Сегодня была пятница и это был не последний день учебной недели.
- А как может быть по-другому? – спросил я сам себя.
- У школьников может быть пятидневка, - сказал внутренний голос.
- Прорезался, - саркастически констатировал я имея ввиду моё второе «я». – Как это пятидневка? Как на заводе, что ли?
- Типа того.
- Это было бы неплохо, - вздохнул я, отряхивая у входа от снега ботинки.
Сменную обувь мы, в старших классах, почему-то, не носили. Как и форму в старших классах. Странная была школа. Да, по моему, никто во Владивостоке никогда форму не носил. Или, скажем так, очень немногие. Брюки и белая рубашка – вот какая была школьная форма у мальчиков.
- И почему я об этом СЕЙЧАС подумал? – мелькнула мысль. – Никогда не думал, а СЕЙЧАС подумал. Зачем мне эти мысли? Мне сейчас нужно думать об алгебре. Ведь спросит же, Давыдовна снова.
Однако математичка сегодня с чего-то вдруг, забыв про всех, почему-то вернулась к объяснению последовательностей. Мне было пофиг, а Новикова спросила, когда ей разрешили.
- Что, Ира?
- А почему мы снова вернулись на две темы назад? – спросила она.
- Грхм, - каркнула Давыдовна и почему-то посмотрела на меня. – Да потому, Ира, что некоторые…
Она сделала паузу со «значительным выражением на лице».
- Потому, что некоторые, вместо того, чтобы сказать, «любимой учительнице», - тут тон её был предельно саркастическим, - что мы пропустили два параграфа, выпендриваются. Кто вам задавал «Производные» учить? А вышел Шелест и начал нам рассказывать. Ну, спросила я не подумавши и перепутав темы, а он и начал рассказывать.
Она всплеснула руками.
- Нет, чтобы сказать, что «не задавали». Ты специально, Шелест, да?
- В смысле, не задавали? – удивился я.
- А в прямом, Шелест, смысле. Я на тот урок задавала главу третью, параграф пятый «Действительные числа», а ты мне, что стал плести? Про производные. Совсем сбил с панталыку бабушку.
- Что спросили то и стал плести, - буркнул я, думая, что ведь я учил именно производные, ждал, что меня спросят производные, а она их и спросила. Интересно…
Она подошла ко мне поближе.
- Дать бы тебе, Шелест, ремня хорошего, да отец, наверное уже и не справляется.
Я сидел обалдевший.
- Честное слово, я не специально, Людмила Давыдовна, - пробубнил я.
Пляс подошла ближе. Я вздохнул и приготовился к удару, но не согнулся, а наоборот выпрямил спину. В руках Людмилы Давыдовны была толстая указка. Много она таких палок о спины пацанов сломала, но ученики на трудах их точили с упрямым постоянством, как и швабры.
- Хорошо, что у неё не швабра, - грустно подумалось мне.
Я смотрел на неё без страха, но с трудом сдерживал дрожь тела.
- Я не специально, - повторил я.
Пляс так резко развернулась на каблуках, что скрипнула-хрустнула облупившаяся под толстыми каблуками зелёная краска.
- Та-а-а-к, продолжили слушать! – скрипнула и она и пошла от меня.
- Я чуть не уссался, - тихо сказал Костик.
- А я кажется, да, - сказал я, и Наташка Терновая прыснула в ладонь.
- Что такое, Терновая, я говорю смешного? – спросила, проходя между рядами в сторону доски математичка, даже не оборачиваясь.
- Ничего, Людмила Давыдовна. Это я чихнула.
- Будь здорова,- снова зловеще проскрипела учительница.
- Спасибо. Извините.
- Может быть её и будут уважать потом, - подумалось мне, - но сейчас её боятся даже девчонки.
На большой перемене подошёл Гребенников и спросил, как всегда нагло улыбаясь:
- Какая доля от бизнеса тебя устроит?
- Восемьдесят процентов, - не задумываясь, сказал я.
- Сколько?! – в буквальном смысле слова раскрыл рот Валерка и тут же его захлопнул, увидев мой взгляд, сконцентрировавшийся на его челюсти.
- Мало? Готов предложить девяносто? Я согласен, - спокойно и без пацанских ужимок сказал я.
- Да, ты охренел! Там делить-то нечего. На балке пласты получается продать рублей на тридцать дороже. Я цену не ломлю. Даже пятьдесят процентов – это всего мне будет пятнашка. А раз на раз не приходится. Мне тогда проще к пятаковским примкнуть. Я же с их района переехал. Помнят ещё.
-Примыкай, - пожал плечами я.
- Так они и на балку, и после балки вместе, а мне одному чапать совсем в другую сторону.
- Ну не примыкай, - снова пожал плечами я. – Что ты попу морщишь? Я в столовую хотел сходить.
- Херня вопрос, как ты говоришь! У тебя там тётя Маша. Наверняка для тебя блинчики оставит.
Я мысленно согласился с Валеркой, но разговаривать мне с ним не хотелось. Что-то от его бизнеса подванивало падалью. Но на балку, в смысле – барахолку, я хотел наведаться, и Валерка был бы кстати. А может быть и нет. Может быть самому просто сходить? Тупо прийти и посмотреть. Почему «тупо»? А фиг знает почему всплыло это странное слово.
- Знаешь что? Я готов с тобой один или два раза прогуляться за фиксированную ставку в пятнадцать рублей за маршрут. Согласен?
- Согласен, - расплылся в улыбке Валерка.
- Ага, попался, - подумал я. – Значит, надо просить больше. Хотя… Почему это он попался? Пока попался я. Надо было сразу просить больше, а потом сползать.
- Торговаться надо, бестлоч, - сказал разочарованно внутренний голос. – А так торговля шла…
Валерка метнулся куда-то в сторону Ерисова, а я сплюнув себе под ноги, пошёл на выход из рекреации в сторону учительской, посмотреть расписание уроков Громовского десятого «Б». Узнав, что они после перемены пойдут на химию, спустился в «подвал». Громов в столовой питался очень редко. Голодал он или питался домашними припасами, я не знал, но озадачившись, как найти Громова я и вспомнил, что в столовой я его видел редко. Почти никогда.
Встретив по пути Татьяну Мисюрину и Ольгу Васильеву, девчек из его класса и из его дома, спросил, где Громов.
- А я знаю? – пожала она плечами и Ольга Васильева посмотрела на меня, как на дурака. - Дома, наверное. Ангина у него, - сказала она.
- О, как! – удивился я. – Облом!
- Чо хотел-то? – спросила Ольга, лупая на меня рыжими ресницами. По её конопатому лицу блуждала сложная гамма чувств, выражающая недовольство. Она то закусывала губу, то морщилась, то хмурилась. Иногда она дёргала плечами, словно помогая себе выразить ко мне свой негатив.
- Пошли, Таня.
Мисюрина смотрела на меня с интересом. Она была намного симпатичнее Ольги и нравилась мне больше. Она и контактнее была, когда мы собирались «двором» и играли в разные детские игры. Теперь они стали постарше и детские дворовые шалости с их участием прекратились.
- Сходи к нему домой. Он с понедельника в школу не ходит. Мы пойдём с Олей сразу после школы. Да, Оля?
Оля снова скривилась.
- Пойдёшь с нами?
- Я позже зайду. Спасибо, что сказали.
- Пожалуйста, - с некоторым удивлением на лице и в голосе, сказала Татьяна. – Ты такой вежливый. Вот с кем, Оля, дружить надо, а не с твоим Тихоновым. От него ни спасибо, ни пожалуйста не услышишь. Что ты к нему липнешь?
- Хе! Надо больно! Маленький он ещё, чтобы с ним… дружить. Засмеют. И не липну я ни к кому.
Ольгино лицо мгновенно зарделось и «пошло» пятнами, как краснеют только рыжие блондинки
- А, Мишка, какой симпатичный стал, и вымахал.
- Андрюшка выше!
- Да тебе-то зачем? Ты ему и до плеча не достаёшь. А Мише, как раз.
Она обсуждала меня то ли подкалывая меня, то ли подругу. Скорее всего – подругу.
- Вы обе красивые девочки, и я в вас обеих влюблён с детства, но мне нужно спешить. Извините. Спасибо за информацию. Целую.
Я развернулся и через две ступеньки рванул по лестнице вверх. И вовремя. Мою спину обдуло ветром пролетевшего мимо неё Ольгиного портфеля.
- Бьют, - значит любят, Оля! – крикнул я себе за спину.
Татьяна Мисюрина весело и от души захохотала.
- Дурак! – крикнула мне в спину Ольга.
- И я тебя люблю, Оля!
- Получишь ещё! Всё Андрею скажу!
Скача по лестнице и дальше в направлении столовой, я мельком подумал про Тихонова Андрея, с которым у меня были приятельско-дворовые отношения, но за Ольгу он мог и «встрять». Мало ли что она ему наговорит. Может ещё и Мисюрина подольёт масла в огонь и тогда придётся отбиваться ещё и от Ветрюка Сашки, тоже десятиклассника.
- Пошутил, блин, - сам себе сказал я вбегая в столовую.
- Съели все блины, Шелест, - проговорила, шамкая набитым ртом, Фролова.
- А на меня не брали? – спросил я отдышиваясь.
- Вот ещё, - пожала плечами Людка.
- Ну и ладно, - сказал я и, минуя очередь, подошёл к кассе.
Тёти Маши где-то не было, а за кассой сидела тётя Валя, толстая и весёлая тётка.
- А, пришёл наконец,- сказала она. – А то я уже хотела твои блины продавать.
Она вытащила тарелку с блинами, накрытую блюдцем, и подала мне.
- И компота, - я выдохнул, - два пробейте.
Ссыпав на кассовый придаток в виде тарелки для денег мелочь, я взял компот с разноса и поставил тарелку с блинами на стакан, а в другую руку взял ещё один стакан с компотом и осторожно пошёл к столиками.
- Вот только урони мне, - сказала Тётя Валя.
- Клоун! – проговорила с презрением Фролова.
Я промолчал, контролируя конструкцию, прижимая верхнюю тарелку вторым стаканом.
- Во даёт, - услышал я сзади.
- Сейчас пинка бы ему.
- Или подножку…
- Помечтайте-помечтайте, - сказал я ставя еду на стол и оборачиваясь.
Оказалось, что в предельной близости от меня находились трое десятиклассников. Одного из них, Славку Макарова, я знал. Он был боксёр и не раз , так сказать, «привлекался». Даже чуть-чуть не схлопотал срок по хулиганке.
Двоих других тоже видел, но по именам не знал.
- А что тут мечтать? Просто не успели, а так бы ползал тут в кампоте и блинах. Чо выступаешь?
- И без очереди лезешь? Блины наши забрал. А может быть мы тоже хочем блинов.
Один из Макаровских дружков потянулся рукой к моей тарелке. Мы со Славкой лично знакомы не были. Просто я знал, кто это такой, и всё. Он стоял, скрестив руки на груди и просто смотрел на меня.
Машинально я пнул чужую руку носком ботинка, подбив её вверх.
- А, бля! – вскрикнул пацан.
- Что за маты, Петрачук?! – раздалось от учительского стола. – Родителей вызвать?
Это была Людмила Ивановна – завуч. Я, контролируя троицу, узнал её по голосу.
- А что он пинается, Людмила Ивановна.
- Отстаньте от него.
- После уроков уроем, - зловеще прошептал третий и троица отошла в сторону.
- Ну вот, - подумал я, сразу начиная мандражировать. – Началось. Довыпендривался.
- Ну, вот, - сказал внутренний голос. – Началось. В моей жизни я в школе с Макаровым не пересекался. Только значительно позже. Он оказался женат на сестре жены моего друга и соседа по дому.
- Охренеть, какая полезная информация! – мысленно вспылил я, ощущая неприятную тяжесть внизу живота.
- Полезная или нет, но она есть. Мне Макаров не показался хулиганом в плане уголовной статьи. Он просто, скорее всего, был драчуном. И, кстати, на нём «весела» одна «ходка» на два года за драку. Но бандитом в девяностые годы он не стал.
- А почему в девяностые? – удивился я.
- Там были трудные времена. Полистай мою память.
- Да, нахрен не нужна мне твоя память! – вспылил я. – Мне бы со своей разобраться и не получить бы…
- Ну и получишь, и что? Что ты дрейфишь?
- Не люблю.
- А кто любит? Но ты ведь даже не стал развивать мои навыки рукопашного боя. Подёргаля-подёргался у зеркала и, думаешь, всё? И сегодня получишь. А мог бы и отбиться.
- Ой, да ладно. Каратэ твоё… Панацея.
- Я не только… Там много чего…
- Отстань. Поздно пить боржоми, когда почки отвалились.
- Ни что ещё не отвалилось. Ты прямо сейчас мог бы хотя бы подвигаться.
- Где тут, блин, двигаться? – обозлился я снова на свой внутренний голос, проглатывая последний блин и запивая его вторым стаканом компота.
- А в спортзал сходи. Физрук вывел класс на каток.
- Ну, да… Я видел. Отбирает в команду для «Золотой шайбы». А урок?
- Зайдёшь потом в медпункт и скажешь, что голова кружится и про позавчерашний случай расскажешь.
- Логично. Хорошо врёшь.
- Чья школа?
- Ну, да, хе-хе…
Я отнёс посуду и вышел из столовой, которая находилась как раз напротив спортзала. Ещё раз прикинув все за и против, я шагнул в его сторону и прозвучал звонок на урок. Зал был открыт почти всегда. Физрук прятал лёгкий инвентарь у себя в кабинете и позволял факультативу ОФП вечером играть в волейбол.
Сейчас в спортзале я увидел давешнюю троицу, что приставала ко мне в столовой. Сердце ёкнуло, однако я как-то вдруг собрался и серьёзным тоном сказал:
- Увидел, что вы сюда пошли и подумал, что на улице будет не очень удобно «поговорить», а тут – как раз.
Сказать, что в зале взорвалась бомба, не сказать ничего. Все трое мальчишек стояли раскрыв рты довольно долго. А у Петрачука пасть была огромной, как у морского дракона. И такой же зубастой. Рыба такая есть…
- Ох*еть, - сказал Петрачук. – Макар, он нас не боится!
- Хм! А чего нас бояться, - сказал Макар и скинул пиджак.
Некоторые десятиклассники, родители которые могли себе позволить пошить сыну костюм, ходили в цивильных костюмах. Славка был, э-э-э…
- Мажором, - подсказал внутренний голос.
- Да, пофиг, - сказал я мысленно и положил на скамью папку, заменяющую мне портфель.
Почему-то я успокоился и, приблизившись к окрашенной зелёным цветом стенке, развернулся и шагнул от неё на пару шагов.
- Ишь ты, грамотный, что ли? – сказал Третий, ни имени которого, ни фамилии я не знал.
Он был повыше Макарова, который был даже ниже меня, но ниже Птрачука. Тот был ростом под два метра.
- Ты почему себя плохо ведёшь на уроках математики? - вдруг озадачил меня вопросом Макаров.
- Кто сказал? – спросил я, разминая ступни ног челноком, и делая скрутки телом, держа перед собой кулаки.
- Не важно. Боксёр, что ли? Аркан сказал, что, вроде, – самбист.
- Бузин, что ли? Он не знает. Мы ж с погранцами тренируемся. Так что… Хе-хе… Не удивляйтесь, если, кхе, удивлю.
- Меня удивить трудно, - сказал Макаров. – Но попробуй. Люблю удивляться.
Он шагнул в мою сторону и тоже сделал несколько скруток телом и выпадов верхней частью корпуса. Я, не долго думая, чуть сблизился и ткнул его носком ботинка под левую коленную чашечку с внешней стороны. Этот удар мы отрабатывали с Валеркой Колотом на самбо, когда не видел тренер. Колот, как я уже говорил, грезил каратэ.
- Ой, бл*ть, - взвыл Макаров, хватаясь за колено.
- Минус один, - сказал я.
- Тебе пи*дец, - простонал Славка, поднимая на меня злобный взгляд, и обратился к подельникам. – Он мне ногу, кажется, сломал.
- Ну, су*а, - вскричал Петрачук и кинулся на меня, посылая серию чередующихся по направлению ударов.
Первой шла прямая двойка левой рукой, потом удар правой, потом, апперкот левой и боковой правой, который пришёлся в стену, так как я убрал от него голову в последний момент. У меня была сильная, гибкая, накачанная «мостами» шея. И ею я всегда ловко уходил от ударов, практически не двигая телом.
- Увау! – взвыл Петрачук. Он бил хук от души, полностью уверенный, что бьёт мне в голову и рассчитывая на двойной удар моей головы об кулак и об стену. Однако, моя голова, а вслед за ней и тело, скользнуло вдоль стены и шагнуло к раскрывшему рот «третьему» участнику марлезонского балета. Он не успел вскинуть руки и получил очень быструю тройку в челюсть. Я мысленно сказал спасибо отцу, который мучил меня «боксом», буквально ремнём заставляя меня надевать перчатки и с ним боксировать.
- Спасибо матери с отцом, - процитировал я песню Высоцкого. – Я вышел ростом и лицом…
Шагнув к присевшему на физкультурную скамью Макарову, я спросил:
- Поговорим?
- Удивил, - буркнул тот. – Ты быстрый, как ртуть. Но всё равно ты от меня получишь.
- Может быть, но что это изменит? Что изменится в этой жизни?
- Чего? – не понял меня Макаров.
- Я на математике веду себя нормально. А то что Давыдовна сама накосячила, перепутав темы, то я тут причём?
- Как перепутала темы? – нахмурился Макаров.
- А так! Три дня назад подняла меня и потребовала рассказать про производные, а мы, между прочим, их ещё не проходили. А ты знаешь, её… Попробуй ей не ответь. Вот я и начал крутить – вертеть. Я обычно читаю учебник немного вперёд. Кое что рассказал. А она возьми и задай следующую за производными тему, а мы ещё два параграфа до производных не прошли. Вот и запуталось всё. А я то тут причём? Ты не думай… Хочешь драться – хоть каждый день.. Но я за справедливость. Ты же тоже за справедливость?
Я почувствовал, как Макаров «поплыл». Сломил я в нём уверенность в том, что я виновник всех бед его «любимой учительницы».
- Ладно, - буркнул он. – Разберёмся. Зазря бить не будем.
Я посмотрел на него скептически.
- И не думай, что ты такой неуязвимый. Я порву тебя, как промокашку, - ответил на мой взгляд Макаров.
- Я Слава и не по коленям могу бить ногами. Вот прямо сейчас в репу с ноги словить хочешь?
За эту неделю я удивительным образом неплохо растянулся, потому, что тянулся с утра и до вечера: и на зарядке, и в школе, отходя в сторонку, и снова дома, и на самбо. Причём, я стал использовать незнакомые мне комбинации в положениях ног.
- Я сейчас не готов, - буркнул Макаров. - Ты мне колено выбил. Распухло…
- И ещё раз выбью. Да так, что о боксе придётся забыть. Ты ведь тоже Слава не Илья Муромец. На силу всегда найдётся другая сила. И, заметь, не я тебе угрожал расправой, а вы мне. Даже не ты один. Это нормально?
- Нормально! – буркнул он. – Посмотрим ещё.
- Посмотрим, - пожал плечами, я оглядывая на очухавшихся Петрачука и третьего. – Всё. Я пошёл.
- Хорошо поговорили. Мне понравилось, - подумал я.
- Не зазнавайся, - сказал внутренний голос. – И не расслабляйся.