дали конкретный результат. Производительность труда выросла на восемь процентов.

Звяга приосанился, его маленькие глаза заблестели:

— Партийный контроль — великая сила! Вот я докладывал в райком…

— И еще, — перебил я его, — есть мнение, что ваш опыт следует распространить на другие предприятия.

— Мнение? — он подался вперед. — Чье мнение?

— Скажем так… на самом верху заинтересовались вашими методами работы.

Звяга побагровел от гордости. Партийный значок на его груди, казалось, засиял ярче.

— Кстати, — продолжил я, — не желаете взглянуть на новый метод организации труда в сборочном цехе? Там внедряется поточный метод работы.

— Конечно! — он схватил свою трость. — Партия должна быть в курсе всех передовых начинаний!

По пути в цех я размышлял, как удачно все складывается. Звяга, сам того не подозревая, создавал идеальное прикрытие для наших работ. Его громкие отчеты о партийном контроле отвлекали внимание от истинных целей производства.

— А вот здесь, — я показывал ему новую линию, — внедрена система качественной приемки. Каждый узел проходит тройной контроль.

— Хорошо! — кивал Звяга. — Очень хорошо! Надо будет включить в доклад товарищу Кагановичу.

Я чуть не поперхнулся:

— Вы докладываете самому Кагановичу?

— А как же! — он приосанился еще больше. — Партия внимательно следит за развитием отечественного машиностроения.

Это было даже лучше, чем я рассчитывал. У меня и так был выход на высшее руководство. Но теперь у нас будет дублирующий канал, в наши времена это совсем не лишнее. Через Звягу, который сам того не понимая, создавал нам идеальное прикрытие.

— Знаете, Прокоп Силантьевич, — сказал я, когда мы возвращались в заводоуправление, — а ведь вы делаете великое дело. Без вашего контроля мы бы не достигли таких результатов.

Он растроганно покрутил ус:

— Служу трудовому народу! Партия доверила мне, простому работяге, очень ответственное задание.

К концу дня я с удовлетворением отметил, что Звяга окончательно вошел в роль «главного контролера». Теперь он будет настолько занят проверками, отчетами и докладами начальству, что даже не заметит, как под прикрытием обычного производства мы создаем нечто гораздо более важное.

А его связи в верхах… что ж, они могут оказаться весьма полезными. В конце концов, когда придет время представлять результаты нашей работы, поддержка Кагановича лишней не будет.

Я смотрел в окно кабинета, как Звяга, прихрамывая, идет к проходной, время от времени останавливаясь и делая пометки в своем блокноте.

Что ж, теперь он окончательно наш. Сам того не подозревая, он стал важной частью системы прикрытия секретного проекта.

Уже стемнело, когда я наконец добрался до отчетов по испытаниям. В кабинете тихо, только старые часы на стене мерно отсчитывали время. За окном падал мокрый апрельский снег, а желтый свет уличного фонаря отбрасывал причудливые тени на стену.

В дверь тихонько постучали. На пороге появилась Светлицкая, из бухгалтерии, держа в руках папку с документами. Сногсшибательная блондинка, честно говоря, юбка до колен выгодно подчеркивало отличную фигуру.

— Леонид Иванович, вот отчеты, которые вы просили, — она подошла к столу, слегка покачивая бедрами. От нее исходил тонкий аромат «Коти Шипр».

— Спасибо, Вера Павловна, — я протянул руку за бумагами, но она не спешила их отдавать.

— Ой, у вас галстук сбился, — проворковала она, обходя стол. — Позвольте, я поправлю…

Ее пальцы скользнули по шелковой ткани галстука, а затем она вдруг подалась вперед, явно намереваясь поцеловать меня. В этот момент дверь распахнулась.

На пороге застыла Варвара, прижимая к груди папку с чертежами. Ее глаза расширились, а затем сузились, став похожими на два темных омута. Несколько секунд в кабинете стояла мертвая тишина.

— Простите, что помешала, — ее голос звучал обманчиво спокойно. — Я просто хотела показать расчеты по системе охлаждения. Но вижу, что вы… заняты.

— Варвара Никитична, подождите… — я резко отстранился от Светлицкой, но уже поздно.

Варвара развернулась на каблуках и вышла, хлопнув дверью так, что задрожали стекла. В коридоре раздался звук рассыпавшихся чертежей и ее быстрых шагов.

— Какая невоспитанная девушка, — Светлицкая поправила локон. — Так на чем мы остановились?

— На том, что вам пора идти, Вера Павловна, — я встал из-за стола. — И впредь прошу ограничиться только служебными отношениями.

Светлицкая надула губки, но спорить не стала. Когда за ней закрылась дверь, я тяжело опустился в кресло.

В голове крутилась только одна мысль — как теперь объясниться с Варварой? И захочет ли она вообще теперь меня слушать?

За окном усилился снегопад, а часы на стене неумолимо отсчитывали время. Завтра начинались испытания первого прототипа, а я умудрился поссориться с ключевым специалистом. Да еще и как поссориться…

Я достал из ящика стола бутылку коньяка, подаренную кем-то на прошлый Новый год. Кажется, впереди меня ждала очень длинная ночь.

Утро встретило меня головной болью и помятым костюмом — так и заснул в кресле. На столе остались непочатый коньяк и раскрытые папки с чертежами. Часы показывали семь утра. Через час начинаются испытания первого прототипа.

В испытательном цехе уже кипела работа. Звонарев колдовал над измерительными приборами, его очки поблескивали в свете ламп. Руднев проверял крепления на испытательном стенде.

А Варвара… Варвара стояла у пульта управления, демонстративно не глядя в мою сторону.

— Доброе утро, — я попытался придать голосу будничный тон. — Как готовность?

— Система охлаждения проверена, — отрапортовал Звонарев. — Датчики откалиброваны.

— Можно начинать предварительный прогрев, — добавил Руднев, поправляя очки в медной оправе.

Варвара молча щелкала тумблерами на пульте. Ее движения были резкими, отрывистыми, выдавая внутреннее напряжение.

— Варвара Никитична, — я подошел ближе, — нам нужно…

— Передайте товарищу Краснову, — она повернулась к Звонареву, — что датчики температуры показывают готовность к запуску.

Я вздохнул. Похоже, дело будет сложнее, чем я думал.

Двигатель на стенде представлял собой причудливое сочетание массивного блока цилиндров, блестящих трубок системы охлаждения и паутины проводов от датчиков. Детище долгих месяцев работы, споров, расчетов и бессонных ночей.

— Начинаем процедуру запуска, — скомандовал я.

Варвара, все так же не глядя на меня, повернула ключ зажигания. Стартер натужно заворчал, коленвал начал проворачиваться. Один оборот, второй, третий…

Двигатель чихнул, выбросил облачко сизого дыма и заработал. Неровно, с перебоями, но заработал! По цеху разнесся характерный рокот дизеля.

— Давление масла в норме, — доложил Звонарев, глядя на приборы.

— Температура пока держится, — добавил Руднев.

Варвара продолжала молча следить за показаниями датчиков. Я видел, как ее пальцы слегка подрагивают на рычагах управления, волнуется, несмотря на демонстративное безразличие.

Внезапно двигатель издал резкий металлический звук. Стрелка температуры резко поползла вверх.

— Варвара, стоп! — крикнул я, забыв про все обиды. — Глуши мотор!

Она среагировала мгновенно, выключив зажигание. Двигатель замолчал, но из-под клапанной крышки уже поднимался предательский дымок.

— Черт, — выругался Руднев, разглядывая показания самописцев. — Температура подскочила до критической всего за несколько секунд.

— Система охлаждения не справляется, — Звонарев качал головой. — Нужно что-то менять.

Я подошел к двигателю, осторожно коснулся блока цилиндров, горячий, даже через рукав пиджака чувствуется.

— Варвара, — позвал я, — взгляните на графики температуры. Может быть…

— Александр Владимирович, — она повернулась к Звонареву, — передайте товарищу Краснову, что необходимо увеличить производительность насоса охлаждающей жидкости минимум в полтора раза.

Я почувствовал, как начинаю закипать, причем похлеще нашего двигателя. Но ссориться сейчас не время.

— Так, — я взял себя в руки, — объявляю часовой перерыв. Нужно дать двигателю остыть и проанализировать результаты.

Варвара первой направилась к выходу, но я успел заметить, как она украдкой смахнула что-то с щеки. Неужели слезы? От этого на душе стало еще паршивее.

— Леонид Иванович, — Звонарев протянул мне ленты самописцев, — посмотрите на характер нарастания температуры. Очень странная кривая.

Я углубился в изучение графиков, пытаясь отвлечься от личных проблем. Действительно, температура росла не плавно, а какими-то странными скачками.

— Может, воздушная пробка в системе охлаждения? — предположил Руднев, заглядывая через плечо.

В этот момент в цех ворвался взъерошенный Вороножский, размахивая пробиркой:

— Николаус! Николаус подсказал решение! — он чуть не сбил с ног Звонарева. — Нужно добавить в охлаждающую жидкость вот этот катализатор!

— Борис Ильич, — я устало потер переносицу, — может, сначала проверим систему на герметичность?

— Система герметична, — раздался голос от дверей. Варвара вернулась, все такая же прямая и напряженная. — Я лично проверяла все соединения. Дело в другом.

Она подошла к столу, по-прежнему избегая смотреть мне в глаза, и развернула чертеж:

— Вот здесь, в рубашке охлаждения, образуется застойная зона. При увеличении оборотов поток охлаждающей жидкости не успевает…

— … отводить тепло от самой нагруженной части блока, — закончил я за нее. — Черт, как же я сразу не заметил!

Наши пальцы случайно соприкоснулись на чертеже. Варвара отдернула руку, словно обжегшись, но я успел заметить, как дрогнули ее ресницы.

— Предлагаю изменить геометрию каналов, — она говорила подчеркнуто деловым тоном. — И установить дополнительный насос для принудительной циркуляции именно в этой зоне.

— А если еще добавить катализатор Николауса… — вставил Вороножский.

— Сколько времени нужно на доработку? — спросил я, разглядывая чертеж и стараясь не думать о том, как близко стоит Варвара.

— Три часа на механическую обработку, — прикинул Руднев. — Еще час на сборку.

— К вечеру сможем повторить испытания, — добавил Звонарев.

Я кивнул:

— Тогда за работу. Руднев, займитесь каналами охлаждения. Звонарев, проверьте насос. Борис Ильич… — я посмотрел на Вороножского, — готовьте свой катализатор. Только без фанатизма.

Варвара молча направилась к испытательному стенду. Я поглядел на ее прямую спину и чуть подрагивающие пальцы, сжимающие гаечный ключ.

К вечеру в испытательном цехе собралась вся команда. Пришел и Циркулев. Как всегда подчеркнуто аккуратный в черном сюртуке, он методично расставлял измерительные приборы, время от времени делая пометки в потрепанном блокноте. Его высокая фигура странно контрастировала с приземистым силуэтом испытательного стенда.

— Игнатий Маркович, — окликнул я его, — все системы готовы?

— Минуточку, — он поправил пенсне на цепочке. — Так… барометрическое давление 750 миллиметров ртутного столба, температура воздуха 18,5 градуса по Цельсию, влажность…

Варвара нетерпеливо постукивала карандашом по пульту управления. После доработок и установки дополнительного насоса она лично проверила все соединения, но по-прежнему избегала смотреть в мою сторону.

— Можно начинать, — наконец кивнул Циркулев, заложив руки за спину. — Все параметры зафиксированы.

Двигатель запустился с первого раза. На этот раз его рокот звучал увереннее, ровнее. Стрелки приборов медленно поползли вверх.

— Температура в норме, — докладывал Звонарев. — Давление масла стабильное.

— Катализатор Николауса работает! — возбужденно воскликнул Вороножский.

Циркулев неторопливо ходил вокруг стенда, делая пометки в блокноте и бормоча какие-то формулы. Внезапно он остановился:

— Любопытно… Очень любопытно. Этот звук…

Мы все услышали в тот же момент. Среди ровного гула двигателя появился едва различимый металлический скрежет.

— Варвара, прибавьте обороты, — скомандовал я.

Она молча передвинула рычаг. Скрежет усилился.

— Похоже на резонанс, — Циркулев снова начал мерить шагами цех. — Очень похоже на случай с двигателем Дизеля на выставке в Париже в 1900 году. Тогда тоже был металлический призвук на частоте около…

В этот момент раздался оглушительный хлопок. Из-под крышки клапанов брызнуло маслом, а один из шлангов системы охлаждения лопнул, обдав Варвару струей горячей жидкости.

Я рванулся к пульту управления, но она опередила меня:

— Не глушите! — крикнула Варвара, вытирая лицо рукавом. — Если остановим резко, повредим подшипники!

Варвара медленно, очень медленно снижала обороты. Ее руки, все еще мокрые от охлаждающей жидкости, слегка подрагивали. Я накрыл их своими, помогая удерживать рычаг.

— Осталось совсем немного, — тихо сказал я.

— Температура почти критическая! — крикнул Звонарев от приборной панели, протирая запотевшие очки. — Еще минута, и может не выдержать прокладка головки блока!

Руднев в залитом маслом лиловом сюртуке пытался зажать разорванный шланг:

— Нужно срочно что-то делать с охлаждением! Система может развалиться!

— Николаус говорит, что катализатор еще держится! — Вороножский метался между приборами, прижимая к груди драгоценную пробирку. — Но если температура поднимется еще на пять градусов…

— Обороты почти на холостых, — наконец выдохнула Варвара. — Можно глушить.

Я повернул ключ. Двигатель замолк. В наступившей тишине было слышно тяжелое дыхание всей команды и мерное капание охлаждающей жидкости из разорванного шланга.

— Позвольте заметить, — Циркулев поправил пенсне, степенно прохаживаясь вокруг стенда, — подобный случай уже имел место на броненосце «Петропавловск» в 1903 году.

— Игнатий Маркович, — перебил его Руднев, стягивая испорченный сюртук, — сейчас бы лучше чаю. И полотенце для Варвары Никитичны.

— И бинт для шланга, — добавил Звонарев, разглядывая повреждения.

— И успокоительное для Николауса, — пробормотал Вороножский. — Он очень переживает за катализатор.

Я посмотрел на Варвару. Она все еще стояла у пульта управления, мокрая и растрепанная, но в глазах уже появился знакомый азартный блеск.

— Знаете, — она наконец взглянула прямо на меня, — кажется, я поняла, в чем была проблема с резонансом.

— И в чем же? — я протянул Варваре чистое полотенце.

— Дело в креплении насоса, — она промокнула лицо и шею. — На определенных оборотах возникает вибрация, которая передается на корпус. Надо изменить точки крепления.

— И добавить демпферы! — подхватил Руднев, уже разворачивая на столе чистый лист ватмана. — Я как раз недавно разработал новую конструкцию.

— Позвольте заметить, — Циркулев, продолжая ходить кругами, достал свой неизменный блокнот. — В 1912 году на крейсере «Аврора» применялись резиновые амортизаторы особой конструкции. Я помню точные размеры.

— А что если совместить резиновые демпферы с пружинными? — предложил Звонарев, вытирая очки. — Двойная система гашения колебаний.

— Николаус одобряет! — воскликнул Вороножский, все еще прижимающий к груди пробирку с катализатором.

Я наблюдал, как команда, забыв об усталости и пережитом стрессе, увлеченно обсуждает новое техническое решение. Варвара, все еще мокрая, но уже с привычным блеском в глазах, что-то быстро чертила, иногда поправляя выбившиеся пряди волос.

— Леонид Иванович, — она вдруг подняла голову, поймав мой взгляд, — вы не могли бы посмотреть эту схему?

Я подошел ближе. От нее пахло горячим маслом, охлаждающей жидкостью и почему-то весной.

— Вот здесь, — она показала на чертеж, случайно коснувшись моей руки, — если расположить опоры под углом сорок пять градусов?

— И добавить регулируемые подушки, — я склонился над столом. — Тогда можно будет настраивать жесткость.

— Именно! — она впервые за весь день улыбнулась. — А помните, как мы решали похожую проблему с карбюратором?

— Помню, — я тоже улыбнулся. — Тогда тоже все промокли.

— Коллеги, — прервал нас педантичный голос Циркулева, — я, конечно, понимаю важность личных воспоминаний, но позволю себе заметить, что у нас еще не записаны все параметры сегодняшних испытаний. В частности, максимальная температура масла составила…

— Игнатий Маркович, — Руднев похлопал его по плечу, — а расскажите-ка нам лучше про тот случай на «Петропавловске». За чаем.

— С превеликим удовольствием! — оживился Циркулев. — Это было 15 марта 1903 года, барометрическое давление составляло…

Варвара тихонько рассмеялась, и я понял, что худшее позади. И не только в испытаниях двигателя.

Участники испытаний остались в помещении. Мне надо было идти, разгребать другие дела.

Посмотреть, как там запустили в производство «Полет» и «Полет-Д». Варвара украдкой глянула мне вслед и тут же отвернулась.

Я крутился с делами до конца рабочего дня. После испытаний ко мне в кабинет зашел Звонарев:

— Леонид Иванович, там… — он замялся, — к вам гость. Из Москвы.

Я понял, кто это. Конечно, Мышкин еще позавчера сообщил, кто приедет. Медведев приехал лично проверить результаты работ.

В малом конференц-зале заводоуправления, куда я поднялся через несколько минут, меня действительно ждал комполка. Как всегда подтянутый, три шпалы в петлицах поблескивали в свете вечерней лампы.

— Решил лично взглянуть на ваши успехи, — негромко сказал он, когда мы остались одни. — В Москве много… разных мнений по поводу вашего проекта.

— Как добрались? — я предложил ему присесть за стол, где уже был приготовлен чай.

— Тихо, — усмехнулся он. — Официально я инспектирую военные склады в Канавино. Так что, — он достал папку с грифом «Совершенно секретно», — показывайте, что у вас тут получается.

— Первый прототип показал неплохие результаты, — я открыл папку с предварительным отчетом. — Есть проблемы с системой охлаждения, но мы их решаем.

Медведев внимательно просмотрел документы, особенно задержавшись на графиках мощности.

— Впечатляет, — он поднял глаза. — Особенно расход топлива. Но вот здесь, — его палец уткнулся в цифры, — у меня возникает вопрос. Откуда возьмем столько дизельного топлива для будущих машин?

Я молчал. Этот вопрос и самого меня беспокоил последнее время.

— Вы же понимаете, — продолжил Медведев, откидываясь в кресле, — что танки без горючего — это просто очень дорогие железные коробки. А у нас вся нефтепереработка пока настроена в основном на керосин и бензин.

За окном проехал автомобиль, его фары на мгновение выхватили из темноты корешки книг в шкафу.

— Есть мысли на этот счет, — осторожно начал я. — Но потребуется… расширение проекта.

Медведев подался вперед:

— Я вас внимательно слушаю.

— Нужно параллельно с двигателем заняться нефтепереработкой. Создать производство качественного дизельного топлива. А заодно… — я сделал паузу, — решить вопрос с дорогами.

— Дорогами? А почему именно дороги? — Медведев склонился над папкой. — Танки вроде и без них неплохо ходят.

— Видите ли, — я достал еще один чертеж, — есть идея создать специальные тягачи для перевозки танков на большие расстояния. Тяжелые грузовики с прицепами-платформами.

— Зачем? — Медведев нахмурился. — Танк сам прекрасно ездит.

— Нет, не прекрасно, — я покачал головой. — При движении своим ходом на большие расстояния танк изнашивает ходовую часть, расходует моторесурс, да и топлива потребляет намного больше. А если перевозить его на специальном тягаче, мы избежим всех этих затруднений.

— Как паровоз на железной дороге? — Медведев заинтересованно подался вперед.

— Именно. Тягач с прицепом может перевозить танк со скоростью до пятидесяти километров в час по хорошей дороге. Ходовая часть танка при этом не изнашивается, двигатель не работает. На место боевых действий машина прибывает полностью готовой к применению.

— А эти ваши тягачи…

— Тоже на дизельных двигателях. Экономичнее и надежнее бензиновых. Но для них, как и для танков, нужны хорошие дороги с твердым покрытием. Отсюда и потребность в битуме для асфальта.

Медведев задумчиво потер подбородок:

— Комплексный подход, значит. Нефть, топливо, дороги, тягачи… — Он помолчал. — А знаете, в этом что-то есть. Целая система получается.

— Система мобильности, — кивнул я. — Танки должны быть там, где они нужны, и именно в тот момент, когда они нужны. А для этого требуется развитая инфраструктура.

Медведев задумчиво побарабанил пальцами по столу:

— Амбициозно. Очень амбициозно. Но логично. — Он помолчал. — А где планируете искать нефть?

— Поволжье, — я достал сложенную карту. — По моим данным, там должны быть серьезные месторождения.

— По вашим данным? — Медведев прищурился. — Откуда такая уверенность?

Я мысленно чертыхнулся — надо быть осторожнее. Иногда совсем забываю, что я из будущего.

— Геологические изыскания. И анализ существующих разработок, — я постарался говорить как можно увереннее.

— Хм… — Медведев изучал карту. — Что ж, подготовьте подробный план. Включая организацию разведки, добычи и переработки. И смету, обязательно смету.

Когда я уже был у двери, он добавил:

— И да, Леонид Иванович… Товарищ Сталин очень интересуется вашим проектом. Очень.

Я кивнул и вышел в промозглый весенний вечер. В голове уже складывался план: геологоразведка, буровые вышки, нефтеперерабатывающий завод… Кажется, наш маленький проект танкового двигателя начинал обрастать новыми, неожиданными направлениями.

Загрузка...