Другая жизнь. Назад в СССР.

Глава 12

Я лежал и пялился в потолок, а врач проверял мои рефлексы, стуча молоточком и даже тыкая в меня иголку. Иногда было больно и я морщился.

- Очень интересно! Очень интересно, молодой человек! Отличные реакции. Недостаточные, конечно, но вполне естественные после комы и очень неплохие. Да-да… Вы понимаете меня?

Я мыкнул.

- Оч-чень хорошо. Прямо замечательно! Вы, молодой человек, прямо уникум. После двух месяцев в коме восстановить кожные реакции за пару часов – это уникально. Шестьдесят процентов это много, молодой человек, очень много. Торопитесь жить? Это очень хорошо! Вам очень надо именно торопиться жить. Лекарств, поддерживающих функции организма больше нет и вам придётся запускать процессы в ручном, как говорится, режиме. А для этого - пытаться двигаться. Но наши девочки тебе помогут. Уже сегодня и начнём. Мой комплекс упражнений многих ставил на ноги. Заодно попробуем в работе и специальную кровать-тренажёр, которую я вез из Сеула в Москву. Нужно только не лениться, молодой человек, и пытаться управлять своими мышцами. Пытаться-пытаться и пытаться!

- Он тебе втыкал иглу прямо в нервные центры, - сообщил «внутренний голос», - Специалист мужик. Я-то знаю. Сам проходил когда-то подготовку у братьев вьетнамцев и потом использовал в тренировке бойцов спецназа. Один такой укол стимулирует центр лучше любого допинга. Больновато правда, но оно того стоит, когда бежать ещё пару сотен километров до базы. И это очень хорошо, что он их прокачал. Теперь и мы с тобой попробуем до них дотянуться. Давай начинай пробовать.

- Отстань. Я что-то устал. Отдохнуть хочу.

- Я тебе отдохну! Ну ка взбодрись! Возьми себя в, э-э-э, руки, тряпка. Помнишь, где больно было? Вот с этих центров и начинай работать.

- Как начинать? – проныл я.

- Начинай представлять туманность, звёзды… Да, что хочешь, представляй, главное - сконцентрируй внимание.

Тем временем санитары переложили меня на странного вида кровать. Эдакую мягкую конструкцию куда уложили и моё тело и руки-ноги, причём каждую часть тела в свою ячейку. Ячейки закрыли и получилось, что я лежал вроде как в скафандре.

- Или в экзоскелете, - всплыла мысль, взятая из чужой памяти.

Я сразу представил боевых роботов из какой-то нечитанной мной, но известной по чужой памяти, книжке. Или даже виденного не мной фильма.

- Ничего себе, какие фильмы будут снимать в будущем, - подумал я и экзоскелет включился.

Сначала в нём что-то зажужжало и задвигалось так, что я почувствовал, как меня коснулись чьи-то пальцы. Эти пальцы стали «бегать» по всему телу и это было так приятно, что я уснул, но был тут же разбужен своим «цербером».

- А ну ка не расслабляйся! Концентрируй внимание на ощущениях! Усиливай их! Хватит уже расслабляться! Поленом хочешь остаться?! Овощем?! А мне такое тело нахер не нужно! Соберись, тряпка!

- Не хочу! Отстань! Ненавижу! – хныкал я. – Отстань!

- Концентрируйся! Соберись! – терпеливо призывал внутренний голос. – Вот твоя рука сгибается и разгибается. Ух ты! Кисть тоже сгибается! Видишь, аппарат какой! Точно – экзоскелет! От него и перешли к боевым роботам.

И я, заинтересовавшись тем, что сказал мой «сожитель», вынуждено сконцентрировался на том, что этот» экзоскелет» вытворял с моим телом. И только теперь я увидел, что надо мной появилось зеркало, в которое я мог видеть своё тело, упакованное в «кровать». В кровать, двигающаяся словно.

- Тебе безусловно повезло, Миша. Что это светило научной и практическойнейрохирургии заехал в больницу Рыбаков, а ты в это время лежал в приёмном, хе-хе, покое в соответствующем отделении. Благодаря мне, кхе-кхе, ты ещё был жив. И это удивило его. Вот он и проникся к тебе уважением. А зря, между прочим. За что к тебе проникаться уважением, когда ты киснешь, как коровье молоко в жаркий день?

- Благодаря тебе я жив? – удивился я.

- Конечно. Ты так шарахнулся своей дурной башкой об угол височной долей, что шансов выжить у тебя не было. Я сам, понятное дело, не видел, но все, кто видел твой проломленный череп, ахали так, что меня морозом пробирало.

- Значит я должен был умереть?

- Не должен! Не должен! – возмутилось «оно». – А как я без тебя?

- Хе-хе… Отправился бы туда, куда положено душам. В Ад.

- За что мне в Ад? Я же такое же, как и ты.

- Ага… Посмотрел я картинки из твоего прошлого и моего потенциального будущего. Бр-р-р…

- Это была война. А на войне, или ты, или тебя. И… Давай не будем, а? Не люблю вспоминать. Сейчас-то ты вряд ли падёшь туда, где проходил службу я, но мы будем с тобой стараться, чтобы попасть хотя бы под категорию «В». То есть с ограниченной годностью. Но пока ты находишься в состоянии которое соответствует категории «д». Совсем негодный. И не только к военной службе, но и к обычной жизни. А поэтому, двигай мослами, боец. Ишь, как тебя экзоскелет ворочает!

Экзоскелет и вправду перевернул меня животом вниз. Причём вместе с зеркалом, и стал изгибать меня в пояснице.

- Нихрена себе корейцы придумали! – сказало «оно».

- Слушай, как бы мне тебя называть? – спросил я. – Что-то надоело «экать».

- Может «Василич»? – спросило «оно».

- Э-э-э… Как-то, не очень.

- Ну, не знаю. Сам, тогда, думай. Как тебе ощущения от этого «экзоскелета»?

- Ощущения есть и они тем сильнее, чем я концентрируюсь на том участке тела. Отличный тренажёр.

- Это они его на тебе тестируют, чтобы в Москве представить результат исследований. Точно государственную премию получит этот Коновалов. Фамилия же какая, хе-хе… Но очень полезный агрегат. Много ребят ценных можно будет с его помощью реабилитировать… Если, конечно, дадут его пользовать… Скорее всего для старичков-инсультников привезли. Их, я слышал, тоже частенько в искусственную кому вводят, а они – шестьдесят процентов – реабилитироваться не могут и умирают.

- Не могут реабилитироваться и умирают? – удивился я.

- А ты как думал? Если у тебя не начнут нормально работать внутренние органы, долго ты проживёшь?

- Думаю, что не долго, - проговорил и задумался о последствиях своей лени, я.

- Так, что, двигай поршнями, Мишка, если жить хочешь. А жить надо. Хотя бы ради того, кто тебя спас, то есть - меня любимого.

Я улыбнулся и улыбнулся по-настоящему.

- О! Он улыбнулся, - сказал профессор. – Какой образец выносливости! И Любочка, не увлекайтесь раздражением детородного органа. Его, извиняюсь, детородного органа. Не вашего. И не краснейте так. И вообще, переведите аппарат на автоматический режим. Рано ему думать о сексе. Да и вам, Любочка, не рановато? Вы у нас – практикантка?

- Вот жулик. Сам выбрал помощниц из практикантов, чтобы ни один врач, участвующий в эксперименте, не претендовал на соавторство, а теперь спрашивает.

- Практикантка, - согласилась Любочка.

- И сколько вам годков?

- Двадцать.

- Ну… В принципе-то можно… Но надо уже сейчас выбирать себе перспективного партнёра, а не развлекаться…

-- Я не развлекаюсь, а вспомнила ваши слова про восстановление функций организма. А какой же мужской организм без, э-э-э, нормального функционирования этого органа. Вы, как мужчина, должны же его понять?

- Как мужчина – могу, - рассмеялся профессор. – Я и не против. Можете даже свои наблюдения вставить в курсовую работу. С указанием меня, как вашегоруководителя и со ссылками на мою работу. Так что – работайте. Наблюдайте и экспериментируйте.

- Вот молодец! Заставил девчонку сделать за себя кусок работы. И важный скажу тебе кусок. Многих заинтересует, как реабилитировать функции простаты и, собственно, эрекции. Ты как, не возбудился ещё?

- Пока нет, - вздохнул я.

- Ну, ничего-ничего. Похоже, что Любочка, - девушка целеустремлённая и в тебе заинтересованная. Она добьётся желаемого результата. И ты можешь ей помочь. Я тут подкину тебе неплохой видеоряд. Вот, смотри.

Перед «глазами» побежали эротические сцены.

- Да ты, смотрю, не брезговал, «Василич».

- Хе-хе… Молодость - она такая, - прохихикал «предок». – Молод ты, конечно, ещё. Хотя… Когда ещё это смотреть, как не в твоём возрасте. Позже на живых представителей сего племени будешь смотреть и не только. Ха-ха… А пока, хе-хе, только визуальный контакт и рекомендован.

Но, к моему и Любочкиному огорчению, манипуляции «кровати» и мои концентрации на детородном органе к желаемому для нас с Любочкой результату не привели. Хотя мне показалось, что внутри и внизу живота у меня потеплело. Кстати, я почувствовал, что и у Любочки потеплело тоже. Или мне показалось? Честно говоря, я на любочкином, э-э-э, лобке, концентрировался дольше и тщательнее, чем на своём. Она очень хорошо отражалась на одном из моих зеркал.

- Однако, я устал, словно пробежал марафон, - проговорил я

- И это понятно. Ты сам не замечаешь, а твоя энергия расходуется.

- Ты видишь?

- Ну, я-то в ней и нахожусь. Эта энергетическая оболочка является некой батарейкой. Без неё организм не работает. Это как аккумулятор в автомашине. В будущем станут выпускать такие автомашины с компьютером. Э-э-э… С процессором. С ним она будет ездить экономичнее, быстрее, умнее.

- Как это, умнее?

- Ну… Затормозит, когда водитель проспит, покажет дистанцию до опасного препятствия. Сам, в конце, концов, от везёт тебя, по заданному маршруту. Так работает и мозг живого существа, человека. Но без аккумулятора нет работы. Думаю, здесь и находится душа.

- Говорят, душа находится в сердце, а не в какой-то оболочке, - задумался я. – Как она может быть снаружи тела?

- Я не говорил, что она снаружи тела. Я сказал вокруг. Центр находится где-то в сердце, да. Но она, как та же космическая туманность. Всё в этом мире подобно. И малое, и большое, и великое.

- Хочу отдохнуть, - сказал я, утомившись слушать лекции «предка».

* * *

Наутро процедуры повторились, только не было отца. Зато пришла мама и долго плакала. Это так растревожило мои чувство, что я, сквозь рекой льющиеся из глаз слёзы, произнёс слово «мама». На это моё слово сильно отреагировали профессорские помощницы-практикантки, которые вызвали профессора, а он стал меня везде щупать и заглядывать в глаза и бить молотком и колоть иглой. Когда было больно, я говорил «ой», а когда сильно больно - «бл*ть». Это сильно веселило профессора и вгоняло в краску маму.

- Не мучьте его, профессор, - наконец попросила она. – Ему же больно.

- Больно, мамаша, это очень хорошо! Очень-очень хорошо! Я бы сказал – замечательно! Это значит, что ещё не всё потерянно. Совсем не всё.

Потом врач и помощницы оставили нас с мамой вдвоём и первое, что она сказала, это попросила:

- Мишута, скажи ещё раз «мама».

Я сказал:

- Мамуля.

Язык ещё повиновался плохо и звук «ль» получился не очень, но она снова расплакалась. А когда я сжал её пальцы своими, она упала на мою худую кисть и разрыдалась.

- Тихо! Тихо! – проговорил я вполне внятно, и снова сжал её пальцы. – Всё хорошо.

Звук «р» тоже не получился.

- Нормально, Миша! Прорвёмся! – восхитился «предок». – Двадцать секунд! Полёт нормальный!

- Какие двадцать секунд?! Какой полёт?! - не понял я.

- А! Не бери в голову!

Потом снова была профессорская лекция за «здравие», а за ней кровать-массажёр-экзоскелет. Потом были водные и санитарные процедуры, как я теперь понимал, ежедневные. Катетер из меня вынули ещё вчера перед процедурами на чудо-кровати. Потом были дневные питательные капельницы, сон, после сна снова экзоскелет, ужин из витаминных растворов. Сон.

Однако много спать «предок» мне не давал. Не смотря на то, что я активно работал мозгом во время всех манипуляций с моим телом, предок» заставлял меня пытаться заставить проснуться спящие в голове нейроны. А ведь их там были миллиарды и миллиарды! Он мне сам об этом сказал.

Я спорил с ним, убеждая, что не все они всегда работают. Так учёные доказали! Процентов тридцать… Вот и пусть себе спят… А предок убеждал меня, что не работают они потому, что человек лениться их загружать информацией, но они у обычного человека всё равно находятся в активном состоянии, а мои - пассивные.

- Да, как их активизировать-то? – возбудился сам я. – Я и так делаю, что могу.

- Надо медитировать с концентрацией на этих миллиардах. И не думай про каждую клетку в отдельности. Думай о мозге в целом.

Вот я лежал и думал, думал… Иногда проваливался в толи сон, то ли явь, но начинал «видеть» эти миллиарды-миллиарды-миллиарды кляксообразных соединяющихся друг с другом клеток. Во время таких «медитаций» «предок» меня не будил и мне удавалось отлично «выспаться». А потом мы снова и снова работали.

За несколько дней такой работы я научился концентрироваться на разных частях своего тела и у меня постепенно стало получаться включать нейроны, но они, заразы такие, отключались, как только моя концентрация спадала. Рука, например, шевелилась пока я на ней концентрировался, но как только моё внимание переключалось на ногу, она отключалась. И ещё рука не могла находиться под контролем слишком долго. Постепенно мой контроль над нейронами руки утухал. Меня жутко бесило, что я со временем утрачиваю контроль, а предок только издевался надо мной.

- Зато на одном органе ты можешь концентрироваться бесконечно долго и с большей приятностью для себя. Ха-ха!

Это он имел ввиду мои эксперименты с концентрацией внимания и получении контроля над органом, главным для мужчины, как его назвала практикантка Любочка. Ей и мне удалось добиться неплохого результата сначала в экзоскелете, а потом и без него. Причём весь ход экспериментов и результаты энцефалограммы Любочка аккуратно занесла в свой «дневник наблюдений» и даже взяла образцы, хе-хе, генетического материала. Причём, профессор похвалил Любочку с очень серьёзным выражением лица и пообещал пригласить её в свою московскую клинику на ординатуру, если она закончит вуз с отличными результатами. Главное, что моего разрешения на эксперимент никто не спросил. Воспользовались, млять, беспомощным состоянием… Ох и странный это народ, учёные… На что только не готовы ради науки?

Профессору Коновалову результаты эксперимента нравились. Он каждое утро врывался в помещение, где находился я, уже обслуживаемый, как арабский шейх, несколькими молодыми красавицами практикантками – не выбрал профессор ни одной уродины - и кидался на ленту энцефалографа. Он изучал её под большой лупой, прикрученной к его рабочему столу, миллиметр за миллиметром. Он тыкал в неё простым карандашом, что-то отмечал, при этом бормоча, или напевая, и записывал себе в свой рабочий дневник.

- Молодой человек, молодой человек… Вы не представляете, как я благодарен судьбе, что она занесла меня в такие, э-э-э, е*еня, прости Господи. Я уже здесь четвёртый месяц, а всё ещё не хочу в столицу, молодой человек! Каждое утро я просыпаясь и поминаю этот город с благодарностью. Хотя здесь такая серость, что можно сдохнуть от тоски.

- У нас летом хорошо, - с трудом проговорил я, утомлённый его ежеутренними сентенциями в адрес моего любимого Владивостока.

Брови профессора взлетели, рот раскрылся и он едва не сел на пол, но Верочка – другая помощница – быстро подставила ему стул.

Проговорил я фразу чисто и ровно, тренируя её вот уже с неделю. Прошёл март и функции речи у меня постепенно восстанавливались, но говорить так чисто, по мнению профессора, я ещё не был в состоянии. Однако – был и говорил.

Что тут началось? Просто, какой-то лингво-логопедический конкурс на самое сложно-произносимое слово. Со всеми словами я не справился, но был на высоте. Гордился мной и «предок», тоже приложивший не мало усилий на этой стезе.