Другая жизнь. Назад в СССР.

Глава 4

Колька весил килограмм девяносто и я с ним упарился. Но для отработки приёмов на силу, это было самое то. А вот силы в руках мне-то и не хватало, как я понял. Но понял и то, что №прошлые» навыки «липкости» руки «помнят». Понял это и Колка, который после моих уводов его руки, стремящейся меня захватить, как-то странно стал на меня коситься.

Сам он тоже немного владел этой техникой, но на уровне самбиста. А за моими плечами были долгие годы и каратэ, и китайских единоборств, типа «тайдзицуаня» с его «липкими руками». Китайским «У-шу» мы стали заниматься, когда запретили каратэ. А в девяностые годы разрешили всё.

- Заметил мои финты и Валера.

- Ты где этого нахватался? – спросил он. – Куда-то ещё ходишь?

- В смысле? – не понял я последнего вопроса.

- В другую секцию…

- Не-е-е… Дома был. С математикой и английским мучаюсь. Хочу четверть вытянуть на четвёрки.

- Молодец. А эти увёртки судьи примут за уход от борьбы и накажут, - сказал Валерий Георгиевич. Если уж уводишь руку, то сразу делай захват и бросай. Вот смотри.

Он взял на контакт руку брата и уведя её вниз и к левой ноге одновременно прихватил левой рукой ворот и завалившись со скручиванием тела направо, выставил левую ногу, перекрывая ему шаг правой. Получилась боковая подножка с падением. Не бог весть что, но два очка заработать было можно.

Я старый липкость в борьбе не оттачивал, а больше применял её в практических приёмах самообороны. Но такие штуки тоже знал. Эти приёмы были из арсенала айкидо, которое мне тоже приходилось изучать.

Все эти мысли промелькнули в моей голове, как что-то вполне естественное и я им совсем не удивился. Хотя… Какое, нафиг, айкидо, когда здесь и сейчас про него и не слышали?

- Понятно, - сказал я. – Тогда и так можно?

Я шагнул к Кольке, держа руки внизу и отдавая передний захват. Он попытался меня схватить за отворот, но я отшагнул назад, перехватив его руку своей внешней стороной кисти, и отвёл её в сторону и влево. Он шагнул назад, но я перехватил его правую ногу рукой, уводя её в лево и толкнул правой рукой в его левое плечо. Колька, свернувшись винтом, упал ко мне под ноги.

- Нихрена себе. Это как так? – удивился Валерка.

- Я не понял! Это ты меня сейчас что? Уронил без страховки? – возмутился Колька.

- Да, подожди ты! – отмахнулся Валерка. – Пусть снова покажет. Давай, хватай его.

Колька попытался схватить меня, но тело снова отшагнуло-подшагнуло, скрутило его через два рычага на противоходе и Колька снова сложился у моих ног, но уже заботливо придержанный за рукав куртки, который я вовремя перехватил.

- Вот это классный приём! – сказал, кивая головой Валерка, - но он пройдёт только один раз. Береги его Миха. Сам придумал, что ли?

Я пожал плечами.

- Ладно, продолжим, - сказал Колька и схватил меня правой рукой за отворот у шеи.

Я, машинально сделал круговое движение левой рукой, зажав кулак между плечом и шеей, с одновременным поворотом вправо корпуса, и опустил руку вниз.

- Ай, - сказал Колька и привстал на «носочки», которые я подбил вверх своей левой ногой снгаружи вовнутрь.

Колька вскинул ноги и приземлился на лопатки, чуть поддерживаемый мной за рукав куртки. Однако бумс был громкий.

- Твою мать! – выругался он снизу слегка морщась. Вечная его улыбка пропала. – Ты чего объелся, Шелест?

- Вот это он тебя приложил! – покрутил удивлённо головой Валерка. – Это что-то из боевого-прикладного. Где-то ты это всё-таки углядел, Шелест. Признавайся.

- Да, само как-то, - скривился и я, помогая ему подняться, вытягивая его руку на себя. – Давай, Коль, просто приёмы поотрабатываем?

- Ну, давай-давай, - с опаской проговорил Николай. – Поотрабатываем.

Больше я никаких фокусов себе не позволял и к концу тренировки мои фокусы вроде, как бы забылись и мы, помывшись под душем, отправились по домам. Кстати, благополучно доехав на двадцать седьмом автобусе. Я - до Энерготехникума, Городецкие - до кольца Верхней Сахалинской.

- Привет мам-пап, поздоровался я с родителями, посмотрев на них тоже совсем по другому, нежели, как вчера. И тут же, почувствовав запах жареной картошки, подумал, что мог бы и на родителей нажарить дранников. Или оставить хотя бы два им на вечер. По себе знаю, как здорово, придя домой, что-то сразу положить в рот, а не варить-жарить или греть.

- Как дела в школе? - спросил папа, не отрывая взгляд от «Красного знамени»[1]. – Справляешься с английским. Ай эм сори в коридоре…

- Понемногу. Грызу…

- Скоро и мы с мамой английский выучим, хе-хе, с помощью твоих карточек.

- А что, хорошая идея. Мне нравится. И менять можно. У тебя их уже несколько коробок.

- Это по темам.

- Правильно, Мишута. Во всём должен быть порядок и методика. Завтра, смотрю, английский? Хочешь мне рассказать?

Мама часто помогала мне с английским.

- Не сегодня, мам. Устал я очень. В Ташкент в апреле едем на соревнования.

- Едите? – удивился отец. – И тебя берут?

- И меня.

- Хм! Тренер недавно звонил мне на работу. Жаловался на тебя.

- Тебе звонил? Ты же сварщик. Куда он тебе мог звонить?

- Как куда? В сварочную! Я ему кое-какие железки варил, вот он и звонил. Заодно и о тебе поговорили.

Он посмотрел на меня.

- Ты, сын, если не можешь, то лучше сразу откажись и не позорься на таких соревнованиях. А если согласился ехать, так тренируйся. Готовься!

- Да, готовлюсь я, пап.

-И музыку громко не включай! Соседи жалуются. Да и мать тоже отдохнуть имеет право. А ты в субботу…

- Ну-у-у, пап. Я всё понял, осознал и больше не буду.

Я вдруг точно понял, что больше не буду слушать музыку. Э-э-э… Так слушать музыку, как раньше. Музыку я всегда любил и даже сам играл на гитаре…

- Я играю на гитаре? – спросил я сам себя и понял, что, да «когда-то давно» играл. - Хе-хе... Давно.

Картошку явно готовил отец. Рук был слегка пережарен. Он добавлял его почти сразу с картошкой и он у него сгорал. Я снова подумал о сегодняшнем факте, как о чём-то далёком. Та-а-а-к… Не сорваться бы в штопор и не растеряться в прошлом, настоящем и будущем.

Я ел картошку в «своей» комнате, где у меня стояли учебный стол, диван в нише и два шифоньера. Родители спали в зале. Там же стоял телевизор, ещё один диван, пара кресел, журнальный столик и стенка производства Приморской «Дальнереченской мебельной фабрики. В общем, всё, как у всех.

Замочив в тазу куртку-самбовку, решив, что постираю завтра, я прочитал ещё раз английский текст про «Ленинский Комсомол», а не Клиффорда Саймака, вспомнил английские слова и завалился на диван. Вернее, это я сначала завалился на диван, а потом почитал текст по комсомол и пролистал карточки со словами, лежащие в учебнике. Перевод слов в учебнике решил не подписывать карандашом, как было ещё недавно. Да-а-а… Вздохнул я...

Щёлкнув выключателем, что висел на шнуре и погасив настенное бра, я погрузился в темноту. Уже будучи раздетым до трусов я лишь натянул на себя откинутое в сторону одеяло и, положив его край между ног – детская привычка – постарался заснуть. Сон, однако не шёл. Тело ломило от тренировки и мысли то и дело возвращались к тому, как и что я делал в спортзале.

Странно, но мысли о девочке Свете отошли куда-то даже не на второй, а на третий план. На первом была сегодняшняя тренировака, на втором – мысли о завтрашнем школьном дне, уроках и разговоре со Светланой Яковлевной, а на третьем месте – она с её золотыми волосами. Не-е-е… Скорее – пшеничными. Таким, какими становились мои волосы летом, выгорая на солнце.

Сейчас в моде были длинные причёски у ребят и у меня тоже была причёска «ветерок». Это когда чуб расчесывается на две стороны и поднимается вверх. Но у меня получался не ветерок, а просто пробор посередине. Волосы были слишком мягкие. Но волосы слегка вьющиеся, и это многим девушкам нравилось. Кхе-кхе… Будет нравится. Вот блин! Так запутаешься! Что было? Что будет?

И что вообще со мной стряслось? Вот какая мысль вылезла на первый план. Вчера я, почему-то, уснул быстро. Наверное, перевозбудился. Сейчас я осторожно «полез» открывать те засовы, что навесил на память того пришельца, что проник в мою голову и принёс мне мою память. Но точно мою память? А может быть чужую? Но девочка Света и её «история» со мной, это моя история, моя память. А значит и остальное тоже. Хотя… Не факт, не факт. Там так много какого-то сложного и не соответствующего современной действительности, что я срочно придавил дверь в чужое прошлое. Или чужое будущее? Нафиг оно мне нужно? Даже если оно моё, в чём я лично, глубоко сомневаюсь.

- Света-Света-Света, скушай два билета, - глупо срифмовал я. – Красивая девочка Света на стрит Сахалинской жила. У мамы взяла два билета, ко мне с предложеньем пришла. Пошли ка в кино мальчик Мишка, на семь сорок восемь вчера. Тебе там и будет и крышка, и пышка, и тратарара…

Я спал и всю ночь сочинял стихи про девочку Свету, но проснувшись помнил только эти первые строчки. И то... скорее всего, неверные.

Английский язык был первым уроком и я его вроде как не завалил, получив твёрдую четвёрку, как сказала Людмила Фёдоровна. И даже похвалила… А я был собой недоволен. Я-то был уверен, что английский я знаю, а тут даже некоторые слова, что вчера учил – забыл. Но читал я неплохо и даже смог кое-как пересказать. За что англичанка сказала, что поставила карандашом пятёрку на следующей клетке журнала. То есть, если я не завалю следующий урок, пятёрка у меня в кармане.

Просто она после того, как мы разобрали текст спросила, кто способен пересказать это, довольно таки большой текст. Подняла руку Новикова Ирина и я. Англичанка сильно удивилась и позволила мне пофантазировать на тему Ленинского комсомола. Получилось у меня не очень, мне не понравилось, но кое-кто из учеников был в восторге. Как и англичанка, которая лишь пару раз поменяла форму глагола в моём повествовании.

На других уроках меня не спрашивали, а вот Людмила Давыдовна Пляс, учитель математики, вызвала меня к доске и мучила по этим, чёртовым производным битых пол урока. Я едва не рыдал у доски, зато класс веселился. Пока Людмила Давыдовна не метнула в Лисицына мелом и не попала ему прямо в лоб.

- Ха-ха… Меткая тётка была, - подумал я. – Э-э-э… Почему была-то? Вот она передо мной. Да-а-а… Крындец! А ведь я её, помнится, хоронил. В смысле присутствовал на её похоронах. Торжественные были похороны... Столько людей приехало и пришло. И Лисицын, к стати тоже был и другие бандиты и хулиганы. Да-а-а… Столько цветов навезли, что капец. Хотя… Какой Лисицын хулиган? Лисицын - просто балбес. А вот другие, которые хулиганы и даже бандиты, они и несли её гроб… Уважали силу и волю!

Это промелькнуло у меня в голове. Я вылупился на живую ещё учительницу. И ведь проживёт она дольше всех других наших учителей, хотя уже и сейчас ей лет сорок.

- Ты что это, Шелест, побелел весь? – спросила она немного хрипловатым, но вто же время высоким голосом. – Иди-иди, присядь. Хорошо ответил. Видно, что учил и пытался разобраться.

- Ты, Мишка, прямо зелёный, - сказал Костик. – Разрешите я Шелеста умыться выведу, Людмила Фёдоровна?

- Сходи-сходи, Костя…

- Пошли, давай, сказал Костик и первым выбежал из класса.

- Вот жучара, - подумал я.

- Та-а-а-к! А отвечать пойдёт. А где Швед? Ах он паршивец! Заболтал бабушку.

Послышался каркающий смех Людмилы Давыдовны. Да и я от смеха чуть не подавился, видя, как Костины пятки скрываются в туалете. Математичка на том уроке обещала нас обоих спросить, так как мы снова играли в морской бой и она нас застукала конкретно. Вот он и сбежал. Ха-ха!

---------------------------------------------------------------

[1] «Красное знамя» – региональная газета Приморского краевого комитета КПСС при СССР.