Круг Шести. Руны и кости

Глава XXXI Сирена

Появление Эмеральда и его громкую ссору с Алексом она воспринимала только частью сознания. Она вновь и вновь соскальзывала в обморок, и при пробуждении всякий раз было чувство, что вот-вот она умрет. И лицо ощущалось так, словно с костей содрали мясо.

– Они оба ранены, ясно? Может быть, сперва позаботимся об этом? – наконец вмешалась Эла, стоявшая теперь на коленях рядом с Сиреной. – Я беспокоюсь об Ори так же, как и ты, но Сирена и Улисс знают, что случилось. Взгляни на них! Мы должны помочь им.

Послышалась череда глубоких вздохов Эмеральда; очевидно, он пытался успокоиться.

– Ты права. Что с ними?

– Улисса ударили по голове, но он в сознании и может говорить, – сказала Эла, что слегка успокоило Сирену.

Последнее, что она помнила об Улиссе, – как он недвижно лежал на полу, истекая кровью.

Кто-то появился с другой стороны, и она с усилием повернула голову. Зеленые волосы.

– Пахнет чернокнижием, – озадаченно пробормотал Эмеральд. – Такого я еще не видал.

– Может быть, если они раскопали древние формы магии, – ответил Алекс.

– В моей комнате тинктуры, защитные руны и травы, – послышался голос Улисса. – Помоги мне, Фабре. Я иду проведать это барахло.

– У тебя может быть сотрясение!

– «Может быть» – ключевые слова. Головная боль не прикончит меня, мне просто нужно обезболивающее.

Остаток спора Сирена вновь воспринимала лишь самым краем сознания. Она ощущала движение вокруг, время от времени тонкие пальцы успокаивающе пожимали ей руку. Эла? Кто-то гладил ее по голове. Алекс?

Затем она заметила рядом с собой Улисса. Запах его трав и цвет, которым он чертил свои руны, было не спутать ни с чем.

– Сперва я сниму боль с твоего лица, – тихо проговорил он. – Ты знаешь, что я не слишком в этом хорош; да и в договоре найма не было пункта, что мне регулярно придется тебя штопать.

Сирена не нашлась с ответом.

Что-то прохладное опутало ее лицо, и от облегчения едва не закружилась голова. Она еще никогда так не мечтала, чтобы жар прошел.

Эла, должно быть, вновь держала ее за руку, она чувствовала, как дрожат тонкие пальцы, вложенные в ее ладонь. Она действительно очень мила. Обычно Сирена не сходилась с людьми быстро, но что-то в Эле делало невозможным не любить ее. Неудивительно, что Орион и Эмеральд сразу приняли ее под свое крыло и что Алекс пошел за ней через пол-Парижа.

Алекс… Казалось, она чувствует где-то поблизости его тепло. Наверное, от напряжения он теперь вздернул плечи вверх и сильно нахмурил лоб. И, конечно, мрачный взгляд – его не могло теперь не быть.

– Вот, отпей, – велел Улисс, и кто-то приподнял ее голову, чтобы она могла дотянуться до чашки.

В глотку Сирене полилась какая-то Улиссова чайная бурда. Не чувствуй она себя так, словно по ней потоптались слоны, от этого отвратительного вкуса ее бы, вероятно, вывернуло.

– В следующий раз разведи эту штуку в кофе, – пробормотала Сирена.

Однако подействовало снадобье весьма скоро. Сирена давно уже, после кутежей ночи напролет, научилась ценить это: от похмелья нет ничего лучше, чем травяной чай, заваренный каким-нибудь чародеем.

– Кажется, она приходит в себя, – сказал Улисс.

Сирена, совсем разомкнув веки, велела телу наконец уже угомониться. Осторожно повернула голову направо. Улисс и Эла на коленях стояли по бокам от нее, Алекс сидел позади: она чувствовала, как по волосам скользят его руки. На диване сидел Эмеральд, что-то мешая в плошке.

– Подвинься-ка, – распорядился он наконец, толкая Элу, и она с готовностью освободила место.

Эмеральд склонился над Сиреной и показал ей мазь.

– Я вотру ее в твои раны. Я не знаю, что использовал чародей, но такие раны я уже видывал. Они могут воспламеняться. Это в любом случае нужно предотвратить, для того и мазь; это рецепт моей бабушки. А затем мы наложим какую-нибудь повязку или компресс.

– Звучит хорошо, – сказала Сирена, не найдя лучшего ответа, но постепенно вновь ощущая нужду оставлять последнее слово за собой.

Эмеральд работал осторожно и вместе с тем быстро. Было больно, да, но выдержать это было много легче, чем прежде. Наконец он закончил – и закрепил маленькие компрессы и повязки, оставив Сирене возможность видеть.

– Готово, – объявил Эмеральд, отстраняясь.

– Помогите подняться, – вздохнула Сирена, и Алекс усадил ее на полу. Его ладони остались лежать на ее плечах, и он сидел позади нее, столь близко, что она могла бы опереться на него, случись такая нужда. Эта мысль успокоила Сирену.

– Ты хотел знать, что случилось с Орионом, – обратилась она к Эмеральду, ответившему ей долгим взглядом и несколько сникшему.

Это было забавно – ведь рядом с Элой он все еще казался очень высоким.

– Да, – наконец ответил он.

Сирена осторожно потрогала лицо, но ощутила лишь грубую ткань повязки. Наверное, хорошо, что она еще не знает, что под повязкой.

– Я сбежала, – перебила Эла, смотря на свои ладони. – Алексу пришлось искать меня, потому его здесь не было.

– И все же этот случай действительно не твоя вина, – возразила Сирена, закатив глаза.

– Это вовсе ни при чем, – в тот же миг сказал Улисс.

– Я никого не упрекаю, и уж точно не тебя, – тут же проворчал Эмеральд.

Подняв голову, Эла слегка улыбнулась.

– Славно, что вы согласны.

– Рискну предположить, что это как-то связано с тем, что Орион и Эмеральд скрывали от нас все это время, – вмешался Алекс, и Сирена явственно различила в его голосе напряжение.

Лицо Эмеральда потемнело.

– Пока я не узнаю, что, черт возьми, здесь произошло, я не скажу ни слова!

– Мы заснули вскоре после того, как прочитали перевод рунической надписи, – начал Улисс. – Сирена проснулась раньше и сумела поднять тревогу, как вдруг в комнату вошли какие-то люди, напавшие на нас. Мы… настоящих шансов у нас не было. Меня они одолели сразу: я не воин.

– Я пыталась защититься и пробиться к Ориону, но один из чародеев крепко держал меня – и сделал, – Сирена указала на свое лицо, – это. Он бы прикончил меня, если бы Орион не сдался им. Не знаю, как он убедил их оставить нам жизнь. Было что-то… странное. В любом случае этот тип свалил меня, и я видела лишь, как Ориона заковали и увели. Казалось, эти люди панически боятся его.

Все взгляды устремились на Эмеральда, даже в Эле чудилось какое-то нетерпение. Потому что то, что все они знали об Орионе, никак не вязалось с тем, что он мог так просто запугать целую комнату воинствующих чародеев.

Эмеральд откинулся на диванные подушки и провел рукой по волосам, еще больше растрепав их.

– Он сказал, что все в порядке. Я должна была передать тебе это, – тихо проговорила Сирена, сама не ожидав того, как нежно прозвучит ее голос. Проклятье! Она совсем размякла.

Эмеральд скривился.

– Он действительно сдался им?

– Да. Когда понял, что иначе они убьют нас, он сказал, что они должны схватить его, а нас оставить в покое, – объяснила она. – Какова бы ни была его тайна, Эмеральд, я обязана ему. Ничто из того, что ты скажешь, не может этого изменить. Со своей стороны… я не намерена нарушать наше перемирие.

Слегка помедлив, Улисс согласно кивнул, а Алекс пожал плечами.

– Я верю обоим.

– Хорошо. – Эмеральд глубоко вздохнул. – Тогда будьте готовы узнать одну из самых охраняемых тайн британского Круга. Вам ведь известно, что несколько поколений назад род Гвинеддов отдал все, чтобы создать защищенную резервацию для магического населения Великобритании?

Все кивнули.

– Те, кто оказался в безопасности, были… в высшей степени благодарны. Оракул даже изрек им пророчество.

– Оракул? – спросила Эла с застенчивой улыбкой.

– Особое магическое существо. Народ, быть принятым в который можно только по особому случаю. Оракулы видят будущее. Прославленный греческий оракул в Дельфах принадлежал к этому народу, – быстро разъяснил Улисс. Эла выглядела так, словно поняла, но была притом ошеломлена. Еще бы.

– Оракул возвестил, что некогда явится член их рода, у которого будет дар, превосходящий дар любого другого. Этот человек станет либо благословением, либо тягчайшим проклятием для человечества, – продолжал Эмеральд. – С тех пор, когда рождается ребенок с магическим даром, семья по всему миру ищет лучших хранителей. Для Ориона они выбрали сестру моей наставницы. Она опекала его, пока он не повзрослел, а потом встала между ним и какими-то чарами, которые ее убили. Затем наставница послала меня.

– Чтобы защищать Ориона – или всех нас от Ориона? – спросил Алекс.

Эмеральд пожал плечами.

– Какая разница? Пророчества оракулов имеют свойство быть самоисполняющимися. Что мне известно – это что Орион владеет единственными в своем роде способностями. Когда я впервые встретил его, нам было по семнадцать лет, и в тот самый день умерла его кошка. Она стала очень стара, она и сама была маленьким котенком, когда впервые легла в его колыбель. Умирает его защитница и едва не умирает сам Ори, затем лучшая подруга… Он на моих глазах вызвал кошку обратно к жизни.

Боль и усталость Сирены как сдуло. Она села столь резко, что закружилась голова, – но не она одна. Все уставились на Эмеральда, как если бы он был исчадием ада.

– Орион – некромант? – выдавил Алекс.

Сирене вспомнилась праздничная ночь. Чародей, который не должен был быть живым… откуда у отступников такие способности?

Прежде чем ее шок обернулся яростью, Эмеральд презрительно фыркнул.

– Европейский путь магии так… узок. Для вас все либо черное, либо белое, – проворчал он. – Каждое умение, связанное с жизнью и смертью, вы называете некромантией. Из-за этого вы стали так бояться этого слова, что просто не замечаете целой отдельной ветви магии. Вы втемяшили себе, что некромантия – это дар заклятий, верно?

Улисс медленно кивнул, но впервые промолчал.

Эмеральд резко покачал головой.

– Это чушь. Магия жизни и смерти – особая ветвь. Как любой владеющий даром заклятий имеет и еще какой-либо дар, так же и с теми, кто владеет некромантией. Орион никого не оживляет так, как того чародея, которого видели Сирена и Эла. Он может призывать обратно души, ушедшие дорогой смерти. Если они мертвы лишь недавно, они просто возвращаются в свои тела. В ином случае кто-то должен создать для них новый сосуд.

Сирена не была уверена, не является ли все это словесной эквилибристикой, призванной защитить близкого ему человека. А может быть, и себя самого – от неудобной правды. Призывать обратно души или оживлять кого-то – звучало для ее ушей почти одинаково.

– Значит, Орион мог воскресить для своих целей войско мертвецов, – мрачно заключил Алекс.

– Он бы никогда не поступил так! – скрестив руки на груди, возмутилась Эла. – Орион… не такой. Каковы бы ни были его способности, он хороший человек.

– Эла, ты не понимаешь… – начал было Алекс, но мгновенно наткнулся на столь гневный взгляд, что сник.

– Думаю, что не понимаешь ты, Александр! Хоть когда-нибудь Орион сделал что-нибудь такое, чтобы оправдать ваше недоверие, кроме того, что родился с умением, которого никогда не желал? Хоть когда-нибудь он был жесток, или властолюбив, или эгоистичен?

– Он действительно не имеет отношения к ожившим мертвецам в Париже? – вмешалась Сирена, не давая Алексу ответить. – И что происходит с призываемыми назад душами?

– До сих пор он считаные разы использовал свою магию, – ответил Эмеральд как-то слишком уклончиво. – Он всегда говорил, что не сможет вынести бремя ответственности, если подобные способности будут выпущены в мир.

Сирена смотрела пронизывающе.

– Это не ответ на мои вопросы.

– Насколько нам известно, Орион не имеет отношения к этим мертвецам. Те, с которыми я сам столкнулся несколько часов назад, непохожи на тех, которых поднимает способность Ориона. Его возвращенные души… очень верные. – Эм бросил на Алекса короткий взгляд. – Да, это значит, что он мог бы поднять для своих целей войско мертвецов, как ты очень удачно отметил. Но он никогда бы этого не сделал.

– Неудивительно, что наши гости так боялись его, – пробормотала Сирена. Постепенно у нее начинала болеть голова. – Я почувствовала что-то. Когда он сказал, что они должны взять его, а не нас. – При воспоминании Сирену охватила дрожь, и она не знала, хороший это знак или плохой. Эта магия была столь… могущественной.

– Да, даже совершенно обычные люди могут чувствовать перемену в воздухе. – Эмеральд кивнул с серьезным видом. – И особенно в таком месте, как Париж. Мертвые здесь очень… вездесущи.

– Это все чудесно, но совсем не меняет того, что Орион – некромант. И что вы не можете предвидеть, как он распорядится своими способностями, – сказал Алекс, впрочем, почти примиренно – как если бы честность Эмеральда несколько успокоила его. Или же он просто был слишком изможден, чтобы вступать в стычку с таким опасным хранителем.

– Я верю им, – внезапно сообщил Улисс.

– И я знаю Ори. Он никогда не сделает ничего, что повредило бы другим людям, – подтвердила Эла.

Сирена не знала точно, что об этом думать. С одной стороны, переварить эти сведения было трудно. С другой – Орион действительно никогда не делал ничего, что указывало бы на темные козни. И если их враги боятся его, это может пойти только на пользу. Впрочем, без Ориона у нее бы не оплавилось лицо.

– Я согласна с вами, – заявила она, глянув на Алекса.

Теперь все смотрели на Алекса, который, однако, по-настоящему видел лишь Сирену.

– Мы теперь вместе. Мы все, хотим мы этого или нет, – произнесла она тихо, зная, что все слушают внимательно. – Один из нас в опасности. Он сказал еще кое-что. Он станет держаться так долго, как только сумеет, но мы должны собраться вместе и прислушаться к нашей интуиции. Моя говорит мне отчетливо, что настало время вместе вернуться в Зал Мертвых. Что бы ни пришлось делать потом… Если мы откажемся, последствия будут много хуже, чем когда сходит с ума один отдельный некромант.

Сирена медленно повернулась к зеркалу. Ее лицо выглядело… точно так, как ощущалось: совершенно уничтоженным. У Эма очень хорошо получилось перевязать ее раны – так, что они совсем не мешали Сирене; но то, что таилось под повязками… Сирена тяжело сглотнула.

«Ты могла бы уже быть мертва», – повторила она себе. И все же за этим стояло знание, что шрамы ей носить до конца жизни, и этот горький вкус на языке.

Тихий стук вырвал ее из раздумий.

– Да? – Сирена обернулась, когда отворилась дверь.

Ее не удивило, что в комнату скользнул Алекс.

– Улисс и Эла, надеюсь, уже спят, для Эма мы постелили в гостиной еще один матрас, – сказал он. – Тебе тоже следовало бы прилечь, мы не отправимся до вечера.

Эм охотнее всего бросился бы в катакомбы сейчас же, но никто из них уже не был на это способен; Улисс и Сирена – особенно. Кроме того, ночные ритуалы сильнее всего. Когда очи мира смежены, магия показывается из своих укрытий. И что бы ни затевали отступники, это всегда случалось ночью…

– Я уже ложусь. Хотела только… – Она показала на свои раны.

Лицо Алекса приняло какое-то мягкое выражение. Такое, которого ему уж точно не следовало бы принимать, когда он смотрел на Сирену, и от которого ей было с каждым разом все труднее оторваться.

Алекс медленно подошел к Сирене и взял ее ладонь, которую она невольно уже тянула к лицу снова. Его горячие пальцы сомкнулись с ее.

– Ты переживаешь о шрамах? – спросил он.

– Нет, к чему? – откликнулась она подчеркнуто безразлично. – Безупречность – переоцененный идеал красоты. Я все еще выгляжу лучше, чем все вы, вместе взятые.

Уголки его губ дрогнули.

– Переживаешь, правда?

Сирена, слегка подавшись вперед, вдохнула его столь знакомый запах.

– Ты хочешь поспорить со мной об этом?

– Я бы и во сне этого не захотел, – прошептал он, поднимая свободную руку к здоровой щеке Сирены. Большой палец коснулся уголка ее губ, и по спине Сирены пробежала горячая дрожь.

– Когда я увидел тебя лежащей на полу, я… я переживал о тебе больше, чем когда бы то ни было, – сказал он и сморщился. От беспокойства и страха, как она отреагирует на это признание.

Сирена глубоко вдохнула. Мысли вихрились, неумолимо, неудержимо… и все же она не не хотела гнать их прочь. Она тяжко сглотнула.

– Я… все время была в сознании и чувствовала только боль. Но… когда пришел ты, и держал мою руку, и гладил по волосам, стало… лучше. Ты был рядом. И я не могла бы быть более благодарной за это.

Глаза Алекса расширились. Первым ее порывом было отодвинуться и вышвырнуть его из комнаты; грубые эмоции, скользившие по его лицу, были лишь отражением ее собственных чувств – и оттого все это было еще более невыносимо. Но… часть ее, та, что сказала эти почти опасные слова, была сильнее. Эта часть хотела, чтобы Алекс прочел на ее лице все, что она не решалась сказать во весь голос.

– Я рад, – ответил он, улыбаясь. – Потому что я охотно остался бы с тобой.

Очень медленно, позволяя ей отстраниться, он коснулся пальцами ее губ, затем повел пальцы к своим губам. При этом жесте Сирена распахнула глаза. Он был из древней традиции, еще из времен, когда члены Круга, готовясь к большому ритуалу, следовали обету молчания. Тогда поцелуя более не было позволено. Так и сейчас.

С дико стучащим сердцем она подняла свою ладонь и пальцами мягко коснулась губ Алекса, затем провела по своим губам. Они стояли так близко друг к другу, что она чувствовала его тяжелое дыхание на своих щеках.

Алекс осторожно обнял ее, и Сирена прильнула к нему. Совсем недавно он приставил пистолет к ее затылку. Теперь она не могла бы представить места более безопасного, чем его объятия.