Другая жизнь. Назад в СССР.

Глава 19

Андрюха, кивнув мне на приветствие и поблагодарив за подарок, тоже увлечённо внимал Наташке с Сергеем, а поэтому я незаметно ретировался и сел туда, куда посадили, и стал есть то, что наложили на тарелку: крабовый салат и голубцы.

Разговор шёл о каком-то походе по Атлантике, заходе в Египет, и я понял, что часть гостей – военные моряки, сослуживцы и друзья хозяина дома, а другая часть родственники, но тоже, люди в секреты государства посвящённые. Ел я медленно, а потому, через пять минут сидения за столом был в курсе секретного перехода подводной лодки специального назначения Б-69 в северную Атлантику вместе с экипажами комплексов «Селигер». Как оказалось – это глубоководный аппарат с гидронафтами на борту, который на тросе по дну тянула подводная лодка. От услышанного у меня приоткрылся рот, я подавился кусочком хлеба, закашлялся, и на меня обратили внимание.

- Вы кто, юноша? - спросил меня суровый на вид гость.

Суров он был потому, что так хмурился, что, казалось, его кустистые брови совсем закроют глаза.

- Ира, кто это? Что за шпиона ты нам подсадила?

- Это не шпион. Это гость Андрея. Он только что пришёл, - сказала хозяйка квартиры, - и ещё не кушал. А вам бы только государственные тайны за столом выбалтывать. Вон, всё ЦРУ с МИ-6 собрались вокруг нашего дома. Я вот возьму и напишу на вас рапорт, как положено, между прочим!

- Да, я ничего и не понял, - проговорил, пожимая плечами я. – Селигер, какой-то… Озеро такое есть.

- Твою, дивизию! - схватился за голову кто-то из гостей.

- Забудь это слово, мальчик, - сказал хмурый дядя.

- Да, что там скрывать, когда ещё на испытаниях американцы этот проект так и называли. И все походы контролировали. Только благодаря тому, что лодка шла под брюхом у научника и когда надо ныряла, мы кое-как скрыли места проходов. И то… Херня всё это. Мы же знаем, что это проект…

- Валя, ша! – крикнул другой гость. – Мы уже и так наговорили тут каждый лет на десять. Ша, братцы!

- Я уже забыл про Селигер, - сказал я. – Давайте, я лучше вам про подлодку спою. Здесь, похоже, все из подплава?

Я, не дожидаясь разрешения, встал и сходил за гитарой, которую в коридоре проверил, и снова вернулся в зал, где продолжала висеть угрожающая тишина. Я стал перебирать струны и запел:

- Лодка диким давлением сжата, дан приказ: «Деферент на корму-у[1]…

Второй куплет подпевали все: кто себе под нос, а кто и во весь голос. У меня голос был слабый, поэтому я не настаивал на лидерстве, а потихоньку сошёл на второй план.

Песня закончилась, а я сразу, чтобы не было вопросов и просьб, начал другую:

- Задраили верхние люки, штурвала блести колесо, ввиду долгожданной разлуки всем выдан «Абрау Дюрсо»…[2]

А потом следующую:

- Кто свободен от вахты наверх… Полчаса… И опять в глубину… Свято верим, что ждёт нас успех, но глаза: в облаков белизну…

И следом другую:

- Синее море, только море за кормой…

Я родился в семье моряка, я жил среди моряков, я дружил с моряками и любил море. Поэтому я знал эти песни. В смысле… Э-э-э… Я - «будущий» знал эти песни. И, хотя, я не разучивал их, но, погрузившись в транс, достал эти песни из своей теперь уже памяти.

- Лодка вдаль выходит ночью, разрывая море в клочья, разрывая узы счастья с берегом родным…

- Постой-постой, - прервал меня «суровый гость», прежде чем я начал очередную песню. – Ты откуда столько песен про моряков-подводников знаешь? Это же надо?! Подтянуть стальные пояса… Кто-то слышал такие песни?

- Кроме «Усталой подлодки» я ничего не слышал, - сказал кто-то.

- И я…

- И я…

- Новые песни…

- Это он, наверное, в Женькиных записях нашёл, - сказал, глядящий на всё это действо, Андрей Тиханов.

Оказалось, что и все ребята как-то пытаются разглядеть, что происходит в большом зале, хе-хе, театра…

- Так и есть, - кивнул головой я. – Там у него целая бобина с обеих сторон записанная. Думал, разучу к девятому мая. Вдруг пригодиться? Да и вообще… Хорошие песни…

- Не то слово, да, отцы – командиры? Ты нам перепишешь ту плёнку?

- Не вопрос, - пожал плечами я, думая, как потом выйти из ситуации.

- У тебя ещё, похоже, есть песни?

- Я же говорю… Ещё на час примерно.

- Послушаем ещё?

- Только выпить надо!

- Это мы разом. Раз-два взяли!

Гости выпили-закусили и я продолжил. А гости послушали-послушали и ещё потихоньку налили-выпили, а потом ещё. Завязался тихий разговор. Но я не протестовал, а наоборот сбавил громкость своего пения. А ещё через минут двадцать, я потихоньку «пошёл попить водички» и в зал не вернулся.

- Ну, ты и выдал, Мишка. Концерт по заявкам, - пробасил Андрей Тиханов. - Почти целый час пел. Пальцы ничего?

- Пальцы в ауте! – сказал я. – Стёр до локтей.

- Ну, ничего! Знаешь, кому пел? Это же капраз Филипьев. Ему за какую-то секретную операцию в семьдесят третьем году звезду героя вручили. Какую-то новую подводную технику испытывал. Они с отцом дружат давно. Отца же с Балтики сюда перевели. Удружил ты им. Спасибо тебе.

- Да брось ты, Андрюха. Делов-то, - сказал я и подумал. - Это я им ещё про К-19 не спел

* * *

Песни про подводников и моряков пришлось записывать на следующий день в своём исполнении, благо, что в коробке с плёнками, Женькин студийный микрофон лежал, а «Нота» имела функцию наложения, то есть, воспроизведения одного канала с синхронной записью на другой канал. Поэтому я немного «поизгалялся», вспомнив, как делал это Женька со своими первыми записями: сначала записал гитару на один канал, потом записал соло-гитару на другой. Потом на второй канал записал голос, потом записал бас-гитару на первый канал и ещё голос в унисон. В общем, с одним микрофоном, что-то похожее на Женькину стерео-запись получилось, ха-ха…

Урокам я в этот день уделил мало времени, но своё вечернее семичасовое у-шу не пропустил. На удивление, пришёл физрук, да не один, а с физручкой. Я уже двигался и они просто пристроились за мной и стали повторять мои движения. Физрук некоторое время поубеждал физручку, что так и должна проходить тренировка. Без объяснений.

- Это какое-то обезъяничание, - сквозь транс слышал я её голос.

-Так и есть, - соглашался физрук. – Это такой принцип. Постепенно всё получится. Правда тут много форм…

Я понял, что он прав. И вторым заходом сделал комплекс из двадцати четырёх форм.

- Это что-то другое? – спросил физрук.

- Это короткий комплекс. Длинный - предназначен для более глубокой проработки определённых групп мышц, нервных окончаний и более глубокого психофизического погружения. В нём есть повторы. В этом повторов нет.

Мы очень медленно и несколько раз прокрутили эти формы и я, предупредив, переключился на большой комплекс, а учителя, оба удовлетворённые и что-то между собой обсуждающие, покинули стадион, не отвлекая меня формулой прощания. Я же стабилизировал свой дух с телом, только после пятого цикла. У меня из головы не выходил допрос, который учинила мне оперативник. Сглупил я, согласившись на опрос в присутствии.

Как сказала мне завуч, следователь попросила оперативного работника предварительно опросить меня, чтобы потом всё быстренько перенести в протокол. И у опера действительно имелся документ под названием «отдельное поручение», выписанное следователем по уголовному делу такому-то. Приехавший опер сказал мне, что опрос это не допрос и я могу отказаться от опроса в любой момент, но лучше этого не делать, так как допрос – процесс медленный, скрупулёзный и волнительный, как для потерпевшего, так и для его взрослых представителей. И к нему нужно привыкать постепенно. Чем мы, говорит, сейчас и займёмся.

И я, дурак, повёлся на эти оперские штучки. И меня спасло то, что милиционер проговорился, что у Людмилы Давыдовны тоже повреждения средней тяжести, поэтому, де она не ходит в школу. И вот тут меня словно током ударило. Я вспомнил про слова директрисы, о том, что за мои телесные повреждения кто-то должен ответить.

- А за её телесные повреждения кто ответит? Не я ли? – вдруг подумалось мне.

А опер крутил меня вокруг моего приёма с падением, когда я, но, слава всем Богам, я как-то сразу с ним не очень откровенничал. Именно поэтому больше приходилось говорить ему и он ляпнул лишнего.

- Так что там за приём ты применил против Людмилы Давыдовны, спросил он, и я вдруг понял, что наш разговор записывается.

Дело то проходило в кабинете директора, и следователь сидел за её столом. А что лежало в столе?

- Какой приём?

- Ты ведь рассказывал директору, что захватил Людмилу Фёдоровну за руки и крутанул вокруг тела. От этого она и упала не на парту, а на пол.

- Ха-ха, - мысленно рассмеялся я, а вслух произнёс. – Во-первых, ничего подобного я никому не говорил, во-вторых, - Людмила Давыдовна упала не на пол, а на меня. В третьих, я просто пытался её удержать от падения на парту, потому, что она летела головой прямо в угол стола.

- Ты успел это заметить? – с ехидной улыбочкой спросил меня милиционер.

- Да. Я смотрел прямо на стол и траектория полёта Людмилы Давыдовны мне была ясна. Это она, пролетая мимо, схватилась за мою правую руку и потянула меня за собой и как-то так получилось, что я оказался под Людмилой Давыдовной.

Поняв, что меня играют в тёмную, я послал джентльменство в задницу. Чего это я решил выгораживать кого-то? И чего выдумывать? Кто там кого спасал? Всё неслось, как в сумасшедшей карусели. Да, я пытался её перехватить, но ведь она первая схватила меня за руку, пролетая мимо. Она хотела задержатся за директрису, но промазала и схватила меня. А закрутило меня от того, что она, как утопающий, схватилась за мою левую руку правой и потянула. Вот я и ударился головой вместо неё.

Про то, что учительница потянула меня за руку, я говорить оперу не стал.

Милиционер попытался провести следственный эксперимент, но я категорически отказался, сказав, что рисковать снова упасть и стать дураком у меня желания нет.

- Ну… Дураком можно стать и просто получив по голое, - скривив в ухмылке губы, сказал милиционер.

- Ничего себе заявка, - сказал мой «внутренний голос». – А ведь это угроза. Что тут творится в этой школе? Я же помню и директора, и Людмилу Давыдовну… Это же были милые люди. Даже Рагиня была не особо злобной.

- Её Женька Дряхлов довёл до белого каления. Да и всех довёл до РОНО. Тут такая проверка была… Сначала из Райкома партии, потом в райкоме партии. Там сняли кого-то. Рагиню чуть не уволили.

- Из-за Женьки сняли? – удивился «внутренний голос».

- Говорили, что да. Кажется, Попова Виктора брата и какого-то секретаря. А меня они, наверное, из-за Женьки и не любят. Дружили мы с ним.

- Так прошло три года! – мысленно воскликнул «внутренний голос».

- Прошло. И было всё хорошо, пока не появился ты, а я не попал головой в угол парты и не впал в кому. Ты появился и всё пошло не так. Я сильно изменился с тобой внутри. Ты же помнишь, как отреагировали ученики на мои поступки. Да я прежний вряд ли бы попытался удержать Людмилу Давыдовну. Падала бы она и падала…

- Ты жалеешь, что я в тебе? – спросил обиженно «предок».

- Ты обижаешься? А говорил, что у тебя нет эмоций.

- Это ты перекладываешь в своей голове мои слова на эмоции. И это даже и не слова вовсе, а мысли, а ты интерпретируешь их как слова. Тебе так привычнее. Эта наша «беседа» промелькнула, как вспышка света. Её даже милиционер не заметил. Который, кстати, сейчас тебя спросит. Видишь, как напрягся и покраснел.

- Ты не боишься, что тебя старшеклассники накажут? Я слышал. Что у тебя в школе много недоброжелателей. Тебе нужно дружить с милицией. Я могу с ними поговорить. Только ты мне всю правду расскажи.

- Да, какая же вам правда нужна, товарищ милиционер?

- Ну как какая? Ты ещё вчера говорил директору, что провел приём, накрутив математичку, ой, Людмилу Давыдовну на себя. И обещал показать это на следственном эксперименте. Сегодня ты утверждаешь, что ничего этого не говорил и следственный эксперимент проводить не хочешь.

- Так, э-э-э, у нас следственные действия, или опрос?

- А что ты понимаешь в следственных действиях?

- Ничего не понимаю. Вы сами сказали, что это разные вещи. И на ваши вопросы я могу отвечать, а могу и не отвечать. А допрос – это совсем другое.

- Ты про ваших хулиганов понял? Не хочешь под мою зщиту?

- Ну, защищать вы меня так и так должны и если что-то знаете о готовящемся преступлении, или даже правонарушении, обязаны оное пресечь.

Милиционер выпучил глаза.

- Оное? Пресечь?

Он посмотрел на директрису. Та развела руки и промолчала.

- Да-а-а… Ну ты и фру-у-у-кт…

Я посмотрел на опера и промолчал, помня про запись беседы.

- Всё перевернул! То одно говорил, сейчас - другое… о твоим словам выходит, что это Людмила Давыдовна виновата, что ты головой ударился? Потянула на его… Вчера сочувствовал… Теперь обвиняешь…

- А не надо «лепить горбатого», гражданин милиционер, - вырвалось у меня. – Вы-то зачем сову на глобус натягиваете?

- Кого? Куда? – нахмурился, пытаясь понять, что я сказал, милиционер.

Был он молод, вихраст, но коротко стрижен. Одет он был в серенький невзрачный костюмчик и форменные ботинки фабрики «Скороход». Хорошо выглаженная рубашка невнятного цвета красно-синела клеткой. Брюки тоже удивляли наглаженностью. Это я заметил, когда он встречал меня в дверях директорского кабинета.

- Аккуратный милиционер, - отметил тогда я про себя.

Он поначалу на меня произвёл благоприятное впечатление. Сейчас, по мере общения, его наряд и улыбающееся лицо мне нравиться переставали. Как, впрочем, вероятно, и я ему.

- Ты что несёшь? Какого горбатого? Какую сову? Ты как себя ведёшь с представителем закона?

- А как я себя веду с представителем закона, который пытается вынудить меня себя оговорить, применяя, между прочим, методы психологического воздействия на несовершеннолетнего.

- Какие методы? – возмутился опер.

- Методы запугивания! Вы же запугивали меня физической расправой старшеклапссников.

- Я не запугивал, а предупреждал, - насупился опер.

- А я испугался и сейчас не могу ни о чём думать, кроме этого. Даже про уроки думать не могу. Мне к детскому психологу надо. Вы запугали меня и я обязательно упомяну это во время протокола допроса. А ещё…

Я встал и подойдя к столу, раскрыл ящик, в котором лежал и вращал бобинами небольшой, по нынешним меркам, катушечный магнитофон.

- А ещё вы проводите незаконное документирование беседы с несовершеннолетним, что запрещено советским законодательством.

- Док-кументирование? – ошарашено произнёс милиционер. – Как-кое док-кументирование?

- Вот, - я просто показал рукой на вращающиеся катушки. – Идёт запись нашего разговора. Светлана Яковлевна, видите, что у вас в кабинете твориться?

- Это не то, о чём ты подумал, Миша, - потупя глаза, проговорила директриса.

- Всё ясно с вами, граждане, - сказал я и вышел из кабинета.

* * *

Следователь не уведомляла родителей, а просто пришла к нам домой вечером и провела допрос меня, как потерпевшего. Ничего нового я ей не сказал. Через неделю уголовное дело было прекращено за отсутствием состава преступления, и Людмила Давыдовна вернулась в школу. По факту, получалось, что я сам, стараясь уберечь учительницу от падения, упал и поранился. Ну! И зачем было выдумывать? Ах, да… Я же лежал в коме, а они струсили… НУ, да ладно…

- Ты извини, Миша, что так получилось, - сказала математичка.

Она вошла в наш класс и мы все, поднявшись из-за парт, замерли.

- Садитесь, дети, - сказала она и тоже села за свой стол.

В классе висела абсолютная тишина и тут она и произнесла своё извинение.

- И спасибо тебе. Ты спас мне жизнь.

Она промокнула платком уголки глаз.

- Хотя, ты едва не оторвал мне руки. Но это мелочи, по сравнению… Кхе-кхе… В общем, спасибо тебе.

- Пожалуйста, Людмила Давыдовна. Хорошо то, что хорошо кончается.

Она внимательно посмотрела на меня.

- Как твоя голова?

- Да, нормально, - пожал плечами я.

- Он по-английски говорить научился, - выкрикнул Ерисов. – Ударился и заговорил.

- Такое бывает, - хмыкнула математичка. – Но с математикой такие дела не проходят. Чаще – наоборот. Но я тебя подтяну, ты не переживай.

- Спасибо, Людмила Давыдовна. Но к сегодняшнему уроку я готов.

- Так вам же ничего не задавали, - удивилась учительница. – Уже недели две?

-у Тани Федосеевой задания брал.

Я не стал говорить, чтобы не подставлять класс, что задания нам задавали постоянно, однако...

- Ах, да…

Она обвела класс глазами.

- Что-то я не подумала. А ведь верно…

Ученики прятались за спинами друг друга. Людмила Давыдовна вздохнула.

- Ну, ладно, Шелест. Снова начнём с тебя… Заодно проверим, много ли осталось в твоей голове из того, что было.

- Усушка-утруска? - пошутил я, вставая, и класс оживился.

- Лучше не начинай, - спокойно сказала со вздохом Людмила Давыдовна. – Помни, чем твои шутки тогда кончились. А ещё больше помни, чем всё могло закончится.

- Помню, Людмила Давыдовна, и вряд ли когда забуду.

Она задумчиво посмотрела на меня.

-----------------------------------------------

[1] "Усталая подлодка" - https://vkvideo.ru/video-124025085_456241492

[2] https://rutube.ru/video/4f5db25aa626cf050d63099fe4cb3270/?r=plwd