Другая жизнь. Назад в СССР.

Глава 2

Удивлённо вскинув брови и выпучив глаза, что вызвало смех у учащихся, я прошёл к своему месту за предпоследней партой ряда у окна.

- Ну ты и выдал, - сказал Костя Швед, низко пригибаясь телом к парте.

Он терпеть не мог историю и редко когда её учил. Только более-менее лёгкие темы Швед зазубривал и просил историчку его спросить. Костик был очень умный, добрый и аккуратный мальчишка, и нравился буквально всем учителям. И грех было таким фактором не пользоваться. Вот он и пользовался. Как пользовались положительным имиджем все ученики-отличники. Как пользовался и я у учителей других предметов: математике, литературе, физкультуре, биологии, географии, черчения… По всем предметам, кроме английского и химии я был если не отличником, то твёрдым» хорошистом.

А вот по английскому я был почти двоечником весь восьмой класс. В девятом стал исправляться благодаря методике, прочитанной в семьдесят пятом году в журнале «Юность» в повести «Милый Эп». Но об этом потом…

- А про рабочее движение нам расскажет… Нам расскажет…

Историчка наконец остановила перо авторучки напротив фамилии в журнале.

- Оля Фролова… Иди к доске.

- Ты, Мишка, скоро отличником по истории станешь, - сказала Наташка Терновая, не оборачиваясь. Она сидела как раз впереди меня.

- Ты точно журнал «Коммунист» читал? У меня его отец выписывает. – Такая муть.

- Читал. И ничего не муть. Если знать, что читать.

Тогда я не понял, что учудил на уроке и мы со Шведом отлично провели время, играя в морской бой. Лишь на перемене мне стало понятно, что я, отвечая по теме, выдал то, что у меня появилось в голове вчера. Чужие мысли. Понял, остановился и пропустил удар от Балдина Сашки, с которым мы что-то зацепились языками и решили подраться.

Так-то я совсем не был драчуном. Побаивался я драк, хотя рос крепким и сильным. Да и самбо занимался с шестого класса. Уже второй взрослый разряд получил и имел неплохие, по словам тренера, перспективы. А драться не любил. Боли боялся, что ли. Зубных врачей в детстве боялся до дрожи и истерик. А тут что-то меня возмутило в Сашкиных словах и я решился вызвать его на бой. Сашка тоже не был драчуном, но что-то его в моих словах возмутило и он влепил мне кулаком в скулу.

Машинально я выбросил в его сторону классическую двойку и попал ему в горло. Он захрипел, схватился за шею, отшатнулся от меня, обозвал дураком, и отошёл. Добивать его я не стал, потому что смотрел на свои плотно сжатые кулаки с не выбитыми большими пальцами. Я чётко помнил, что после этой драки у меня всю жизнь болели большие пальцы, потому что я их тогда выбил. Или теперь? Теперь не выбил. Они торчали у меня во время ударов в стороны и я ими зацепился как раз за Сашкин подбородок, так как «тупо» промазал, не попав ему в челюсть. Сейчас не торчали. И потому были целы.

- Охренеть! – подумал я.

А ведь они, эти выбитые тогда - сейчас пальцы помешали мне выиграть первенство «Динамо» в городе Ташкенте, на которое я ещё поеду в этом году.

- О, как? – удивился я. – Откуда я это знаю? Тренер ещё не объявлял. В феврале это будет.

- От верблюда, - всплыла чужая мысль.

Я очень боялся шизофрении. У нас дома была, как я уже говорил, «Краткая медицинская энциклопедия» и мы с пацанами периодически изучали её, сбегая со школьных уроков. Так вот, как-то мы, в классе седьмом, пытались понять, что такое «шизик» и «шизоид». Так нас обзывали некоторые «продвинутые» девчонки. Термин сначала был найден в словаре русского языка Валеркой Лисицыным, а потом в моей энциклопедии. Тогда мы стали более осмысленно обзывать «обзывалок».

Спрятав чужие мысли, я убедился, что с Балдиным всё в порядке. Девчонки, обозвав меня «фашистом», завели его в класс, и сюсюкая, подвергли медицинскому осмотру и предложили Сашке намазать горло йодом, или зелёнкой. Но он, увидев бутыльки, сразу перестал хрипеть, вырвался и убежал.

А я продолжал пялиться на плотно сжимающиеся в кулаки и разжимающиеся в плоскую ладонь, пальцы. При сжатии кулака пальцы аккуратно складывались, начиная с крайних фаланг, как у робота. При полном разгибании пальцев ладонь становилась похожей на кинжал или наконечник копья.

- Ты чего, Мишка? - спросил Андрей Давлячин. – Ловко ты его! Раз, два! И всё! А из-за чего вы с ним?

- Фиг знает? – пожал плечами я. – Он что-то про мой ответ по истории сказал неприятное. Я не понял, но… Что-то гадкое. Таким тоном… Бе-бе-бе..

Я скорчил «рожу».

- Вот я и сказал ему, что «щас впорю, пойдём выйдем». Он: «это я тебе впорю». Я говорю: «Ну впори». Он впорол, а я ему следом двойку.

- А в горло зачем? Мог убить!

- Не-е-е… Туда не убьёшь. Очень для этого надо сильно бить. Зато вырубает железно. И вообще, запомни, Андрюха, хочешь попасть в челюсть – бей в горло.

- Кто это сказал?

- Я.

- Так ты же не попал?

- Зато - нокаут. Но вообще-то он должен был опустить подбородок. Горло всегда защищают. Он совсем драться не умеет.

- А ты, смотрю, поднаторел. На бокс, что ли ещё ходишь?

- Да, ну! Окстись! Мне ещё бокса не хватало. Так… С батей. У меня и перчи боксёрские есть.

- О! У меня тоже есть! Может вместе?

- Андрюш, ну где?

- Можно после уроков в классе заниматься.

- Офигел? В школе после уроков оставаться? В секцию запишись.

- Не-е-е… Я ходил. Там лупцуют. Тренер не смотрит, а старшаки дубасят по башке. У меня потом голова месяц болела.

- У нас на самбо тоже так. Старшаки младших терзают. Пошли, говорят, бороться, а сами приёмы свои на них отрабатывают и об ковёр лупят.

- Так ты сам, вроде старшак…

- Есть и старше меня и здоровее. Уже поменьше стали приставать, а было тяжко. Но надо, Андрей, выстоять. Потом отцепятся.

- Не… Не пойду в бокс. Сам буду.

- Протяни верёвку и качай маятник. Нырок – два удара, корпус - голова. Нырок – два удара, голова-корпус. Нырок с шагом назад – два удара, корпус - голова. Нырок с шагом вперёд – два удара, голова – корпус.

Говоря, я показывал, как надо нырять и бить. И получалось у меня так ладно, что все вдруг перестали дурачиться и уставились на нас с Андрюхой. Вернее – на меня, топчущегося вокруг Давлячина и наносящего удары в воздух, но в максимальной близости от его тела.

- Ты что? Ты что? – наконец выдавил Давлячин.

Он тоже топтался, только не понимал, куда ему бежать, потому что я был везде.

- Шелест совсем озверел. Вот историчка довела! С дуба рухнул? На людей бросаешься!

Это вызверилась на меня Танька Зорина. Она смотрела на меня дико сощурив глаза, а на лице её поступили белые пятна. Она ещё и слегка шепелявила и звучали её слова, как шипение змеи.

- Ты что, Танюша, это мы отрабатываем. Показываю твоему Андрею, как боксировать надо. Чтобы он тебя смог защитить.

- Ка… Ка… Какому, «моему»? – задохнулась от гнева Зорина. – Ты ду… дурак, Шелест?!

Девчонка вбежала в класс, схватила портфель и рванула по рекреации.

- Чего это она? – ошарашено спросил я Давлячина.

- Дал бы я тебе сейчас в харю, да здоровый ты больно! – выдавил белый, как мел Андрюха, а я вспомнил, что они станут «официально» дружить с Татьяной только к концу девятого класса.

- Андрюш, Андрюш, извини! Млять! Не хотел!

Я взял его за руку.

- Ты, мудак, всё испортил! – раздражённо сказал он и попытался выдернуть руку.

Раздался треск и у меня в руках остался его рукав.

- Бля-я-я! – вырвалось у меня.

- Вот, точно - мудак! – громко сказал Андрюха и влепил мне по лицу неплотно сжатым кулаком левой руки. Послышался громкий хруст. Я вспомнил, что у Андрюхи позднее оказалась какая-то болезнь с хрупкими костями.

- А-а-а! – заорал он, и схватился голой правой рукой, смешно торчащей из рубашки без рукава, за предплечье.

Увидев его голую руку и вообще фигуру без рукава с искривлённым болевой гримасой лицом, я глупо заржал.

- Вот придурок! - сказала моя двоюродная сестра Ирка. – Повели, девочки, этого сразу в медкабинет.

- Я-то при чём?! – удивился я. – Он меня по, э-э-э, лицу стукнул между прочим, могла бы и пожалеть братца.

- Да на тебе пахать нужно! – бросила она крылатую в то время фразу и они повлекли Давлячина вслед за Зориной Татьяной. Это было похоже, как муравьи тащат гусеницу в муравейник и я снова заржал.

- С тобой, что-то не так, - сказала Наташка Терновая. – Не смог же ты вдруг стать моральным уродом? Что стряслось, Миша?

Мы с ней немного дружили. Чисто по школьному. Была какая-то меж нами духовная связь, человеческая симпатия. У меня, по крайней мере. Что там было у неё я не знал ни в этой ни в другой жизни. Я так подумал и сказал.

- Фиг его знает, Наташа, что-то шарики за ролики с этой историей заходят. Боюсь я историчку.

- Понятно, - сказала Наташка. – Такое бывает. Называется - нервный срыв.

- Ты прям-таки, как врач. Хлобысь, и диагноз. Пойду-ка я присяду.

- Сядем усе, - сказал тоном Папанова из «Бриллиантовой руки» Андрей Ерисов, пробегая мимо.

- Типун тебе на язык, - буркнул я и подставил ему подножку.

Нога сама выскочила вперёд и зацепила его ногу. Хорошо, что в двери кабинета образовалась приличная пробка и Ерисов, влетел в неё головой, а не в дверной косяк. Ученики, как кегли разлетелись в разные стороны, Мокина и Фролова завалились задрав подолы кверху задами.

- Оба-на! – воскликнул Лисицын и заорал на весь коридор. – Кусочек сэкса! Кусочек сэкса!

- Млять! – заорали Фролова и Мокина одновременно, окучивая Ерисова кулаками и ладонями. – Ты что, Ерисов, мудак?! Какого хера!

- Это Шелест мне подножку поставил, - заныл Андрей, выбираясь из-под юбки Мокиной. Все пацаны, оказавшиеся в этой рекреации, ржали так, что тряслась школа.

- Какой, Шелест, мудила?! - крикнула Фролова, но потом посмотрела на меня и заорала. – Шелест – козёл! Всё брату скажу. Он тебе наваляет, пи*дюлей!

- Я-то тут причём, если Ерисов – сексуальный маньяк. Он специально сделал вид, что споткнулся, чтобы пощупать вас.

Пацаны ржали и пялились на поднимающихся с пола девчонок.

- Что уставились, козлы? – выкрикнула Мокина. – Трусов не видели?! Нате, смотрите!

Она снова задрала вверх юбку, оголив свою довольно симпатичную нижнюю часть тела.

- Мокина была ещё та оторва, - вспомнил я мысленно и переспросил сам себя. – Почему была? Вот она! Стоит передо мной, как лист перед травой. В полном расцвете девичьих сил и лет.

Мокина внешне напоминала Мальвину, но характер и повадки у неё был – Лисы Алисы: где улыбнётся, а где и пошлёт так, что у пацанов уши в трубочку сворачивались. Что-то у неё с семьёй было не просто… То ли отец сидел, то ли мать…

Фролова Людка была порядочнее Мокиной, но тоже за словом в карман не лезла и, ходили слухи, что она уже гуляла с парнями постарше. И брат у неё был с непростой судьбой. Да-а-а… А у Мокиной слава была интереснее. Ха-ха!

- Замутить, что ли с ней? – вдруг пронеслась шальная мысль.

- Ты что, Миша? – услышал я голос Терновой. – Может тебе в больничку?

- Не-не-не. Я пока тут посижу.

- Ты тут не поубиваешь всех?!

- Всех – нет!

Наташка покачала и покрутила головой, словно японский божок, и поправив очки, вздёрнув носик и подбородок, как могла делать только она, шагнула в класс.

В тот день со мной больше ничего не происходило. Я сидел тише воды, ниже травы и как только прозвенел звонок с последнего урока сбежал из школы. Сбежал, потому, что меня ждала с объяснениями о поломанной руке Давлячина директор Светлана Яковлевна.

Андрюху мне было жалко. Хоть и получил я от него по физиономии, но понимал, что за мои случайные слова о Танке их теперь замучат расспросами. Хорошо, что дразниться по-детски уже перестали. Переросли одноклассники дурацкий возраст.

Я, лёжа дома на своём диване, пытался разобраться, что со мной происходит. Мало того, что у меня в голове чьи-то мысли и чья-то память о моём, вроде как будущем, но и вдруг откуда-то появились навыки бокса. Навыки, мать их, а не воспоминания. Кулаки сами сжались и выстрели именно столько раз, чтобы сбить желание Балдина драться. Ударил бы я его по лицу. Он бы мне. Я бы его завалил на пол и что дальше? А так, раз-два и в дамки. Правда, девчонки фашистом назвали, так на то они и девчонки. Зато пацаны смотрели кто с интересом, а кто с уважением.

- Нет, это не бокс, - всплыло откуда-то понимание у меня в голове. – Это - каратэ.

Про каратэ я слышал. Мне что-то показывал Валерка Колотов на самбо. Пинал меня куда-то под коленку, по шее ребром ладони бил. А я его бросал передней подножкой с подхватом ноги. Это мы готовились к «показухе» на день пограничника.

Занимались у нас вечером какие-то военные, но нам оставаться с ними не разрешали, а окна зала были закрашены белой краской.

- И так – каратэ? – спросил я сам себя

- Каратэ – ответил я себе.

- Ни хрена себе, сказал я себе, - сказал я себе.

- Так точно съедет крыша, - подумал я.

Поразмышлял про каратэ и понял, что много чего знаю из этого самого каратэ. Блоки, там, всякие, удары руками и, главное, ногами. Поднявшись с дивана я пнул правой ногой воздух перед собой. Да-а-а… Не убедительно. Попробовал ударить в сторону… Жуть какая! А круговой? Ой, мля, как больно!

- Ха-ха, - рассмеялся мой внутренний голос. – Хрен тебе, а не удары ногами. Хотя, передний удар если высоко не поднимать ногу можно наработать быстро. Зато руками…

Раз, два, три, четыре! Аге, сото, учи, гедан! Ух ты! Я и названия знаю! Аге, сото, учи, гедан! Аге, сото, учи, гедан! Аге, сото, учи, гедан!

Я делал по четыре блока каждой рукой, по очереди. Встал перед зеркалом в прихожей. Аге, сото, учи, гедан! Аге, сото, учи, гедан!

Красиво получается. Кокуцу-дачи и шуто ребром ладони! Бли-и-ин! Как классно!

- Пошире кокуцу дачи и пониже. Локоть опусти! – сказал внутренний голос.

- Да пошёл ты! - сказал я ему. - Будет мне тут указывать! Я сам с усам!

Но пониже и пошире всё-таки сел. Красивое это каратэ. Бац по двери. Ой, млять! Больно-то как! Кулаком, а больно. А они и ребром ладони деревья рубят, как топором. Как Колот Валерка показывал? Ага. Это, получается, вроде блока сото уке, только ребром ладони и по шее. Уже не блок, а удар.

Правой хэч! Левой хэч! Вот так бы я сегодня Балдину? Хэч-хэч! Все бы точно охренели!

- Ага, - сказал внутренний голос. – С боков шеи проходят сонные артерии и ярёмные вены. Да и мышцы можно так отбить, что голова долго будет на бок клониться. Нужен тебе такой Балдин в школе? Немой укор, ха-ха! А так, посипит недельку и пройдёт.

Это я так называю его «внутренний голос, а на самом деле, это было просто мелькание моих мыслей. Моих?

Я ещё немного помахал руками, выполняя разные движения из формальных упражнений, не особо заморачиваясь стойками перед трюмо, и сам себе очень понравился. Меня как-то вдруг перестало заботить то, откуда это всё на меня свалилось: память, знания, умения. Да, пофиг! Мне с этим хорошо! Решил я тогда. И принял упор лёжа. На ладонях. Отжался от пола десять раз, потом понял. Не-е-ет так не пойдёт. Опёрся кулаками в палас и отжался ещё десять раз. Кисти у меня были прокачаны будь здоров. Захваты за куртку – наше всё! Ещё десять! Нормалёк! Ещё десять! Полёт нормальный!

Сел на пол и посмотрел на две первые косточки пальцев правого кулака - красные и плоские, левого – аналогичные. Нормально! Я знал, что это – нормально и через пару месяцев на этих суставах… Не на косточках, а на суставах нарастут мозоли. Ну… Может не через пару месяцев, а через полгода-год. Ха-ха… Смотря сколько раз в день отжиматься. А я буду отжиматься очень много раз. А-а-а! Я хотел разбивать этими кулаками кирпичи. Много кирпичей!

- С дуру можно и хрен сломать, - услышал я свой внутренний голос.

- Логично, - ответил сам себе.

Та-а-а-к… Наклоны к ступням – это мы на самбо каждую тренировку делаем. А если одну ногу загнуть назад. О-о-о! Это уж интереснее. Хорошо-то как тянется тело. А если наоборот, одну ногу под себя? О-о-о… Довернуть бедро вытянутой ноги, а корпус развернуть наоборот. О-о-о… Какой кайф! Тоби ёко, нафиг, гири! Склонится боком к вытянутой в сторону ноге. Провернутся в сторону поджатой ноги и сделать упор ладонями. Выпрямить согнутую ногу. Провернуться дальше, согнуть левую ногу и выполнить комплекс с поджатой левой ногой.