Другая жизнь. Назад в СССР.

Глава 25

Эта кроссовая петля имела дистанцию четыре километра с крутыми и плавными подъёмами, «плавными» и крутыми спусками. Мне нравился этот маршрут тем что он шёл по асфальту и не надо было контролировать ступни, как по бездорожью. По бездорожью, то есть, по лесам и долам, тут тоже имелось где побегать и виды на море открывались шикарные, когда забежишь на правую, как я её называл, сопку.

На ней стояла какая-то воинская часть, имелись старые орудийные капониры, старый бетонный дот, за колючей проволокой, куда мы всё равно лазили, но он был в нижних помещениях затоплен. Что удивляло, ведь он стоял на самой верхушке сопки. Вот по этой вершине можно было находить разные маршруты и бегать хоть до посинения, как говорила моя бабушка.

Там по кругу набиралось километра два. И было по-настоящему красиво и, часто, ветрено. Там, где бежал я сейчас, тоже имел место крутой обрыв высотой около пятидесяти метров с видом на море, но рядом располагался жилой микрорайон и медитировать не получалось. Зато – по асфальту.

Кроссом я увлёкся в том году. Сначала выпал снег и папа пристрастил меня к лыжам. Спуски у нас в лесу имелись в изобилии, причём разной крутизны и сложности. Была даже асфальтовая дорожка с долгим пологим спуском, по которой я и начинал пробовать себя на лыжах. Я и в декабре прошлого года несколько раз катался на лыжах. Зима снова была на удивление снежной. На лыжне ещё в том году мы встретились с Галиной, девочкой из соседнего подъезда и из параллельного класса «б». И некоторое время на почве спорта общались, но дружба почему-то не сложилась. Наверное, потому, что она редко выходила гулять, просиживая много за уроками. Родители у неё были очень строгие и дружбу с мальчиком не приветствовали.

Вообще у нас по сопкам можно было бежать и бежать, но часто дорожки выходили к колючей проволоке и табличками с угрожающими надписями «Запретная зона. Стой! Стреляю!». Пограничная зона, однако… Всё побережье… Сейчас открыли ближайшие к Владивостоку пляжи, а ещё раньше ни-ни. Граница на замке… А дальше на север по побережью все бухты закрыты. В каких-то погранпосты, а в каких-то и балы надводных и подводных кораблей. Восточный рубеж!

Попросив «предка» не тревожить меня, пока я ему не разрешу,я бежал и размышлял о своём житье-бытье. Утомлял меня иногда мой «внутренний голос»… Да-а-а… И удобно с ним – можно посоветоваться – и надоедал он жутко своими нравоучениями и сдерживанием моих эмоций. А куда их девать, эмоции-то? Они так и брызгали из меня, при любом ко мне обращении хоть одноклассников, хоть учителей, хоть родителей. Разные эмоции, но как без них? Я же не робот! А этот «предок» так и старался сделать из меня бесчувственную куклу, тормозя меня своими: «Спокойно, Ипполит! Спокойно!». Какой я ему, мля, Ипполит? В фильме «Бег», так успокаивал себя везучий игрок в карты: «Спокойно, Парамоша! Спокойнее!» А тут, какой-то Ипполит?

В голову лезла какая-то хрень и я сконцентрировался на дыхании на беге. Сразу возник образ Светланы. Без мыслей! Просто образ. Раз два, три, четыре – вдох, рах, два, три, четыре – выдох. А её образ стоит… И хитрые серые глаза с прищуром… И русая коса до пояса… И… Так, спокойно, Ипполит! Тьфу, ты! Привязалось!

Попробовал представить образ Любаши, и тоже получилось. И тоже пришлось себя тормозить на самом «интересном месте». Что за жизнь такая, подростковая?! Образы обнажённых див просто преследуют. А «предок» ещё и подшучивает, зараза! Грешно смеяться над больныи людьми, а я чувствовал, как моя «болезнь» прогрессировала. А вокруг одни малолетки. Скорее бы июльский турслёт. Там контингент повзрослее соберётся. Надо будет Татьяну попросить, чтобы подружек взяла. Хотя они и так «возьмутся». Всегда находятся девчонки, сопровождающие туристов-альпинистов. По прошлому году помню. Только молод я был тогда для них, даже для самых молодых. А в этом году шансы у меня выросли, хе-хе, как и я сам…

Настроение моё снова улучшилось. Ноги на спуске «крутились» сами по себе, как колёса, но нагрузка на голеностоп усилилась, и пришлось сконцентрироват внимание на дороге, чтобы, не дай Бог, не наступить даже на маленький камешек.

Дома я проштудировал заданные параграфы, выполнил задания и приготовил рисовый суп с фрикадельками, наделанными мамой в воскресенье. Потом я сбегал в школу и сообщил физруку, что меня на вечерней тренировке не будет.

- В кино иду, - сообщил я.

- С девушкой? - сразу точно понял он мои эмоции.

- Ага.

- Дело нужное, - вздохнул физрук, не понятно о чём сожалея, то ли об утраченной молодости, то ли о срывающейся тренировке. Ему очень нравились те движения что мы практиковали и особенно разработанный «мной» парный комплекс, основанный на липкости рук и ног. Причём, мы его выполняли парами и синхронно, как в контакте, так и на удалении. Синхронность и нравилась физруку больше всего. Мне комплекс и самому нравился, и его я придумал, действительно, сам. «Предок» только «чуть-чуть» подсказал и сам удивился, что так можно было.

Я уже был переодет в «цивильное»: брюки, рубашку и болоньевую японскую куртку. Правда коричневого, а не любимого мной, синего цвета, зато куртка была мягкой, не шуршала, как советская и с тремя разноцветными полосками на рукаве. Мама где-то доставала импортные вещи, но не «высшего статуса». Или цвет коричневый, или… Как индийский джинсовый костюм. Мало того, что ткань, из которой он был сшит, мало походила на «джинсу», так он ещё и пах, как индийская лавка специй.

Такие вещи мне совсем не добавляли, а, наоборот, отнимали статус. Знающие люди видели в чём ты одет и определяли вещи по коттону, строчке, лэйблу, клёпкам, цвету и запаху. Определяли и оценивали. Не вещи, а твой статус в обществе. Как не странно, низкий статус среди учащихся и обычных граждан продолжал тревожить меня и теперь, когда у меня, вроде как, прописался разум взрослого человека. Но оказалось, что во мне прописался не разум, а память. И это меня, когда я осознал свою свободу от чужих мыслей, натурально радовало. С одной сороны радовало, а сдругой, я понимал, что подвержен юношеским эмоциональным всплескам. Умом понимал, но справиться с собой не мог.

Отключив «предка», я не стал дожидаться тридцать первого автобуса, идущего через площадь Луговую в центр, а сел на двадцать седьмой, идущий на Чуркин вдоль трамвайных путей, намереваясь где-нибудь до остановки Спортивной пересесть на рельсовый транспорт. Однако на остановке трамвая Строительная, где располагался наш клуб самбо, я увидел Валерку Гребенникова с характерным квадратным газетным свёртком, «удостоверяющим», что в нём находятся очень дорогие фирменные диски, о чём-то разговаривающим с двумя «ребятами» чуть постарше его.

Ребята то и дело оглядывались по сторонам, а Валерка, прижимая левой рукой свёрток, ожесточённо, словно итальянец, жестикулировал правой рукой. Однако на его физиономии я вдруг увидел обречённость, и это выражение его, обычно наглого и высокомерного лица, просто вытолкнуло меня из автобуса.

Ребята то и дело оглядывались по сторонам, а Валерка, прижимая левой рукой свёрток, ожесточённо, словно итальянец жестикулировал правой рукой. Однако, на его физиономии я вдруг увидел обречённость, и это выражение его, обычно наглого и высокомерного лица, просто вытолкнуло меня из автобуса.

Трамвая ещё не было, и я спокойно подходил к трамвайной остановке, пытаясь не привлекать внимание грабителей. Всё-таки неожиданность – лучший друг нападающего. А то, что драки не избежать, я уже понимал. А меня в руках ничего не было, но я взял в обе ладони по пятаку. Не для веса, нет. Для того, чтобы не забыть сжать кулаки. Всё-таки бойцовской практики у меня было совсем мало, руки привыкли хватать и большие пальцы торчали в растопырку.

Я подошёл как раз в тот момент, когда старший и меньшего размера грабитель перешёл от слов к делу. Он ударил Валерку кулаком в лицо, но тот каким-то образом увернулся и, поднырнув под рукуи, вмазал нападавшего куда-то в ухо. Тот покачнулся, но выбросил сразу три или четыре удара, и Валерка улетел под откос к забору ЖБИ. Однако свёрток свой не выронил.

- Вы что делаете, волки?! – громко спросил я, подойдя совсем близко. Грабители на меня едва глянули, и я уже намеревался тихо ткнуть одного и второго в нервные узлы, когда Валерка, увидев меня, заорал:

- Бей их, Миха!

Ну не придурок? Однако, сам он тоже вместо того, чтобы «рвать когти вдоль откоса», стал вылазить на остановку и этот манёвр оценил старший грабитель.

- Гаси этого, - крикнул он младшему напарнику, который оказался даже крупнее меня. Ну, в смысле, чуть выше и значительно массивнее. Во мне то сейчас было килограмм шестьдесят пять.

Великан сунулся ко мне, но получил левой в челюсть и стал заваливаться назад, очень неожиданно для меня, потому, что я продолжал пытаться контролировать Валеркиного соперника, «окучивавшего» вылазившего из ямы Валерку. Да так заваливаться, что я е успел его подхватить, а он со всего маху хрястнулся затылком об рельс. Глаза его закрылись, а из-под головы на блестящий рельс стала растекаться красная лужица.

Кто-то из ожидавших трамвая граждан женским голосом истошно заорал: «Убили!», а трамвай, оказывается уже подходил со стороны "Сахалинской". И подходил именно по тому пути, на котором лежал ударенный мной грабитель. Благо, что он лежал на ближайшем к остановке рельсе. Я схватил его за обе ноги и волоком стащил с рельса. В это время глаза его открылись, и голова не брякнулась разбитым затылком на камни, лежащие на трамвайных путях.

Трамвай с удивлённой вагоновожатой проехал мимо и остановился в положенном месте, открыв двери.

- Бежим, - крикнул я Валерке, дал в ухо его сопернику и запрыгнул на заднюю площадку трамвая. Валерка последовал следом. Двери закрылись, трамвай тронулся, а мы, глядя в открытое заднее окно, увидели, как вокруг «тела» собирается толпа.

- Ты, чо, завалил его, что ли? – спросил он. – Он живой хоть?

- Был живой. Глазами лупал.

- Ты куда едешь? – спросил он тяжело дыша и заставляя себя дышать ровнее.

- В кино. А тебя куда черти понесли?

- Да вот… У Вовки забрал диски... Отвожу хозяину.

- Пи*дец, - вырвалось у меня. – Вот я попал. Это же чистой воды уголовка. А вдруг дуба даст?

- Я тебе заплачу, - прошептал Грек.

- Да, пошёл ты! – скривился я. – С тобой свяжешься… Ведь не хотел же! Млять! Как специально!

- Да, ладно… Может ещё обойдётся? Ты так неожиданно подошёл. Откуда?

- В автобусе ехал. Увидел тебя и этих мазуриков. Вот и вышел из автобуса. Млять! На свою голову…

- Хе-хе… Не на свою… Хе-хе… Ловко ты его вдарил! Левой, а так смачно. Словно насадил на копьё.

- Млять! Иди нахер! – снова выругался я. – И что теперь делать? Идти сдаваться?

- Дурак, что ли? Раз в сознании, значит сам упал. Ты только махнул рукой, он испугался, шагнул назад и зацепился за бордюр пятками. Там бордюр был.

- Бордюр ближе к рельсам. Не прокатит.

- Значит просто за асфальт зацепился.

- На бороде синяк останется. Я хорошо ему попал. Как бы перелома у него не было. Вон какой он тяжёлый. Вся сила там и осталась. В челюсти.

- Не-е-е… Всё равно… Сдаваться нельзя. Найдут, так найдут, а не найдут, так не найдут. Кто тебя видел? Все на нас смотрели. И ни одна падла не вступилась! Суки! А как что, так: «Убили!».

Меня передёрнуло от воспоминания этого, словно из какого-то кинофильма, крика. И вообще, казалось, что это всё произошло не со мной. Я что, я ни чего… Тихо мирно еду в кино… Никого не трогаю… Млять! Ну, зачем я увидел Валерку?! Пусть бы сам выкручивался. Сука! И зачем я бил в челюсть?! В живот бы отработал и нет проблем. Нельзя! Нельзя бить в голову! Никогда больше не буду бить людей в голову!

На Луговой, я чуть не проехал остановку, задумавшись, но вовремя увидел на взгорке кинотеатр «Владивосток». Увидел и выскочил из трамвая, придержав закрывающиеся двери. Даже не попрощавшись с Валеркой и не оглянувшись.

- Как шпион, мля, - мелькнула мысль.

- Может ну его нафиг, это кино? – подумал я. – У меня своё, млять, кино. Ага! Кино про фашистов и я в главной роли.

- Не страдай так, - вдруг вынырнул из подсознания «внутренний голос». – Подумаешь, стукнул какого-то мерзавца и он шарахнулся башкой. Живой же. Может и ему на пользу пойдёт как и тебе.

- А мне пошло на пользу?

«Внутренний голос» помолчал и сказал:

- Вот сейчас по-настоящему обидно было.

- Врёшь! Ты не обижаешься! – сказал я и мне вдруг немного полегчало.

В кинотеатре я назвал кодовую фразу: «Я к Надежде Евгеньевне» и меня проводили в кабинет директора. Я почему-то не верил до конца, что это правда, не смотря на память «предка». Слишком должность директора кинотеатра была «волшебной». Для детей в первую очередь. Ведь смотреть первым только что вышедшие мультфильмы, это было так волшебно. А ведь были ещё и японские мультики: «Кот в сапогах», «Без семьи». А зарубежные фильмы? Вот этот про "Смоки-Бандита" я точно не находил в памяти «предка». Значит он шёл во Владивостоке один день. Говорят, были такие фильмы, которые на давали в большой прокат. Это были что-то типа региональных кинопоказов для узкого круга лиц. Афиши висели, а билеты все были распроданы.

На афише, кстати, значилось: «Смоки и Бандит» и нарисованы полицейский в странной шляпе с полями и черноусый Бандит в широкополой шляпе типа сомбреро.

- Нормально, - подумал я. – Наверное не усну.

- О! Здравствуй, Миша! – первой поздоровалась со мной Надежда Евгеньевна.

- Здравствуйте, Надежда Евгеньевна, - поздоровался я.

- О! Ты запомнил, как меня зовут? Хорошая память - хорошее качество!

- Да! У него очень хорошая память. Он сегодня целую заметку про разведчика только прочитал и запомнил. Для доклада.

- Для реферата, - поправил я. – У вас тут мороженное есть?

- У нас всё есть, - сказала Надежда Евгеньевна, вскинув узкие, в отличие от дочкиных, брови. – У нас сегодня особый показ. У нас в буфете сегодня даже ананасы есть кусочками для наполнителя.

Её высокий голос слегка раздражал мои барабанные перепонки и мне вспомнилось, что так и было в другой жизни. Но вообще она была доброй. Просто тембр такой, словно она сразу истерит. Однако характер у неё, как показала жизнь, был выдержанный. Но я не собирался в этой жизни, кхм-кхм, его проверять. Я вообще не собирался влюбляться в её дочь.

- Я могу угостить вашу дочь? У нас же ещё есть время?

Надежда Евгеньевна удивлённо «вскинула» брови. Светлана приоткрыла рот.

- Кхм! Да, дочка, если у меня твои, э-э-э, друзья спрашивают разрешения накормить тебя мороженым, значит ты уже выросла.

- А так не видно? – спросила, буркнув, Светлана, чему-то хмурясь.

- Видно-видно, - проговорила, о чём-то задумавшись, Надежда Евгеньевна. – Может здесь покушаете? У меня в холодильнике есть мороженное. А там столько народа!

- Если не достанется, вернёмся, - сказал я. – Да, Света? Или, ты как думаешь?

- Надо же, какие манеры?! – удивилась Надежда Евгеньевна. – Ты поражаешь меня своей учтивостью, Миша. У тебя, Света, ещё не было таких, э-э-э, мальчиков.

- Мама! – нахмурившись и сделав «лицо», прошипела Светлана. – У меня вообще не было мальчиков. Это я у них была. Была, да сплыла!

- Ха-ха! – хохотнула Светына мама.

Она, почему-то, совсем не стеснялась меня, но и говорила про меня, как-то не обидно. Словно они со Светланой продолжали какую-то беседу. А может быть так оно и было, ведь чем-то они занимались до моего прихода, а пришёл я рано.

В буфете с ананасами мороженного нам не досталось, а мне почему-то хотелось именно с ними. Уже настроился, что ли? И Светлана моё расстройство заметила. Заметила и сказала:

- Что-то с ананасами хочется. А тебе?

- Да. Я уже и слюну на них выделил. Со смородиновым вареньем можно и дома поесть.

- Точно! Пошли назад.

Мы отстояли в буфете огромную очередь, потому, что пришли одними из последних. И ради чего? Ради пломбира со смородиной? А у Надежды Евгеньевны даже специальные чашки металлические, как оказалось, имелись и банку с ананасами она открыла только для нас, а это, я скажу вам, был большой дефицит.