Другая жизнь. Назад в СССР.

Глава 27

От трамвая мы шли пешком. Можно было наискосок по тротуару выйти прямо к дому Чарусовых. Не как идти к Энерготехникуму, а левее. Автобус надо было ещё дождаться, а потом ехать вокруг до кольца Сахалинской, а от него всё-равно идти. Так лучше уж сразу идти. Но в горку… Да…

В горку мы шли молча, а у их дома остановились отдышаться.

- Мы чуть-чуть погуляем, - сказала Светлана и её мать только пожала плечами.

- Уроки я выучила. А время детское.

- Хочешь сказать, что ты уже взрослая? Не рановато ли? – отреагировала Надежда Евгеньевна.

- Мы буквально двадцать минут. Поболтаем. В кино так и не получилось.

- Что так? – усмехнулась Надежда Евгеньевна.

- Не прилично, - дёрнул плечами я.

- Да, хотела спросить… Ты, действительно английский язык так хорошо знаешь, что можешь разбираться в тонкостях перевода?

- Ну-у-у… В общем-то – да. У нас дома «Оксфордский» словарь есть. Люблю его перечитывать на досуге.

- Хм… Перечитывать на досуге... Хм… Оксфордский словарь…

Надежда Евгеньевна чему-то задумалась.

- А в чём вопрос?

- Да в том, Миша, что у нас иногда появляются фильмы без дубляжа. Для просмотра в узком кругу. В основном американские… Мы приглашаем знакомых переводчиков. И даже деньги платим. Недавно привозили «Унесённые ветром». Ну, ты её, понятное дело, не смотрел… Хороший фильм, но даже я понимаю, что переводчик врёт

- Я слышал про него. Тоже по радио. Самый кассовый фильм. Почти четыре миллиарда долларов сборов.

- Сколько?! – раскрыла рот Надежда Евгеньевна.

- Так, более чем за двадцать пять лет показа. С тридцать девятого года в прокате… Куча номинаций и статуэток «Оскара»!

- Слушай, ты такой интересный! Приходи к нам завтра в гости. Я человека одного приглашу. Он тоже про кино любит поговорить и посмотреть. А мы с тобой поговорим про закадровый перевод. Сможешь кино перевести?

- Наверное, - сказал я, снова пожав плечами.

Радиопередачи на английском языке я слушал свободно, понимая почти всё, за исключением каких-нибудь экономических терминов. Причём, я и раньше пытался улучшить свой английский с помощью их прослушивания, и мне, с пятого на десятый, удавалось понять, о чём говорят. Но с «приобретением» запасов памяти «предка» со словарным запасом около двадцать тысяч слов (кто их считал?) словно прорвалась плотина. Я не просто улавливал смысл, я понимал каждое слово и научился строить смысл по ним.

У нас дома оксфордского словаря не было, но он имелся в моей голове. Предок был ещё тем полиглотом и как я уже говорил, где-то в моей памяти имелся и французский, и немецкий, но я опасался к ним даже «прикоснуться», опасаясь, что и они на меня хлынут. В эфире я быстро пролистывал радиостанции транслирующие свои программы на других языках, опасаясь, что со мной произойдёт то, что произошло с английским.

Дело в том, что услышав по радио английскую речь, я попытался понять её, и вдруг – понял, что он говорит по-русски. На самом деле он продолжал грассировать по своему, но мне долгое время казалось, что они вдруг заговорили на моём родном языке. Только чуть позже, снова упорно прислушиваясь, я стал вычленять слова и смыслы, из которых они складывались. В разных словосочетаниях смыслы фраз были разными.

Мысленно обратившись к Оксфордскому словарю, мне удалось вложить в свой «переводчик» имеющиеся в словаре характерные для англичан словосочетания и понятия. С ними, как оказалось, просмотр американского фильма «Смоки и Бандит», шедшего с плохим закадровым переводом, играл другими красками. Переводчик опускал сальные шуточки Бандита и откровенные предложения, которые тот отпускал в сторону беглой невесты, случайно попавшей к нему в машину.

Тут надо понимать, что Оксфордский словарь издательства две тысячи пятого года – это двухтомник, имеющий триста пятьдесят миллионов печатных знаков. И эти миллионы знаков мой «предок» читал от скуки. Правда, почитать там было, что.

Словарь прослеживал историческое развитие английского языка, предоставляя всесторонний ресурс учёным, академическим исследователям и просто любопытствующим попытаться разобраться в нём, а также описывал использование языка во многих его вариациях по всему миру. Как я понимал из памяти «предка», он некоторое время жил и работал по линии разведки в Австралии, Сингапуре и в Лондоне и владел английским очень неплохо. А потому ему было легко удовлетворять своё любопытство и убивать скуку, читая на сон грядущий оксфордский словарь.

Вот и я, так сказать, «присоседился» к его знаниям. У меня тоже с прошлого года возник сумасшедший интерес к английскому языку. А тут такой кладезь, в котором ещё нужно было разобраться и сделать так, чтобы он «заработал».

Вот он и заработал от прослушивания радиопередач на английском языке. И всё благодаря «предку», который попросил меня оставлять включённым папин профессиональный коротковолновый приёмопередатчик «Р-807». «ВЭФ» ловил, но не так уверенно. А у «Р-807» антенна была выведена на самую крышу. А отец был зарегистрирован, как радиолюбитель.

Кстати, «Предок» и на радиоключе работать когда-то мог, что я отцу как-то, не особо изголяясь, продемонстрировал, чем очень удивил и обрадовал. Долго он пытался привить любовь к радиоделу, порой заставляя меня учить азбуку Морзе силовыми методами воздействия. В этом и была у нас причина конфликта. Истоки, так сказать… Да-а-а…

Постояли мы со Светланой у подъезда не долго. Я намеренно и осознанно «скромничал», не форсируя отношения, Светлана погладывала на меня и задавала вопросы про «Кодекс Хейса». Я рассказал, что «помнил», но не особо занудствуя.

- Понимаешь, Света, американцы – лицемеры и торгаши. Они ввели, вроде как положительные, ограничения для того, чтобы создать запретную тему, и чтобы брать мзду с тех, кто её чуть-чуть нарушает. Чтобы разрешить выпустить фильм в прокат. Вот они и до сдерживались, что сейчас постепенно всё запрещённое на экран постепенно проникает. А дальше хуже будет. Скоро море крови и насилие никого не будет удивлять. Они, как настоящие торгаши, распределили грязевый поток на десятилетия. Это как женская мода. Сначала показ части голой руки считалось привлекательной, потом открытое декольте…

- Ты и про открытое декольте знаешь?

- У меня мама шьёт иногда. Я и про гульфик знаю.

- А что это? – удивилась Светлана.

- Ха! – выдохнул я и смутился. – Потом расскажу.

Мы помолчали. Я спросил:

- Ты е обижаешься на меня?

- За что? – спросила она, хитро прищурясь.

- Ну… Что я рукам волю дал…

- Не очень. Я тебя уже простила.

-Хорошо.

Помолчали.

- А ты зачем меня целовал? Просто так?

- Ну, вот, началось, - подумалось мне.

- Ну… Ты красивая. Э-э-э… Ты мне нравишься.

- Ха! И только?

- Ты мне очень нравишься, - продолжал упорствовать я в признании.

- Понятно. Ты тоже интересный. Но с поцелуями ко мне больше не лезь, а то поссоримся.

- Понятно, - вздохнул я. - Когда увидимся?

- Э-э-э… Так, завтра же?! – вскинула на меня удивлённый взгляд Светлана». – Или ты не придёшь?

- Приду, конечно! Обещал же!

* * *

Завтра, четырнадцатого мая, была суббота. Школа прошла стандартно. Меня не вызывали, но, так как я постоянно «тянул руку», спрашивали с места. Одноклассники, поначалу принялись обзывать меня выскочкой, но я объяснил им, что отметки меня не интересуют, а я хочу спасти их, бестолочей, от учительской кары. А мне на пятёрки в четверти и так отметок хватит. Объяснение моё всем понравилось, но, скорее всего, докатилось до учительской, и спрашивать меня вдруг стали наоборот меньше.

А может быть, учителя уверились, что я уроки учу не время от времени, а ежедневно и даже изучаю материал в большем объёме, чем положено, а поэтому - махнули на меня руками. Может быть и такое.

Вернувшись со школы, я сделал наброски для нескольких новостных сюжетов о событиях, произошедших в мире на этой неделе, а именно: о новой израильской деревне «Элкана», которая была основана на оккупированном Западном берегу в качестве четвёртого поселения, основанного на бывшей палестинской земле и о том, что пятьдесят четыре десантника и члены экипажа были убиты в результате крушения вертолета Армии обороны Израиля, когда самолет упал с неба и взорвался во время учений недалеко от еврейского поселения Нааран на Западном берегу.

В первой заметке говорилось, что Израиль незаконно конфисковал почти две тысячи квадратных километров земли у палестинской деревни Мас-ха для строительства поселений. Во второй заметке дополнительно говорилось о том, что виновником трагедии предварительно признан полковник, ответственный за военные учения, которого обвинили в том, что он «управлял собственным вертолетом на высоте ниже указанной в уставе».

Больше ничего интересного «предок» мне из своей памяти и радионовостей не выдал. Ну не писать же для школьников о том, что в Японии из-за взрыва газа погибли шахтёры, или что штат Оклахома стал первым, где смертная казнь свершилась путём смертельной инъекции? Хе-хе…

Обычно я рисовал по две-три-четыре картинки на сюжет.

В первом случае, я по «памяти» нарисовал эскиз грузового вертолета военно-воздушных сил «Ясур»[1], в открытый задний люк, которого заходят десантники и летающий над ним другой вертолёт. Второй картинкой был вертолёт, врезающийся в гору и тоже рядом второй.

В втором случае были нарисованы израильские солдаты, прикладами американских винтовок изгоняющие темнокожих палестинских женщин с темнокожими детьми на руках из домов, покрытых соломой, сжигание этих домов, строительство новых панельных сооружений и радующихся им светлолицым военным. Хотелось сначала нарисовать радующихся светлокожих детей, но передумал. К израильским детям ненависть разжигать мне не хотелось. К израильским военным – да, к детям – нет. Завтра в воскресенье должен был приехать куратор, согласовать мои эскизы, а я должен буду нарисовать картинки и написать текст.

Оставив картинки на столе, чтобы посмотрел отец, я, сварил супчик и пожарил минтай, которого в магазине дешёвого было полно, так как его никто не брал. Я приноровился его жарить, а мама, видя, что минтай в нашей семье «идёт на ура», стала готовить его под маринадом на противне. Но мне до таких вершин кулинарии было, как до луны, поэтому я просто содрал с рыбин шкуру, замесил филе, нарезал кусочками, сделал кляр и пожарил.

Одновременно приготовил рис, который научился варить, засыпая в сильно нагретую кастрюлю и заливая, постоянно помешивая, чтобы не комковался, кипятком. А потом налив немного растительного масла. Тогда клейковина сваривалась и рис, даже без миллиона промывок, не слипался, а был рассыпчатым и тысячу раз вкуснее. «предок» был, конечно, ума палата! Ха! С таким жизненным опытом и такой разносторонней любознательностью по жизни!

Как договорились, к Чарусовым я пришёл к пяти часам. Буквально следом за мной, я ещё не успел разуться, позвонили и Надежда Евгеньевна впустила вприхожую молодого человека в синей замшевой куртке и такой же кепке, и джинсах с такой жёлто-оранжевой строчкой, что «Ливайс» был виден за версту. Да и туфли у него, соответствуя современному понятию моды, имели приличную платформу.

- Интересно, где он работает? – подумал я. – Фарцовщик?

В руках у молодого мужчины, а это всё-таки был скорее мужчина, чем парень, была большая спортивная сумка с надписью «Adidas».

Я выскочил из своих «разношенных» школьных, но начищенных, туфель, не развязывая шнурков, и метнулся в зал, где спокойно на диванчике «Ладога» (он, наверное, стоял в каждой квартире Приморского края»), и затаился, предварительно сказав Светлане «привет» и сунув папку с рисунками, которые обещал захватить.

Она тут же открыла папку, стала листать картинки, в основном это были портреты, спрашивая, «кто это», и несколько карандашных пейзажей с видами из моего окна: сопки, море, корабли на рейде. Один из кораблей я настолько приблизил, что он не влез кормой целиком, но на его левом крыле мостика был виден человек в штурманской фуражке и тёплой кожаной куртке.

Мне нравилась эта картинка тем, что каким-то, непонятным и мне образом, передавалась погода, тревога и настроение: чайками, выворачивающими крылья от ветра, рваными клочьями дыма, трепещущими флагами, матросом, скалывающим лёд с лебёдок, и самим штурманом, зябко кутающимся в поднятый меховой воротник. Ещё мне нравилась эта картинка тем, что в ней можно было прописывать мельчайшие детали и она ещё, не смотря на общий благоприятный эффект, была не дописана.

- Мама, смотри, какое чудо! – воскликнула Светлана, показывая картинку «лицом» к входившей в зал матери.

- Ох! – произнесла та и нахмурившись посмотрела на меня. – Это тоже ты, э-э-э, нарисовал?

- Нарисовал, - кивнул головой я.

Они охали и ахали над моими рисунками, я же был спокоен, так как к ахам и охам привык и не считал свой «дар», настоящим даром свыше. Мои рисунки хоть и получались идеальными, но они меня не радовали, как мои прежние картинки. Так, как сказал мне «предок» не радовался ни кто из гениев. Творчество, когда достигалось своего апогея, становилось либо мукой, либо ремеслом. Айвазовский, например, нарисовал тысячи прекрасных картин, излучающих свет. Для кого-то это был верх мастерства, до которого расти и расти, а для него просто заученной комбинацией движений и подбор красок с кистям. Всё!

Так и у меня. Раньше любая картинка радовала меня, и я хвастался ею. Родственники поражались. Даже младший брат двоюродный пошёл в художественную школу, чтобы тоже уметь. Теперь же, как и с уроками в школе, так и рисункам, радоваться и удивляться переставали. Ну и правильно! Один обыгрывает всех в шахматы, другой, прыгает выше всех, третий крестиком вышивает или гладью. Я – хорошо создавал иллюзию окружающего мира простым карандашом. Ремесло-с…

- Ой! А это я! – сказала Светлана.

- Это тебе, - сказал я.

- Обалдеть! – сказала она. – Мама, это я!

- Мама – это она, - пошути я, вспомнив анекдот, но мою. реплику никто не заметил.

Портрет был хорошим. Хм… А каким он ещё мог быть?

- Точно ты. Это не фотография? Я видела такие…. Э-э-э… Крупнозернистые…

Пока женщины рассматривали мои рисунки, Виктор Васильевич, так человек представился мне, установил на цветной телевизор видеомагнитофон JVC HR-3300, подключил его, добившись на экране шипения и помех типа «снег» и вставил кассету. После нажатия кнопки «Пляу» «снег» пропал, пошли помехи строчками и наконец появилось изображение, где белым по чёрному светилась надпись «Twentieth Century-Fox. Presents».

Я проговорил:

- Кинокомпания «Двадцатый век Фокс» представляет. Продукция Харли Бернарда и Мэйса Ньюфилда. Грегори Пик и Ли Ремик в фильме Омен. Предзнаменование или Знамение. Музыка и текст песни Голдсмита. Под музыку звучат латинские фразы: Мы пьем кровь. Мы едим тело. Поднимите тело сатаны. Радуйся, радуйся, Антихрист! Да здравствует сатана!

- Ты всё врёшь! Шутишь! – рассмеялась Светлана.

- Нисколько! – покрутил я головой и продолжил под картинку движущейся машины снятой изнутри и возникшую надпись. – Рим. Шестое июня шесть часов утра.

Мужчина берётся за голову, а я продолжил «переводить».

- Ребёнок умер. Он дышал какое-то мгновение, потом перестал дышать. Ребёнок мёртв. Умер. Ребёнок мёртв.

Машина остановилась, мужчина вышел, а я посмотрел то на одну, то на другую женщину, сидевших с разным выражением лиц. Светлана с открытым ртом, её мать со сжатыми губами и нахмуренными бровями. Виктор Васильевич с интересом смотрел на меня, а не на телевизор.

- Переживёт ли она это? - продолжил я. – Боже, как она хотела ребёнка. Конечно, ведь время идёт. Что мне сказать? Что мне теперь сказать ей?

- Вы могли бы усыновить ребёнка, - говорит человек в сутане.

- Она хотела своего.

- Смею заметить, он даже похож. Вашей жене не обязательно об этом знать[2].

-----------------------------------------------------------

[1] https://ru.wikipedia.org/wiki/Sikorsky_CH-53_Sea_Stallion

[2] https://vkvideo.ru/video-213757173_456240456?ref_domain=yastatic.net