В конференц-зале заводоуправления собралась вся команда. Усталые лица выражали напряжение — все понимали серьезность ситуации. Варвара нервно постукивала карандашом по чертежам, Руднев протирал очки в медной оправе, Звонарев хмуро разглядывал графики испытаний.
— Итак, — я оглядел собравшихся. — У нас критическая ситуация с перегревом двигателя. Давайте по порядку — что мы уже пробовали?
— Увеличили площадь радиаторов на сорок процентов, — начала Варвара. — Не помогло.
— Изменили геометрию каналов охлаждения, — добавил Звонарев. — Тоже без существенного эффекта.
— Применили специальную термообработку деталей, — Руднев поморщился. — Но при таких температурах даже это не спасает.
Вороножский, прибежавший последним, теребил в руках какую-то пробирку:
— Николаус предлагает добавить в охлаждающую жидкость…
— Подождите, — перебил я. — Давайте попробуем другой подход. Сейчас каждый записывает любые идеи, самые безумные, без критики и обсуждения. Через пятнадцать минут зачитываем.
— Но это же несерьезно… — начал было Руднев.
— Никакой критики, — твердо сказал я. — Записывайте все, что приходит в голову.
Пятнадцать минут в зале стояла тишина, нарушаемая только скрипом карандашей. Даже Вороножский сосредоточенно что-то строчил, изредка шепотом советуясь с пробиркой.
— Время, — объявил я. — Начинаем по кругу. Варвара?
— Сделать двойной контур охлаждения… Применить форсуночное охлаждение поршней… Использовать оребрение блока по принципу авиационных двигателей…
— Отлично. Звонарев?
— Создать систему принудительной циркуляции масла… Добавить термосифонный эффект… Сделать регулируемые жалюзи радиатора…
Идеи сыпались одна за другой. Некоторые казались абсурдными, другие — слишком сложными. Но я требовал зачитывать все.
Вдруг Варвара выпрямилась:
— Подождите! Звонарев, повторите про термосифонный эффект?
— Ну, использовать разницу плотностей нагретой и охлажденной жидкости…
— А если совместить это с форсуночным охлаждением поршней? — Варвара быстро набрасывала схему. — И добавить двойной контур?
— И применить оребрение! — подхватил Руднев. — Тогда тепловой поток пойдет по-другому.
— А Николаус подскажет состав охлаждающей жидкости! — возбужденно вставил Вороножский.
Я наблюдал, как на глазах рождается решение. Варвара чертила общую схему, Звонарев делал расчеты, Руднев прикидывал допуски, Вороножский бормотал что-то про присадки.
— Вот здесь ставим дополнительный насос, — Варвара обвела деталь на чертеже. — Создаем избыточное давление в системе.
— А я могу сделать каналы переменного сечения, — Руднев пододвинул свои расчеты. — Это улучшит циркуляцию.
— И если добавить вот этот катализатор… — Вороножский потряс пробиркой.
Через два часа на столе лежал эскиз принципиально новой системы охлаждения. Двойной контур с форсуночным охлаждением поршней, термосифонный эффект, регулируемые жалюзи, специальная жидкость с присадками.
— Теоретически это должно сработать, — Звонарев закончил расчеты. — Теплоотвод увеличится минимум в два раза.
— Завтра начинаем делать прототип, — я посмотрел на часы. Было далеко за полночь. — Всем спасибо. Отдыхайте.
Когда все разошлись, я еще раз просмотрел чертежи. Решение родилось из комбинации казавшихся поначалу несовместимыми идей.
Я успел поспать совсем немного, урывками. Когда пришел на работу, Светлицкая сделала мне кофе, заметив, что я совсем осунулся и устал в последнее время.
Я отправился в обход и почти сразу столкнулся со Звягой.
После возглавления комиссии наш парторг появлялся в цехах все чаще. Его хромающая фигура в неизменной кожанке мелькала то тут, то там, вызывая легкое напряжение у рабочих.
— Товарищ Краснов! — он возник в дверях моего кабинета, потрясая какими-то бумагами. — Почему в третьем цехе расход смазочных материалов превышает нормативы на двенадцать процентов?
Я внутренне усмехнулся. После создания комиссии Звяга с головой погрузился в проверки всего, до чего мог дотянуться.
— Присаживайтесь, Прокоп Силантьевич. Чай? — я достал из сейфа припасенную пачку грузинского.
— Некогда чаи гонять! — отрезал он, но в кресло опустился. — Вот, смотрите…
Я терпеливо выслушал его доклад о нарушениях, попутно отметив, что его проверки никогда не касались действительно важных участков производства. Наживка сработала идеально. Звяга увлекся наведением порядка в общих цехах, даже не подозревая о существовании секретных работ.
— А вы знаете, Прокоп Силантьевич, — сказал я, когда он закончил, — ваши проверки уже дали конкретный результат. Производительность труда выросла на восемь процентов.
Звяга приосанился, его маленькие глаза заблестели:
— Партийный контроль — великая сила! Вот я докладывал в райком…
— И еще, — перебил я его, — есть мнение, что ваш опыт следует распространить на другие предприятия.
— Мнение? — он подался вперед. — Чье мнение?
— Скажем так… на самом верху заинтересовались вашими методами работы.
Звяга побагровел от гордости. Партийный значок на его груди, казалось, засиял ярче.
— Кстати, — продолжил я, — не желаете взглянуть на новый метод организации труда в сборочном цехе? Там внедряется поточный метод работы.
— Конечно! — он схватил свою трость. — Партия должна быть в курсе всех передовых начинаний!
По пути в цех я размышлял, как удачно все складывается. Звяга, сам того не подозревая, создавал идеальное прикрытие для наших работ. Его громкие отчеты о партийном контроле отвлекали внимание от истинных целей производства.
— А вот здесь, — я показывал ему новую линию, — внедрена система качественной приемки. Каждый узел проходит тройной контроль.
— Хорошо! — кивал Звяга. — Очень хорошо! Надо будет включить в доклад товарищу Кагановичу.
Я чуть не поперхнулся:
— Вы докладываете самому Кагановичу?
— А как же! — он приосанился еще больше. — Партия внимательно следит за развитием отечественного машиностроения.
Это было даже лучше, чем я рассчитывал. У меня и так был выход на высшее руководство. Но теперь у нас будет дублирующий канал, в наши времена это совсем не лишнее. Через Звягу, который сам того не понимая, создавал нам идеальное прикрытие.
— Знаете, Прокоп Силантьевич, — сказал я, когда мы возвращались в заводоуправление, — а ведь вы делаете великое дело. Без вашего контроля мы бы не достигли таких результатов.
Он растроганно покрутил ус:
— Служу трудовому народу! Партия доверила мне, простому работяге, очень ответственное задание.
К концу дня я с удовлетворением отметил, что Звяга окончательно вошел в роль «главного контролера». Теперь он будет настолько занят проверками, отчетами и докладами начальству, что даже не заметит, как под прикрытием обычного производства мы создаем нечто гораздо более важное.
А его связи в верхах… что ж, они могут оказаться весьма полезными. В конце концов, когда придет время представлять результаты нашей работы, поддержка Кагановича лишней не будет.
Я смотрел в окно кабинета, как Звяга, прихрамывая, идет к проходной, время от времени останавливаясь и делая пометки в своем блокноте.
Что ж, теперь он окончательно наш. Сам того не подозревая, он стал важной частью системы прикрытия секретного проекта.
Уже стемнело, когда я наконец добрался до отчетов по испытаниям. В кабинете тихо, только старые часы на стене мерно отсчитывали время. За окном падал мокрый апрельский снег, а желтый свет уличного фонаря отбрасывал причудливые тени на стену.
В дверь тихонько постучали. На пороге появилась Светлицкая, из бухгалтерии, держа в руках папку с документами. Сногсшибательная блондинка, честно говоря, юбка до колен выгодно подчеркивало отличную фигуру.
— Леонид Иванович, вот отчеты, которые вы просили, — она подошла к столу, слегка покачивая бедрами. От нее исходил тонкий аромат «Коти Шипр».
— Спасибо, Вера Павловна, — я протянул руку за бумагами, но она не спешила их отдавать.
— Ой, у вас галстук сбился, — проворковала она, обходя стол. — Позвольте, я поправлю…
Ее пальцы скользнули по шелковой ткани галстука, а затем она вдруг подалась вперед, явно намереваясь поцеловать меня. В этот момент дверь распахнулась.
На пороге застыла Варвара, прижимая к груди папку с чертежами. Ее глаза расширились, а затем сузились, став похожими на два темных омута. Несколько секунд в кабинете стояла мертвая тишина.
— Простите, что помешала, — ее голос звучал обманчиво спокойно. — Я просто хотела показать расчеты по системе охлаждения. Но вижу, что вы… заняты.
— Варвара Никитична, подождите… — я резко отстранился от Светлицкой, но уже поздно.
Варвара развернулась на каблуках и вышла, хлопнув дверью так, что задрожали стекла. В коридоре раздался звук рассыпавшихся чертежей и ее быстрых шагов.
— Какая невоспитанная девушка, — Светлицкая поправила локон. — Так на чем мы остановились?
— На том, что вам пора идти, Вера Павловна, — я встал из-за стола. — И впредь прошу ограничиться только служебными отношениями.
Светлицкая надула губки, но спорить не стала. Когда за ней закрылась дверь, я тяжело опустился в кресло.
В голове крутилась только одна мысль — как теперь объясниться с Варварой? И захочет ли она вообще теперь меня слушать?
За окном усилился снегопад, а часы на стене неумолимо отсчитывали время. Завтра начинались испытания первого прототипа, а я умудрился поссориться с ключевым специалистом. Да еще и как поссориться…
Я достал из ящика стола бутылку коньяка, подаренную кем-то на прошлый Новый год. Кажется, впереди меня ждала очень длинная ночь.
Утро встретило меня головной болью и помятым костюмом — так и заснул в кресле. На столе остались непочатый коньяк и раскрытые папки с чертежами. Часы показывали семь утра. Через час начинаются испытания первого прототипа.
В испытательном цехе уже кипела работа. Звонарев колдовал над измерительными приборами, его очки поблескивали в свете ламп. Руднев проверял крепления на испытательном стенде.
А Варвара… Варвара стояла у пульта управления, демонстративно не глядя в мою сторону.
— Доброе утро, — я попытался придать голосу будничный тон. — Как готовность?
— Система охлаждения проверена, — отрапортовал Звонарев. — Датчики откалиброваны.
— Можно начинать предварительный прогрев, — добавил Руднев, поправляя очки в медной оправе.
Варвара молча щелкала тумблерами на пульте. Ее движения были резкими, отрывистыми, выдавая внутреннее напряжение.
— Варвара Никитична, — я подошел ближе, — нам нужно…
— Передайте товарищу Краснову, — она повернулась к Звонареву, — что датчики температуры показывают готовность к запуску.
Я вздохнул. Похоже, дело будет сложнее, чем я думал.
Двигатель на стенде представлял собой причудливое сочетание массивного блока цилиндров, блестящих трубок системы охлаждения и паутины проводов от датчиков. Детище долгих месяцев работы, споров, расчетов и бессонных ночей.
— Начинаем процедуру запуска, — скомандовал я.
Варвара, все так же не глядя на меня, повернула ключ зажигания. Стартер натужно заворчал, коленвал начал проворачиваться. Один оборот, второй, третий…
Двигатель чихнул, выбросил облачко сизого дыма и заработал. Неровно, с перебоями, но заработал! По цеху разнесся характерный рокот дизеля.
— Давление масла в норме, — доложил Звонарев, глядя на приборы.
— Температура пока держится, — добавил Руднев.
Варвара продолжала молча следить за показаниями датчиков. Я видел, как ее пальцы слегка подрагивают на рычагах управления, волнуется, несмотря на демонстративное безразличие.
Внезапно двигатель издал резкий металлический звук. Стрелка температуры резко поползла вверх.
— Варвара, стоп! — крикнул я, забыв про все обиды. — Глуши мотор!
Она среагировала мгновенно, выключив зажигание. Двигатель замолчал, но из-под клапанной крышки уже поднимался предательский дымок.
— Черт, — выругался Руднев, разглядывая показания самописцев. — Температура подскочила до критической всего за несколько секунд.
— Система охлаждения не справляется, — Звонарев качал головой. — Нужно что-то менять.
Я подошел к двигателю, осторожно коснулся блока цилиндров, горячий, даже через рукав пиджака чувствуется.
— Варвара, — позвал я, — взгляните на графики температуры. Может быть…
— Александр Владимирович, — она повернулась к Звонареву, — передайте товарищу Краснову, что необходимо увеличить производительность насоса охлаждающей жидкости минимум в полтора раза.
Я почувствовал, как начинаю закипать, причем похлеще нашего двигателя. Но ссориться сейчас не время.
— Так, — я взял себя в руки, — объявляю часовой перерыв. Нужно дать двигателю остыть и проанализировать результаты.
Варвара первой направилась к выходу, но я успел заметить, как она украдкой смахнула что-то с щеки. Неужели слезы? От этого на душе стало еще паршивее.
— Леонид Иванович, — Звонарев протянул мне ленты самописцев, — посмотрите на характер нарастания температуры. Очень странная кривая.
Я углубился в изучение графиков, пытаясь отвлечься от личных проблем. Действительно, температура росла не плавно, а какими-то странными скачками.
— Может, воздушная пробка в системе охлаждения? — предположил Руднев, заглядывая через плечо.
В этот момент в цех ворвался взъерошенный Вороножский, размахивая пробиркой:
— Николаус! Николаус подсказал решение! — он чуть не сбил с ног Звонарева. — Нужно добавить в охлаждающую жидкость вот этот катализатор!
— Борис Ильич, — я устало потер переносицу, — может, сначала проверим систему на герметичность?
— Система герметична, — раздался голос от дверей. Варвара вернулась, все такая же прямая и напряженная. — Я лично проверяла все соединения. Дело в другом.
Она подошла к столу, по-прежнему избегая смотреть мне в глаза, и развернула чертеж:
— Вот здесь, в рубашке охлаждения, образуется застойная зона. При увеличении оборотов поток охлаждающей жидкости не успевает…
— … отводить тепло от самой нагруженной части блока, — закончил я за нее. — Черт, как же я сразу не заметил!
Наши пальцы случайно соприкоснулись на чертеже. Варвара отдернула руку, словно обжегшись, но я успел заметить, как дрогнули ее ресницы.
— Предлагаю изменить геометрию каналов, — она говорила подчеркнуто деловым тоном. — И установить дополнительный насос для принудительной циркуляции именно в этой зоне.
— А если еще добавить катализатор Николауса… — вставил Вороножский.
— Сколько времени нужно на доработку? — спросил я, разглядывая чертеж и стараясь не думать о том, как близко стоит Варвара.
— Три часа на механическую обработку, — прикинул Руднев. — Еще час на сборку.
— К вечеру сможем повторить испытания, — добавил Звонарев.
Я кивнул:
— Тогда за работу. Руднев, займитесь каналами охлаждения. Звонарев, проверьте насос. Борис Ильич… — я посмотрел на Вороножского, — готовьте свой катализатор. Только без фанатизма.
Варвара молча направилась к испытательному стенду. Я поглядел на ее прямую спину и чуть подрагивающие пальцы, сжимающие гаечный ключ.
К вечеру в испытательном цехе собралась вся команда. Пришел и Циркулев. Как всегда подчеркнуто аккуратный в черном сюртуке, он методично расставлял измерительные приборы, время от времени делая пометки в потрепанном блокноте. Его высокая фигура странно контрастировала с приземистым силуэтом испытательного стенда.
— Игнатий Маркович, — окликнул я его, — все системы готовы?
— Минуточку, — он поправил пенсне на цепочке. — Так… барометрическое давление 750 миллиметров ртутного столба, температура воздуха 18,5 градуса по Цельсию, влажность…
Варвара нетерпеливо постукивала карандашом по пульту управления. После доработок и установки дополнительного насоса она лично проверила все соединения, но по-прежнему избегала смотреть в мою сторону.
— Можно начинать, — наконец кивнул Циркулев, заложив руки за спину. — Все параметры зафиксированы.
Двигатель запустился с первого раза. На этот раз его рокот звучал увереннее, ровнее. Стрелки приборов медленно поползли вверх.
— Температура в норме, — докладывал Звонарев. — Давление масла стабильное.
— Катализатор Николауса работает! — возбужденно воскликнул Вороножский.
Циркулев неторопливо ходил вокруг стенда, делая пометки в блокноте и бормоча какие-то формулы. Внезапно он остановился:
— Любопытно… Очень любопытно. Этот звук…
Мы все услышали в тот же момент. Среди ровного гула двигателя появился едва различимый металлический скрежет.
— Варвара, прибавьте обороты, — скомандовал я.
Она молча передвинула рычаг. Скрежет усилился.
— Похоже на резонанс, — Циркулев снова начал мерить шагами цех. — Очень похоже на случай с двигателем Дизеля на выставке в Париже в 1900 году. Тогда тоже был металлический призвук на частоте около…
В этот момент раздался оглушительный хлопок. Из-под крышки клапанов брызнуло маслом, а один из шлангов системы охлаждения лопнул, обдав Варвару струей горячей жидкости.
Я рванулся к пульту управления, но она опередила меня:
— Не глушите! — крикнула Варвара, вытирая лицо рукавом. — Если остановим резко, повредим подшипники!
Варвара медленно, очень медленно снижала обороты. Ее руки, все еще мокрые от охлаждающей жидкости, слегка подрагивали. Я накрыл их своими, помогая удерживать рычаг.
— Осталось совсем немного, — тихо сказал я.
— Температура почти критическая! — крикнул Звонарев от приборной панели, протирая запотевшие очки. — Еще минута, и может не выдержать прокладка головки блока!
Руднев в залитом маслом лиловом сюртуке пытался зажать разорванный шланг:
— Нужно срочно что-то делать с охлаждением! Система может развалиться!
— Николаус говорит, что катализатор еще держится! — Вороножский метался между приборами, прижимая к груди драгоценную пробирку. — Но если температура поднимется еще на пять градусов…
— Обороты почти на холостых, — наконец выдохнула Варвара. — Можно глушить.
Я повернул ключ. Двигатель замолк. В наступившей тишине было слышно тяжелое дыхание всей команды и мерное капание охлаждающей жидкости из разорванного шланга.
— Позвольте заметить, — Циркулев поправил пенсне, степенно прохаживаясь вокруг стенда, — подобный случай уже имел место на броненосце «Петропавловск» в 1903 году.
— Игнатий Маркович, — перебил его Руднев, стягивая испорченный сюртук, — сейчас бы лучше чаю. И полотенце для Варвары Никитичны.
— И бинт для шланга, — добавил Звонарев, разглядывая повреждения.
— И успокоительное для Николауса, — пробормотал Вороножский. — Он очень переживает за катализатор.
Я посмотрел на Варвару. Она все еще стояла у пульта управления, мокрая и растрепанная, но в глазах уже появился знакомый азартный блеск.
— Знаете, — она наконец взглянула прямо на меня, — кажется, я поняла, в чем была проблема с резонансом.
— И в чем же? — я протянул Варваре чистое полотенце.
— Дело в креплении насоса, — она промокнула лицо и шею. — На определенных оборотах возникает вибрация, которая передается на корпус. Надо изменить точки крепления.
— И добавить демпферы! — подхватил Руднев, уже разворачивая на столе чистый лист ватмана. — Я как раз недавно разработал новую конструкцию.
— Позвольте заметить, — Циркулев, продолжая ходить кругами, достал свой неизменный блокнот. — В 1912 году на крейсере «Аврора» применялись резиновые амортизаторы особой конструкции. Я помню точные размеры.
— А что если совместить резиновые демпферы с пружинными? — предложил Звонарев, вытирая очки. — Двойная система гашения колебаний.
— Николаус одобряет! — воскликнул Вороножский, все еще прижимающий к груди пробирку с катализатором.
Я наблюдал, как команда, забыв об усталости и пережитом стрессе, увлеченно обсуждает новое техническое решение. Варвара, все еще мокрая, но уже с привычным блеском в глазах, что-то быстро чертила, иногда поправляя выбившиеся пряди волос.
— Леонид Иванович, — она вдруг подняла голову, поймав мой взгляд, — вы не могли бы посмотреть эту схему?
Я подошел ближе. От нее пахло горячим маслом, охлаждающей жидкостью и почему-то весной.
— Вот здесь, — она показала на чертеж, случайно коснувшись моей руки, — если расположить опоры под углом сорок пять градусов?
— И добавить регулируемые подушки, — я склонился над столом. — Тогда можно будет настраивать жесткость.
— Именно! — она впервые за весь день улыбнулась. — А помните, как мы решали похожую проблему с карбюратором?
— Помню, — я тоже улыбнулся. — Тогда тоже все промокли.
— Коллеги, — прервал нас педантичный голос Циркулева, — я, конечно, понимаю важность личных воспоминаний, но позволю себе заметить, что у нас еще не записаны все параметры сегодняшних испытаний. В частности, максимальная температура масла составила…
— Игнатий Маркович, — Руднев похлопал его по плечу, — а расскажите-ка нам лучше про тот случай на «Петропавловске». За чаем.
— С превеликим удовольствием! — оживился Циркулев. — Это было 15 марта 1903 года, барометрическое давление составляло…
Варвара тихонько рассмеялась, и я понял, что худшее позади. И не только в испытаниях двигателя.
Участники испытаний остались в помещении. Мне надо было идти, разгребать другие дела.
Посмотреть, как там запустили в производство «Полет» и «Полет-Д». Варвара украдкой глянула мне вслед и тут же отвернулась.
Я крутился с делами до конца рабочего дня. После испытаний ко мне в кабинет зашел Звонарев:
— Леонид Иванович, там… — он замялся, — к вам гость. Из Москвы.
Я понял, кто это. Конечно, Мышкин еще позавчера сообщил, кто приедет. Медведев приехал лично проверить результаты работ.
В малом конференц-зале заводоуправления, куда я поднялся через несколько минут, меня действительно ждал комполка. Как всегда подтянутый, три шпалы в петлицах поблескивали в свете вечерней лампы.
— Решил лично взглянуть на ваши успехи, — негромко сказал он, когда мы остались одни. — В Москве много… разных мнений по поводу вашего проекта.
— Как добрались? — я предложил ему присесть за стол, где уже был приготовлен чай.
— Тихо, — усмехнулся он. — Официально я инспектирую военные склады в Канавино. Так что, — он достал папку с грифом «Совершенно секретно», — показывайте, что у вас тут получается.
— Первый прототип показал неплохие результаты, — я открыл папку с предварительным отчетом. — Есть проблемы с системой охлаждения, но мы их решаем.
Медведев внимательно просмотрел документы, особенно задержавшись на графиках мощности.
— Впечатляет, — он поднял глаза. — Особенно расход топлива. Но вот здесь, — его палец уткнулся в цифры, — у меня возникает вопрос. Откуда возьмем столько дизельного топлива для будущих машин?
Я молчал. Этот вопрос и самого меня беспокоил последнее время.
— Вы же понимаете, — продолжил Медведев, откидываясь в кресле, — что танки без горючего — это просто очень дорогие железные коробки. А у нас вся нефтепереработка пока настроена в основном на керосин и бензин.
За окном проехал автомобиль, его фары на мгновение выхватили из темноты корешки книг в шкафу.
— Есть мысли на этот счет, — осторожно начал я. — Но потребуется… расширение проекта.
Медведев подался вперед:
— Я вас внимательно слушаю.
— Нужно параллельно с двигателем заняться нефтепереработкой. Создать производство качественного дизельного топлива. А заодно… — я сделал паузу, — решить вопрос с дорогами.
— Дорогами? А почему именно дороги? — Медведев склонился над папкой. — Танки вроде и без них неплохо ходят.
— Видите ли, — я достал еще один чертеж, — есть идея создать специальные тягачи для перевозки танков на большие расстояния. Тяжелые грузовики с прицепами-платформами.
— Зачем? — Медведев нахмурился. — Танк сам прекрасно ездит.
— Нет, не прекрасно, — я покачал головой. — При движении своим ходом на большие расстояния танк изнашивает ходовую часть, расходует моторесурс, да и топлива потребляет намного больше. А если перевозить его на специальном тягаче, мы избежим всех этих затруднений.
— Как паровоз на железной дороге? — Медведев заинтересованно подался вперед.
— Именно. Тягач с прицепом может перевозить танк со скоростью до пятидесяти километров в час по хорошей дороге. Ходовая часть танка при этом не изнашивается, двигатель не работает. На место боевых действий машина прибывает полностью готовой к применению.
— А эти ваши тягачи…
— Тоже на дизельных двигателях. Экономичнее и надежнее бензиновых. Но для них, как и для танков, нужны хорошие дороги с твердым покрытием. Отсюда и потребность в битуме для асфальта.
Медведев задумчиво потер подбородок:
— Комплексный подход, значит. Нефть, топливо, дороги, тягачи… — Он помолчал. — А знаете, в этом что-то есть. Целая система получается.
— Система мобильности, — кивнул я. — Танки должны быть там, где они нужны, и именно в тот момент, когда они нужны. А для этого требуется развитая инфраструктура.
Медведев задумчиво побарабанил пальцами по столу:
— Амбициозно. Очень амбициозно. Но логично. — Он помолчал. — А где планируете искать нефть?
— Поволжье, — я достал сложенную карту. — По моим данным, там должны быть серьезные месторождения.
— По вашим данным? — Медведев прищурился. — Откуда такая уверенность?
Я мысленно чертыхнулся — надо быть осторожнее. Иногда совсем забываю, что я из будущего.
— Геологические изыскания. И анализ существующих разработок, — я постарался говорить как можно увереннее.
— Хм… — Медведев изучал карту. — Что ж, подготовьте подробный план. Включая организацию разведки, добычи и переработки. И смету, обязательно смету.
Когда я уже был у двери, он добавил:
— И да, Леонид Иванович… Товарищ Сталин очень интересуется вашим проектом. Очень.
Я кивнул и вышел в промозглый весенний вечер. В голове уже складывался план: геологоразведка, буровые вышки, нефтеперерабатывающий завод… Кажется, наш маленький проект танкового двигателя начинал обрастать новыми, неожиданными направлениями.