Позывной «Минус»

Глава 19

Показался знакомый особняк за запертыми воротами которого дремал старый Ильяс в маленькой будочке привратника. Минус зазвенел звонком велосипеда и татарин мигом очнулся:

— Поздно уже, — произнёс он, обращаясь к Либе, — ваш дедушка волноваться станет.

Она только молча кивнула, погруженная в мысли. Ильяс отворил ворота и Минус, к удивлению татарина, не отправился, как обычно домой, а вошёл внутрь, ведя велосипед рядом. Он двинулся за Либой, которая внезапно свернула на дорожку, ведущую к беседке и проговорила тихонько:

— Побудь со мной немного, а потом пойдём внутрь. А то я разревусь перед дедушкой, а ему нельзя волноваться.

Минус положил велосипед на траву, рядом с брошенным Либой, и прошёл в беседку, уже плохо различимую в темноте. Он сел рядом с Либой, сразу прижавшейся к нему, и обнял её, чувствуя насколько она взволнована. Она молчала, уткнувшись в него, а потом тихо произнесла:

— Не уходи сегодня, пожалуйста.

Минус не знал, что и ответить. Он помялся на мгновение и заговорил:

— Нельзя не прийти к Ане. Ты представляешь, как она будет с ума сходить? Нет, Либа, так нельзя. Я могу попробовать попросить её, чтобы мы приехали к тебе ночевать. Но тогда придётся ей что-то рассказать. Может и не так, как было, но придётся.

— Хорошо, — Либа ответила почти неслышно. — Тогда пойдём к дедушке, а потом попросим ландо и заберём Анечку с Катей.

— Давай, только быстро.

Минус кое-как застирывал мелкие пятнышки крови на костюме. Он вымыл лицо и придирчиво оглядел себя в огромном зеркале. Торопливо одевшись, Серёга заспешил на улицу, где удивлённый Ильяс уже запряг лошадей.

— Что-то случилось? — произнёс обычно невозмутимый возница.

— Нет, просто Либе скучно, — Минус махнул рукой. — Делать ей нечего, тащить Аню в гости на ночь глядя.

Татарин явно не поверил ему, хоть больше не спрашивал ни о чём. Ландо неторопливо добралось к Аниному флигелю и Минус тихо открыл дверь ключом.

— Наконец-то! — Аня не скрывала недовольство. — Ты с каждым разом приходишь всё позже! Скоро может вообще перестанешь приходить?

— Не злись, — Минус обнял её. — Просто у Либы неприятности. Ладно, ты и Катя поедешь со мной сейчас. Либа очень просила, чтобы ты приехала, — соврал он.

— Что за глупости? — Аня подняла брови. — Что там стряслось⁈ — и она подозрительно поглядела на Серёгу. — Катя уже спит. Мы ждали тебя, ждали… — произнесла она обиженно. — А ты…

— Либу хотели украсть, — произнёс он шёпотом. — И чуть не украли. Поедем, Анечка. Ей плохо сейчас.

— Ой! — Аня побледнела. — Хорошо. Я сейчас соберусь быстренько. И Катю…

— Возьми вещи на пару дней, — проговорил он неохотно, — вдруг нам придётся задержаться.

Аня удивилась не на шутку, но всё же кивнула головой:

— Хорошо. Всё равно завтра и послезавтра занятий нет. Но в понедельник мы должны быть дома.

— Конечно, — Минус даже не спорил. Он не загадывал так далеко. Втягивать эту женщину было нельзя, но и оставить одну тоже ни в коем случае. Он решил, что попросит старого Моисея позаботиться о ней, если что-то случится. Обязательно попросит.

Анечка собирала вещи, что-то ласково приговаривая сонной Кате, пытающейся самостоятельно надеть платье. Аня подошла и ловко поправила его, застегивая крючки. Минус не выдержав, подошёл к ней, обнимая. Он прижался к этой женщине, как в тот первый день, и замер, проговорив:

— Не сердись, Анечка.

— Всё нормально, — прошептала она тихонько, — я не сержусь. Я всё понимаю. Либа она такая… что на неё трудно не обращать внимание. Тебе было бы лучше с ней, Семён. Намного лучше, чем со мной.

— Нет, — Минус покачал головой, — точно не лучше. Мне приятно жить с тобой. Просто у неё никого нет. Только старый Моисей. Ей плохо, хоть она и любит выделываться, что всё в порядке. Но если заглянуть в душу, то там… — и он тяжело вздохнул.

— Это ты умеешь… — Аня улыбнулась. — Давай собираться, по дороге поговорим.

Но по дороге особо не говорилось. Минус усадил Катю на руки и чувствуя, как Аня ласково прижимается, ехал молча. Он прикидывал, что делать дальше и не находил верного решения.

Во дворе особняка оказался открытый тёмный экипаж, с сидевшем на козлах парнишкой-евреем, который был взволнован не на шутку. Он быстро-быстро закивал головой, приветствуя Ильгиза, которого сразу узнал. Татарин удивлённо проговорил:

— Нет, ну что за вечер! Скажи, Хаги, а твои зачем сюда приехали?

— Не спрашивайте, — паренёк скривился. — если хотите что-то узнать, то говорите с мамой. Она обещала отрезать мне язык, если стану болтать.

Пока татарин ещё о чём-то толковал с пареньком, Минус вышел из ландо, держа Катю на руках. Он зашагал в сторону дома, как вдруг из беседки раздался знакомый голос:

— Я здесь. Идите пока ко мне. Дедушка занят.

Анна зашагала вперёд, не дожидаясь Минуса, который медленно брёл с сонной Катей на руках. Либа подвинулась, пропуская их внутрь, и заговорила:

— Извини меня, Аня. Я не хотела придать тебе проблем. Просто…

— У тебя всё хорошо? — голос Ани выражал беспокойство.

— Да. У меня да. — её голос задрожал, как только Минус подсел рядом. — Беллу украли. — произнесла она едва сдерживая слёзы. — За неё хотят пятьдесят тысяч. Её родители приехали к дедушке, чтобы занять их. Но у него нет сейчас столько дома. И банки закрыты, ведь поздно уже. Сейчас будут искать недостающую часть по родственникам.

— А полиция? — произнесла Аня и тут же вспомнила пристава, выходящего из дома.

Либа медленно заговорила:

— Не знаю. Я слышала разговор дедушки с тётей Ирис, хоть она и всё время плакала. Она сказала, что они с дядей Шетом ходили к Дорону. Это человек, которому платят, чтобы спокойно работать. Без налётов и тому подобного. Они хотели заплатить ему, чтобы он вернул Беллу домой. Но он не взял деньги… Он сказал, что не возьмётся за это.

Рука Либы в темноте подвинулась и изо всей силы сжала ладонь Минуса. Он тихо произнёс:

— Понятно. Это не его уровень. А что говорит твой дедушка?

— Он успокаивал тётю Ирис. Говорил, что деньги найдут и с Беллой всё будет хорошо. Они звонят сейчас родственникам, собирают деньги.

— А скажи, Либа, — Минус хмуро поглядел на неё. — Те люди, которые были тогда, как мы приехали, тоже приходили к её родителям?

Она молча закивала головой, всхлипывая. Аня подсела рядом и обняла её:

— Не плачь. Всё будет хорошо. Деньги найдут и её отпустят. Успокойся.

Минус мрачно раздумывая, смотрел на них. Катя уснула у него на руках и он старался не шевелиться. «Твою мать! — подумал Серёга. — Надо уезжать отсюда. Люди Ивана Николаевича… — вспомнил он тихий голос старого Моисея, — вот же паршивое дело…».

Раздался стук распахивающихся дверей и в освещённом проёме возникло несколько фигур, среди которых выделялась сгорбившаяся женщина. Оттуда донёсся плач и силуэты зашагали к экипажу. На пороге остался только Моисей и Меир, дворецкий. Либа вытерла слёзы:

— Пойдёмте к дедушке. И так сегодня его все расстраивают.

Старый Моисей тепло приветствовал Анну, бросив взгляд на сонную Катю, приоткрывшую на мгновение глаза:

— Я рад, что вы приехали, хоть и по такому поводу. Проходите внутрь. Меир, нужно закрыть ворота. Проследи, чтобы Ильяс сделал это.

Старик медленно пошёл впереди, направляясь в большой зал, обычно пустующий. Либа потащила Аню в одну из комнат, укладывать Катю спать. Минус тихо шагал за стариком и прикрыв за собой дверь, внезапно встретился взглядом с ним:

— Вы знаете, Семён, сегодня я должен вас благодарить. Говоря начистоту, мне всегда казалось, что лучше было сразу не принимать вас в этом доме. Попытаться убедить Либу не общаться с вами. Особенно после того случая, ну вы понимаете… Я боялся, что вы навредите моей маленькой Либочке. А сегодня… Очень хорошо, что вы были рядом с ней. Очень хорошо… Я боюсь даже подумать, что мог сейчас не находить себе места, как несчастная Ирис… А Либочка была бы неизвестно где, — он помолчал и добавил негромко. — Я сомневаюсь, что Беллу вернут. Мы, конечно, заплатим, но этим людям нельзя верить. Очень плохо, когда нельзя рассчитывать на договоренность. Вот как с Дороном, — он криво усмехнулся, — Ирис верила, что он поможет, раз берёт деньги каждый месяц. Да только глупо требовать от крысы, чтобы она сожрала кота. Они сами платят полицейским, хоть и изображают вражду и неприязнь. Я всегда говорил, что крысы разводятся только там, где кот стар, сдох или сам позволяет это. У Ивана Николаевича не забалуешь и если такие крысы как Дорон шныряют по улицам, то кому-то это нужно, иначе бы вычистили вмиг. Этот город испортился за последнее время. Очень сильно испортился.

Старик открыл массивную дубовую дверь шкафчика и вынул оттуда хрустальный графин с коньяком и два бокала:

— Обычно я не пью, но сегодня нужно, — говоря это, он наполнил бокалы. — Я хочу выпить за то, чтобы Белла вернулась. Я надеюсь, что она вернётся. Пусть забирают проклятые пятьдесят тысяч, но вернут эту девочку.

Минус хмуро поставил на стол опустевший бокал и уловил взгляд старика на своём лице:

— Вы спасли Либу, Семён. Скажите, чем я могу отблагодарить вас. Ведь вам нужны деньги?

Минус кивнул и по лицу старика на миг пробежала тень, но тут Серёга заговорил:

— Да, я собирался вас попросить. Если со мной что-то случится, то я прошу помочь Ане.

Старый еврей усмехнулся:

— Хорошо. Об этом можете не переживать, я присмотрю за ней, хоть, пожалуй, стоит уже присматривать за мной. Но я понял вас. Скажите, там, где всё произошло, ничего лишнего не осталось?

— Нет. Браунинг я выбросил. Гильзы от «джонсона» у меня. Его пули плющатся так, что не идентифицировать, как мне кажется. А свидетелей не было. Точно не было.

Минус хотел выпросить у старика полсотни рублей на люгер, но ему стало неловко и решил купить за свои. Анна и Либа вошли в зал и разговор прервался. Вечер был печальный и ужинать не стали вовсе. Либа с Аней отправились спать в комнату к Кате, а Минус притащил со слугой небольшой диван и поставил напротив двери в их комнату. Он устроился на нём не раздеваясь, боясь того, что кто-то явится за Либой прямиком сюда. Минус то и дело проваливался в очень беспокойный сон. Никто не пытался проникнуть в дом и Серёга проспал до раннего утра, когда его тронул за плечо старый Моисей:

— Семён, отвезите пожалуйста Наума. Я ему только что звонил.

— А что случилось⁈ — Минус спросонья не понял. — Либа⁈

— Нет, — хмуро произнёс старик. — Беллочка нашлась. Только… — и он покачал головой.

Минус вскочил с дивана, кое-как приглаживая всколоченные волосы. Он положил «джонсон» во внутренний карман и выбежал во двор. Серёга крутил педали что есть силы и домчался к доктору в рекордное время. Наум Эфраимович посмотрел на него с любопытством:

— Похвально. А что с вашим лицом?

— Упал с бицикла вечером. Камень не заметил. Фонари совсем тусклые.

Доктор насмешливо скривился, но промолчал.

Строгий двухэтажный дом семьи Гольдштейн выглядел чопорно и мрачно. Минус со скрипом припарковал фиат у него, как вдруг распахнулись ворота и слуга жестами поманил их внутрь. Серёга нехотя вылез и снова заведя двигатель, въехал внутрь двора.

— Мадам Ирис хочет, чтобы как можно меньше видели соседи, но это бесполезно. К обеду будет знать половина города, а к вечеру каждая собака, — недовольно произнёс доктор, беря чемоданчик с инструментами.

Минус слонялся по двору, как вдруг с улицы раздался цокот копыт и кто-то забарабанил молоточком. Слуга вышел из дома и нехотя пошёл открывать. К удивлению Минуса, на пороге оказалась Либа вместе с хмурым Ильясом, за пазухой которого угадывался пистолет.

— Ты⁈ — удивился Минус. — Мы не хотели тебя будить.

— Я вовсе не спала, но ты так выскочил, что я не успела догнать. Пришлось ждать пока запрягут лошадей.

В руках Либы была нескладная кожаная сумка. Минус с недоумением посмотрел на неё.

— Не удивляйся, — тихо произнесла она, — я взяла у дедушки револьвер, но он такой большой, что в мою сумку не влезет. Вот я и таскаю этот ужас. А где Белла?

— Наум пошёл к ней. Велел мне ждать здесь, как обычно.

— Я пойду к ней, а ты побудь тут.

Она зашагала в дом, но вскоре вышла, взбешённая до крайности:

— Представляешь, они выставили меня! Сказали, что мне нечего там делать. Но ведь она моя подруга!

Минус промолчал. Он понимал, что если уж Либу не пустили, то точно ничего хорошего. Прошло какое-то время и Наум Эфраимович появился на пороге:

— Молодая леди, вы устроили такой шум, что она хочет вас видеть, хоть и не стоило бы вам проведывать подругу, пока она не поправится. Лучше бы обождать пару недель.

Минус проглотил слюну. «Пару недель! — подумал он. — И это говорит Наум, который постоянно утверждает, что болеть нужно как можно меньше. Что же с ней такое⁈».

Либа, фыркнув, отправилась в дом. Наум Эфраимович посмотрел на Минуса и произнёс:

— Побудь там в коридоре. Если что, то зови меня. За этой девушкой нужно хорошо смотреть. Ей не терпится расстаться с жизнью. Утром она обманула мать и её едва успели достать из петли. Нужно им нанять женщину, чтобы постоянно была с ней в одной комнате. Родственников она обманет рано или поздно.

Минус хмуро кивнул и прошёл внутрь, усевшись на низенький стульчик у двери из-за которой доносился Либин голос и чей-то плач. В коридоре у окна стояла женщина, очевидно та самая, что приезжала к Моисею. Ирис, если Минус правильно запомнил. Она тихо причитала, раскачиваясь, и не обратила на Серёгу ни малейшего внимания.

Из-за двери раздался какой-то шум и Минус, не выдержав, шагнул к ней. Он распахнул её и войдя внутрь, заметил Либу, пытавшуюся поднять с пола плачущую девушку. Серёга машинально рванулся на помощь. Он рывком поднял её, усаживая на кровать и похолодел от ужаса. Лицо представляло собой сплошной сизый кровоподтёк. Левый глаз заплыл вовсе, но правый казался почти не тронутым. Чёрные волосы были неровно обрезаны, очевидно ножом или чем-то подобным. Губы спеклись в кровавую массу, нос распух. На девушке был тоненький халат без пояса, распахнувшийся до предела, и Минус разглядел синяки на груди и шее. Руки до локтей были синие вовсе. Она жалобно посмотрела на Минуса единственным открытым глазом.

— Прости, — произнёс Серёга, поняв, что лучше было ему не входить. — Я хотел помочь.

— Это Семён, помнишь я говорила про него⁈ — затараторила Либа шёпотом. — Он мой друг. Он хороший, — и она подойдя к Белле, запахнула её халат.

Только сейчас Минус заметил на шее след от веревки и тяжело вздохнул. Он снова посмотрел на изуродованное лицо. Глаз был заплакан, но смотрел живо. Минус нагляделся на сломанных людей, смирившихся со всем, что может с ними произойти. Эта девушка не сломалась полностью. Ей плохо, но голова соображает. Серёга тихо заговорил:

— И незачем лезть в петлю. Неужели ты хочешь, чтобы вся твоя семья страдала⁈ Ведь ты же любишь своих родных?

Девушка замотала головой.

— Не ври. Ты просто злишься сейчас, вот и всё. Неужели ты не любишь свою маму⁈ Любишь, конечно. Зачем ты хочешь убедить себя, что нет⁈

— Мне всё равно, — почти неслышно ответила Белла. — Я не хочу жить. Почему никто не слышит меня⁈ Отстаньте от меня все! Перестаньте заботиться обо мне! Я хочу умереть!

Либа замялась, не зная, что сказать, но Минус ответил тут же:

— Ну и зря. Ты видела во что превращается человек после смерти? А я видел. Много раз видел. Он темнеет, воняет так, что просто невозможно. Он кишит червями и растекается, как кисель. Это отвратительно! И не ври, что хочешь умереть! Совсем не хочешь, просто тебе плохо. Да, тебе очень плохо, но смерть вовсе не выход! Нельзя думать о ней! Перестань! Я вижу, что с тобой сделали! Это ужасно, но ты есть! Понимаешь, есть! Ты живая! И не дури мне голову! Ничуть ты не хочешь умереть!

Лицо искривилось в гримасе боли:

— Они мучили меня! Ты ничего не знаешь! Они сказали, что меня нельзя брать так, как нормальную женщину, потому что я жидовка! Они разжимали мне рот, но я укусила и тогда меня стали бить. Как же они били меня! И всё равно они взяли меня… Мне так противно! Противно!

Минус сжал зубы. Он глядел на эту девушку, что-то говорящую ему, и почти не слышал её слов. Он вспомнил опорник в проклятом Угольном, где они с Винни нашли труп той неизвестной женщины. Её тело было обнажено и поставлено задом вверх. Судя по следам на нём, ею пользовались и после смерти. Документов её они тогда не нашли и так и не выяснили, кто она была такая. Он вспомнил, как они копали ей могилу под сломанным деревом, выбирая паузы при миномётном обстреле. Он вспомнил ещё одну женщину, брошенную в городе при позорной «перегруппировке», где она работала учительницей. Нет, подразделение Минуса было вовсе не причём. Там стояли «элитные» части, а не их потрёпанный батальон. Но потом, когда два батальона внезапно никуда не побежали, бросая горы техники, как соседи, да, впрочем, им и бросать-то было нечего, и упёрлись в землю под Красным Холмом, принимая тяжёлые бои с подходившими частями поросят. Они выиграли тогда очень много времени. Очень много. В ту осень, когда всё пошатнулось. И вот тогда поросята присылали им видео с мучениями той девушки. Они насиловали её по-всякому, а потом убили. Тогда Лис был ещё жив. Минус вспомнил, как он сказал: «Знаешь, Серёга, вот вроде я совсем не причём. Меня не было там и быть не могло, но вот чувство такое, словно я один виноват». Минус только кивнул. Он чувствовал тоже самое.

Серёга словно очнулся от воспоминаний, слыша голос Беллы, которая никак не могла замолчать:

— А доктор говорит, что мне нужны лекарства! Но они не помогут мне! Я не могу забыть!

— Помогут, — вдруг произнёс Минус, — ещё и как помогут. Вот увидишь. Только не те, что доктор даст, хоть и они не навредят. Я достану лекарство. Хорошее лекарство. Оно точно поможет. Я обещаю. Только ты пообещаешь мне не пытаться убить себя.

— Ты обманешь! — она скривилась. — Я не дура!

— Я не обману, вот увидишь. Только и ты не обмани, — Минус осторожно протянул руку. — Ты дождешься пока я не приду, а потом делай что угодно! Захочешь вешаться — без проблем! Я тебе сам верёвку принесу! Но если договоримся, тогда жди. Это не очень долго. День, может два. И я не обману. Не переживай.

Неуверенная ладонь двинулась ему навстречу и Минус осторожно притронулся к ней:

— Вот и договорились. Скажи, Белла, кто сделал это с тобой? Ты знаешь их?

— Я не знаю, — произнесла она, заплакав. — У меня в голове словно всё перемешалось. Я помню только одного. Они называли его Пашей. Я и запомнила только потому, что он плевал мне в лицо, — и она уткнулась в Минуса, рыдая навзрыд.

Минус поднял голову, глядя на Либу:

— Ты побудь с ней. Всё будет хорошо. Скажи, Либа, все евреи не работают в субботу?

— Да, — она неуверенно кивнула.

— А скажи, ты знаешь, как найти Шмуля, который держит чайную на Староконном?

— Лев должен знать, где он живёт, — произнесла она негромко. — А тебе зачем?

— Инструмент, Либа. Мне нужен инструмент, только и всего.