Утро выдалось морозным и ясным. Солнце пробивалось сквозь высокие окна сборочного цеха, рисуя на бетонном полу причудливые световые узоры.
Я стоял у нашего грузовика «Полет». Того самого, который мы разработали, сделав аналог ГАЗели. С легкой руки Орджоникидзе и одобрения Сталина серия получила название «Полет».
Я мысленно перебирал характеристики нового дизельного двигателя. Шестицилиндровый мотор получился именно таким, как я и планировал: рабочий объем четыре литра, степень сжатия 17:1, максимальная мощность девяносто лошадиных сил при две тысячи восьмистах оборотах.
Но главное — крутящий момент. Благодаря вихревой камере и двухступенчатому впрыску мы получили двести восемьдесят ньютон-метров уже с тысячи шестисот оборотов. Расход топлива всего двенадцать литров на сотню километров — на треть меньше, чем у бензинового мотора.
Пожалуй, эту модификацию стоит назвать «Полет-Д» — простое и понятное обозначение дизельной версии. Хотя Звонарев предлагал более романтичные варианты вроде «Полет-Заря» или «Полет-Витязь», но в серийном производстве лучше придерживаться практичности.
Сейчас дизельный двигатель возвышался рядом с грузовиком. Предстояло его установить.
— Леонид Иванович, все готово, — доложил Звонарев, протирая запотевшие очки. Его рыжие вихры торчали из-под вязаной шапки.
Варвара уже колдовала над моторным отсеком, методично проверяя все крепления. В рабочем халате поверх теплого свитера она казалась особенно хрупкой на фоне массивного двигателя.
— Давление масла стабильное, — она сверилась с манометром. — Система охлаждения герметична. Можно начинать монтаж.
Руднев придирчиво осматривал каждый узел, время от времени постукивая по деталям молотком:
— А знаете, кажется, мы создали что-то действительно стоящее. Девяносто лошадиных сил, крутящий момент — двести восемьдесят ньютон-метров. И всего двенадцать литров на сотню!
— Двенадцать целых и три десятых литра при средней скорости шестьдесят два километра в час, — педантично уточнил появившийся словно из ниоткуда Циркулев, поправляя пенсне на цепочке.
Мостовой кран медленно поднял двигатель. Агрегат величественно поплыл над цехом, поблескивая безупречно отполированными поверхностями.
— Потрясающе! — воскликнул Вороножский, размахивая неизменной колбой. — Николаус в полном восторге! Он говорит, что геометрия камеры сгорания идеальна!
Я невольно улыбнулся. Каждый из этих людей вложил частичку души в наше детище. Двухступенчатый впрыск топлива, вихревая камера особой формы, усиленный коленвал — все это результат бессонных ночей и жарких споров.
Двигатель плавно опустился на подрамник. Звонарев с помощниками быстро закрепил его, а Варвара уже подсоединяла топливные магистрали.
— Обратите внимание на модифицированные опоры, — Руднев постучал по массивному кронштейну. — Гасят вибрации почти полностью. А система охлаждения…
— Выдержит даже сорокаградусную жару, — закончила за него Варвара, не отрываясь от работы. — Хотя в предстоящем пробеге нас больше беспокоят морозы.
Я подошел ближе, проверяя надежность креплений. Через месяц этому двигателю предстоит доказать превосходство в тяжелейшем испытании — пятитысячекилометровом пробеге по дорогам страны.
— Как думаете, справимся? — тихо спросила Варвара, вытирая руки ветошью.
— Должны, — я встретился с ней взглядом. — У нас просто нет другого выхода.
К вечеру установка была завершена. «Полет-Д» стоял посреди цеха, готовый к первому настоящему испытанию. Нам предстояло провести полный цикл тестов на полигоне,
Я в последний раз обошел машину. За эти месяцы она стала для нас чем-то большим, чем просто грузовик. Это был символ наших надежд, воплощение технического прогресса, доказательство того, что мы можем создавать технику мирового уровня.
— Ну что, голубчики, — Руднев похлопал по капоту, — кажется, пора отметить это дело? Без космических сил и точных замеров, если позволите.
— И без протокольных записей, — улыбнулся я, глядя на открывшего было рот Циркулева.
Утром заводской полигон встретил нас тридцатиградусным морозом. Искрящийся на солнце снег покрывал испытательную трассу — идеальные условия для проверки холодного запуска.
Я посмотрел на термометр в кабине «Полета-Д». Минус пять внутри — печка работала исправно. Рядом со мной устроилась Варвара, уже готовая начать записывать показания приборов. На заднем сиденье примостился Звонарев с чемоданчиком измерительной аппаратуры.
Первый поворот ключа зажигания. Стартер натужно провернул коленвал. Дизель закашлялся сизым дымом, но не запустился.
— Давление топлива падает, — нахмурилась Варвара, глядя на манометр. — Видимо, соляра начала густеть.
— Включаю предпусковой подогреватель, — я потянулся к тумблеру на панели.
Через пять минут повторная попытка. На этот раз двигатель уверенно застучал, быстро переходя на ровную работу. Варвара быстро записывала показания приборов.
— Температура масла поднимается, — доложил Звонарев, не отрываясь от термометра. — Система охлаждения работает стабильно.
На полигоне нас уже ждала вся команда. Руднев в неизменном лиловом сюртуке под тулупом проверял ходовую часть. Циркулев устанавливал измерительные приборы вдоль трассы. А Вороножский… как обычно, что-то увлеченно обсуждал со своей колбой.
Первый круг мы прошли на малой скорости, проверяя работу всех систем. Грузовик уверенно преодолевал подъемы, мягко урча дизелем. На втором круге я прибавил газу. «Полет-Д» резво набрал скорость, уверенно держа дорогу даже на обледенелых участках.
— Крутящий момент превосходный! — воскликнул Звонарев, глядя на самописец. — Тяга с низов просто…
Его прервал резкий металлический скрежет из моторного отсека. Я немедленно заглушил двигатель.
— Похоже на топливный насос, — Варвара уже откидывала капот. — При низких температурах управляющая рейка подклинивает.
Следующий час мы провели, склонившись над мотором. Руднев притащил откуда-то паяльную лампу, Звонарев бегал с измерительными приборами.
— Нужно изменить зазоры в направляющих, — наконец заключил Руднев, протирая замерзшие очки. — И смазку заменить на более морозостойкую.
К вечеру мы устранили все выявленные недочеты. Последний тестовый заезд прошел неплохо. Грузовик уверенно набирал скорость, легко тормозил, четко держал дорогу.
— Если позволите внести уточнение, — Циркулев сверился со своими записями, — средняя скорость составила шестьдесят два и четыре десятых километра в час при расходе топлива…
Но все равно последний тестовый заезд показал, что с дизелем еще много работы.
Я медленно обходил «Полет-Д», анализируя выявленные проблемы.
Топливный насос все еще подклинивал на морозе, несмотря на доработку направляющих. При резком нажатии на газ проявлялась турбулентность в вихревой камере — двигатель на несколько секунд терял мощность.
На высоких оборотах появлялась вибрация — видимо, требовалось усилить подшипниковые узлы. А система охлаждения тоже барахлила. Возле третьего цилиндра температура заметно выше расчетной.
— До пробега меньше месяца, — Варвара словно прочитала мои мысли. — Успеем довести двигатель?
— Должны успеть, — я захлопнул капот. — Завтра с утра начнем доработку. Нужно собрать всех на совещание, у меня есть несколько идей по модернизации. Впрочем, не только двигателю.
Я еще раз медленно обошел грузовик, оценивая его уже с другой стороны. До пробега оставался месяц — время еще есть. После десятичасового испытания на полигоне мне стало ясно, насколько важен комфорт экипажа.
Кабина сейчас представляла собой спартанское помещение — жесткие сиденья без регулировок, неудобный руль, минимум приборов. Я посмотрел на потертые рычаги, тугие педали, отметил про себя, что щели в дверях пропускают холод. Стекла быстро запотевают — значит, вентиляция никуда не годится. А ведь экипажу предстоит провести в кабине много дней.
Фары светят слабо, дворники еле справляются. На ухабах все грохочет и дребезжит — шумоизоляция практически отсутствует. Я вспомнил, как Варвара после испытаний разминала затекшую спину, а Звонарев жаловался на усталость рук от постоянной борьбы с рулем.
В голове начал складываться план улучшений. Нужно сделать сиденья мягче и с регулировками. Придумать что-то с отоплением — зимой предстоит ехать через Урал. Руль требует доработки — может, изменить передаточное число? Добавить приборы контроля работы дизеля, улучшить обзорность…
Я достал блокнот и начал записывать идеи. Завтра на совещании нужно все обсудить. Оставшееся время надо использовать с толком.
Автопробег — это не только испытание двигателя, но и проверка всей машины в целом. А значит, комфорт экипажа не менее важен, чем технические характеристики.
Я не стал ждать следующего дня и ближе к вечеру собрал команду в сборочном цеху возле грузовика. Для наглядности.
Зимнее солнце едва пробивалось сквозь заиндевевшие окна под потолком. От бетонного пола тянуло холодом.
— Товарищи, — я похлопал по дверце кабины, — нам нужно серьезно поработать над комфортом. Месяц до пробега — время еще есть.
— А что не так? — удивился Звонарев. — Кабина как кабина. У «Фордов» примерно такая же.
— Начнем с сидений, — я открыл дверь. — Нужно сделать их регулируемыми, с пружинами внутри. И спинку с наклоном.
Варвара удивленно приподняла брови:
— Регулируемыми? Но зачем? Разве водители не могут привыкнуть к одному положению?
— В дальнем рейсе важен каждый нюанс комфорта, — объяснил я. — Смотрите дальше — печка. Предлагаю сделать несколько воздуховодов с заслонками. И отдельный обдув для стекол.
— Леонид Иванович, — Руднев усмехнулся, — да кто ж так усложняет простую печку? Труба от двигателя — и достаточно.
— А еще нужно улучшить руль, — продолжил я. — Сделаем другое передаточное число, облегчим управление.
— Позвольте заметить, — вмешался Звонарев, — но все грузовики имеют тяжелый руль. Это… традиция, если хотите.
— Традиции меняются, — я постучал по рулевой колонке. — Добавим сюда несколько подшипников, изменим механизм.
— Невероятно! — воскликнул Вороножский, размахивая колбой. — Николаус в восторге от таких идей! Он говорит…
— И приборы, — перебил я его. — Водитель должен видеть все параметры работы дизеля. Давление масла, температуру охлаждающей жидкости, заряд аккумулятора…
— Но это же целая приборная панель получится! — ахнул Звонарев. — Как на паровозе!
Варвара задумчиво провела рукой по торпедо:
— А знаете… в этом что-то есть. Я вчера измучилась, пытаясь на слух определить, как работает двигатель.
— Вот именно, — кивнул я. — И освещение усилим. Сделаем фары ярче, добавим дополнительные фонари для плохой погоды.
— Может еще и радио поставим? — хмыкнул Руднев.
Я сделал вид, что не заметил иронии:
— А это мысль. Хотя бы для приема сводок погоды.
В цехе повисла озадаченная тишина. Команда переглядывалась, явно не зная, как реагировать на такие революционные предложения.
— Понимаю, звучит необычно, — сказал я. — Но представьте: впереди пять тысяч километров. Метели, морозы, плохие дороги. Чем комфортнее будет экипажу, тем выше шансы на успех.
— В этом есть логика, — медленно проговорила Варвара. — Хотя многие решения кажутся… слишком необычными.
Ну да, для нынешнего времени.
— Иногда нужно опережать время, — улыбнулся я. — Так что, беремся за работу?
— Будет сложно, — Руднев снова надел очки. — Но интересно.
— При условии точного расчета всех параметров, — добавил Циркулев.
— А Николаус обещает всяческое содействие! — радостно добавил Вороножский.
Я посмотрел на часы:
— Тогда за дело. У нас месяц на то, чтобы сделать самый удобный грузовик в стране. Да, и еще кое-что, — я достал из планшета несколько эскизов. — Нужно поработать над внешним видом.
— Над внешним видом? — Руднев изумленно поднял брови. — Леонид Иванович, уважаемый, это же грузовик, а не дамская шляпка!
— Автомобиль должен быть не только надежным, но и красивым, — я развернул первый эскиз. — Смотрите: если сделать капот более обтекаемым, со скругленными углами, он будет выглядеть гораздо привлекательнее.
— Позвольте заметить, — перебил Циркулев, — но все существующие грузовики имеют классическую угловатую форму. Это рационально и практично.
— Практичность не исключает красоты, — я показал следующий чертеж. — Вот здесь можно сделать плавный переход от кабины к крыльям. Добавить хромированные молдинги вдоль борта.
— Хромированные? — ахнул Звонарев. — Да кто же видел грузовик с хромом?
— А эти решетки радиатора! — Варвара склонилась над эскизом. — Они напоминают… крылья птицы в полете.
— Именно! — я воодушевился. — И фары можно утопить в крылья, прикрыть обтекателями. А бампер сделать изогнутым, с защитной накладкой.
— Невероятно! — Вороножский взмахнул колбой. — Николаус говорит, что такие формы улучшат аэродинамику!
Я разложил остальные эскизы. Вот изображение кабины со скругленными углами и панорамным ветровым стеклом. Капот с продольными ребрами жесткости, придающими динамичность. Боковины с элегантными воздухозаборниками для охлаждения двигателя.
— А это что за выступы на крыше? — Руднев ткнул пальцем в чертеж.
— Обтекатели, — объяснил я. — Они уменьшат завихрения воздуха и защитят от дождя. Плюс придадут машине более современный вид.
— Но это же… революционно, — пробормотал Циркулев. — Хотя, если правильно рассчитать все изгибы и радиусы, то может получиться.
— А мне нравится, — неожиданно сказала Варвара. — Действительно похоже на птицу перед взлетом. И эта решетка радиатора, она такая миленькая.
— Можно даже сделать ее из полированной стали, — добавил я. — И добавить объемный логотип завода.
— Знаете, — задумчиво проговорил Руднев, — а ведь в этом что-то есть. Если сделать все качественно, получится… произведение искусства.
— При условии сохранения всех технических параметров, — как всегда, добавил Циркулев.
— И правильного расположения относительно звезд! — радостно добавил Вороножский.
— Значит, беремся и за это? — я посмотрел на команду.
Они переглянулись. В глазах уже горел творческий огонь.
— Дайте-ка еще раз взглянуть на эти эскизы, — Руднев протянул руку. — Кажется, я знаю, как улучшить форму крыльев.
Я улыбнулся. Похоже, идея красивого грузовика увлекла всех не меньше, чем работа над комфортом.
— Все это прекрасно, — Руднев отложил эскизы и снял очки, — но на чем прикажете делать эти обтекаемые формы? Наши штампы рассчитаны только на прямые углы и простые изгибы.
Я подошел к верстаку:
— Придется модернизировать оборудование. Для начала нужен новый гидравлический пресс с увеличенным усилием.
— Для сложных поверхностей капота? — уточнила Варвара.
— Именно. И матрицы новой конструкции — с переменным радиусом гибки.
Звонарев нервно взъерошил рыжую шевелюру:
— Леонид Иванович, но ведь это означает полную переделку штампового цеха! А сроки?
— Если позволите внести техническое уточнение, — Циркулев поправил пенсне, — существующие прессы развивают усилие не более шестидесяти тонн. А для плавных обводов потребуется минимум сто двадцать.
— У меня есть идея, — я достал еще один чертеж. — Смотрите: если взять за основу пресс «Шулера» и модернизировать гидросистему, можно добиться нужных результатов.
— Позвольте, — оживился Руднев, — а если добавить еще один цилиндр? И изменить геометрию коромысла?
— И систему клапанов с гидравлической разгрузкой, — добавил я.
Варвара задумчиво постучала карандашом по чертежу:
— А матрицы? Их изготовление потребует совершенно новой технологии.
— Здесь нам поможет копировально-фрезерный станок, — я показал на схему. — Только придется сделать к нему гидравлический копир особой конструкции.
— И точность обработки потребуется исключительная, — заметил Циркулев. — Не менее двух сотых миллиметра.
— Представляете, какая красота получится? — вдруг мечтательно произнес Руднев. — Плавные обводы, идеальные сопряжения поверхностей…
— А еще нужен новый сварочный автомат, — добавил я. — Для криволинейных швов.
— И контрольные шаблоны сложной формы, — подхватил Звонарев.
— При условии изготовления всей оснастки с точностью до третьего знака… — начал Циркулев.
— А космические силы уже выстроились наилучшим образом! — радостно сообщил Вороножский, который все это время что-то высматривал в колбе.
— Значит, решено, — подвел я итог. — Руднев, вы беретесь за модернизацию пресса?
— Голубчик, да разве ж можно упустить такую интересную задачу? — он уже что-то быстро чертил в блокноте.
— Звонарев — на вас копировально-фрезерный станок. Варвара…
— Я займусь расчетом поверхностей и проектированием матриц, — девушка улыбнулась. — Давно мечтала поработать над чем-то более изящным, чем прямоугольные кабины.
— Циркулев проконтролирует точность изготовления.
— С обязательной фиксацией всех параметров в специальном журнале, — педантично добавил технолог.
— А я буду следить за расположением звезд! — торжественно объявил Вороножский.
Я посмотрел на часы. До начала пробега оставался месяц. Времени в обрез, но команда уже загорелась идеей.
— За работу, товарищи, — сказал я. — Нам предстоит создать не просто грузовик, а настоящее произведение искусства.